− Дмитрий, ты можешь мне объяснить… про Стаса? — влетаю в кабинет компаньона Исаева, забыв поздороваться.
Секретарша тащит меня за рукав, извиняясь перед начальником. Друг мужа поднимает взгляд от бумаг и кивает мне на стул.
− И тебе привет, − откидывается в кресле, вопросительно глядя. — В чем требуются разъяснения?
− Ты знал, что Стас… умирает? Что у него рецидив?
− Да. Я сам же и отвез его к доктору, когда его боли начали донимать. Выяснилось, что там все плохо, операция не помогла бы уже, так сказали. Ему предложили медикаментозное лечение, но Стас отказался, не захотел мучения продлевать.
− Сколько ему давал врач, если бы Стас согласился?
− Полгода. Максимум месяцев восемь−десять. Мне очень жаль, Оль… − мужчина потирает переносицу от огорчения. Ему тоже плохо, он друга лишился.
− Значит, он не собирался снова расписываться со мной. Я удивлялась, почему тянет. И за дело это ужасное взялся, зная, что умирает…
− Да, как только узнал, так сразу и взялся. И знаешь, то, что его убили… это даже к лучшему. Стас не хотел умирать долго и мучительно, на глазах у вас. Он сразу все разделил между вами, детям деньги поровну на счет положил, тебе дом оформил. Чтобы ты не напрягалась с наследственными делами. Ушел пустой. В сейф положил те деньги, что я тебе отдал, на всякий случай. А счета его пусты и имущества не имеет.
− И когда… когда он это мне рассказать хотел? — часто моргаю, чтобы прогнать слезы. Невыносимо жаль Стаса, представляю, как он себя чувствовал. — Хотя, не стал бы рассказывать, терпел бы, не показывая, как ему плохо. Он мне и о болезни не рассказал, пока ситуация не прижала.
− Вот эти деньги он готовил на побег, − Дмитрий останавливает разговор на минуту, просит по селектору, чтобы секретарша кофе принесла.
− В смысле, побег? — я даже на край кресла съехала, ослепленная догадкой. — Куда он собирался?
− Есть места, где такие больные умирают. Сказал бы, что едет в командировку. А с тобой бы по телефону общался, будто и правда делами занимается. У него целый план был.
− Ну да… в этом весь Исаев. Со мной никогда проблемами и бедами не делился… обидно даже.
Закусываю губу от обиды. Мы еще говорим про последние дни моего мужа. Хоть мы и развелись, но я не перестала считать его супругом. Мы с юности были вместе. Хотя, судя по тайнам друг от друга, плохими мы супругами были. Доверия друг к другу не имели. Да и виделись урывками, между работой и сном.
Секретарша приносит кофе и булочки. Так вкусно пахнет выпечкой, что вспоминаю, когда в последний раз ела нормально. Когда Сергей еще был рядом. Он силком кормил, сам готовил. Три дня назад уехал, и я перебиваюсь чаем.
− Ты не обижайся на Стаса, − просит Дмитрий и вдруг усмехается. — Он знал, что ты разозлишься на него, за то, что скрыл… А еще жалел, что с сыном мало побыл. Но ушел уверенным, что ты пацана не бросишь. Еще год назад переживал, случись такое и Егорка снова в детский дом попал бы, а сейчас ты его приняла.
− И упустила… − вздыхаю горько, в груди даже печет от злости на себя. — Я невменяемая была после похорон, и вот его забрали в дом малютки…
− Так забери, ты же его усыновишь? — мужчина так смотрит испытующе, до мурашек. Будто не верит в меня. Стас верил, а друг его нет. — Или не получается? Хочешь, я помогу? У меня остались связи после прошлого дела, как раз об усыновлении.
− Конечно хочу! Помоги! Не могу спокойно спать, пока мальчик там. Мне уже кажется, что слышу его плач постоянно.
− Ну вот и ладненько, − потирает ладошки Дмитрий, включая компьютер. — Давай дело заведем? Оно у тебя плевое. Вот в прошлый раз биться пришлось за ребенка. Там претенденты были, и не хилые, но мы выиграли дело.
− А давай, − оживляюсь я. Даже не подумала, что можно доверить дело знающему человеку. — Я хорошо заплачу, но только сделай так, чтобы Егорка уже сегодня ночевал дома. Кстати, а можно посмотреть документы на дом, который теперь мой?
− Ну нет, еще бы я деньги с покойного лучшего друга не брал, − хмурится адвокат, а потом смотрит с удивлением. — А документы я тебе вместе с деньгами отдал. В папке кожаной, коричневой… смотрела?
Сижу, копаясь в памяти. Как давал папку, помню. А куда она делась потом — нет. Рассказываю Дмитрию, что меня бармен обокрал, но Сергей вернул деньги. А вот документы…
− Ты позвони своему Сергею, может быть он куда положил, − предполагает мужчина, подтверждая мои мысли.
