Прежде, чем вернется прошлое

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

— Папочка, он великолепен! — воскликнула Эмили, любуясь огромным мерином, рысью кружащим по мощенному щебнем небольшому загону. — Где ты нашел его?

Улыбнувшись при виде неподдельной радости на лице дочери, Гарлан Гамильтон обнял ее за плечи.

— На ярмарке лошадей в Кловисе. Что ты о нем думаешь?

Эмили ехидно улыбнулась.

— Он выглядит точь-в-точь как старый Апп. Сколько тебе пришлось отдать за него?

Гарлан рассмеялся.

— Не скажу. Разве, когда что-то дарят, стоимость подарка называют?

Эмили от удивления раскрыла рот.

— Подарок? Нет, ты не можешь подарить мне эту лошадь!

Ее отец снова рассмеялся.

— Тогда кому я должен ее подарить?

— Ну, я не знаю, — пробормотала она. — Оставь себе.

— Я никогда не любил эту масть. А ты любишь. Кроме того, нам с твоей матерью лишние лошади не нужны. У нас и так уже около тридцати.

Эмили взглянула на отца, который по-прежнему оставался красивым и сильным мужчиной, несмотря на то, что ему уже было под шестьдесят. Он и Роуз много трудились, чтобы превратить «Воздушное» в преуспевающее ранчо, каким оно и было сейчас. Это оказалось не так просто, учитывая, что они поженились во время длительной засухи. Но они преодолели эти и многие другие испытания, мучившие их не один год. Теперь ранчо стало преуспевающим, большим, оснащенным самой современной техникой.

Тяжелый труд и успех, которого добились ее родители, всегда вдохновляли Эмили. Если смогли Гарлан и Роуз, то смогут и они с Кеннетом! Но с годами Эмили начала понимать, что супругам нужно нечто большее, чем тяжелый труд и решимость преодолеть все жизненные невзгоды. Нужна безоговорочная любовь. А она, видит Бог, никогда не испытывала такой любви к Кеннету.

Она уважала Кеннета, но не должна была выходить за него замуж. Ей хватило всего нескольких коротких недель, чтобы понять, какую ужасную ошибку она совершила, поддавшись на уговоры Кеннета стать его женой. Но в то время, когда он сделал ей предложение, она все еще убивалась по Куперу, не говоря уже о том, как горевала о потерянном ребенке, о котором никогда никому не говорила, даже своим родителям. Она чувствовала себя одинокой и нелюбимой, а внимание Кеннета оказалось своего рода бальзамом для ее израненного сердца. Но при всем желании Эмили так и не смогла испытать к нему то, что испытывала к Куперу.

— Ты хочешь, чтобы я оседлал его для тебя, дорогая?

Вопрос отца вывел ее из горьких раздумий. Она улыбнулась ему и отрицательно покачала головой.

— Прошла только неделя после моего падения. Я лучше воздержусь пока от поездок верхом.

Он потрепал ее по плечу.

— Все будет хорошо. Единственное, с чем тебе придется бороться, так это с твоей матерью, которая не отойдет от ребенка ни на шаг, когда он появится.

Эмили обхватила отца за талию и прижалась щекой к его широкой груди.

— Спасибо за лошадь, папочка. Ты можешь привезти ее мне на ранчо?

— Прямо сегодня, если хочешь.

Встав на цыпочки, она чмокнула его в щеку.

— Спасибо. А теперь я пойду в дом попрощаться с мамой.

Кивнув, он ущипнул ее за щеку.

— Ладно, увидимся позже. Эмили, — добавил он, когда она уже уходила, — рад, что на твоем лице вновь засияла улыбка.

А она и не заметила, что улыбается! Она даже не знала, что еще умеет это. Слава Богу, что хоть чем-то порадовала отца!

Эмили нашла мачеху в кухне — та пекла хлеб. В кухне было тепло, всюду в горшках стояли комнатные цветы.

— Дорогая! Я и не знала, что ты приехала. Отец видел тебя? — Она вытерла испачканные мукой руки о полотенце для посуды и поспешила к Эмили поцеловать ее. — Ты выглядишь лучше, чем прошлый раз! На щеках появился румянец, и, похоже, ты стала лучше питаться.

