Предчувствие любви

4

Да, устроил он мне головную боль, нечего сказать. Голова ее горела, когда она выехала на шоссе, жалея, что покидает город, где было теплее, на весь уик-энд. Хлопья снега залепили ветровое стекло, и она включила «дворники». Оставалось утешаться лишь тем, что, приехав в Ремингтон-хауз, она сразу же включит центральное отопление. Это и предотвратит замерзание водопроводных труб, и будет ей терапией, решила она. Заняв себя домом, она избавится от того смятения, в которое поверг ее Джералд. С утра до вечера она будет мыть и чистить, скрести и протирать и ни за что на свете не позволит себе думать о нем.

Озабоченная стремлением спасти водопроводные трубы, Лора вошла в свой старый дом в викторианском стиле, стоявший на окраине деревни. В нем было страшно холодно, и она непроизвольно содрогнулась, дотронувшись до трубы центрального отопления в кухне. Потом прошла по комнатам, включая повсюду свет, который, по крайней мере, создавал иллюзию тепла.

Съежившись от холода, Лора постояла в просторной гостиной. Всякий раз, как только оставалась здесь одна, она словно бы видела призрак Джералда, стоящий в углу комнаты с неподвижным бледным лицом. Видела его таким, каким он был в тот вечер на ее дне рождения, после того как отец торжественно объявил о помолвке.

Она отвернулась, обхватив себя за плечи, и слезы брызнули у нее из глаз. Если бы только она могла повернуть время вспять и сделать все правильно, все по-другому! Но сколько людей на свете во все времена желали того же, однако это никому не дано. Говорят, на ошибках учатся, но она знала пока лишь то, что все еще любит Джерри и что чувство это никогда и никуда не уйдет.

Она нуждалась в чем-то согревающем, в чашке горячего какао — а потом в постель. И спать, крепко спать, чтобы изгнать мучительные думы о Джералде, которые разрывали ей грудь. Закрыв дверь гостиной, она решительно направилась в кухню, но там было так холодно и неуютно, что, перестав думать о какао, она пошла прямиком наверх, в свою спальню, еще больше сожалея, что приехала сюда.

Проснулась она в середине ночи и, как в дурмане, долго не понимала, где она. Стояла жуткая тишина. В горле у нее пересохло от жажды, лихорадочная дрожь сотрясала все тело. Она вылезла из-под теплого одеяла, чтобы напиться, и к тому времени, как добралась до ванной, поняла, что с ней происходит.

— Грипп, — слабо простонала она, щупая радиатор и с ужасом обнаружив, что он холодный, как камень.

Воды в трубах не было. Она нервно вздрогнула, когда ледяной ветер ударил голыми ветвями дерева в окно ванной, и увидела, что с улицы на наличник окна намело уже несколько дюймов снега. В отчаянии Лора поняла, что воды нет, потому что трубы уже замерзли, и что по той же причине не работает центральное отопление. Голова у нее закружилась. С утра пораньше придется вызвать водопроводчика, а потом еще добираться обратно в Лондон. Если уж и суждено ей заболеть, то лучше лежать там, в тепле и комфорте, чем здесь. Но пока все, чего она желала, — это вернуться в постель и залезть под теплое одеяло.

Вернувшись в свою холодную спальню, с головной болью и ознобом, она вдруг вспомнила о Мэри-Лу. Теперь-то она понимала, как должна была чувствовать себя та, когда заболела. Возможно, девушка была слишком слаба, чтобы позвонить ей по телефону. С этими мыслями она и укуталась одеялом…

— Джерри! — вскричала Лора. Она попыталась двинуть головой, но почувствовала, что словно в тисках. Почему она выкрикнула имя Джералда? Она не ждала его, она не нуждалась в нем…

— Лежи спокойно. На вот, выпей это.

Лора с трудом открыла глаза и тут же снова закрыла их. Комната кружилась, точно карусель, дневной свет резал глаза. Она попыталась повернуться на бок и встать с постели, но кровать покачивалась, точно лодка на волнах.

— Лора, дорогая, перестань метаться и выпей вот это.

Она почувствовала, как кто-то приподнял ее голову и поднес к губам теплый, пахнущий лимоном напиток. Лора глотнула, закашлялась и глотнула еще немного.

— Послушай, дорогая, я хочу одеть тебя и увезти отсюда.

— Я не могу, — слабо простонала она. — Слишком холодно.

