Нила
— ПОДОЙДИ, ДИТЯ.
А мне хотелось сбежать и остаться одной, чтобы, наконец, сбросить маску неповиновения и отстранённости. Ох, сколько же сил потребовалось, чтобы изобразить раскаяние и испуг, и скрыть вину.
Смерть Дэниеля придавала сил. Но я устала, и отрицать это не было смысла. Мне нужен отдых… на случай, если сглуплю, и, сболтнув лишнего, перенесу встречу с гильотиной на более ранний срок.
Джетро… живи.
Каждый раз думая о нём, я вспоминаю сырые шахты и сдавливающие стены. И становилось невыносимо от мысли, что он остался там, брошенный и беспомощный.
Теперь я знала много. Знала о Мейбел и Уильяме. И хранила секрет, которого не знали ни Бонни, ни Кат.
И он прожигал меня изнутри. Мне совершенно не хотелось уносить его с собой в могилу, особенно, если он может причинить немало боли услышавшему.
И если я расскажу его старой грымзе, мне придётся убить её прежде, чем она откроет свой рот кому-то ещё…
Сердце ёкнуло.
Да, мне нравится такое развитие сюжета.
Обняв себя за плечи, двинулась к Бонни. Она провела меня в своё крыло, воспользовавшись лифтом, которым, по моему предположению, пользовалась Жасмин. Я никогда не была в этой стальной коробке, и, откровенно говоря, было неприятно находиться в этом ограниченном пространстве плечом к плечу с Бонни, даже столь короткий промежуток времени.
Жасмин.
Она знает, что я вернулась?
Она чувствует, что её брату сейчас приходится тяжело? Была ли у неё такая же связь, что и у нас с Воном?
Вон.
Он чувствует, что я покалечена? Где он сейчас? Всю дорогу в Хоуксбридж я боялась, что он тут. Собрал всё оружие в мире и даже целую кавалерию, устроив заварушку ради моего спасения.
Но его не было.
Это принесло облегчение и одновременно разбило мне сердце.
В этот раз Джетро меня не спасти. Но я сделаю всё возможное, и если и погибну, то в бою. А если мне не хватит сил? Здесь я была одинока вдвойне, даже больше, чем на шахте. Там вокруг были одни незнакомцы, здесь же меня окружали враги.
Так, хватит.
Из последних сил постаралась загнать все свои страхи глубоко-глубоко внутрь.
Бонни думала, что я была так же сломана, как и моя рука.
Ах, как же она ошибалась.
— Ты скучала по мне? — Вздёрнув подбородок, я горделиво прошагала к ней, окинув взглядом помещение. — В последний раз моего нахождения здесь, кажется, я доказала тебе, что портнихи лучше флористов.
Нарумяненные щёки старухи побелели.
— А я, кажется, рассказала тебе предание про Оуэна и Элизу, и доказала, что история циклична. Джетро мёртв из-за тебя. Мои поздравления.
Мурашки бросились врассыпную по коже. Возможно, не стоит разочаровывать каргу, но Кат всё равно расскажет. Я должна стать вестником.
— Он не мёртв, а очень даже жив. И он идёт за тобой.
Кажется, я выдала желаемое за действительное. А ещё сблефовала — я ведь могла, даже зная, что он до сих пор привязан к стулу под чутким присмотром Маркиза.
Не позволив манерам нарушить этикет, хоть и выглядя слегка растерянно, она лишь сильнее сжала красиво украшенную рукоять трости.
— Очень в этом сомневаюсь. Как так произошло? Какой в этом смысл?
— Ты не заслуживаешь знать, — шагнув вперёд, произнесла я. Фотографии Оуэна и Элизы всё ещё украшали стены, а сильный запах её цветочных композиций отравлял воздух.
Даже кожа зудела от ненависти к ней.
Сдохни, старая ведьма. Сдохни.
Бонни подошла ближе. Стук трости о пол заглушал мягкий ковёр. Её красная помада так нелепо смотрелась на тонких старческих губах.
— Ты смотришь на меня так, будто видишь перед собой дьявола. Ты — глупое дитя. Давай, говори, я разрешаю. О чём ты думаешь, когда смотришь на меня?
Я открыла было рот, но осеклась, почувствовав подвох.
— Смелее. Я хочу знать, — махнув тростью, продолжила она.
Я сжала кулаки, принимая вызов.
— Прекрасно. Я вижу свихнувшуюся старуху, которая безжалостно управляла и манипулировала своим сыном и внуками. Вижу бездушную тварь, которая ни малейшего понятия не имеет о том, что такое любовь. Отвергнутая, напитанная ненавистью, никогда не знавшая истинной ценности любви. — Понизив голос, я, практически, прошипела: — Вижу ходячий труп.
— Даёшь тебе палец, а ты по локоть… — усмехнулась она в ответ, и, шмыгнув носом, уставилась под ноги. — В чём-то ты права. Я контролировала сына и внуков, потому что без меня, без моего наставления, у них не хватило бы организованности, необходимой для сохранности Долга по наследству и будущих обязательств семьи.