Эмили обняла мачеху и устроилась на стуле.

— Я стараюсь есть все необходимое.

— Рада это слышать. И как приятно видеть тебя нарядно одетой, подкрашенной. Надеюсь, это означает, что и дух твой окреп.

Эмили посмотрела на свои черные джинсы и клюквенного цвета пуловер. Не Бог весть какой наряд, но по сравнению с тем, в чем она ходила до этого, Роуз и это кажется нарядным. После своего падения и нелестных замечаний Купера по поводу ее внешнего вида она стала больше уделять себе внимания.

— Мое настроение гораздо лучше, и с отцом я уже виделась. Почему ты не сказала мне о лошади?

Роуз снова принялась месить тесто.

— Потому что это сюрприз. Я не хотела его испортить.

— Он не должен был тратить столько денег!

— Он сам захотел. Кроме того, тебе нужна хорошая лошадь. Те, что у тебя есть, не самые лучшие в мире.

Эмили криво улыбнулась.

— Не могут же все быть такими, как твой любимый Пирожок.

— Наверное, я избаловала его, — произнесла Роуз с нескрываемым обожанием.

— Не говоря уже о привязанности. Ты же знаешь, лошади не живут на ранчо.

Роуз пожала плечами и улыбнулась.

— Не живут, но у Пирожка отличное здоровье. Ему двадцать пять, и он все еще в отличной форме. Ветеринар говорит, что, если я буду продолжать так же заботиться о нем, он может прожить еще лет десять.

— Не сомневаюсь! Здесь за ним отлично ухаживают.

Роуз разложила тесто по оловянным формочкам для булок и поставила их в духовку. Закончив, она взяла две большие кружки и налила кофе.

— Он без кофеина, — заверила она Эмили, занимая место рядом с ней.

Промурлыкав от удовольствия, Эмили сделала глоток.

— До чего же здорово, когда не тошнит от запаха кофе! Стучу по дереву, надеюсь, моя тошнота прошла навсегда.

— Приятно слышать. Тебе досталось за эти дни, — положив ногу на ногу, Роуз задумчиво посмотрела на Эмили. — Итак, расскажи мне, что происходит. Купер все еще у тебя?

Эмили вздохнула. Она была не в настроении обсуждать приезд Купера.

— Сегодня он поехал в город разузнать о жидком корме для скота.

Роуз одобрительно кивнула.

— Это не будет лишним, ведь у тебя никогда не было достаточно пастбищ.

Эмили знала, что мачеха права. Уставившись в свою чашку, она произнесла:

— Отец не спрашивал меня о Купере. Разве ты не сказала ему, что Купер вернулся?

— Сказала. Подозреваю, он считает, что Купер здесь надолго не задержится и его присутствие ничего не изменит.

— Надеюсь, он прав. Надеюсь, Купер на моем ранчо действительно явление преходящее, хоть он и продолжает утверждать обратное.

— Ты думаешь, он на самом деле собирается остаться?

Эмили прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

— В душе я уверена, что нет. Скоро вся прелесть сельской жизни наскучит ему, и он отправится в дорогу. Лично я жду этого с нетерпением.

— Почему? Он приставал к тебе?

Широко распахнув глаза, Эмили уставилась на Роуз.

— В каком смысле?

— В прямом.

Эмили скривилась.

— Почему ты спрашиваешь?

Роуз нежно улыбнулась дочери.

— Он был увлечен тобой когда-то.

Купер действительно был когда-то увлечен мною, мысленно согласилась Эмили. Но это было всего лишь физическое влечение.

— Мамочка, это было так давно и теперь уже не имеет никакого значения.

— Может быть, для тебя. Но Купер мог и не забыть.

— Мама! Это… просто не верится, что ты так думаешь!

— Что в этом удивительного? — настаивала Роуз. — Ты все еще молодая красивая женщина. И по какой-то неведомой причине Купер так и не женился.

— Не из-за меня же!

— Откуда ты знаешь? Ты спрашивала его?