— Я знаю, — прошептал голос у самого ее лица. — Потому-то я и хочу тебя отсюда увезти. Здесь нет ни отопления, ни воды…

Голос отдалился, и Лора снова погрузилась в забытье, чувствуя жар и холод, слабость и головокружение. Через некоторое время она приподняла тяжелые веки и обнаружила, что перед ней какая-то темная тень. Тень двинулась, приблизилась к ней, и, подняв взгляд, она увидела, что это был действительно Джералд.

Он стоял, наклонившись над ней. Темные волосы упали на его нахмуренный лоб, глаза были серьезны, рот сжат в тугую линию. Но это не могло быть реальностью, это просто лихорадочный бред! Она подняла руку, чтобы коснуться его щеки, чтобы разгладить тревожные морщины на лице.

— Не тревожься, Джералд, дорогой. Я присмотрю за тобой, — с трудом вымолвила она.

Он негромко рассмеялся и поцеловал ее ладонь мягким, теплым, нежным поцелуем.

— Бедняжка, тебе надо о себе позаботиться, а уж потом обо мне, — нежно прошептал он.

Он снова поднес теплое питье к ее губам, и она выпила, радуясь, что он здесь. И вдруг почувствовала, что ее снова клонит в забытье, но боролась с этим, боясь, что он исчезнет, когда она проснется еще раз.

Но по прошествии какого-то времени, снова открыв глаза, она увидела его, стоящим на коленях перед камином и… Как странно, что в этом старинном викторианском камине горел огонь. Она подумала, что, должно быть, по-прежнему спит или бредит. Или же у нее галлюцинации?

— Я не очень хорошо умею справляться с такими вещами, — услышала она его голос несколько минут спустя, — но попытаюсь помыть тебя.

Она лежала, как тряпичная кукла, пока он мыл ей лицо, шею, плечи теплой водой, легкими нежными прикосновениями к ее пылающей коже. Ощущение было утонченное и блаженное, особенно когда он проводил по грудям своей теплой намыленной рукой. Она позволила ему такие интимные вещи только потому, что это был всего лишь сон, прекрасный сон. Джерри касался ее, укладывал поудобнее, мыл ее мягкой теплой водой, и ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось, это чувство спокойствия, умиротворенности, ощущения надежности и безопасности. Вода?.. Но ее ведь не было: трубы замерзли. Да, это был сон.

— Тут нет воды, — пролепетала она.

— Это растопленный снег, — сказал он так тихо, словно боясь обеспокоить ее. — Ароматизированный твоими духами. Ты когда-нибудь мылась снегом?

Лора слабо улыбнулась.

— Никогда. Но это чудесно, — прошептала она.

— А теперь постарайся повернуться. Я вымою тебе спину.

Он помог ей повернуться, и она легла на бок, наполовину зарывшись в подушку лицом.

— Джерри, я же совсем не одета, — дрожащим голосом пробормотала она, вдруг поняв, что лежит обнаженная, но не имея сил что-то поделать с этим.

— Я же не могу мыть тебя в ночной рубашке, верно? И кроме того, она у тебя вся мокрая от пота.

— Я больна? — простонала она.

— Теперь тебе лучше, — успокоил он.

Вытерев ее насухо, он помог ей надеть чистую ночную рубашку — одну из тех, что, должно быть, нашел в шкафу. Рубашка была старая, но очень мягкая и удобная. Он взял с кровати теплое одеяло, укутал ее и перенес в кресло у огня. Оказавшись вне кровати, Лора поняла, что Джерри не сон, а реальность, и эта реальность была смущающей и тревожной.

— Джерри, как ты здесь оказался? — спросила она, глядя, как он меняет простыни на ее двуспальной кровати.

— Это сейчас неважно, Лора, — сказал он, не глядя на нее. — Я вот хочу устроить тебя получше.

— У меня грипп?

— Да, и довольно опасный. Более тяжелый, чем у… — Он остановился на полуслове, но, как плохо ни соображала Лора сейчас, она поняла смысл неоконченной фразы: более тяжелый, чем у Мэри-Лу.

Она повернула свое бледное лицо к пылающему огню в камине. Что было бы с ней, если бы Джерри не приехал? Это и в самом деле был не сон. Он был здесь, он ухаживал за ней и был так заботлив и добр. Она покачала отяжелевшей головой, пытаясь вспомнить, что же тут происходило. Неужели он без всякой иронии называл ее «дорогая», неужели он и в самом деле мыл ее разгоряченную кожу растопленным снегом?

— У меня… у меня был бред?

— У тебя был страшный жар. — Джералд подошел и встал над ней. — Однако ты уже выздоравливаешь.

