Глава 26

Манипулятор


Я киплю, и мои бедра блестят от собственного возбуждения, когда я бросаюсь за Зедом.

Он не удосужился выключить фильм. Мы просто выскользнули из комнаты и быстро вернулись в бальный зал.

Как будто никто и не заметил нашего отсутствия. Но я уверена, что люди заметили, верно? Зед к этому времени уже обработал весь зал, и, как бы мне не хотелось это признавать, этот человек незабываем.

И это мягкосказано.

Проходит всего две минуты, прежде чем к нам подходит мужчина в черной униформе и белом жилете.

— Мистер Фортрайт, мисс Рейли, пожалуйста, следуйте за мной. — Инструктирует дворецкий Марион.

Вот так, я совершенно трезва, а затянувшийся оргазм был полностью уничтожен.

Марион ведет нас через ряд коридоров, указывая на некоторые картины и исторические артефакты, которые Марку удалось заполучить.

Я киваю и напеваю свою оценку, но мои мысли возвращаются к Джиджи и потенциальной информации, которую я могу получить сегодня вечером. Марк может дать мне хлебные крошки и заставить меня вернуться за новыми, но это будет бесполезно.

Он не вернет меня в этот дом снова. Я не совсем уверена, стоило ли вообще приходить сюда или нет.

По крайней мере, мне удалось посмотреть еще не вышедший фильм, хотя я так и не узнала, чем он закончился.

Да и вообще, я мало что о нем помню. Мой взгляд был невидящим, когда все, на чем я могла сосредоточиться, был…

Прекрати, Адди.

От свежих воспоминаний у меня сводит желудок, и мне нужно войти в кабинет Марка, чтобы вернуть свое внимание в настоящее.

— Два моих любимых человека! — громко приветствует Марк, сигара зажата между его пальцами, а в другой руке болтается стакан с янтарной жидкостью в хрустальном подстаканнике.

Он выглядит пьяным. Его румяное лицо раскраснелось, а глаза начали немного стекленеть.

— Пожалуйста, садитесь. — Говорит он, указывая на кожаный диван рядом со своим столом.

Мы с Зедом садимся, и двое мужчин сразу же начинают разговор о вечеринке. Я говорю что-то, когда это необходимо, отмечая, насколько красивы люстры и какие интересные артефакты украшают его дом.

Он радуется комплименту, улыбка растягивается по его лицу.

— Все благодаря моей жене, конечно. Ей нравится тратить мои деньги, и если украшение этого дома доставляет ей удовольствие, то я могу с этим жить. — Шутит он. Его тон радостный, но слова звучат снисходительно и рассчитаны на нападение. — Уверен, ты знаешь, как сильно дамы любят наши деньги, а, Зак?

А вот и вишенка на вершине его женоненавистничества. Готова поспорить, что на вкус его мороженое похоже на синяки на коже и кровоточащее сердце.

Зед улыбается, это действие почти первобытное и таит в себе опасность.

— Невелика цена, когда они каждый день дарят нам что-то бесценное. И если бы ты спросил меня, я бы сказал, что недостоин этого, но я эгоистичный ублюдок и все равно приму это. — Загадочно отвечает он. Не знаю, откуда я знаю, но я точно знаю, о чем он говорит.

Любовь.

Любовь бесценна. Как доказали гнусные сделки Марка, киску можно купить, и в изобилии независимо от того, принуждают они к этому или получают согласие. И несмотря на все способы, которыми Зед заставил меня встать перед ним на колени, единственное, чего он когда-либо действительно хотел от меня, это вернуть свою зависимость. Потому что это единственное, что он не может взять или заставить.

Он может заставить мое тело поддаться ему, но он не может заставить мое сердце биться для него.

И по иронии судьбы, похоже, именно этого он хочет от меня больше всего.

Марк воспринимает это так, как восприняли бы большинство мужчин. Он смеется и подмигивает мне, как будто без сомнения знает, насколько бесценной может быть моя киска. Но если бы мне пришлось гадать, что за человек Марк, он бы в мгновение ока назначил за меня цену.

— Я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду. — Хихикает он.

Правда, засранец?

Я пожимаю плечами.

