Аэрон прижал руки к глазу, пытаясь не дать черепу треснуть. Хотя он бы не возражал, если бы это прекратило боль. Пожалуйста, что угодно, но пусть перестанет болеть…
Он с трудом приоткрыл второй глаз, чтобы понять, куда его черти занесли, потому что его посетило дрянное ощущение, что это не дом Калеба.
По заплесневелому и потрепанному состоянию места стало ясно, что это не Св. Ричард, если только он не очутился в куче грязного мальчишечьего белья.
И в этом случае стиркой не озадачивались несколько дюжин декад. Или даже больше.
«Фу, больше не буду жаловаться на вонь Даева», — если честно, то он уж лучше зароется носом в волосатые подмышки Калеба после тренировки в августе, чем будет дышать этой невообразимой вонью. Пахло даже хуже ботинок Дагды, который долго преследовал Морригана. По сравнению с ней даже Кун Аннун был прекрасным лебедем[3].
Он сел и замер. В двух дюймах от его носа была самая уродливая собака, которую он когда-либо видел. Не хватало только красных ушей и завывания, чтобы понять, что смерть близка.
— Привет, щеночек. Уверен, я могу дать тебе пожевать отличный тапок.
«Если ты сунешь мне свой ботинок, я зашвырну тебя туда, где солнце не светит, ирландец».
Уронив руку, Аэрон улыбнулся от неестественного тона.
— Не ирландец, если уж говорить точно. А ты кто, Скуби?
«Не Скуби».
— Адская гончая?
«Почти, если быть точным».
— Языкастый ты засранец.
«Побудешь здесь столько же и тоже станешь».
— А это где? — Аэрон старался говорить безразличным тоном.
«В Асмодее».
Ну конечно же. Аэрон громко застонал.
— Я так понимаю, ты на плохой стороне изгороди?
«А есть хорошая?»
— Торна.
«Я ничего не знаю о Торне».
— Ну вот и ответ, — Аэрон посмотрел на сырые иссиня-черные стены его импровизированной тюрьмы. По ним сочилось нечто вроде густого масла. По крайней мере его не связали. Но это бы им не помогло. Тяжело связать пуку, и хотя он все еще немного злился на свою семью за их проклятие, но за это даже можно было бы поблагодарить.
Он сидел и смотрел на зловещие голубые огоньки, которые летали над их головами. Они пульсировали, как живые создания. Он поморщился от вида того, что по его мнению было остатками бедного чудовища, у которого выдался денек похуже этого. Слава богам его останки не светились после смерти. Ему бы не понравилось, если бы его внутренности так использовали.
— А ты случайно не увидел, что принесло меня сюда, парнишка?
«Демоны Таахики».
Это объясняет вонь. Они были хорьками демонического мира. Он неделями будет смывать этот запах с кожи.
— А теперь я задам до нелепого риторический вопрос.
«Нет, выхода отсюда нет».
— Хоть бы дал задать его. Но раз ты все испортил, то задам другой. Мой повелитель потерял свою гончую хэл. Может ты знаком с ним? Его зовут Завид.
«Ты служишь Малачаю?»
Аэрон колебался с ответом. За многие аэоны лет он выучил одно — ты не выдаешь ничего, пока не узнаешь на чьей стороне оппонент, а он ничего не знал о новом «друге».
— Я не служу никому.
— И все же ты сказал, что это гончая твоего господина, — вокруг них эхом разнёсся низкий злобный рев из неизвестного источника.
Черный волк съежился и начал отползать к стене слева от Аэрона.
— Что это?
«Слуги Нойра. Если ты слуга или друг Малачая, то они придут и заставят пожалеть об этом».
«Я не друг ни Нойру, ни Азуре. Но если ты покажешь мне этого Торна, то я стану твоим самым лучшим другом».
Вскочив на ноги, Аэрон шарахнулся в сторону, почувствовав тревогу. Все было слишком легко.