— Спасибо, Джерри, — прошептала она и попыталась улыбнуться.

Он ничего не сказал, даже не улыбнулся, а просто поднял ее с кресла, и она вцепилась в него, прильнув головой к его шее и вдыхая его запах. Это заполнило ее воспоминаниями о прошлом, когда прикосновение к нему было радостью, всегда ей доступной, когда она была с ним и телом, и душой, а будущее обещало много счастья. Она закусила губу, когда Джералд уложил ее на холодные чистые простыни и подоткнул ей одеяло. Увы, этого никогда уже не будет снова — того чувства принадлежности кому-то, кого ты любишь и кто любит тебя. Он ведь любил теперь не ее.

— Джерри, — мучительно проговорила она. — Мэри-Лу…

— Оставь это, Лора.

— Я… я не могу, Джерри. Она твоя… Ты должен быть с ней.

— Она в порядке, — спокойно заверил он. — С ней ее сестра. Не думай об этом.

Но она думала. Что же ей оставалось делать? Она была слишком слаба для других занятий. Джералд спустился вниз, чтобы приготовить ей питье, и Лора снова откинулась на чистые подушки и погрузилась в созерцание комнаты, освещенной розоватыми всполохами огня. Получается, что она провела целый день в этой постели, мечась в жару, а Джералд ухаживал за ней. Она не знала, почему он здесь, и даже не могла ничего предположить. Задумываться же об этом всерьез было ее больной голове не под силу. Просто есть эта комната, тепло камина, пляшущие на стенах отблески огня; есть спокойствие и уверенность, оттого что Джерри рядом.

За окном было темно, наступила еще одна зимняя ночь, лишь лунный свет, отраженный снегом, призрачным сиянием освещал комнату. Она никогда не была с ним зимой, ведь они любили друг друга летом. Впрочем, она любит его и сейчас. Она не хотела любить его, но любит. И он здесь, с ней, а не с Мэри-Лу; это страшно интриговало ее. Но задумываться над этим было тяжело, начинала болеть голова.

— Ты можешь съесть немного супа?

При одной мысли о еде она почувствовала тошноту и открыла глаза.

— Нет еще, пока не могу.

— Тогда выпей это. — Он сел на край постели, в джинсах и толстом темно-синем джемпере с причудливым витым узором на груди. Он выглядел сильным, красивым и глубоко озабоченным ее состоянием. Сухие прохладные пальцы Джерри слегка коснулись ее руки, когда он подал ей кружку дымящегося лимонного напитка.

— Ты замерз. И ты можешь подхватить от меня грипп, — озабоченно сказала она. Впрочем, тогда бы она осталась здесь с ним, она бы любила его и заботилась о нем…

Он улыбнулся.

— Я сделал прививку; этот грипп мне не страшен.

Она тоже улыбнулась и отхлебнула напиток.

— Я пью растопленный снег?

— Нет, это минеральная вода из холодильника и сухой напиток в порошке. Я нашел несколько пакетиков в кухонном шкафу. Врача вызвать нельзя из-за ужасной погоды. Центральное отопление не работает, так как замерзли трубы. Я нашел уголь и разжег камин здесь и еще один там, внизу. Надеюсь, тепла от них хватит, чтобы разморозить трубы.

— Боже, сколько дел ты переделал, — тихо пошутила она.

Джерри выдержал ее взгляд без улыбки, он выглядел более обеспокоенным, чем она когда-либо видела его прежде.

— А теперь спи, Лора. Разговор тебя утомляет.

Он взял из ее рук кружку, натянул одеяло до подбородка, потом наклонился и слегка поцеловал ее в лоб. Она заснула с ощущением мягкости его губ, согревающих кожу.

Ночью она проснулась вся дрожа. Заметив, что на кровати стало теснее, она обнаружила, что Джерри лежит рядом, прижавшись к ней. Когда она зашевелилась, он поднял голову.

— Ты все еще дрожишь.

— Я что, дрожала и раньше? — спросила она.

— Да, сильный жар. Я пытался согреть тебя.

— Я чувствую себя ужасно, Джерри, — простонала она. — Я ненавижу грипп. Тело все болит, кости ноют, мне так тяжело и холодно.

— Сейчас ночь, и температура падает. — Лора почувствовала, что он встал с постели, и невольно застонала от усилившейся дрожи, оказавшись одна. — Все в порядке, — успокоил ее Джерри, и тут же она почувствовала, как он скользнул под одеяло. — Вот так, давай я обниму тебя.