— Когда ты умрёшь, всё твоё наследие умрёт вместе с тобой.
— Да, возможно. — Она улыбнулась. — Но ты умрёшь гораздо… гораздо раньше меня, мисс Уивер. Помни об этом и не забывай своё место, — сильнее надавив на трость, прошипела она. — Итак, хватит. Тебе есть, что сказать в своё оправдание?
Сжав руки в кулаки, я перевела взгляд на цветочную композицию у двери. Тогда мне пришлось, кипя от злости, стоять и слушать её высокопарные речи и наставления, пока она втыкала лилии и розы в поролон.
Я ненавидела эти идеальные лилии и эти ярко-алые розы.
— Конечно, мне есть, что сказать, старая ты ведьма, — наконец не выдержала я.
— Что? — обомлев от такой наглости, пролепетала Бонни.
Если я сделаю это, обратного пути не будет.
Может я и умру завтра.
Но сегодня-то я ещё жива.
А живой ты можешь сделать немного больше, чем мёртвой. Логично ведь.
Никто не знает, когда смерть придёт за ним.
В каком-то смысле мне всё же повезло — знание, что старуха с косой ждёт за углом, давало определённую свободу. Оно придавало сил взглянуть в глаза моим ночным кошмарам, нежели бежать.
Ухватив вазу с цветами здоровой рукой, я взялась за неё, словно за оружие. Лепестки медленно опадали к моим ногам, опалённые горячим воздухом её будуара.
— Ты мне противна.
В глазах Бонни блеснуло беспокойство.
— Поставь на место.
Кое-как засунув бушель за перевязь, я приблизилась к старухе, и, оторвав розовый бутон, раздавила его в руке, бросив в каргу.
— Ты самый плохой пример бабушки во всём мире.
Она выпрямилась, но шагнула назад, насторожившись, не желая сдавать позиции.
Бросив в неё ещё одну уничтоженною розу, я сказала:
— Ты слишком долго топчешь эту бренную землю.
Она сдалась под моим натиском.
Застучав тростью, старая каракатица попятилась назад.
Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату зашёл один из братьев.
Чёрт!
Тяжело дыша, я сжала свежую порцию лепестков. У нас, похоже, ничья.
Выражение лица Бонни вмиг переменилось, отразив уверенность, зашедшую вместе с этим бугаём.
— Ах, Клэрити. Как кстати, — и, ткнув в меня своей палкой, продолжила: — пожалуйста, забери вазу у мисс Уивер.
— Буит сделано, сударыня. — Шансов отвоевать сосуд одной рукой у меня не было, посему позволила бандиту спокойно вытащить ёмкость из перевязи. Клэрити был мельче Маркиза, но с тем же злым блеском в глазах и гладко выбритой головой.
Не удостоив меня больше взглядом, мужчина вернул вазу на её законное место.
— Вы вызывали меня?
Бонни кивнула, чинно заправив выбившиеся из кички пряди.
— Иди, принеси маленький лобзик и ведро с водой и уксусом.
Кивнув в мою сторону, он спросил:
— Оставлю вас одних?
— Всё в порядке. Иди.
— Буит сделано. — Кивнул Клэрити и, покинув комнату, закрыл за собой дверь.
Мне была ненавистна мысль, что старуха не побоялась остаться со мной наедине, даже после моей вспышки гнева. Неужели я показалась ей настолько слабой, что она не чувствовала потребности в защите?
Так заставь её пожалеть об этом.
— Доверяешь мне, значит? — слегка наклонив голову, спросила я. — Довольно глупо, тебе не кажется?
Руки сами сжались в кулаки при мысли об её убийстве. Мне уже нечего терять. Джетро остался в Африке. Где Жасмин, я понятия не имела. Вон, я надеялась, был сейчас с Тексом. А Кес под чутким присмотром врачей и медсестёр. Мы были не вместе, но всё ещё связаны.
Я могу убить Бонни прежде, чем Кат убьёт меня.
— Дитя, у тебя сломана рука, — ухмыльнувшись, ответила Бонни. — Скорее всего, температура и смерть маячит на горизонте. Зачем мне бояться такое ничтожество. Ты уже использовала все оставшиеся у тебя силы, не отрицай этого. Ты на ногах еле стоишь от напряжения и усталости. — И демонстративно повернувшись спиной, показав всё своё пренебрежение ко мне, как к угрозе, прошипела: — Теперь, после этого недоразумения вернёмся к нашей теме. Так что с Джетро?
— А что с ним?
Она зло прокашлялась.
— Я правильно поняла? Он всё ещё жив?
Гнев прокатился горячей волной, опаляя тело. Может, у меня больше не было спицы или скальпеля, но терпеть эту старую суку я больше не могла.
— Да. Ты всё поняла правильно. Я сказала правду — он жив. И он скоро будет здесь, чтобы убить вас всех.
Бонни вздрогнула и, не в силах скрыть подозрения, сказала:
— Я тебе не верю.