— И с чего мне хотеть отвести тебя куда-либо, если это ты у нас знаешь дорогу? Ключей-то от царства у меня нет. Ты можешь уйти в любое время. И почему ты ждал меня, если не знал, что я появлюсь? Или знал?
Его ослепила неожиданная вспышка света и волк стал высоким, худым демоном.
— А ты умник, да? Жаль…
* * *
— Ты же знаешь, что они его не сломят?
Нойр посмотрел своими светящимися глазами на Грима, от чего любое другое существо реальности поторопилось бы найти нору, чтобы спрятаться в ней. Древний бог был почти семь футов ростом и обладал порочной красотой, которая бывает только у злобных существ.
Его черные глаза и волосы были бездушными, как и его действия. И в глубине этих холодных глаз мерцал злой огонек, в тон его темно-красных доспехов. Он перебросил свой кроваво-красный плащ через плечо.
— Пытаешься разозлить меня?
— Нет, но это было бы неплохим бонусом.
Нойр рассмеялся. Это заставило всех демонов вокруг разбежаться, как грызунов во время взрыва — за что они в принципе и приняли этот неестественный звук. Древний бог протянул руку и схватил Грима за светлые волосы.
Его губы скривились в подобии жестокой улыбки, прежде чем он рывком притянул Грима к своей груди и крепко обнял его.
— Я скучал по тебе, мальчик, — он поцеловал Грима в макушку, затем отпустил его.
И прежде чем Грим успел моргнуть, он дал ему такую пощечину, что тот мог видеть звездочки.
— Но если еще раз так заговоришь со мной, я вырву твои кишки и брошу и дам их сожрать демонам-слизнякам.
Вытерев кровь с носа и губ, Грим старался не показать, как ошеломил его этот удар. И факт, что он все еще не мог видеть нормально, и лицо пульсировало от боли и отвлекало внимание. Твою ж мать, не смотря на упадок сил, старый пердун мог кого угодна отколошматить.
Он бросил злой взгляд на Лагерр, в чьих холодных темных глазах не было абсолютно никакой жалости. Но она была дочерью Нойра.
Он поморщился от вида крови на ладони. Он и забыл, как ненавидел находиться рядом с Нойром и Азурой. Теперь он привязан и зависит от них…
Если он когда-либо доберется до хлюпика-Малачая, Готье узнает, что такое невообразимая боль.
Когда люди жалуются на родителей жены, они себе не представляют, какие они могут быть. Им бы следовало провести выходной с его.
Два древних существа были одной из главных причин, почему он оставил Лагерр века назад. Как бы он ни любил ее, как бы весело им ни было воевать, это не стоило того, чтобы мириться с ее чокнутыми родителями и их неожиданными вспышками гнева.
Даже во время семейных ужинов…
И он забыл, как Лагерр поддерживала своего отца. Но теперь, когда они стояли рядом, сходство было жутким. Одинаковые угольно-черные глаза, в которых не было никаких чувств. Одинаковые аристократические черты, самодовольное выражение лица, темные волосы. Только у Нойра они были короткими, а кудри Лагерр спускались до талии. Как и ее отец, она вышла из утробы матери с мечом в руках, готовая убивать любого, кто встанет у нее на пути. Не удивительно, что древние люди считали ее Огненной сучкой Богов. Херит-Анат, Анат Ужасная, и тому подобное. Тогда у нее было больше имен и еще больше эпитафий.
Древние люди оставляли ей бессчётные подношения в храмах, надеясь купить ее расположение и отвадить ее от себя.
Будто это возможно…
Вместо этого они несли бесконечное число войн на земли людские. Где бы они ни проходили, начиналась резня. Многие века они были непобедимой командой. Лагерр — богиня войны и он, бог смерти. Их армия демонов разрывала землю.
Как Грим скучал по тем свободным дням, полным кровавого веселья.
А теперь…
Грим прижал большой палец к зубу, который расшатался от удара Нойра. Он в ловушке. Бесполезный и скучающий. Что еще хуже, он был никем. Он кто когда-то пугал человечество так, что люди не могли вспоминать его имя без содрогания, умирая от ужаса, в современном мире превратился в мультяшного персонажа, который появляется в видео-играх и на поздравительных открытках. Его сделали пустяком!