Она прильнула к нему, обвив его руками и уткнувшись головой в его теплый свитер. Джералд был здесь, с ней, и обнимал ее. Но ее кожа была воспалена, и она ойкнула, когда его джинсы оцарапали ей бедро.

— Ты делаешь мне больно, — простонала она. — У тебя джинсы такие грубые.

Он слегка отодвинулся, а потом приподнялся на локте и посмотрел на ее бледное лицо. Она поняла, что на столике рядом с кроватью горит свеча. Значит, нет электричества, час от часу не легче. Голос Джерри прозвучал глухо, когда он заговорил:

— Лора, если я сниму их, мы оба попадем в беду.

Она поняла и, вспыхнув от замешательства и стыда, попыталась отодвинуться от него, но он обхватил ее плечи и удержал.

— Довольно трудно лежать на этой постели, не соприкасаясь. Если я коснусь твоей кожи…

— Не надо, Джерри, — взмолилась она. — Я не имела это в виду… я не могла… я не хочу.

О, она, конечно, не имела в виду того, что он подумал. Но разве в глубине души она не жаждала другого контакта? Такого, каким он некогда был у них? Открытая любовь, без сомнений и страхов, страсть, которая захлестывает твои чувства так неодолимо…

— Я знаю, знаю, — успокоил он, опуская голову ее на подушку, словно понял и пожалел, что так расстроил ее. — Спи, не волнуйся.

— Не оставляй меня, — жалобно сказала она и прильнула к нему.

— Не оставлю, — выдохнул он ей в волосы, вытягиваясь на кровати и вновь обнимая ее.

Она опять впала в легкое забытье, но через некоторое время проснулась. Джералд крепко держал ее, дыша ровно во сне. Одну ногу он перекинул через нее, крепкую, теплую и… обнаженную. Она помнила, что на нем были грубые джинсы, и он не собирался снимать их, но, значит, через некоторое время снял, хотя и оставался еще в рубашке, расстегнутой на груди.

Набравшись храбрости, Лора скользнула пальцами под рубашку и потрогала кожу и волосы на груди. Он ведь спит и ничего не заметит.

Всем своим существом она жаждала его. И ничего не могла с этим поделать. Голова ее кружилась от желания, чтобы он обнял ее, сжал своими сильными руками…

— Не надо, Лора. Не надо! — пробормотал он глухо, так что слов было почти не разобрать.

Рыдание поднялось в ее горле — от стыда, от тоски о потерянной любви и жалости к ним обоим. Но отодвинуться она была не в силах. Она лежала неподвижно и изо всех сил сдерживала рыдания, которые все же вырвались из груди.

Джерри пошевелился и, обвив ее руками, притянул поближе к себе. Он держал ее нежно, но крепко, и Лора чувствовала биение его сердца возле своего собственного, дыхание его в своих волосах. Она лежала вся в сладком упоении от его объятий, крепко прижав свои маленькие кулачки к вороту его рубашки и тщетно пытаясь сдержать волну чувства, которая растекалась по ее телу.

Нет, это было безнадежно; она не удержалась и позволила сладкой волне желания и страсти омыть себя. Позволила ускориться своему сердцу и дала волю своим чувствам, не думая о том, что будет после…

Его рот двинулся по ее волосам, потом его теплые губы прошлись маленькими поцелуями по ее шее. Почти теряя сознание, с головокружением от страстного желания она тихо застонала, как бы прося его прекратить. Но просьба эта была оставлена без внимания: его рот искал ее губы. Они пребывали в том дремотном, расплывчатом мире, куда были завлечены, как в ловушку. В почти нереальном мире, где не было ничего, что мешало бы им, где все было неважно, кроме их тел и сердец, отвечающих на жгучую жажду друг друга. Она раздвинула губы для него, она тянулась к нему всем своим существом, забыв себя, потеряв контроль над собой. И не было никакого сопротивления, когда его поцелуй опасно углубился, а язык настойчиво и требовательно стал касаться мягкой поверхности внутри ее рта. Ничто не могло остановить этот неудержимо кружащийся вокруг своей оси мир, когда, переплетаясь жаркими телами, они страстно прильнули друг к другу.

Но вдруг стон отчаяния, который глухо издал Джералд, вернул Лору на землю. Он оторвал свои губы и, отодвинувшись от нее, вполголоса прошептал проклятье; грудь его тяжело вздымалась, а руки он в отчаянии запустил себе в волосы.

— Какого черта ты делаешь это со мной, Лора? — прорычал он.