— То, что ты не веришь, не значит, что это неправда, — пожав плечами, ответила я.
Всего на секунду тишина, наполнившая комнату, показалась живой сущностью, будто между нами образовался кто-то третий. Бонни рассмеялась.
— Кат упомянул бы о такой мелочи. Ты — лгунья. Твоя мать разве не говорила тебе, что ложь — смертный грех?
— Когда она должна была сказать мне это? До или после того, как вы убили её?
— Ты становишься слишком дерзкой для без пяти минут покойницы.
— Слишком дерзкой для того, чтобы убить тебя перед своей смертью?
Скажи «нет», чтобы я могла доказать тебе обратное.
В моей копилке уже была одна душа. Я хотела ещё одну. А лучше две.
Дверь распахнулась, разрушая возникшее напряжение. Один из братьев «Блэк Даймонд» шагнул в комнату, поставив на скамейку для цветов ведро с водой, кисло пахнущей уксусом.
Вытерев руки о джинсы, мужчина посмотрел на Бонни. Лучи полуденного солнца играли на его лысой голове.
Из-за смены поясов мои биологические часы сбились — я пока не совсем понимала, когда ночь, а когда день, пора вставать или время ложиться спать.
— Что-нибудь ещё, сударыня?
Сжав губы, старуха настороженно и немного брезгливо посмотрела на меня.
— Да, встань у двери. Не уходи.
— Она боится — я всё-таки Уивер, — хохотнула я.
— Закрой свой рот и иди сюда. Дело не ждёт, — щёлкнув пальцами, рыкнула ведьма.
Блин.
Теперь мы не одни — придётся изменить план.
Спокойствие. Только спокойствие.
Она снова осмелеет, потеряет бдительность и отошлёт парня прочь. И когда она сделает это…
Решив подыграть, я двинулась вперёд к столу.
— И что ты собираешься делать?
Она не ответила. Прошаркав к креслу, старая карга подтащила его ближе к скамье и взгромоздилась на мягкое сиденье.
— А ты что думаешь, глупая ты девчонка? Таскаешься с нашими деньгами. Я хочу забрать те камни. Одна твоя рука сейчас стоит больше, чем вся история твоей никчёмной семьи.
— Ерунда. Моя семья заработала состояние благодаря своим умениям и тяжёлому труду. Мы ткали и шили для высшего общества, не опускаясь до контрабанды, называя это тяжёлой работой.
— Ничего, скоро твой язычок тебе подрежут, — проскрежетала она.
— И как же? Вместе с моей головой, я полагаю?
— Ну и характер, — холодно улыбнувшись, ответила она.
— С волками жить… — вернула я.
Не склонюсь перед ней. Никогда больше.
Бонни раздражённо пыхтела, возясь с насадкой для маленького инструмента.
— Встань сюда.
Оглянувшись через плечо, я прикинула, сколько примерно времени займёт у парня, чтобы остановить меня. Хватит ли мне пары секунд, чтобы вспороть ей горло парочкой ножниц?
Держа план убийства в голове, я встала туда, куда попросила старая вешалка.
— Не двигайся.
Я стояла, не шевелясь, слишком поглощённая мыслями об убийстве.
Бонни взяла инструмент в трясущиеся, поражённые артритом, руки и включила его. Под аккомпанемент раздражающего звука старуха наказала мне снять перевязь и положить загипсованную руку на стол.
Боль от перелома немного стихла, а может просто мой организм устал сигнализировать, что в моём теле имеется повреждение. В любом случае, я сделала так, как она просила. Зачем пререкаться? Лучше сэкономить время.
Как лучше её кончить?
Перерезать ножницами ярёмную вену?
Может воткнуть кочергу в её гнилое сердце?
Или просто сжать пальцами её старческую шею и давить, давить, давить?..
Я вздрогнула, когда острые зубы лобзика вгрызлись в гипс, снимая жар и зуд. Бонни быстро разрезала его от запястья до локтя, но разжать трясущимися руками гипс быстро ей не удалось. Возраст не позволял, сил ей явно не доставало.
— Открой, — устало скомандовала она. На морщинистом лбу выступили крупные капли пота, а на коже проступили серые пятна.
Каждое движение давалось ей с трудом. Сердце ёкнуло. Она одной ногой в могиле. И я начала отсчёт.
Один.
Два.
Три.
Четыре.
Твёрдым движением руки я вскрыла гипс. Мысли об убийстве принесли душевный покой и равновесие. Поморщившись, скинула повязку, лишившись поддержки, что она давала.
Едва куски коснулись стола, Бонни незамедлительно собрала их, погрузив в ведро со смесью воды и уксуса.
Пошла реакция, вода забурлила.
Старуха перехватила мой взгляд.
— Позволь научить тебя паре вещей напоследок. Уксус растворяет гипс, и как только он осядет на дно, воду пропустят через сито, алмазы, что могли случайно затеряться, достанут со дна, промоют и подготовят к отправке в «Алмазную Долину». — Дай-ка мне остальное, — щёлкнув пальцами, продолжила она. — Я знаю, что в лангете спрятаны мешочки.