Бесконечное презрение.
Лагерр вздохнула.
— У Малачая по-прежнему пять сарра. То, что мы убрали одного, ничего не меняет.
Нойр посмотрел на дочь с раздражением.
— Терпение, Анат. Ты ничему не научилась в человеческом мире?
— Только тому, что ненавижу смертных вредителей и желаю вновь растоптать их.
Неожиданно Нойр откинул голову и глубоко вдохнул, как будто получал невообразимое удовольствие.
Спустя несколько неловких минут, он открыл глаза и улыбнулся им.
— Видите? Вот поэтому мне и нужны были сарра. У них есть часть силы Малачая. Так я могу кормиться от них и вернуть свою силу. Именно поэтому вас забрали у меня и запретили сюда приходить, пока вы служили у него. А теперь приведите остальных его дружков. Как только мы ослабим его и напитаем меня силой, то сможем его уничтожить. И я смогу жить здесь не в призрачном теле, которым удалось завладеть, а в своем собственном. Тогда мы обрушимся на мир и покажем ему то, чего так не хватало.
* * *
— Привет, ма, — сказал Ник, как только услышал тягучий каджунский акцент матери, ответившей на звонок. — Извини, что беспокою тебя на работе, но я заболел. Мне нужно домой. Ничего?
— Страшилка! У тебя ужасный и грустный голос! Милый, тут ланч в самом разгаре. Я не могу уйти. Давай, я позвоню Майклу и попрошу забрать тебя?
— Ладно. Я дам тебе школьную медсестру, чтобы ты объяснила ей. Люблю, ма.
— Я тоже, малыш. Поправляйся. Отдыхай, и я как можно быстрее вернусь домой проверить тебя. Позвони, если я понадоблюсь, и я прибегу. Даже уволюсь, если придется.
Ник фыркнул на предложение матери. Она обожала работу официантки в «Убежище». Хотя если она узнает, что ее босс оборотень вер-медведь, то это может измениться.
— Не надо, выживу, — хотя если честно, в этот момент ему казалось иначе.
Мама посылала поцелуйчики в трубку. Сморщившись, он ответил ей тем же, но гораздо тише, и покраснев, протянул трубку медсестре. Затем как можно быстрее ретировался из ее кабинета, чтобы избежать взгляда «ах, какой ты милый», которым его обычно одаривали, когда он был мил с мамой.
Когда он пошел присесть снаружи подождать, то встретил Мадуга, который вошел в кабинет с посылкой для секретаря. Тот был шестифутовым сыном двух Оруженосцев — нейрохирургов, что позволило ему создать меняющую разум игру, которую заколдовали демоны, чтобы завладеть их одноклассниками.
Хорошие были времена…
Если бы. Ника все еще мучали воспоминания о его опыте охоты на зомби. Он был таким плохим, что он по сей день не мог смотреть фильмы о них. А бедный Мадуг после этого не мог даже поиграть в пасьянс на своем компьютере.
Но он все равно был одним из лучших друзей Ника. И иногда было неплохо провести время с кем-то ужасно нормальным, вроде Мадуга, даже вопреки его высокому IQ. По сравнению с Мадугом у большинства был интеллект кочана капусты.
— Привет, Ник! Ты что тут делаешь?
— Собираюсь блевануть.
Мадуг отпрыгнул.
— Прости, приятель. Ты заразный? Если да, то я тоже хочу! На следующем уроке у меня тест, а я не готов.
Ну точно. Мадуг всегда готовился к тестам. Даже к тем, которые будут только в конце года. В этом плане парень был больным.
— Поверь мне, тебе это не нужно.
— Да, ты выглядишь зеленым и потерянным. Я так понимаю, ты пропустишь репетицию группы после школы?
Ник кивнул.
— Спасибо, что напомнил. Скажешь остальным?
— Конечно, но Марлон тебя убьет. Он так этого ждал. Он запал на Дафф.