Эмили чуть не задохнулась.

— Разумеется, нет! Ну… я спрашивала, женился ли он. Но только потому… что мне было любопытно. Все знают, я все еще в трауре по мужу.

Вздохнув, Роуз сделала еще один глоток кофе.

— Ты в трауре, дорогая?

Эмили уставилась на Роуз так, словно та утратила все нравственные принципы.

— Мама! Что на тебя нашло? Ты считаешь, я желала смерти Кеннета?

Видя, как оскорбилась Эмили, Роуз соскользнула со своего стула и обняла ее за плечи.

— Милая, успокойся. Я ничего такого не думаю. Но хочу откровенно поговорить с тобой, потому что, думаю, тебе это сейчас нужно.

— Откровенно поговорить со мной? О чем?

— О тебе. С годами я поняла, что никогда по-настоящему не интересовалась твоим замужеством с Кеннетом.

— Это правда, ты никогда не вмешивалась.

Роуз покачала головой.

— Да, потому что я знала, ты не была счастлива. По крайней мере, не так счастлива, как мы с твоим отцом.

Эмили опустила глаза.

— Не каждой паре суждено испытать такое счастье.

— Не каждой, — подтвердила Роуз. — И я знаю, что смерть Кеннета потрясла тебя, знаю, что ты многое отдала бы, чтобы того несчастного случая никогда не было. Но это не то опустошение, которое испытывает женщина, теряя родственную душу.

— Но Кеннет…

— Не был тебе родственной душой, — закончила за нее Роуз.

Эмили открыла рот для дальнейших протестов, но вскоре в смирении опустила плечи.

— Ты хочешь, чтобы я чувствовала себя более виноватой, чем сейчас?

Роуз поставила кружку Эмили на стол и взяла руки падчерицы в свои.

— Ну вот, мы подошли к тому, о чем я хотела поговорить с тобой.

Эмили беспомощно посмотрела на нее.

— На протяжении многих лет ты тянешь за собой шлейф вины. Пора отбросить его.

— Вины? Я не…

Покачав головой, Роуз улыбнулась.

— Эмили, помнишь то время, когда мы с твоим отцом впервые встретились? Тебе было тринадцать, и ты с настороженностью относилась ко мне до тех пор, пока не узнала, что я, как и ты, лишилась своей матери.

Эмили кивнула.

— Это было двадцать три года назад, но я помню все, словно это было вчера.

Они с отцом перебрались сюда с востока Техаса, когда ей было семь и она только-только потеряла свою родную мать.

— Тогда ты сказала, что мы родственные души, — продолжала Роуз. — Думаю, мы ими и остались. Поэтому я знаю, что ты чувствуешь. Ты всегда считала, что разочаровала Кеннета, что ты недостаточно любила его, что по твоей вине у вас не было детей. А теперь, подозреваю, ты винишь себя в его смерти.

— Как сказал Купер, я не должна была позволять ему садиться на ту лошадь. Но я… — пробормотала Эмили, — я не желала быть для Кеннета нянькой. Я не могла следить за ним каждую минуту, словно он малое дитя.

Роуз похлопала Эмили по руке и заняла свое место за столом.

— Вот теперь ты говоришь, как разумная женщина.

— Не знаю, разумная я или нет, но я не позволю Куперу унижать меня ни по поводу смерти Кеннета, ни по какому другому поводу.

На лице Роуз вновь появилось задумчивое выражение.

— Ты знаешь, лично мне Купер всегда нравился. Просто я не одобряла то, как он относился к тебе. Он изменился?

— Ни капли. И я мечтаю, чтобы он уехал, мечтаю никогда больше не видеть его, — мрачно ответила Эмили.

— А мне, наоборот, кажется, что он должен остаться. Такого пыла я не видела у тебя уже много лет.

Эмили горько усмехнулась.

— Ты видишь не пыл, а ярость.

— Что бы это ни было, смотреть приятнее, чем на твой опущенный до колен подбородок.

— Мам, я все больше убеждаюсь, что мне надо почаще навещать тебя. Ты так изменилась!

С понимающей улыбкой Роуз встала из-за стола проверить булочки.