Пятнадцать.
Шестнадцать.
Семнадцать.
Восемнадцать.
Боль прокатилась по руке, как только я сняла пластиковую лангету и тканевую подкладку. На коже остались следы от складок ткани, и всё страшно зудело от гипса. Да и опухоль не спала. Зловещий синяк разлился кляксой всевозможными оттенками синего, чёрного и фиолетового.
Она быстро вынула алмазы, положив их рядом с ведром.
— Оказавшись в «Алмазной Долине», куда дальше они отправятся, как ты думаешь?
Потерев руку, я попробовала пошевелить пальцами. Они работали, но силы в хватке не было. И если выпадет шанс прикончить Бонни, мне придётся пройти через боль, и буквально заставить руку повиноваться. По-другому не получится.
— Так что ж, мисс Уивер? — Бонни хлопнула по столу ладонью. — Я задала вопрос. Ответь.
— Ох, прости. Ты, видимо, приняла мою незаинтересованность за внимание, — закатив глаза, ответила я. — Мне плевать.
— А так быть не должно, — ткнув пальцем в больное место, прошипела она. — Больно да?
Я отпрянула и попыталась побороть боль, ухватившись за край стола. Ужасная волна вертиго накрыла меня. Опустив голову, я прижала ноги к полу, пытаясь преодолеть головокружение.
Её усмешка рассеяла серую пелену, оставив ясное понимание, что секатор Бонни совсем рядом. Только руку протяни.
Лезвия.
Кровь.
Смерть.
Старуха не заметила, как загорелись мои глаза в надежде, и как я сосредоточилась на лежавшем поблизости оружии.
Она была слишком поглощена собой — напыщенная, словно павлин, только что хвоста не распушила, и взгляд её был прикован к мужчине у двери.
Указав на ведро и мешочки, Бонни сказала:
— Отнеси это вниз и убедись, что каждый алмаз учтён, — и, прищурившись, продолжила: — и если что-то пропадёт, я ведь узнаю. И как только камни упакуют и промаркируют, тебя осмотрят. Тщательно.
Слегка съёжившись, здоровяк вышел вперёд, явно не обрадованный предстоящей наградой за выполненный приказ.
— Слушаюсь, сударыня.
Дыхание перехватило.
Брат собрал вещи и вышел за дверь.
Она отпустила его.
Теперь мы одни.
Тридцать.
Тридцать один.
Тридцать два
Тридцать три.
Глупая. Глупая старуха Хоук.
Здоровой рукой я очень медленно взяла ножницы, зажав рукояти в кулаке.
Бонни даже не заметила. Слишком увлечённая собой и собственной важностью, она, вальяжно поднявшись, стряхнула крошки гипса с кроваво-красной юбки.
Кроваво-красный.
Тот же самый цвет она носила на игре в кости пару дней назад.
Гнев застил глаза, и я подняла секатор острыми лезвиями кверху.
— Ты недавно спрашивала, болит ли моя рука. Хочу задать похожий вопрос. Как думаешь, ты умрёшь, если это войдёт в твою пустую грудную клетку?
— Брось это, мисс Уивер, — попятившись назад, проговорила старуха.
Я двинулась на неё, размахивая своим оружием.
Бонни открыла рот, собираясь закричать.
Пятьдесят два.
Пятьдесят три.
В прошлый раз я упустила возможность.
Я была слишком медленна. Слишком слаба.
И сейчас не собиралась всё испортить.
И прежде чем она смогла издать хоть один звук, я бросилась в атаку.
Схватив каргу, я накрыла её рот рукой. Боль была настолько ужасной, что даже в здоровой руке ослабла хватка, и я чуть не выронила ножницы, но старуху не отпустила. Она споткнулась, но мне удалось удержать равновесие. Агония острым стеклом прошивала плоть.
— Ай-яй-яй. Думаю, нам следует соблюдать тишину, правда? — подбирая слова, стараясь подражать старой ведьме, тихо проговорила я.
Бонни прерывисто выдохнула, и лёгкие струйки воздуха коснулись кожи запястья.
Она дёрнулась, попытавшись вырваться. Но куда тягаться такой древней рухляди против разъярённой молодости. Старуха сверлила меня взглядом, явно посылая всевозможные проклятия, но мне было откровенно наплевать.
Она рванулась, ударив по сломанной руке, и всё же освободилась из моих объятий.
Я застонала, а Бонни, глубоко вдохнув, явно собиралась закричать.
И тут у меня было два пути: поддаться всепоглощающей боли, позволить ей закричать и сдаться без боя, либо пройти через агонию и победить.
Я выбрала второе.
Снова набросившись на неё, наплевав на больную руку, я обхватила старуху за талию, и зажала ладонью ей рот.
Семьдесят четыре.
Семьдесят пять.
Семьдесят шесть.