— И что с ним не так?
— С кем, с Дафф? Не знаю. Чумка, может, парво.
Ник нахмурился.
— Это же собачья болезнь.
— Но думаю, она есть у нашего вер-пантеры. По крайней мере он чаще всего так себя и ведет.
Это да. Он был задумчивым подростком нового уровня. За все три года в школе Ник не слышал от него ни единого слова.
— Он и правда молчун или продал свой голос волшебнику?
Мадуг рассмеялся.
— Ни то, ни другое. Правильный термин — избирательная немота. Он яркий представитель. Скорее всего вызвана его… опять ты так на меня смотришь.
Ник поднял руки вверх.
— Приятель, это благоговение.
— Ну конечно. Уйду, пока моя боязнь общества не дала о себе знать. Надеюсь, ты поправишься. Хочешь, чтобы я принес в жертву козу или что еще?
Ник притворно рассмеялся над тем, что оба не находили смешным — Ник своими силами превратил Мадуга в козу, когда спасал его от демонов, связанных с охотой на зомби.
— Нет, никаких коз. И никакого программирования, партнер.
— Да, урок усвоен, — он по-братски обнял его и направился в кабинет.
Ник покачал головой. Когда-нибудь этот парень станет главврачом.
Или же гениальным злодеем, который будет вести орды сторонников.
Слава богу, что сейчас он на их стороне.
Неожиданно на Ника упала большая тень. Он рефлекторно попытался отклониться, пока не посмотрел вверх и не понял, что она принадлежала огромному мускулистому телу по имени Большой Бабба Бердетт.
— Блин, Бабба. Ты меня до чертиков напугал.
— Парень, надо употреблять меньше кофеина. У тебя рефлексы, как у перепуганного чихуахуа.
Ну, не удивительно, ведь из теней выпрыгивали все возможные опасные существа, пытаясь съесть или пленить его. Но этого он сказать Баббе не мог.
— Как ты себя чувствуешь? — Бабба положил руку Нику на лоб.
— Гаденько.
— Ты бледный, — Бабба схватил его рюкзак. — Пошли, я уже расписался за тебя.
— Кстати, спасибо. Я это ценю, — Ник нахмурился, учуяв запах лосьона после бриться и заметив, что косматая борода Баббы не такая уж и косматая. Он подстриг ее до щетины, над которой Коди и Брайнна посмеивались, когда обсуждали актеров. — Ты побрился?
— Заткнись.
Ник посмотрел внимательнее, отметив, что на Баббе не было его обычной формы — жуткой футболки и расстегнутой фланелевой рубашки. Вместо этого на нем была новая рубашка и джинсы. Единственное, что осталось от старого Баббы — тяжелые ботинки с металлическими носами.
— Фу, Бабба! Ну это же моя мама!
Он приподнял бровь, когда Ник посмотрел на него так, будто пытался испепелить взглядом. Пусть Ник и был Малачаем, но Бабба был профессиональным полузащитником, размером с кирпичный дом с мышечной массой, как у мирового чемпиона в поднятии тяжести, который легко мог пробить им стену. Кроме того, он был крутым спецом по выживанию и развлечения ради ходил охотиться на зомби на болота полные крокодилов и демонов.
— Даже не начинай, парень. Я спросил разрешения перед тем, как начать с ней встречаться, и ты сказал, что все нормально.
— Знаю, что сказал, но… — Ника передернуло. — Разве меня не может тошнить?
Бабба фыркнул.
— Подрасти, сопляк.
Ник пытался, но было тяжело. Пусть он и желал матери счастья, но не мог представить, что она с кем-то встречается, особенно с его другом и наставником. И то, что Бабба разрешал его маме называть его Майклом, не укладывалось у Ника в голове.
Это позволялось лишь его матери. И Чирайз Готье.
Когда они покинули здание школы и Ник направился домой, Бабба остановил его:
— Я сказал Чирайз, что возьму тебя с собой в магазин, чтобы присмотреть, пока она работает.
— Господи, Бабба, мне скоро исполнится семнадцать! Серьезно?