В ужасе Лора отпрянула от него и тихо заплакала. Какой же дурой она была, что позволила своему сердцу завести ее так далеко, позволила этому обольщению так глубоко захватить ее! Но ведь она больна. Она и сама не знала, что делает, а он во всем обвинил ее. Разве он сам не знал, не понимал, что она не отвечает сейчас за себя?

Заглушив рыдание, она закусила подушку. Да, она уже потеряла рассудок от страсти к нему, хотя и знала, что он все равно не может принадлежать ей больше, чем на то время, пока они занимаются любовью. Ведь он принадлежит Мэри-Лу. И все же, да, она хотела его, она едва не соблазнила его, но если бы она все же сделала это, то умерла бы потом со стыда — за себя саму, за него, за весь этот мир, в котором ей так плохо!

— Убирайся… убирайся из моей постели, Джералд Костес! — закричала она в мокрую подушку. Но он уже и так встал и стоял у камина, освещенный лишь горящими углями; было видно, до чего он возбужден. От отчаяния Лора беззвучно застонала. Ведь он действительно хотел ее, и она сама жаждала его так страстно! Но его желание было мимолетным, он хотел женщину, любую женщину, а не ее, уверяла она себя, пытаясь охладить свое желание. Но сама же себе не верила.

Она попыталась вылезти из постели и встать, нетвердо держась на ногах и хватаясь за спинку кровати. Джералд услышал это движение и, повернув голову, посмотрел на нее. Лицо у него было мрачным.

— Ложись обратно в постель, Лора; тебе еще рано вставать.

Он подошел к ней и усадил ее на край постели. Она смотрела на него, пока он надевал свитер и натягивал джинсы. Он больше не был возбужден.

— Ты знаешь, что мы едва не натворили сейчас? — проворчал он обвиняющим тоном. Лора опустила голову и уставилась на пальцы своих голых ног. Она молчала, не зная, что сказать. — Ты бы возненавидела меня после этого, — все тем же холодным тоном добавил он.

Голова ее вызывающе поднялась. Глаза были широко раскрыты и подернуты слезами.

— Тогда я жалею, что мы не сделали этого, — отрешенно сказала она. — Потому что я хочу ненавидеть тебя, Джерри. Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, чем возненавидеть тебя! — Он хотел повернуться, но Лора схватила его за рукав свитера. Она не собиралась позволить ему повернуться к ней спиной, оставив как бы всю вину только на ней. — И не отворачивайся. Не пытайся свалить на меня всю вину за то, что едва не случилось. Ты был в моей постели…

— Однако не за тем, о чем ты думаешь, — рассвирепел он и выдернул у нее свой рукав. — Ты замерзла и дрожала…

— И ты грел меня раздетый! — заспорила она.

— Ты стонала, что у тебя кожа воспалена, а моя одежда слишком грубая.

Она вспомнила и опять повесила голову.

— Я очень сожалею, — слабо произнесла она, не найдя, что еще сказать.

— Как и я, — проворчал он. Отойдя от кровати, он сел в кресло возле камина и наклонился, чтобы сунуть полено среди горевших углей. Неожиданно пламя осветило его мрачное лицо, и сердце Лоры беспомощно забилось.

— Неужели так и нет электричества? — упавшим голосом спросила она. И снова откинулась на подушки, но так, чтобы можно было видеть его и наблюдать за ним, пускай сердитым, но все же ухаживающим за ней, еще недавно обнимавшим и целовавшим ее, хотя и не позволившим, чтобы это зашло дальше. Он был сильным, гораздо сильнее, чем она, и ей пришлось признать это. Казалось, он полностью держал свои чувства под контролем, в то время как в ее собственной душе была сплошная путаница.

— Отключили электроэнергию. Снега в округе на три дюйма, и мир сходит с ума. — Тон его был презрительный.

— Ты сам сошел с ума с этим миром и со мной, — вздохнула Лора, и голос ее был слаб от отчаяния. — Ты никогда не бывал так сердит, Джерри.

Он невесело улыбнулся, откинувшись к спинке кресла. Его лицо было повернуто к ней в профиль, и она видела, что глаза его закрыты. Но даже если бы он и открыл их, она бы все равно не смогла прочесть их выражения. Это помогло ей набраться смелости и спросить:

— Ты сердился все эти четыре года?

Он не ответил.

— С Мэри-Лу ты тоже разговариваешь, как со мной, — так же зло и раздраженно?

Он и на это промолчал.

— Ты любишь ее больше, чем меня? — спросила она, сама удивляясь, откуда набралась такой храбрости.

