«И чего это я расклеилась? — подумала Диана. — Подумаешь, красавчик не поверил». Но на самом деле она чётко поняла, что герцог ей понравился, и именно поэтому она хотела, чтобы он ей поверил. Что-то здесь не то творится, такого ещё не было в сказке, чтобы мачеха вообще отказывала Золушке в имени.
За то долгое время, что Диана была феей-крёстной, каких только Золушек ей не попадалось, но Золушка всегда имела имя, а не только обидное прозвище.
Пока размышляла, наделала каких-то закусок, салатов, поставила вариться бульон. В печке запекалось жаркое, во второй печке поднимался пышный сладкий пирог.
Диана подумала, что она не девица, а настоящая мультиварка.
Пока она была на кухне, никто её не беспокоил. Создавалось впечатление, что никто просто не знает, как на кухню зайти; и Диана несколько расслабилась, потихоньку сортируя блюда. Поэтому, когда почти над ухом раздался крик «Золушка!», она вздрогнула и чуть было не облилась горячим соусом, который только что сняла с плиты и собиралась разлить по небольшим красивым соусникам.
— Чего орёшь? — От неожиданности Диана разозлилась.
Леди Тремейн, которая вошла на кухню и сразу же начала орать, тоже не ожидала, что у Золушки вдруг прорежется голос, и, похоже, на несколько мгновений потеряла свой.
Но достаточно быстро пришла в себя.
— Ты как со мной разговариваешь? — снова повысила голос леди Тремейн.
— Как вы того заслуживаете, — внесла ясность Диана, которая вдруг поняла, что такие, как леди Тремейн, если им адекватно не ответить, не останавливаются.
И леди Тремейн замахнулась, чтобы ударить Диану. Диану никто и никогда не бил. И она, отклонившись, непроизвольно выплеснула горячий соус в лицо мачехе Золушки.
Леди Тремейн повезло, что соус уже был не кипящий: миска была широкая, и он успел чуть-чуть остыть, но лицо ей обожгло.
Диана решила, что раз уж всё равно так случилось, надо использовать это по полной. И, толкнув на табуретку мачеху, одной рукой прикрывающую лицо, а второй пытающуюся скастовать какое-то заклинание, она склонилась над ней и заявила как можно жёстче:
— Ещё раз руку на меня поднимешь — останешься без глаз.
И сама поразилась, какой жёсткой она может быть. Будто бы в ней зародилась какая-то тёмная энергия, которая превратила её из Золушки в злобную фурию.
Но после этих слов мачеху ей стало жалко, и она, намочив холодной водой полотенце, сунула его ей в руки:
— Прижми… те к ожогу, полегчает.
Но если бы Диана в тот момент знала, почему Золушка всех слушалась, она бы вылила на мачеху вторую миску.
Когда леди Тремейн убрала от лица полотенце, стало заметно, что половина щеки у неё была красная.
— Я не знаю, что с тобой произошло и почему заклинание послушания перестало работать, но ты, наверное, забыла нашу договорённость, — вкрадчиво, что очень не понравилось Диане, произнесла леди.
— Забыла. — Диана вскинула лицо, посмотрела в сторону плиты и пошла снять с огня кастрюлю с бульоном.
— Стоять! — крикнула леди Тремейн.
— Послушай… те, леди, если вы всё время будете так орать, то я снова что-нибудь разолью. Вам ясно?
Диана больше не собиралась драить туалеты и готовить еду на десять человек, у неё были совсем другие задачи в этом мире. И чтобы их выполнить, ей нужна была информация и свобода.
И Диана всё-таки сняла бульон с огня, чем очень поразила леди Тремейн, которая, вероятно, рассчитывала, что её громкая, резкая команда сработает. Но чем меньше Диана подчинялась, тем легче ей это давалось.
— Вот, значит, как, — задумчиво произнесла леди Тремейн. — Значит, тебе совсем плевать на твоего отца?
И Диана подумала, что, возможно, леди шантажирует Золушку жизнью отца, и спросила:
— А что с моим отцом? — совершенно не боясь того, что леди удивится такому вопросу.
Леди мачеха и не удивилась.
— Он умирает.
— И? — Диана поняла, что покажи она сейчас слабину — и мачеха снова возьмёт над ней власть.
— Но ты же просила, чтобы я помогла ему выжить.
— А ты помогла? — снова перешла на «ты» Диана, так как считала это более уместным.
— Ну он же до сих пор не умер, — заявила мачеха, и Диана пожалела, что не вылила на неё ещё и бульон.
Значит, она обманула бедную девочку, поддерживая видимость жизни в её отце, и заставила её отказаться от собственного имени.
Вот же гадина!
— Договорённость отменяется! — громко произнесла Диана.
И в тот же миг словно колокол ударил, по кухне и, похоже, что и через весь дом, пронёсся поток ветра, и вскоре всё стихло.
— Что ты наделала, мерзкая девчонка? — прошипела мачеха.