Голубые глаза Баббы потемнели от горя.
Ник мысленно пнул себя, вспомнив, что жена и сын Баббы были убиты, потому что она вернулась домой, приболев, и была там одна, когда туда кто-то вломился.
— Не стоит оставаться одному, когда болеешь. Нужно, чтобы кто-то присмотрел за тобой, чтобы ты мог поспать.
В глазах Баббы были эмоции, в отличии от его голоса. В них была вся тяжесть горя и самоуничижения, но которые Бабба сам себя обрек. Он считал себя ответственным за то, что не вернулся домой пораньше, чтобы побыть с женой. Именно поэтому он так отчаянно охотился на зомби.
Именно поэтому чрезмерно всех опекал. И именно поэтому Ник позволил ему встречаться с его мамой. Пока с ней был Бабба, он знал, что с ее головы не упадет ни волоска. Бабба разорвет любого.
— Ладно, извини. Ты прав, — он не стал говорить Баббе, что в квартире он бы был не один. Там был Ксев. Или должен был быть. Но только он и его команда знали, что Ксев был Мистером Пушистые ботиночки.
Когда они подошли к магазину компьютерной техники и оружия Баббы, который располагался в квартале от школы, Бабба открыл перед ним дверь.
— Отправить Марка за супом или еще за чем?
— Да нет, пока не надо. Но не откажусь от пиццы через часок.
— От пиццы? Господи, Майки, не удивительно, что тебе так нравится этот мальчик. Он прямо как ты!
Ник застыл посреди магазина, заслышав незнакомый голос с густым техасским акцентом.
Обычно он замыкался при незнакомцах. Он повернулся, чтобы обнаружить высокого мощного мужчину за прилавком, которому было около шестидесяти. Хотя они не встречались раньше, Ник немедленно его узнал.
— Эй! Да это же Бабба из рекламы! — единственная разница — вместо фланелевой рубашки и футболки с зомби на нем была красная рубашка поло и джинсы, в его темных волосах и бороде мелькала седина.
Ник обошел его, чтобы положить его рюкзак за прилавок.
— Ник, познакомься с моим отцом — Доктором Бердеттом. Папа — это Ник.
Ник подошел, чтобы пожать ему руку.
— Приятно познакомиться, Доктор Бердетт.
— И мне, хотя из рассказов моей жены и сына, я ожидал увидеть эдакого спиногрыза. А не почти взрослого мужчину, который может смотреть в глаза моему чудовищу-сыну, — он посмотрел на Баббу и, вздохнув, покачал головой. — Богом клянусь, мать подкармливала этого паренька удобрениями, когда я отворачивался. Ни в моей, ни в ее семье не было таких высоких. Не будь он так похож на меня, я бы призадумался и начал подозревать почтальона.
— Папа! — рявкнул Бабба ворчливым голосом.
— Что? — спросил тот, невинно моргая. — Чистая правда, и ты это знаешь.
Из-за черных штор, разделяющих магазин и подсобку, появился смеющийся Марк. Старше Ника всего на пару лет, он был закадычным другом Баббы и помощником в охоте на зомби. Оба начинали заниматься ерундой, как только Ник отворачивался от них.
Инь янь Баббы Марк был светлым, а Бабба темным. У него были взъерошенные светло-каштановые волосы, ярко-зеленые глаза, в которых редко не было смешинок. Как и Бабба, он попал в колледж по стипендии футбольной команды, и они росли вместе в Теннеси, прежде чем переехать в Новый Орлеан.
— Не позволяйте росту Ника обмануть вас, Доктор Бердетт. Он все еще спиногрыз, — Марк ухмыльнулся, глядя на Ника. — Как ты себя чувствуешь, малой?
— Больным.
— Ну, не зарази меня, а то я заставлю тебя стирать нижнее белье Баббы весь следующий месяц.
— Неа. Ты притворяешься, что платишь мне, а я притворяюсь, что работаю.
Отец Баббы, игнорируя их, обошел прилавок, чтобы осмотреть Ника.
