Она очнулась от острой боли. В голове мелькали обрывки смутных воспоминаний о чьих-то руках, поправляющих одеяло, подносящих к губам питье. Очевидно, она несколько раз ненадолго приходила в сознание и вновь теряла его.
Кристина пошевельнулась, и тут же ее плечо словно обдало огнем. Нет, лучше лежать тихо и не двигаться. Кристина прикрыла глаза. Смутно припомнилось, что нужно сделать что-то очень важное, но она никак не могла сосредоточиться и понять – что именно.
Даже не открывая глаз, Кристина знала, что находится в своей старой комнате в Нортхэмптон-Хаус. Откуда взялась эта уверенность, Кристина, пожалуй, не смогла бы объяснить. Просто чувствовала это по привычным ощущениям, по знакомым запахам.
С большим трудом она открыла глаза. Свет на мгновение ослепил ее. Перед ней была знакомая комната – шелковые драпировки, расшитые японскими цветами. Сочетание белого, синего и зеленого. Мебель вишневого дерева – старинная, продуманно расставленная так, чтобы не заслонять японскую вышивку. Как и прежде, комната казалась Кристине музеем, а не домом, в котором живут люди. От одной мысли, что она находится в доме матери, тело покрылось капельками холодного пота. Ей захотелось немедленно бежать отсюда. Но куда?
Воспоминания опять отбросили Кристину в прошлое. Именно в этой комнате, в этой самой постели она лежала в ту страшную ночь, когда ее избил отец. Здесь она находилась в заточении, словно узник, до тех пор, пока ее раны не затянулись настолько, что к ней можно было пригласить доктора. Кристине показалось, что ей опять тринадцать лет…
Открылась дверь. В комнату вошла старая служанка Патриция, неся на подносе золотой кубок.
– Проснулись, ваша светлость? – сказала она. – Как ваше плечо, все еще сильно болит? Ну ничего, выпейте вот это. Вам станет легче.
Кристина хотела возразить, но у нее не было сил. Она молча выпила предложенное ей питье. Вскоре боль отступила, и Кристина опять погрузилась в тяжелый сон.
Она не знала, как долго она проспала. Кто-то входил в комнату, что-то говорил. Кристине показалось, что она узнала голос матери. Когда она проснулась и открыла глаза, в комнате никого не было. За окном слышалось птичье пение и голоса мальчишек-разносчиков:
– Клубника! Купите клубнику!
– Хлеб! Хлеб! Свежий горячий хлеб!
В окна смотрело яркое утреннее солнце. Боль немного утихла. Кристина подняла руку и под ночной рубашкой нащупала тугую повязку. Во всем теле ощущалась слабость, но теперь Кристина уже могла немного двигаться.
Кристина стала лихорадочно осматриваться, пытаясь понять, как долго она пролежала в беспамятстве. И вдруг вздрогнула, увидев сидящую в уголке комнаты мать.
– Я ждала, когда ты проснешься, – начала Саша своим хорошо поставленным голосом.
Кристина понимала полную свою беспомощность перед матерью. Поэтому решила быть крайне осторожной.
– Как долго я нахожусь здесь? – слабым голосом спросила Кристина.
– Достаточно долго, чтобы твоего дружка успели судить и приговорить к повешению, – ответила Саша, не скрывая своего торжества.
Кристина так сильно вздрогнула, что боль снова вернулась.
– Когда? – выдохнула она.
– Когда его повесят? – с удовольствием уточнила Саша. – Послезавтра, если не ошибаюсь.
Кристину не обманул безразличный тон матери. Она была уверена, что Саша не только точно знает день казни, но и ждет его с нетерпением.
– А я думала, что в Англии больше никого не вешают, – безжизненно прошептала Кристина.
– За грабеж не вешают. Это правда. Но его-то повесят за убийство, а это уже совсем другое дело, не правда ли? В тюрьме один из охранников перед смертью сказал, что в него стрелял бандит. Так что все очень просто. Его повесят – точно так же, как в финале нашей пьесы. Как только это случится, мы вновь начнем играть наш спектакль. Думаю, что от публики отбоя не будет. И, пожалуй, я должна поблагодарить тебя. Ведь это ты помогла полиции найти и задержать бандита. Во всяком случае, дала им ключ.
Кристина тяжело посмотрела на мать.
– Это ты навела инспектора Уортингтона на Хэйуорт.
– Разумеется. Мне было нетрудно догадаться, куда ты сбежала со своим бандитом. Я просто поставила себя на твое место. Ты, милая моя, сделала очередную ошибку – в который раз недооценила меня. Ну, может быть, теперь поймешь, что переиграть меня тебе никогда не удастся.
Спорить с матерью было бесполезно.
– А почему меня не вызывали в суд?