Плечи его окаменели. Она, видно, проняла его. Но и себе причинила боль. Зачем ей, в конце концов, это знать? Но она уже не контролировала себя. Чертов грипп заставлял ее делать то, чего она никогда бы не позволила себе в обычном состоянии.

— Мой двадцать первый день рождения был самым худшим днем в моей жизни, Джерри, — прошептала она, закрыв глаза. — Я не знала, что мой отец собирается сделать то, что он сделал. Он всегда пытался сам устраивать жизнь всем своим близким. Из-за этого и мать ушла от него. Я знала Эдвина всю свою жизнь, с самого детства. Мы всегда были вместе, но никогда не были любовниками, всегда только друзьями. Когда я встретила тебя, я узнала, что такое любовь, я должна была бы рассказать тебе о нем, но…

Стук двери спальни заставил Лору замолчать и открыть глаза. Она посмотрела на камин, огонь все так же ярко горел. Но Джерри в кресле рядом с камином не было. Она осталась одна в темнеющей комнате, наедине со своим бессвязным бормотанием. Отчаянный всхлип вырвался из ее горла, и, откинувшись на постели, Лора крепко зажмурила глаза, чтобы стереть, вычеркнуть из памяти все это…

Когда она проснулась, было светло. Огонь в камине уже догорел, но в комнате было тепло, негромкое журчание в радиаторе указывало, что центральное отопление вернулось к жизни и снова заработало. Слегка поеживаясь, Лора вылезла из постели и подошла к окну, чувствуя, что жизнь понемногу возвращается к ней. Шел мелкий дождь, с черепичных крыш падала капель, а сосны в конце сада уже сбросили снежный покров со своих ветвей, чувствуя оттепель.

За спиной у нее открылась дверь, и, обернувшись, она увидела, что в комнату входит Джерри с подносом в руках. Он, похоже, только что вышел из-под душа: волосы его были влажные и приглаженные, но отросшая щетина изумила ее.

— Ты не должна еще вставать с постели, — сказал он, ставя поднос на кровать. — Сегодня ты должна поесть. Тогда силы к тебе вернутся. Я нашел в холодильнике яйца, оставшиеся с твоего последнего визита, и проверил упаковку — срок годности еще не вышел. А хлеб сохранился в морозилке. К счастью, электричество отключали ненадолго…

— Джерри, — прервала его Лора, все еще разглядывая черную щетину на его лице, — какой сегодня день?

— Понедельник.

— Понедельник! — вскричала она и в отчаянии приложила руку ко лбу. Она не могла в это поверить! — Я… я приехала сюда в пятницу вечером…

— Ты была очень больна, Лора.

Так больна, что потеряла счет дням!

Джерри намазал ей масло на хлеб. Она села на край постели с ним рядом, еще слабая, с трудом пытаясь собраться с мыслями. Столько всего случилось за это время, но все было словно в тумане. Одно она помнила хорошо: горячие поцелуи Джерри, а потом его ужасный уход от нее. Неужели это случилось в действительности?

— А ты поел? — пробормотала она, когда Джерри протянул ей тарелку с яичницей и хлеб с маслом. Он приготовил это для нее, но она не могла есть, думая, что он сам голодный.

— Да, — ответил он, — раньше.

— У тебя борода отросла.

— Я не предполагал, что останусь тут так долго.

— Почему ты приехал? Должна же быть какая-то причина, а не просто мимолетное желание.

Он грустно улыбнулся.

— Я же говорил тебе, что ты не можешь себе позволить спокойный уик-энд в деревне, а ты не послушалась. Дел очень много, больше, чем ты себе представляешь. Я поехал за тобой и намеревался вернуться в тот же вечер или, в самом крайнем случае, пораньше с утра.

Она почувствовала себя разочарованной. Хотя и предполагала, что еще какая-то причина была. Глубоко в душе она это знала. Но он не хотел о ней говорить, и Лора не стала расспрашивать. Она подцепила немного яичницы и положила в рот; оказалось вкусно.

— А как ты вошел? — спросила она, немного утолив свой голод.

— Дверь была не заперта.

— Этого не может быть, — запротестовала она, но тут же подумала, что вполне может. Она плохо себя чувствовала, когда приехала, — болела голова, сотрясал озноб. — Значит, ты вошел и нашел меня.

— Я нашел весь дом промерзшим и со включенными лампами повсюду, а когда отважился подняться наверх, то увидел тебя лежащей в постели и стонущей. Пощупал твой лоб — ты вся горела от жара. Остальное ты и сама знаешь. — Он встал и, взяв свой чай, подошел к окну, глядя на оттепель за окном и прихлебывая из чашки.