Так же изящно, как и лепестки её грёбаных цветов, Бонни повалилась на пол. Я не стала противиться, поддавшись инерции, ринулась навстречу агонии.
Я упала вместе с ней.
Боль, которой, казалось, я не испытывала прежде, прошла через всё тело, прошив даже кости.
Навалившись на её старческое тело, я вдавила каргу в ковёр. Тяжело дыша, заставила себя продолжить:
— Не в этот раз, Бонни. В этот раз тебе не повезёт. В этот раз… мой черёд. Всё закончится здесь и сейчас. Только ты и я.
И я лучше всего этого. Лучше её и лучше всех Хоуков вместе взятых.
Я с наслаждением заберу жизнь этой бабушки.
Пусть она слабая и древняя, но глава помешанного на власти и влиятельного дома. Теперь же просто человек. Такой же, как я, как Джетро, как любой другой на этой планете.
Она не страшила. И уж тем более не была бессмертной.
Она почти покойник.
Она пыталась отбиться, но сила в её морщинистых руках быстро гасла.
— Ты заслужила смерть, Бонни, — прошипела я, сильнее вдавливая старуху в ковёр. — Когда я зашла в эту комнату, ты спросила, что я думаю при виде тебя? Теперь твой черёд отвечать. — Ведьма извивалась, но я удерживала её, тяжело дыша. — Что ты видишь, когда смотришь на меня?
Своего убийцу?
Свою кончину?
Не дав ей ответить, я прорычала:
— Я скажу, что ты должна видеть. Женщину, доведённую до предела. Женщину, которая убьёт, не моргнув даже глазом. Женщину, которая намерена, выжив в этой бойне, похоронить всё твоё чёртово наследие.
Её глаза наполнились страхом.
Она билась — на удивление сильно, но невозможно было побороть ту ледяную ярость, что ядом растекалась по моим венам. Я эволюционировала во что-то дикое и неразумное.
— Хочешь, расскажу секрет? — уставившись в её испуганные глаза, спросила я.
Она шумно дышала, жадно хватая носом воздух.
— Мне известно кое-что. — Я собиралась убить её быстро, но возможность поиграть была слишком заманчива. Хотелось сделать с ней тоже, что она делала со мной и моей семьёй.
Пусть попробует собственную пилюлю.
Я должна поведать ей свой секрет про Дэниеля. Кому как не его бабуле, с которой они совсем скоро воссоединятся.
Взгляд её светло-карих глаз явно говорил: «Тебе не жить».
Хихикнув, я сильнее нависла над ней.
— Мне всё равно не жить, так какая разница, если я смогу прихватить тебя с собой.
Воля оставила её, сменившись жутким спокойствием. Она явно хотела поговорить, и мне стало безумно любопытно.
Чёрт.
Несмотря на жажду покончить с ней, мне невыносимо захотелось услышать её последние слова.
— Если не закричишь, я позволю говорить.
Старуха кивнула.
Было ли это глупостью или совершенным безумием доверять ей? Возможно, но я убрала руку.
Отвернувшись, она жадно вдохнула. Шиньён её растрепался о ковёр и стал похож на дохлое животное.
Нависнув над ней чёрной смертной тенью, я зажала её хрупкое тело коленями.
Сто четыре.
Сто пять.
Сто шесть.
— Ты же не глупа, дитя, и понимаешь, что заплатишь за это, как только вернётся Клэрити. И это хуже, чем смерть. Неужели ты ещё этого не усвоила?
— Усвоила.
— Тогда слезь с меня, и я прослежу, чтобы тебя не покалечили слишком сильно, — жутко улыбнувшись, заверила старуха. — Но можешь подождать ещё немного, и я лично разорву тебя на части. — Угроза легко слетела с её ярко накрашенных губ.
— Я, пожалуй, подожду, — улыбнувшись и склонив голову набок, ответила ей. — Сначала я хочу получить ответы.
— Я дала тебе их достаточно.
— Нет, то была скорее запутанная история, искажённая твоим ви́дением.
Она фыркнула.
— Я хочу знать, почему ты такая. Почему не закончила эту древнюю вендетту? Может ты свихнулась и передала эту болезнь сыну, или ты просто стала такой?
— Ты глупая, глупая девочка. Я помогла сохранить вместе эту семью. Нет ничего плохого в том, чтобы любить своих близких больше остальных.
— Ничего плохого даже в убийстве?
Она усмехнулась, обдав меня неприятным предсмертным дыханием.
— Особенно в убийстве. — Ведьма приподняла голову с ковра, сблизившись со мной взглядом. — Особенно в убийстве твоих кровных родственников. Вы нам задолжали.
— И чем же мы заслужили такие бесчеловечные пытки?
— Ты сама знаешь чем!
— Нет, не знаю. И никогда не пойму, ибо понять это невозможно. Ты больна. С этим нужно покончить.
Старуха закашлялась.
— Ты не знаешь обо мне ничего, — наконец прохрипела она.