— Может быть, ты только начинаешь видеть то, чего раньше не замечала.

— Не знаю, зачем отец купил тебе лошадь, — сказал Купер, наблюдая, как Эмили поглаживает морду новичка. — Другие вещи тебе гораздо нужнее.

Эмили обернулась.

— Может быть, отец предпочел подарить мне то, что я полюблю, а не то, что мне нужно?

Купер сдвинул серую шляпу на затылок и прислонился к верхней перекладине изгороди.

— Похоже, все изменилось здесь гораздо меньше, чем мне показалось вначале.

Эмили отошла от лошади и направилась в сторону Купера. Стоял теплый, солнечный день, один из тех немногих, которые предшествуют окончательному наступлению зимы Небо было лазурно-ясным, а в воздухе витал свежий горьковатый аромат шалфея и можжевельника. Это был день, которым стоило наслаждаться, и она наслаждалась. Несмотря на Купера Данна.

— Что ты хочешь этим сказать? — поинтересовалась она, заметив, что он тоже снял куртку и до локтей закатал рукава джинсовой рубашки.

— Что твой отец по-прежнему балует тебя.

Эмили решила не обращать внимания на его слова. Не стоило портить себе день.

— Его право.

— Возможно. Но это наводит меня на размышления, почему он не вмешался и не помог тебе с ранчо раньше.

— Мой отец никогда не считал возможным давать мне подачки. Дело даже не в том, что я не приняла бы. После моего замужества он не встревал в мои дела. Если я обращусь к нему за помощью, то он с радостью поможет. Но выплыть или утонуть — это решать мне самой.

Учитывая нынешнее состояние ранчо, Купер счел такое бахвальство излишним. Если бы он не приехал, как бы она подняла здесь все? Не похоже, что она ожидала финансовой помощи от родителей.

— У Кеннета была страховка?

Она нахмурилась.

— Да, а что?

— Любопытствую, — ответил он, надвигая шляпу на лоб.

— Не беспокойся, я вложу все деньги в ранчо. Я не собиралась промотать их на модную одежду и украшения, — сухо отрезала она.

— Я бы предпочел, чтобы ты потратила их на себя, — убежденно сказал Купер.

Эмили смерила его взглядом, полным сомнения.

— Естественно.

Ее сарказм уязвил его.

— Ты считаешь меня настолько эгоистичным?

Десять лет назад она считала его самым эгоистичным человеком на свете. Как только доктор сказал, что Купер окончательно поправился, он начал собирать вещи.

Он, правда, пытался сказать, что уезжает ради нее, что вернется с деньгами, большими деньгами, что у них появится возможность купить собственное ранчо. Но Эмили заявила, что не хочет ни денег, ни собственного ранчо. Единственное, чего она хотела и в чем нуждалась, это в том, чтобы они всегда были вместе. Но он не слушал ее и уехал, несмотря на все ее мольбы. Эгоист? Это слово даже наполовину не отражает того, что она тогда о нем думала.

— Я отказываюсь отвечать, поскольку ты можешь неверно истолковать мои слова.

Купер нахмурился.

— Что бы ты обо мне ни думала, мне не нужны деньги Кеннета. Я даже не думал, что мне нужна часть ранчо… пока не увидел его вновь.

— Этому я как раз верю.

— И тебе кажется странным, что я никогда не заявлял своих прав на половину «Алмазного»? — уточнил он.

Выражение его лица смягчилось, Эмили с трудом выдержала его теплый взгляд. Она кивнула.

— Не представляю, чтобы ты мог мечтать о каком-то ином ранчо. Ведь ты здесь родился.

— Я вообще не должен был рождаться, — сухо ответил он. — Из-за меня умерла моя мать.

Эмили ненавидела, когда он начинал говорить такие ужасные вещи. Может, Купера и должна мучить совесть за то, что он разбил ей сердце, но уж в смерти матери он не виноват.

— Ты не можешь винить себя в этом.

Купер отвел глаза. Он смотрел вдаль на бесплодные холмы и голые горы на горизонте.

— Мой отец считал иначе.