— Какие симптомы? Боль в горле?
Ник посмотрел на Баббу огромными глазами.
— Он ВЗ… всеобщий защитник. Еще хуже, чем моя мама, а воскресенья даже в два раза. Сдавайся, парень. Так проще. Он тебя все равно не оставит в покое.
Отлично. Если доктор начнет его изучать… Он все еще был Малачаем с необычными чертами, и если обнаружится, что он не человек, все будет очень плохо.
Ник прокашлялся и начал думать, как избежать катастрофы.
— Да ничего плохого. В основном головная боль, слабость и усталость.
— Наверное, обычная простуда. Пойдем в подсобку, я тебе дам витаминов. Осмотрю тебя… Это же у тебя сердце барахлило?
— У него.
— Бабба, — рявкнул Ник.
— Не Баббкай мне, мальчик. Твоя и моя матери освежуют меня живьем, если с тобой что-то случиться под моим присмотром. И если честно, я думаю, что ты нравишься моей маме больше меня.
Его отец рассмеялся.
— Это вовсе не так. Как-то я мыл пол на кухне, когда Майки влетел в дом, как будто кто-то пытался его убить, и упал. Нормальная женщина разозлилась бы на ребенка за то, что тот пачкает свежевымытый пол. Повторюсь — нормальная женщина. Но я женился не на нормальной. Я женился на Бобби Джин Клинтон-Бердетт. На этом семейном древе нет нормальных. Так что я глазом моргнуть не успел, как его мама приложила меня ручкой швабры, потому что этот мальчик содрал коленку на моем свежевымытом полу. Скажу вам, она так яростно вцепилась в меня, что я решил, будто на меня налетела одна из греческих фурий с горы Олимп. Можно было подумать, что мальчик лишился ноги. Но он посадил лишь небольшой синяк. Даже крови не было, в отличии от меня.
— И у тебя не было, — фыркнул Бабба. — И мне было четыре, когда это произошло.
— Ну да, четыре. Это случилось в прошлом году!
Баба засмеялся и покачал головой.
— Неа, — вздохнув, он встретился взглядом с Ником. — Вот что следует знать о моем папочке — он не всегда говорит правду.
— Вот и нет. Я всегда говорю правду. Просто делаю это креативно. Так народу интереснее, — он положил руку на плечо Ника, и повел его в подсобку, где Бабба с Марком работали на компьютерах, а Бабба позвонил матери Ника, чтобы сказать, что забрал его и теперь «опекает».
Доктор Бердетт заставил его сесть на стул рядом с подсоединенными друг к другу мониторами Баббы с очень интересными картинками еды на них. Он улыбнулся, когда Ник хмуро посмотрел на них.
— Извини за эту порнографию с едой. Бобби Джин держит меня на стольких диетах, что тут я грешу. Как только я выбираюсь из ее поля зрения, то начинаю смотреть на десерты и истекать слюной, как собака Павлова. Ты же не сдашь, что я ел бенье, да?
— Не смей, Ник! — крикнул Бабба из-за штор. — Он диабетик, и не получит их, пока он здесь.
Его отец зарычал.
— Ты и твоя мама! Какой прок от конференции в Новом Орлеане, если я не могу здесь поесть их? Пристрели меня и покончи с моими страданиями!
Бабба принес в подсобку коробку деталей, чтобы расставить их по полкам.
— Я не хочу стрелять в тебя, папочка. Но я бы хотел, чтобы ты пожил немного дольше. Как и мама. Не разбивай ей сердце. Ты обещал ей, что будешь вести себя хорошо и придерживаться диеты.
Ник похлопал его по плечу.
— Понимаю вашу боль, Доктор Бердетт. Вам бы встретиться с моей мамой. Она заставляет меня есть овощи, — его передернуло. — И другую девчачью еду. Это ужасно.
Бабба рассмеялся.
— Тут он прав, но Чирайз отлично готовит. Клянусь, эта женщина может сделать деликатес из пакетика с кетчупом.