Лора поела, сколько смогла, искоса время от времени поглядывая на него. Остального она не знала, вовсе нет. Он провел весь уик-энд здесь, ухаживая за ней. О чем он думал все это время? Наконец она поставила тарелку и потянулась за чаем.

— Тебе нет нужды оставаться, — тихо сказала она. — Ты можешь…

Он оглянулся на нее, и спокойно-равнодушное выражение его лица ясно дало ей понять, что у него не было другой причины оставаться здесь, как только позаботиться о страждущем живом существе.

— Я не могу тебя оставить. Ты нуждаешься во мне. Я тебе нужен.

Интересно, что бы он сказал, если бы она заявила, что он ей нужен навсегда? — спросила она себя. Оставил бы он Мэри-Лу и вернулся бы к ней?

— Я думаю, Мэри-Лу тоже нуждается в тебе, — отважилась заметить она. И наблюдала, изменится ли выражение его лица.

— Она уже поправляется, и кроме того, я же тебе говорил, что с ней ее сестра. А у тебя никого нет.

— Значит, ты испытываешь ко мне жалость?

Она и в самом деле должна была возбуждать жалость, подумалось ей. Ведь она была так несчастна. Джерри улыбнулся искренней улыбкой и подошел к ней. Сердце Лоры невольно затрепетало. Он наклонился, взял у нее из рук чашку и поставил на столик рядом со своей. Он держал ее пальцы в руке, а голос его был мягок и тих, когда он заговорил.

— Да, я испытываю к тебе жалость. А в данный момент испытываю и сильную жалость к самому себе. Я понимаю, что ты пытаешься сделать, Лора: ты хочешь вызвать меня на откровенность, хочешь узнать, что я в действительности чувствую к тебе. Ты постоянно упоминаешь Мэри-Лу, но она здесь ни при чем. Ты сказала мне много вещей, пока была в бреду, — пыталась объяснить, что произошло в ту ночь и…

Лора застонала и опустила голову в замешательстве.

— Пожалуйста…

— Что пожалуйста? Не смущать тебя? Я не собираюсь этого делать. Я только не хочу, чтобы ты предавалась заблуждениям.

Сердце ее болезненно сжалось. Он, может, и заботился о ней немного, но только и всего. Он пытался внушить ей, что это пустяк, что единственная причина, по которой он нянчился тут с ней, была в ее бедственном положении. Но ведь он называл ее «дорогая», и было другое, что заставило ее подумать…

— Заблуждения? — возмутилась она, и слезы заволокли ей глаза. — Я, может, и была в бреду, но не без сознания. Я чувствовала тебя, Джерри. Ты целовал меня — впрочем, ты всегда целуешь меня, изгоняешь призраков, как ты говоришь. Ты даже предположил, что мое полное подчинение тебе может стать исцеляющим средством. — Глаза ее были широко открыты от боли и обиды, а голос опустился до шепота. — И ты имел такую возможность, так почему же ты не воспользовался ею?

Он отпустил ее пальцы, почти отбросив их от себя с презрением. Встал и отошел прочь.

— Ты всегда вот так делаешь! — вскричала она. — Уходишь, когда тебе становится неудобно, когда слышишь что-то близкое к правде. Что это, больная совесть?

Он резко повернулся к ней лицом:

— Это у тебя должна быть больная совесть, Лора. А не у меня. Я не жил с двумя любовницами…

— Ты был очень близок к этому прошлой ночью, и что это была за ночь! — запальчиво выкрикнула она, вскакивая на ноги. — Ты почти…

— Да, почти! — взорвался он. — И благодаря мне, а не тебе, мы до этого не дошли!

Лора едва не задохнулась и прикрыла рот рукой от стыда.

— Ну ладно, допустим, ты действительно не понимала, что делаешь. Возможно, как и я, ты почти потеряла контроль над собой, — продолжал он запальчиво. — Нам легко было бы заняться любовью тогда — ведь мы оба страшно хотели этого. Ну, а что потом? Все это было бы просто короткой сексуальной разрядкой. А потом тупик, дорога в никуда. Потому что ничто бы не изменилось. Я все равно не смог бы доверять тебе.

— Доверять мне! — отозвалась Лора в припадке возмущения. — У тебя никогда не было реальных причин не доверять мне. Только те, что ты сам вообразил себе. Эдвин был частью моей жизни, но не такой важной, как ты. Я говорила тебе об этом.

Глаза его угрожающе сузились.

— Да, в этот уик-энд, в полубредовом состоянии. Через четыре года после того события.