— Я думаю, что это тебе повезло, Марк. Один взгляд на Клэр, и ты видишь, что она сильная, способная женщина. А такие — самые опасные. — Я добавляю, подмигивая, но знаю, что он не воспримет это в серьез. Марку слишком комфортно в патриархате, чтобы подумать о том, что Клэр может воткнуть нож ему в шею во время сна однажды ночью.

Марк ехидничает, но понимает намек и закрывает рот. По крайней мере, он не настолько глуп, чтобы почувствовать падение настроения.

Зед выглядит спокойным и собранным, но я знаю, что зверь в его душе мечется взад-вперед, ожидая, когда его выпустят на свободу. Я вижу это по едва заметному сжатию его кулака, а его улыбка кажется угрожающей и дикой. Я чувствую, как от него исходит энергия, несмотря на спокойствие, которое он излучает.

Почему желание Зеда убить человека из-за подлого замечания, которое большинство мужчин сказали бы, заставляет меня хотеть повторить услугу, которую он украл у меня на крыльце? На этот раз я буду гораздо более… готова.

Я ненавижу его.

— Итак, Аделайн, о твоей прабабушке. Джиджи была красивой женщиной. Даже будучи маленькой девочкой, я это отчетливо помню. — Продолжает он.

Подъем на гору потребовал бы меньше энергии, чем то, что я делаю, чтобы не закатить глаза на его замечание.

Это было бы чем-то, за что Марк ухватился. Джиджи была красивой, но кого, блядь, волнуют личности, верно?

Я прочищаю горло и натягиваю улыбку.

— Да, она была такой.

Марк откидывает голову назад, как бы погружаясь в воспоминания.

— Да, я помню ее фирменные красные губы. Не думаю, что когда-либо видел ее без этой помады.

— Вы помните что-нибудь о ее убийстве? — спрашиваю я, пытаясь сдержать надежду.

— Я помню, как Джон был совершенно опустошен, когда нашел ее. Он был почти в истерике, и моему отцу потребовалось несколько часов, чтобы успокоить его настолько, чтобы рассказать ему, что произошло.

— Вы сказали, что ваш отец думал, что это был Джон, но как вы думаете, это мог совершить другой человек? — спрашиваю я. Я уже знаю, что мой прадед был вне себя от страха. В полицейском отчете есть комментарий, что они угрожали усыпить его.

Что я действительно хочу знать, так это то, что его отец знал об этом деле. Может быть, он знал что-то, чего не было ни в одном из документов.

Он пожимает плечами.

— Из того, что я помню, он считает, что она тайком от Джона встречалась с каким-то мужчиной. Но мой отец не мог выяснить, кто это был, так что это не было тем, что они изучали. Но мой отец был почти уверен, что именно из-за этого Джон сорвался и убил Джиджи.

Я кривлю губы, бросаю взгляд на Зеда и вижу, что он уже смотрит на меня с нечитаемым выражением лица.

Он просмотрел ее дневники и знает, что у нее был преследователь. Но не похоже, чтобы Марк или его отец знали об этом, что меня нисколько не удивляет. Дневники Джиджи были в сейфе за фотографией. У полиции не было причин полагать, что она скрывает что-то подобное.

Я размышляю, стоит ли мне разглашать то, что я знаю. Может быть, у Марка есть какие-то полномочия, чтобы заглянуть в дневники и посмотреть, что он сможет найти. Но как только эта мысль появляется, я тут же выкидываю ее обратно.

Марк — нехороший человек. И он бы только завладел этими книгами над моей головой и повел бы меня дальше. Я уверена, что никогда больше не увижу их, если отдам.

Кроме того, я уверена, что у Дайи гораздо больше способов получить информацию, чем у Марка. Отец Марка предположительно мертв, судя по тому, что он говорит о нем в прошедшем времени, и я уверена, что офицеры из этого дела тоже мертвы или близки к этому.

Джиджи умерла в 40-х годах, таким образом, этому делу семьдесят пять лет.

— Почему Фрэнк тогда поверил, что это был Джон, а не другой человек?

Марк откинулся на спинку кресла, его остекленевшие глаза смотрят вдаль.