На лице его отца появилось странное выражение.
— Думаю, у него жар. Не возражаешь, если я отведу его наверх и принесу свою аптечку?
— Конечно. Я все равно собирался отправить его отдохнуть в мою кровать, пока его мама не вернется с работы, — Бабба сузил глаза и посмотрел на Ника. — Я серьезно. Надеюсь, я не застану тебя за тем, что ты ищешь порно на моем компьютере или играешь в игры. Можешь посмотреть телик, но ты должен отдохнуть.
— Да, сэр. Да сэр Бабба, — Ник соскочил со стула и пошел к лестнице, которая вела на второй этаж квартиры Баббы над магазином.
Пока он поднимался, его посетила мысль, что он очень сблизился с Баббой за последние несколько лет. Он стал чем-то вроде его отца.
Если честно, он был единственным отцом, которого знал Ник. Не смотря на то, что его настоящий отец какое-то время жил с ними, Адариан себя отцом никогда не чувствовал. Как и не чувствовал себя частью их семьи. До дня его смерти он был обычным чужаком.
Но Бабба был другим с того самого момента, как Ник пришел в магазин, чтобы взять на прокат компьютер для школьного проекта.
Как Кириан и Ашерон.
Нику казалось, будто он всегда их знал. Как будто они всегда были семьей и провели вместе кучу времени. Ашерон бы сказал, что жизнь — это сложный гобелен, в котором веками переплетались нити. Душа рождались и возрождались, всегда встречаясь, когда приходило время, и что Ник встречал их раньше.
Мадуг назвал бы это наследственной памятью. Для одного урока он написал целое сочинение на эту тему. По его мнению — ДНК хранят постоянные отпечатки того, кем был каждый рожденный человек, и если два человека, чьи ДНК взаимодействовали в прошлом встречались, то какая-то примитивная часть их анатомии посылала дремлющие нейроны в мозг, чтобы пробудить его. Мадуг считал, что поэтому у людей появлялось чувство, что они уже кого-то встречали, или что знали их вечность.
Ник не был точно уверен насчет этого. Он был лишь уверен в своих чувствах. Его отец их не затронул. Самое грустное то, что он не горевал из-за смерти Адариана. И из-за этого он чувствовал себя дефектным. Сломанным. Безучастным.
И все же он знал, что если потеряет Баббу или Кириана, все будет иначе. Потеря опустошит его. Как и в случае с Марком или одним из его друзей.
Даже Завидом, хотя он едва его знал. Мысль о том, что его друга удерживают в плену и пытают…
Ему нужно вернуть силы и найти его. Он все еще помнил, в каком состоянии был Завид, когда он его встретил. Его держали в некомфортных условиях и не уважали. Относились скорее, как к животному, чем к существу с чувствами. Именно так его отец обращался с людьми.
А это Ник не выносил.
Доктор Бердетт привел его в квартиру Баббы и пошел в комнату для гостей за своей сумкой. Ник вошел в комнату Баббы, взял подушку с кровати и одеяло, которое висело на стуле, затем направился к дивану.
Доктор Бердетт вернулся и хмуро посмотрел на Ника, который лежал на потрёпанном кожаном диване Баббы.
— Не хочешь отдохнуть в постели?
Ник сморщил нос.
— Такое чувство, что я вторгаюсь в его личное пространство. Мужчине нужно собственное место, понимаете?
Доктор Бердетт рассмеялся.
— Ты хороший парень, для демона.
— И-и-извините?
Тот отступил к двери, как будто хотел убедиться, что они одни.
— У тебя есть одна попытка объясниться со мной, мальчик, и лучше говори правду. Потому что я распознаю ложь, и ты умрешь. Какого ты вида?
И пока он говорил, вытаскивал из сумки вовсе не стетоскоп.
Доктор Брюс Бердетт вытаскивал блестящий золотой клинок, который звенел от древней силы.
Двигаясь быстрее, чем успел заметить Ник, Доктор Бердетт прижал его к дивану.
— У тебя три секунды до того, как я отрублю тебе голову.