— Но я же пыталась! — в гневе закричала она. — Я пыталась сказать тебе это, но ты, как безумный, убежал с моего вечера. Ты не стал это слушать тогда и не слышишь этого сейчас. Ты хотел наказать меня тогда и желаешь сделать это сейчас. Кормишь, моешь меня, ухаживаешь за мной, греешь в постели, а потом в финале отказываешься от меня. Ты приехал сюда, нашел меня больной и, увидев возможность отомстить, ухватился за нее.

Джерри шагнул к ней, и Лора попятилась, когда он навис над ее головой. Он схватил ее за плечи и так сжал, что едва не оторвал от пола.

— Отказался я ради самосохранения, Лора. И если ты не можешь этого понять, значит, ты ничему не научилась за эти четыре года. Обладать тобой один раз мне было бы недостаточно. Я мог бы захотеть тебя снова и снова, как это было четыре года назад. Я не желаю опять такого мучения, Лора, — никогда!

Он отпустил ее, но все так же стоял вплотную. Его тело дрожало от напряжения, а глаза сузились от гнева. Наконец он взял себя в руки и заговорил спокойно и рассудительно.

— Теперь, когда я вижу, что ты настолько здорова, что в состоянии уже спорить со мной, я оставлю тебя и вернусь в город. Я и так оставался здесь слишком долго. А тебе я советую не приступать к работе слишком скоро, потому что, когда ты вернешься, тебе понадобятся здравый смысл и рассудительность. Тебе нужно как следует выздороветь.

Лора испуганно уставилась на него. Как он мог быть столь холодным и резким после того, как весь уик-энд заботился о ней? Работа… Как он мог думать о ней после всего, что случилось, пока она была здесь больна? Он так нежно и страстно целовал ее, а ведь этого нельзя сделать, если не любишь. Но была еще Мэри-Лу. И он, с его особыми понятиями о чести, не мог больше допустить в свое сердце ее, Лору Эскола. То, что здесь произошло, была всего лишь слабость с обеих сторон. Он выказал силу воли, выказывает ее и сейчас. У нее нет другого шанса, кроме как сравняться с ним силой, — и она сделает это. Там, где дело касается его, слабости нет места.

Она сделала глубокий успокаивающий вздох.

— Да, тебе лучше уехать, — согласно кивнула она. — Хотя как ты объяснишь все это Мэри-Лу, я не могу себе представить.

— Я уже все объяснил, — сказал Джерри. — Телефоны не отключаются в непогоду. Мы разговаривали каждый вечер.

Лора судорожно проглотила комок в горле. Да, разумеется, он должен был звонить своей невесте, но она ни минуты не допускала, что он сказал ей, откуда звонит!

— Я… я буду в офисе завтра…

— Нет, Лора, — твердо сказал он. — Только на следующей неделе. А все твои дела я возьму на себя. Ты еще недостаточно здорова.

Если она еще недостаточно здорова, зачем же он оставляет ее одну? Потому что должен вернуться к Мэри-Лу, вот почему. Моргая, она отвернулась и начала собирать посуду от завтрака. Она была достаточно здорова, и, как ни горько было признать, он уже сделал для этого достаточно. Ведь она могла умереть здесь одна, замерзшая, с холодными трубами и без электричества.

— Спасибо тебе за все, Джералд, — пролепетала она.

Он взял у нее поднос.

— Я наведу порядок, прежде чем уехать. Тут есть суп и…

— Я знаю, что есть суп! — выкрикнула Лора и тут же закусила губу. Она показала, что не хочет, чтобы он уезжал, а это было безумием. Ведь она хотела, на самом деле хотела, чтобы он исчез и никогда не появлялся в ее жизни снова. Она сбавила тон. — Ты прав — тебе надо возвращаться. Я слишком долго отрывала тебя от твоих дел.

Джерри молча вышел из комнаты, а десять минут спустя вернулся, чтобы попрощаться. Лора снова забралась в постель и натянула одеяло до самого своего дрожащего от сдавленных рыданий подбородка. Он наклонился и поцеловал ее в губы, но это был снисходительный поцелуй, поцелуй из чувства приличия.

— Лоб у тебя уже холодный. Температуры нет. Лежи и пей побольше жидкости. Постарайся поесть что-нибудь позднее. Вечером я позвоню.

Лора не сказала ни слова, она была слишком потрясена. Она слышала, как за ним захлопнулась входная дверь, потом донесся шум мотора его машины, потом скрип гравия на дорожке… И наконец — ужасная тишина. Тишина, которая уходила в вечность.