— Так расскажи мне. Я даю тебе такую возможность, — в упор уставившись на неё, ответила я. — Я хочу знать. Это твой последний шанс. — И криво улыбнулась. — Будем считать это твоей последней исповедью. Отпусти свои грехи, Бонни, ибо я отправлю тебя в могилу.
На её лице я не видела страха, только вызов.
— Мне не в чем исповедаться.
— Глупость.
У меня нет на это времени.
Я хотела услышать историю Бонни. Я хотела хотя бы попытаться понять, почему кто-то переступает черту. Но от возможности убить эту старую суку я не откажусь.
— Не хочешь говорить? Прекрасно. Я передумала. — Сжав зубы от боли, я взялась за концы её красивого шёлкового шарфа, так хорошо подходящего по цвету к её вычурному наряду, и потянула за них. — Хочешь знать, что я пообещала себе, впервые прибыв в твой дом и узнав, что меня ждёт?
Я медленно затягивала шарф, а Бонни отчаянно отталкивала мои руки, смотря на меня широко распахнутыми глазами. Предплечье нестерпимо болело.
— Я поклялась стать последней Уивер. Порой я не понимала, как смогу исполнить эту клятву. А теперь…
Старуха молила о глотке воздуха, беззвучно открывая рот, словно рыба. Она запаниковала, и это явно отражалось на её чересчур напудренном лице, и я не собиралась кончать её… пока что.
От удушливого запаха розовой воды и её приторных духов разболелась голова, но меня уже было не остановить.
Ослабив хватку ненадолго, я спросила:
— Итак, пока я не зашла слишком далеко, хочешь ли ты знать или предпочтёшь умереть в неведении?
Разумно ли это?
На мои сомнения рука ответила пульсирующей болью.
Ведь смерть Дэниеля была не только моей тайной. Джетро тоже замешан. И я не могла рисковать его жизнью, если Бонни вдруг проболтается…
Проболтается?
Я громко рассмеялась. Кому она расскажет? Ещё пара минут, и она труп…
Что-то безвозвратно изменилось во мне, пусть я и не хотела признавать этого. Оседлав сейчас Бонни, я была совершенно хладнокровна и собрана. Сейчас я была больше Хоуком, нежели Уивер. Я была готова окропить руки кровью во имя возмездия.
— Тебе нечего мне рассказать. А ну, слезь с меня, дикарка, — пропыхтела Бонни, стараясь скинуть меня со своего девяностолетнего тела.
Нагнувшись ниже, я тихо сказала:
— Я знаю, где Дэниель.
Старуха замерла и даже дышать перестала.
— Ты понимаешь? — сквозь сжатые зубы, процедила я. — Понимаешь, что я стараюсь донести до тебя?
Она недоверчиво прищурилась.
— Хочешь сказать, что убила моего внучка?
— Я хочу сказать, что он меня обидел и поплатился за это.
Бонни заёрзала, пытаясь сбросить меня.
— Ты лжёшь, — прошипела она, покрываясь серыми пятнами.
— А вот и нет, — тихонько рассмеявшись, ответила я. — Рассказать тебе сказочку на ночь? В нашем случае, это будет страшная сказка с плохим концом. И ты убедишься, что я не лгу.
Ответа не последовало.
Сильнее сжимая колени и всё туже натягивая ткань её кроваво-красной юбки вокруг ног старухи, я увереннее одернула концы шёлкового шарфа вокруг запястий.
— Ему выпал счастливый жребий, и он получил первое право изнасиловать меня. Изнасиловать. Мерзкое слово, как и мерзкий поступок. Любая семья должна отречься от отпрыска, совершившего такое, а ты их поощряла. Тебе нравилось, что твои сыновья и внуки берут чужое. Что ж, ты бы гордилась своим внуком. Он издевался надо мной. Бил. На мгновение я даже отключилась. Но он не учёл, насколько может быть сильна жажда жизни и решимость, помноженная на ненависть. Он добился своего. Вошёл в меня. Неглубоко. Я позволила ему. Ты шокирована? Шокирована, что я не боролась до конца и позволила немного запятнать тело, чтобы не позволить запятнать душу?
Бонни сглотнула, тяжело и прерывисто дыша.
— Я позволила ему подумать, что он победил, но на самом деле заманила его в смертельный капкан. Я подготовилась и прихватила с собой свой любимый инструмент. И пока он был сосредоточен на том, чтобы причинить мне боль и получить удовольствие, я хладнокровно выжидала.
Потянув за концы шали, я продолжила:
— Но ты будешь рада узнать, что я обняла его напоследок. Обняла, проткнув вязальной спицей его сердце.
— Нет… — ахнула Бонни.
— О, да. Я с огромным наслаждением вонзила эту иглу в его бездушную грудь. Он её даже не заметил. Его высокомерие сыграло с ним злую шутку, а потом было уже слишком поздно. — Я мысленно вернулась в ту палатку, вспомнив его последний вздох и звук падения тела. — Всё быстро закончилось.
— Но тело… — залепетала Бонни, — тело не нашли. Ты лжёшь. Он жив. Я тебе не верю.