— В своем завещании он же оставил тебе половину ранчо!

— Да, но ясно дал понять, кто, по его мнению, должен управлять им. Это место всегда принадлежало кому-то, но не мне. Мужчина должен иметь что-то свое, Эмили. Именно поэтому я уехал. Может быть, ты простишь тот мой отъезд?

Приехав около полутора недель назад, Купер еще ни разу не заговаривал о том периоде их жизни.

— О, я прекрасно понимаю, почему ты уехал, Купер.

Сарказм в ее голосе подсказал ему, что она не услышала ни единого его слова. Ни тогда, ни сейчас.

Но это даже к лучшему, подумал он, отстраняясь от забора. Та часть их жизни безвозвратно прошла. Он должен видеть в ней просто невестку, не более.

Надвинув шляпу на лоб, он произнес:

— Апп великолепен. Надеюсь, он будет радовать тебя.

Он развернулся и пошел прочь. Раскрыв рот, Эмили смотрела ему вслед. Что он делает? Как он мог затронуть такую болезненную тему, а потом просто уйти, словно они обсуждали погоду?

С пылающими щеками она вышла из загона и поспешила за ним в сторону сарая. Она настигла его в помещении для инструментов.

— Что? — осведомился он. — Что-то не так?

Она приблизилась почти вплотную и заглянула ему в глаза.

— Да, кое-что не так. Почему ты ушел только что?

Его брови простодушно приподнялись.

— Потому что у меня есть работа, которую я хочу закончить засветло.

Эмили чуть не фыркнула.

— Не надо этой наивности, Купер. Ты не можешь, разбередив старую рану, просто развернуться и уйти.

Его глаза сузились, и мысли Эмили унеслись далеко и наконец остановились на тех днях, когда он был ее любовником. Он заставлял ее чувствовать нечто особенное, чувствовать себя любимой. У нее перехватывало дыхание, когда она просто смотрела на него. Почти то же самое происходило и сейчас. Она могла бы поклясться, что даже сарай стал меньше и темнее.

— Послушай, Эмили, я не знаю, почему я сказал то, что сказал. Я не ожидал, что ты прочтешь мне длинную лекцию о том, что понимаешь и прощаешь меня. Я даже не уверен, что мне это нужно. Так что считай, я вообще тебе ничего не говорил.

Итак, он не нуждается в ее прощении!

— Если это то, что ты чувствуешь, то зачем вообще заговорил об этом?

— Не знаю. Наверное, просто приступ сентиментальности. Может быть, это как-то связано с тем, что отец подарил тебе Аппа. Это заставило меня вспомнить о других временах — до того, как я встретил тебя.

Любопытство быстро вытеснило ярость Эмили.

— Что же ты вспомнил?

— Ничего особенного, просто другую лошадь. Я положил на нее глаз в Розвелле и планировал приобрести ее, когда вдруг вмешался отец и купил ее для Кеннета.

— О! — только и смогла произнести Эмили.

На губах Купера играла кривая улыбка.

— По-детски с моей стороны, да? Все еще помнить такую мелочь…

Мелочь? Если бы ее отец выкинул по отношению к ней что-либо подобное, то она точно никогда бы этого не забыла.

— Как он мог — причинить тебе такую боль?

Купер невесело усмехнулся.

— Вильям не считал, что причиняет боль.

— А как же Кеннет? Наверняка он знал, что лошадь должна была быть твоей!

Купер пожал плечами, словно случай едва ли стоил воспоминания.

— Он сказал, что пытался убедить старика отдать лошадь мне. Но я не уверен, что он сказал правду. Несколько недель спустя отец упомянул, что Кеннет умолял его об этой лошади. А Вильям никогда не мог отказать в чем-либо своему любимому сыну.

Эмили покачала головой.

— Купер, но это же ужасно! Не могу поверить, что Кеннет столь подло поступил с тобой! Когда я познакомилась с вами обоими, было очевидно, что вы отлично ладите друг с другом.