− Да, я разберусь. Если что, то в тот бар съезжу.
Закончив разговор, я сразу еду домой. До первого занятия есть время, хочу найти папку. Если в ее пропаже виноват бармен, то он у меня получит по полной. Тут же заявление в полицию напишу.
Папки нигде не было. Все комнаты обыскала, все ящики в шкафах. Сергей был недоступен, дела у него. Уже хотела в полицию обратиться, но решила поговорить с другом сначала. Съездила на первое занятие, ничего нового для себя там не узнала.
Сначала знакомились с одноклассниками. Нас собралось двадцать три, все парами, только я одна. Пришлось объяснить, что муж умер несколько дней назад. И тут же волна соболезнований, в горле снова комок, я столько на похоронах услышала. Все жалели.
Перезнакомившись, стали слушать лекцию психолога. Женщина предлагала реально оценить собственные силы и возможности принятия чужого ребенка в свою семью. Когда лекция закончилась, одна пара тут же ушла, видимо оценили свои силы. Еще один мужчина что−то выговаривал жене шепотом, а та отмахивалась.
− А вы одна справитесь? Раз у вас горе, и… − психолог решила взяться лично за меня.
− Это маленький сын моего покойного мужа. Я даже мысли не допускаю, что могу не справиться. Он меня мамой называет, − сразу отметаю ее сомнения. Та смотрит чуть удивленно. До меня только потом доходит, к чему было ее удивление.
Сын моего мужа… это звучит странно. Обычно такой ребенок появляется в результате измены. У нас особый случай.
− Останьтесь на пару минут после занятий, − просит меня, а я выдыхаю.
Придется все рассказать, иначе меня посчитают психически неуравновешенной и не дадут сертификат. Всех распускают, а я подхожу к столу психолога. Потом заходит еще какой−то педагог. Чтобы они не стали меня учить, я сама все рассказываю, с того самого дня, как узнала о малыше. О разводе предпочитаю умолчать. У женщин складывается мнение, что Егорку мы со Стасом весь год вместе воспитывали.
− Тогда все вопросы отпадают, − что−то чиркает в блокноте психолог. — А как у вас с финансами? Раз мужа не стало, то и обеспечивать некому.
Снова сую под нос свои счета в банке, удостоверяя, что малыш ни в чем нуждаться не будет.
− А жилье?
− У меня дом, у моей мамы дом тоже. У дочери пятикомнатная квартира в центре города. Если не устраивает, могу купить что−то еще, но думаю, что дома хватит, − мне так не хочется выдавать информацию о личной жизни, но деваться некуда.
Да и пока не нашла папку с документами на дом, я бомж, по сути. Квартира на Юльку записана.
− Вы тогда принесите копию на право собственности, мы приложим к делу. А потом комиссия приедет, посмотрит жилье. Мы вам верим, но иногда будущие приемные родители говорят, что у них шикарный коттедж, а когда комиссия приезжает, то видит сарай, который вот−вот развалится.
Я усмехаюсь, а сама снова роюсь в памяти. Куда я могла деть папку? Это же не косметичка или визитница, которые потерять можно. И я теряла их. Два раза смартфон теряла. Но огромную папку ни разу.
− Сережа, ты не знаешь, куда я коричневую кожаную папку задевала, − дозваниваюсь наконец до друга. — В тот вечер, когда меня опоили в баре. Всю квартиру перерыла, нигде нету, а она мне срочно нужна.
− Под кроватью смотрела? Там еще флешка была, ты смотреть ее начала на ноуте, разревелась. Я тебя еле успокоил, флешку отобрал и потом обратно в папку сунул, когда ты уснула.
Бегу в спальню, опускаюсь на колени и точно, вижу папку. Есть у меня привычка папки с документами просматривать в кровати, а потом заталкивать их под кровать. Однажды залила кофе доки, лежавшие на тумбочке и после этого убирала их в более надежное место. Под кровать.
− Нашла?
− Да, спасибо. Как у тебя дела? — интересуюсь мимоходом, отстегивая кнопки на папке.
− Да у меня все норм. Ты как? Ешь хоть? Спишь? — переживает.
− Почти, − смеюсь чуть слышно.
Выкладываю на кровать стопку бумаг, потом шарю рукой внутри мягкого кожаного файла. Пальцы натыкаются на флешку. Вытаскиваю небольшое сердечко красного цвета. Смех мой исчезает, при виде одного слова. На кроваво-красном фоне бирюзой выложено — «Прости…»
− Сереж… я перезвоню… − отключаюсь от абонента.
В горле не просто нервный колючий ком застывает. Начинаются спазмы. Слезы застилают взгляд, бирюзовое слово расплывается, превращаясь в любимые глаза.
Я вспомнила. Знаю, что на флешке. Разламываю сердечко пополам, снимая крышку. Вот так же сейчас мое сердце разбито. Как не простить?