— Можешь не верить, но это правда. — Я холодно улыбнулась. — И знаешь об этом только ты. Кат что-то подозревает, но у него нет доказательств.
— Но как… — Мышцы на шее старой ведьмы напряглись, выделяясь под полупрозрачной кожей. — Как ты спрятала тело?
Даже сейчас, лёжа на ковре, с затянутой на шее петлёй, Бонни оставалась такой же холодной и отстранённой. И я непременно прониклась бы с уважением к этой старой женщине, не ненавидь я её так сильно. Она была похожа на Мейбел Хоук — страшной силы женщину. Такая же несокрушимая вдова.
— А я и не прятала, — погладив её по тонкой, словно из бумаги, щеке, ответила я.
— Тогда его не могли… — зыркнув на меня, ответила Бонни.
— Это сделал Хоук. — Я ещё немного затянула шарф.
На её лбу выступили маленькие капли пота, а пальцами она хваталась за удавку.
— Влюблённый в меня Хоук. Тот, который играет на моей стороне.
В широко открывшихся глазах старухи вспыхнуло адское пламя.
— Джетро.
— Да, Джетро… Кайт. Мужчина, за которого я согласилась выйти замуж.
Разделив свой секрет с этой ведьмой, я почувствовала, как с души упал камень. За считанные секунды я призналась в убийстве и предложении руки и сердца. В совершенно разнящихся между собой вещах.
Но всё же тесно связанных.
Не убив, нам не пожениться. И не выжить.
Маячившая на горизонте гибель пыталась внести смуту и раздрай в мысли. Возможно сейчас я — убийца, но в скором времени снова стану добычей.
— Невозможно! — брызнув слюной, воскликнула Бонни. — Джетро верен семье. Она знает свои обязанности…
— Обязанности? — Я громко рассмеялась ей в лицо. — Твой сын стрелял в него. Эта верность умерла в тот момент, когда ты хладнокровно позволила убить его. И теперь мы вместе. Против всех вас.
Старуха вздрогнула.
— Никогда. Никогда Хоук не будет заодно с Уивер.
— Ложь. Теперь я знаю больше об истории вашей семьи. Я знаю так же, что Хоуки не трогали Уивер много лет. А ещё, больше одного поколения хотело остановить этот кошмар.
— Ты не знаешь ничего, девочка.
Сердце быстро забилось, и я покачала головой. Короткие тёмные волосы упали на лицо, укрывая пологом, словно чёрным смертным саваном, отгораживая от остального мира.
— Зато я знаю, что, войдя в палатку, Джетро увидел тело своего брата. Знаю, что он помог мне прибрать. Знаю, что он…
— Как этот мальчик выжил выше моего понимания, — сказала Бонни, прервав меня, словно не в силах дальше слушать. Возможно, ей было не всё равно, в конце концов. — Это издёвка природы.
Пальцы непроизвольно сильнее сжали ткань шали.
— Нет, я расскажу тебе, кто настоящая издёвка природы. Это ты. Ты превратила всю свою семью в преступников.
Обведя рукой комнату, величественный Холл, весь Хоксбридж, я продолжила:
— Это большее, чем может владеть обычный человек. Имея всё, ты стремишься уничтожить всех и каждого.
Я поспешила закончить:
— Как только Джетро появился, он помог мне избавиться от тела. Мы вынесли его за ограду Алмаси Кипанга и оставили в долине…
На её сером лице отразилось понимание.
— Ты поняла, правда? Поняла, что случилось дальше.
Она болезненно побледнела, а губы посинели.
— Они съели его.
Я кивнула.
— Они съели его. Кусочек за кусочком. Дэниеля больше нет в прямом и переносном смысле. И тебя тоже скоро не будет.
Я налегла сильнее, жёстче вдавливая старуху в ковёр.
— Я убила твоего внука, но ещё не закончила.
Бонни хотела закричать.
Но я накрыла её рот рукой.
— Ай-яй, не нужно привлекать лишнего внимания. Я тебе не рассказала самого интересного.
Она затрясла головой, стараясь скинуть мою руку.
— Я убью твоего сына. И позабочусь о том, чтобы твоё генеалогическое древо погибло. Только нормальные Хоуки продолжат жить. Я убью Ката. Пока не знаю как, но я сделаю это. Он тот, кто должен выплатить Долг по наследству.
В старуху словно вселился бес.
Я удерживала её, сидя сверху, словно наездник на необъезженной лошади, и ждала, когда она выдохнется, чтобы, смотря в глаза, задушить. Только… силы оставлять её не торопились.
Она двигалась, словно не человек, дёргалась, будто нежить, сбрасывая меня с неистовой силой. Наши взгляды встретились. Она вскинула руку, и ярость в её глазах сменилась ужасом.
Под ложечкой засосало, когда старуху охватила настоящая агония.
Вот чёрт.
Четыреста пять.
Четыреста шесть.
Четыреста… семь…
У неё сердечный приступ.