— Мы не были лучшими друзьями, но и не враждовали. Пока мы росли, Кеннет не уставал повторять, насколько несправедлив ко мне отец. Но он никогда не заступался за меня перед ним. Я много думал об этом и пришел к выводу, что Кеннета не заботило мое положение мальчика для битья, поскольку сам он был в отличных отношениях со стариком.

Эмили не знала, что и думать обо всем, что он рассказал ей. Она и представить себе не могла такой жестокости по отношению к родному брату.

— Возвращаясь к тем временам, хочу полюбопытствовать: чем ты занимался на ранчо? Если Кеннет был ответственен за скот, то за что ты?

Купер скорчил гримасу.

— В то время за немногое. Меня уже начали выживать с ранчо.

Эмили стояла рядом с Купером, который, казалось, с головой погрузился в изучение состояния уздечек, требовавших починки, и наблюдала за ним. А ведь, несмотря на всю любовь к Куперу, она никогда по-настоящему не знала его. Она знала вкус его поцелуев, знала, как приятно болтать и смеяться с ним, даже знала, каково это — заниматься с ним любовью. Но она никогда ничего не знала о его чувствах. Возможно, он и сам этого не хотел.

— Ты считаешь меня похожей на твоего отца? — спросила она. — Ты полагаешь, я предпочла тебе Кеннета, а сейчас думаю, что тебе здесь не место?

Он смотрел на старую уздечку.

— Ты это сказала, не я.

— Купер… я всегда считала, что тебе должна принадлежать часть ранчо… до тех пор, пока не поняла, что она тебе не нужна…

В его взгляде промелькнула ярость. Или это была боль? Он резко схватил ее за плечо.

— Ты считала, мне не нужна ты? — поинтересовался он обманчиво сладким голосом. — Ты это хочешь сказать?

— Кеннет любил меня. А ты нет. Все просто. — На самом деле ничего простого, но она должна заставить его поверить в это. Учитывая ее нынешние чувства, небезопасно открывать ему душу.

— Для двадцатипятилетней женщины ты была чересчур наивна, — сообщил он свое мнение.

Ее глаза вспыхнули.

— Спасибо, именно это мне и нужно было услышать.

Он сильно встряхнул ее.

— Тебе многое нужно услышать! — Его лицо медленно склонялось к ней. — Впрочем, не думаю, что слова помогут, — пробормотал он.

— Купер, не надо… — ее протест был прерван поцелуем.

Ужас и смущение завладели Эмили, но, почувствовав теплоту его губ, она уже не задумывалась о том, почему целуется с ним. Главное — целуется, чувствует то же самое, что и раньше!

Бессознательно ее руки заскользили по его спине и обвили шею. Губы раскрылись навстречу его губам. Именно такого Купера она любила, и Эмили издала блаженный стон. Именно этот Купер делал ее столь счастливой.

И столь несчастной, ужасно несчастной.

Эмили резко отстранилась.

— Ты нисколько не изменился, — пробормотала она хрипло.

Его губы надменно искривились.

— Должен ли я расценивать это как комплимент?

— Ты… пользуешься преимуществом надо мной.

Он откинул голову назад и рассмеялся.

— Может, десять лет назад я и должен был чувствовать себя виноватым за это, но, как ты сказала, ты больше не наивная девчонка. Ты уже знаешь, какой я ублюдок…

Эмили сжала кулаки.

— Это не причина, чтобы быть таким грубым.

— Но и тебе незачем все драматизировать. Это был просто маленький поцелуй, совсем не похожий на ту безумную страстную любовь, которая была когда-то.

Может, для него это и маленький поцелуй, но не для нее.

— И мы никогда не вернемся к той безумной страстной любви!

— Нет, — согласился он. — Мы — нет. Но я мужчина, прямой и простой, с обычными для любого мужчины желаниями и потребностями. Подозреваю, ты на каком-то этапе позабыла об этом.

Конечно, если она забыла, то несколько минут назад он довольно убедительно напомнил. Ее губы все еще горели, и она знала, что предательский румянец окрасил ее щеки.

Купер не сводил глаз с ее вздымавшейся груди, с заалевших щек и размышлял, почему эта женщина по-прежнему кажется ему такой неотразимой.

А переставал ли он вообще любить ее?