Последнее обещание

1

Элиана открыла задвижку на ставнях, распахнула окно, и в ее мастерскую на втором этаже ворвалась струя свежего воздуха. Она увидела в оконном стекле свое бледное лицо с припухшими глазами. Ночь опять выдалась трудная.

Между двумя кипарисами, росшими по обеим сторонам окна, тянулись ровные ряды виноградников. Как на открытке, подумала Элиана. Та же мысль пронеслась у нее в голове, когда шесть лет назад она приехала в Тоскану, только тогда она думала по-английски. Несмотря на все невзгоды, Италия не потеряла для нее своей прелести. Элиана была этому благодарна. Осталась хоть какая-то радость в жизни.

Их семья жила на вилле XV века – изогнутом подковой двухэтажном здании с просторным двором, отгороженным стеной. Они занимали самое большое помещение – все восточное крыло. Когда она была еще невестой, в Америке, ее жених Маурицио говорил, что в Тоскане они будут жить в “новом” крыле виллы. Приехав три года спустя в Италию, она поняла, что понятие “новое” в стране с такой древней историей весьма относительно. Новое крыло было построено двести семьдесят лет назад.

Центральная часть виллы была вполовину меньше той, где жила Элиана. Ее занимала свояченица Элианы Анна, поселившаяся на вилле пять лет назад, после того как от нее ушел муж.

В западном крыле, которое использовалось как склад, была оборудована небольшая квартирка – ее обычно сдавали. Полукруглые решетчатые ворота вели в сад.

Метрах в трехстах, среди виноградников, стоял домик, где жил управляющий Лука с женой, и кантина, помещение, где делали вино.

В мастерской Элианы были белые оштукатуренные стены и высокий сводчатый потолок, который поддерживали тяжелые деревянные балки. У дальней стены стояла чугунная плита, обогревавшая зимой комнату. Над плитой висела единственная картина, написанная не Элианой, – Пресвятая Дева, молитвенно воздевшая руки. Она висела над полочкой, где Элиана держала четки и десяток толстых свечей в плоских подсвечниках. Элиана была католичкой, правда, мессу не посещала уже давно. Но не по своей воле. Ее шестилетний сын Алессио страдал астмой, а священник в маленькой церкви, расположенной неподалеку от виллы, во время службы не жалел ладана, и у мальчика, стоило ему войти туда, начинался приступ.

Элиана ходила на службу, только когда муж бывал дома, что случалось довольно редко и только в выходные, поэтому по большей части она молилась в одиночестве: каждое утро подходила к изображению Пресвятой Девы, крестилась, зажигала свечку – чтобы ее мольбы возносились к небесам. Ей было о чем молиться. Богородица – покровительница всех матерей. И ей одной известно, что творится в душе матери. Богородице пришлось испытать то, чего Элиана боялась больше всего на свете. А боялась она потерять сына.

Первые признаки астмы проявились, когда Алессио было два года. Как-то вечером, когда она укладывала его спать, мальчик вдруг начал задыхаться. Любая мать перепугалась бы до смерти, а тут еще и Маурицио дома не было – он уехал по делам, и Элиана осталась одна. Это были самые страшные моменты в ее жизни, и она молилась о помощи. Внезапно раздался стук в дверь. Ее заехала навестить Анна. И они немедленно отвезли Алессио в больницу.

Началась новая жизнь. С тех пор каждый год у Алессио случались приступы, настолько тяжелые, что приходилось вести его в ближайшую больницу.

Каждый день после молитвы Элиана шла на кухню, заваривала чай и несла чашку на столик у мольберта. После чего включала музыку.

В то утро она выбрала диск Паваротти. Музыка зазвучала слишком громко, и она убавила звук – Алессио еще спал. Пусть поспит еще немножко.

Они были в доме вдвоем. Маурицио, как всегда, уехал по делам. Он позвонил посреди ночи, разбудил ее, сообщил, что задерживается. Сказал, что вернется то ли в субботу, то ли в воскресенье, она не запомнила. Да ее теперь это мало волновало. Она удивилась, зачем он позвонил. Даже не спросил про Алессио. Он не знал, что она полночи просидела с сыном – у мальчика опять случился приступ.