Секунды прошли прежде, чем я осознала происходящее.
Нет!
Судьба увела у меня её из под носа.
Я хотела забрать её!
Её сердце.
Её жизнь.
Она задолжала мне.
Только вот с Дэниелем сработало, а с Бонни получился прокол.
Пум-пум. Пум…
— Чёрт бы тебя побрал, Бонни. — Вскочив на ноги, встала рядом, зажав в руке секатор. Мне хотелось поймать её душу, когда она начнёт покидать её тело, но судьба распорядилась несправедливо. Возможно, душа Дэниеля — это всё, чего я была достойна. Бонни принадлежала более могущественным сущностям.
Возможно, призраки моих предков влились в её тело, блокируя ток крови по венам.
Изогнувшись дугой, будто при обряде изгнания бесов, она потянулась рукой ко мне. Серый цвет её лица сменился крахмально-белым.
— По… по… моги…
— Нет…
Я попятилась.
Пусть не я заберу её жизнь, но я буду наблюдать. Буду предельно внимательна, когда она испустит дух у моих ног, и впоследствии бережно хранить воспоминания, когда она исчезнет.
И тут дверь распахнулась.
Чёртова дверь распахнулась, и на пороге появился Кат.
Уверенной походкой, он влетел в комнату, видимо, вызванный глубокими семейными узами, и застыл, как поражённый. Его взгляд метался между нами: мной, стоящей над его матерью с секатором в руках, и ней, бьющейся в конвульсиях на полу. Глаза его заблестели, а на лице посменно пронеслись различные эмоции: неверие, шок и негодование.
Сколько времени требуется, чтобы умереть от инфаркта?
Умри уже, Бонни. Умри.
Те же слова, что я, как мантру, повторяла, когда пронзила сердце Дэниеля.
Умри, Хоук. Умри.
Кат бросился вперёд, пролетев через будуар, и упал на колени рядом с матерью.
Она хрипела и задыхалась, взглядом моля о помощи, пока её сердце выдавало свои последние нечёткие ритмы.
— Держись. Держись. — И вдруг закричал: — Кто-нибудь, вызовите скорую!
Никто не ответил. Никто из братьев не вбежал в комнату для исполнения приказа.
А я просто стояла и смотрела.
Больной наблюдатель уходящей в иной мир старухи.
— Вызовите чёртов вертолёт! — проорал Кат, не замечая, что приказы раздавать было некому. Я никогда не видела его таким. Таким нормальным и человечным. Таким испуганным и растерянным.
Расхаживая взад и вперёд, прижимая ноющую руку, я надеялась, что его распоряжения не были услышаны. Скорая может ехать долго… но вертолёт? Он может прибыть быстро. Слишком быстро.
Скорее, Бонни. Скорее.
И судьба услышала.
Жизнь выбрала победителя.
Меня.
Пум… пум-пум, пум.
Её сердце замедляло ход.
Оно останавливалось.
Кат баюкал мать, пока она жутким образом из карги превращалась в труп.
Мои тайны умирали вместе с ней.
Как и мои грехи.
Но Бонни не ушла тихо, сделав прощальный подарок. Даровав свой последний вздох мне, ведьма отправила меня прямиком в ад.
— Она… — с трудом выдохнула Бонни. — Дэн… Дэн… Дэниель. Она…
Утерев пот со лба матери, он убрал прилипшие белые пряди.
— Тише, побереги силы. Доктора скоро будут.
Бонни раскрыла рот, показав испачканные помадой зубы. Она так же, как и я, хорошо понимала, что ей не выжить. Собрав оставшиеся силы, она подняла дрожащую руку и, указав на меня, прошипела:
— Она уби… убила ег… его.
И всё.
Сердце её встало.
Последний вздох.
Она самодовольно уставилась мне в глаза, затем её веки сомкнулись навсегда.
На моём счету второй Хоук.
Но старуха в долгу не осталась и накликала на меня страшные муки.
Её рука неуклюже упала, ударившись об пол мёртвой плотью.
На секунду показалось, что комната скорбит по ушедшей владелице: лепестки на цветах поникли, а ткань штор качнулась, тронутая невидимым ветром.
Кат вскинул голову, посмотрев на меня. Его глаза блестели от непролитых слёз, а на лице застыла маска лютой ненависти.
Я подняла руку с ножницами наизготове и попятилась назад.
Он не ответил, баюкая на руках мёртвую мать — мою вторую жертву, павшую не от моей руки.
— Ты убила Дэниеля.
Два пути.
Один итог.
Мне надоело убегать. Надоело прятаться. Быть слабой.
Я не побежала.
И не стала отрицать.
Вместо этого, высоко вскинув подбородок, подтвердила.
Я выиграла, они проиграли. И если моя жизнь сейчас закончится, пусть так.
— Да. Да, я убила его. Забрала его жизнь и с наслаждением избавилась от тела.
Кат ахнул.
Я улыбнулась.
Мы смотрели друг на друга, не двигаясь. Впереди маячила следующая схватка.