– Во-первых, ты была тяжело больна, – начала Саша. – А во-вторых, у нас была договоренность с инспектором: он получает своего бандита, но не впутывает в это дело тебя. Ведь никто, кроме меня, отца и инспектора, не знает, что ты и есть та самая Файран. Даже полицейские не догадывались, кого они задержали. Принц Уэльский – и тот не знает. Это был единственный способ уберечь твою репутацию.
– Мою репутацию!
Кристина не могла больше лежать. Она откинула одеяло, осторожно спустила ноги на пол и встала, опираясь здоровой рукой на спинку кровати.
– Послушай, мама. Что бы там ни было между нами, давай положим всему конец. Довольно. Хватит нам с тобой воевать, обижать друг друга. Мне нужна твоя помощь. Я должна увидеться с ним. Прошу тебя.
– Нет! – вспыхнула Саша. – Я не позволю тебе встречаться с этим мерзавцем. Да еще в тюрьме! Чтобы слухи потом поплыли по всему Лондону?
– Какое мне дело до слухов? – воскликнула Кристина. – Я должна увидеть его. Мама, прошу тебя, помоги! Я умоляю тебя…
– Помочь? А ты помогла мне, когда я тебя об этом просила?
Кристина недоуменно посмотрела на мать. Силы быстро покидали ее. Рука, на которую опиралась Кристина, начала заметно дрожать.
– Ты просила меня помочь? Когда?
– Когда хотела, чтобы ты вернулась в театр, чтобы занялась нашими костюмами. Насколько я помню, ты в ответ буквально плюнула мне в лицо.
Кристине показалось, что она ослышалась.
– Мама! Речь сейчас идет о моей жизни! А ты – о каких-то костюмах.
Саша встала, выпрямилась во весь свой рост и сказала, отчеканивая каждое слово:
– Театр – это моя жизнь.
Кристина побледнела, опустилась на ковер, протянула руку к матери:
– Мама, прошу тебя. Прошу тебя, как никогда ни о чем не просила и не попрошу впредь. Я сделаю все, что ты попросишь. Только помоги мне сейчас.
– Я уже помогла тебе, Кристина. Я не позволила замарать твое имя.
Кристина зло взглянула на мать.
– Это свое имя ты оберегала, а не мое.
– Да. Мы носим одну фамилию, и я считаю себя обязанной оберегать ее от публичных скандалов. Даже если для этого мне придется держать тебя под замком всю жизнь!
С этими словами она покинула комнату, хлопнув дверью и закрыв ее на ключ.
Когда старая Патриция принесла еду, Кристина попросила ее прислать к ней Оскара. Служанка ответила, что Оскар уже приезжал, но маркиза отослала его прочь, сказав, что Кристина очень слаба.
– Пожалуйста, передай моей матери, что я чувствую себя гораздо лучше и хотела бы видеть Оскара сегодня же.
Патриция присела в реверансе и отправилась выполнять поручение. Когда в очередной раз щелкнул замок и открылась дверь, на пороге стояла Саша.
– Не думаешь ли ты, что я настолько глупа, что позволю тебе вместе с твоим любезным Оскаром плести интриги у меня за спиной, да еще в моем собственном доме?
Не дожидаясь ответа, мать покинула комнату.
Ничего не оставалось, как опять ждать старую служанку и снова просить ее о помощи.
– Ты – моя последняя надежда, Патриция. Прошу тебя во имя старой дружбы.
– Если это будет в моих силах, ваша светлость.
– Я напишу записку мистеру Оскару. При первой же возможности передай ее и принеси мне ответ.
– О, мэм! Я не могу. Если госпожа узнает, она мне голову оторвет.
– В случае чего сошлешься на меня. Скажешь, что выполняла мое распоряжение.
– Ох, боюсь я. Ведь ее светлость все замечает, ничего от нее не утаишь. Она выгонит меня, а у меня муж больной и семеро детей. Войдите в мое положение, – испуганно оправдывалась Патриция.
Кристина откинулась на подушки, с тоской посмотрела вслед уходящей Патриции, услышала привычный щелчок дверного замка. Господи, какая безнадежность! Но должен же, обязательно должен быть выход! Она найдет способ выйти отсюда и увидеться с Капитаном. Если есть хоть один шанс помочь ему бежать, она не имеет права его упустить. Не имеет права лежать на постели и ждать, пока его повесят.
Выход должен быть!
Она вспомнила Ричарда. Теперь они оба – узники. Он – в Ньюгейтской тюрьме, она – в доме матери. Что он сейчас чувствует? О чем он думает в эту минуту? Здоров ли?
Кристина вспомнила израненного Тоби, освобожденного из той же Ньюгейтской тюрьмы. Тряхнула головой, отгоняя страшное видение. Страх парализует волю. Если она подчинится страху, у нее не хватит сил на то, чтобы действовать. А действовать надо немедленно.