Как только Алессио задышал ровно и заснул, Элиана улеглась на диване рядом и лежала, прислушиваясь к каждому его вздоху и тихонько плача, пока сон не сморил ее. Несмотря на то что за последние семь лет они с мужем отдалились друг от друга, несмотря на его ложь и измены, именно в такие моменты он был нужен ей. Ей хотелось, чтобы он обнял ее. Хотелось хоть какое-то время побыть слабой.

В Вернале подруги Элианы по-прежнему считали, что ей повезло: как же, девушку из маленького городка полюбил красавец итальянец и увез в прекрасную страну. Эти фантазии были ей отлично знакомы – она сама когда-то жила в их плену.

Там, в Вернале, никто не знал, как переменилась ее жизнь, никто не знал, что красавец муж обычно отсутствовал шесть дней из семи, что, когда она, изнывая от одиночества, порой звонила ему, к телефону часто подходила какая-нибудь незнакомая женщина, а потом трубку закрывали ладонью и слышался приглушенный разговор. Никто не знал про дни и ночи, которые она проводила рядом с больным сыном.

В первые три года на Рождество она летала с Алессио в Юту, повидать маму. Но в последний раз самолет задержали на летном поле. Газы от других самолетов попали в салон, и через полчаса после взлета Алессио начал задыхаться.

Элиана с помощью стюардесс делала ему ингаляцию, давала кислород, но он все равно не мог дышать. Врач, оказавшийся на борту, нашел в аптечке ампулу эпинефрина и сделал ему укол. Но это почти не подействовало, и самолет был вынужден вернуться в Рим, где прямо на поле их уже ждала машина “скорой помощи”.

С тех пор они с Алессио больше не летали. И дома с мужем она его оставить не могла. Не рискнула бы, даже если бы Маурицио вдруг изъявил желание побыть с сыном. Маурицио не умел ухаживать за мальчиком, тем более не смог бы оказать первую помощь. Итальянские мужчины такими вещами не занимаются, заявил он ей.

Маурицио не всегда был таким. В Америке, в начале их романа, он мыл посуду, пылесосил, даже готовил – причем лучше, чем она. Но в Италии все разом переменилось. Жены его друзей не ждут от мужей помощи в домашних делах, и ей на это не стоит рассчитывать, сказал он.

Мать Маурицио, Антонелла, всю жизнь его обслуживала, даже гладила нижнее белье. Она была убеждена в том, что Элиана плохо исполняет обязанности жены.

Как-то раз, вскоре после того, как они переехали в Италию, Антонелла показала Элиане, как нужно гладить носки Маурицио. Элиана глазам своим не поверила. А потом решила, что вины Маурицио в этом нет. Он привык принимать это как должное.

Несколько лет назад по настоянию Элианы они обратились к семейному психологу. Психолог, пожилой итальянец, слушал, как она рассказывает о своих разочарованиях, и кивал. Да, заявил он, проблема ясна. И проблема эта – в ней самой.

– Вы не в Америке, – сказал он. – Как бы это ни было трудно, вам нужно постараться принять новую жизнь и новую культуру. – Он даже предложил, чтобы в доме больше не говорили по-английски. Только по-итальянски.

– Но английский – мой родной язык, – пробормотала пораженная Элиана. – Это – моя суть.

– Да, так было раньше, – прервал ее он. – Вам пора перестать цепляться за прошлое. Хотя бы ради семьи.

После этого визита она долго плакала. Когда она сказала Маурицио “согласна”, она рассчитывала совсем не на это. И горько ошиблась. Мужчина, который за ней ухаживал, был нежен и заботлив. И она попалась на удочку.

Маурицио заявлял, что тоже в ней разочаровался.

– Раньше с тобой было намного веселее, – сказал он однажды. – Как ты изменилась!

Она действительно изменилась. Она стала матерью. Порой ей казалось, что Маурицио винит ее за перемены, которые внес в их жизнь ребенок. Больной ребенок. Она боялась, что в глубине души Маурицио винит и Алессио и поэтому так мало времени проводит с ним. Вернее, с ними.

Она смертельно устала быть сильной, а еще больше устала от одиночества. Ей нужен был спутник жизни. Мужчина, с которым можно выпить по бокалу вина, а потом лечь в постель. Мужчина, рядом с которым она чувствовала бы, что достойна любви. Но надежда часто несет лишь муки, и она старалась об этом не думать. Как бы там ни было, но она замужем. Она замужем, она одинока, живет отшельницей на чудесной вилле в Тоскане, в двенадцати километрах от Флоренции.