— Фина была старше меня в то время на шесть лет. Она была подростком, а я все еще был десятилетним ребенком, который хотел играть. Конечно, Фина была ангелом и относилась ко мне с пониманием. Поэтому в течение нескольких месяцев, предшествовавших смерти Джиджи, я просился в поместье Парсонс, чтобы повидаться с Финой. И каждый раз мой отец отказывал. Он говорил, что у Джона начались проблемы с алкоголем, и там больше небезопасно для детей. Я ныл и плакал, потому что хотел видеть только свою подругу. А потом Джиджи убили, и я так ничего и не понял. Конечно, когда отец сказал мне, что Джиджи больше нет, я понял смерть, но не ее тяжесть. В последний раз я попросился в поместье через несколько дней после этого. А отец посмотрел мне в глаза и сказал: — Ты хочешь умереть следующим? — Он смеется, но не искренне. — Я никогда этого не забуду. У меня кровь стыла в жилах, когда он это сказал. Я больше никогда не спрашивал, и в конце концов я отпустил Фину.

Я хмурюсь, дрожь пробегает по позвоночнику. Бабушка мало говорила о Джоне. Она упоминала, что он был прекрасным отцом до самой смерти Джиджи. У него были проблемы с алкоголем, но я думаю, что вначале он скрывал от бабушки большую часть своего гнева. Но когда Джиджи умерла, весь ад, наверное, вырвался наружу. Бабуля никогда не рассказывала мне, как умерла Джиджи, поэтому я просто предположила, что он умерла от какой-то болезни связанной с сердцем.

Но я никогда бы не подумала, что это произошло по гораздо более мрачной причине. Впервые я столкнулась с реальной возможностью того, что мой прадед был тем, кто убил Джиджи.

Прочистив горло, я пошла в другом направлении. В дневниковых записях Джиджи рассказывала о том, что люди врывались в ее дом из-за пристрастия Джона к азартным играм, а бабушка раньше вскользь упоминала, что ее отец любил играть в азартные игры.

— Моя бабушка уже упоминала, что он любил играть в азартные игры. Может быть, он задолжал кому-то деньги, и когда он не смог расплатиться, они пошли за Джиджи?

Марк задумчиво кивает головой.

— Известно, что у Джона были очень сильные пристрастия к азартным играм. Из-за этого они чуть не потеряли поместье Парсонс. Не потеряли только потому, что Джиджи нашла деньги, чтобы выплатить ипотеку и налог на недвижимость. — Объясняет он.

Я поджимаю губы. Согласно ее дневнику, Роналдо оплатил их просроченные счета, но Джиджи оправдывалась тем, что одолжила деньги у одной из своих подружек. Джон хотел знать, у кого, но она отказалась рассказать, и это вызвало ссору, учитывая, что Джон в те времена был типичным мужчиной с гордостью и эго.

Но из того, что я почерпнула из записей, я не могу быть уверена, что Роналдо когда-либо выплачивал долги Джона. Он говорил, что позаботится об этом, но когда такие слова произносит правая рука мафии, это может означать множество вещей.

Возможно, он убил людей и тем самым нажил Джиджи врагов.

Господи, как будто все повторяется, если это так.

— Тогда как он расплатился с теми, кому был должен?

Марк допивает свой напиток, прежде чем налить еще.

— Знаешь, теперь, когда я думаю об этом, я вспоминаю, что подслушал один разговор. Мой отец говорил ему, что нужно завязывать с азартными играми, а Джон не слушал. Он сказал, что один из тех, кому он задолжал, был Анджело Сальваторе, который в свое время был довольно известным криминальным авторитетом. Но оказалось, что правая рука Анджело, Роналдо, убедил Анджело нанять Джона вместо него.

Мне потребовались огромные усилия, чтобы не расширить глаза. Джон работал на босса Роналдо? Не может быть, чтобы Джиджи не знала об этом. Думаю, она бы упомянула об этом, если бы знала.

— Зачем ему нанимать его? Почему бы просто не убить его?

— Он почти сделал это. — Возражает Марк. Затем он открывает ящик своего стола и достает сигару. Закурив её, Марк откинулся в кресле, кожа скрипнула под его весом. Лесной аромат наполняет воздух, когда он делает затяжку. — Я никогда не забуду, как мой отец набросился на него из-за этого. Обзывал его и говорил, что он мог погибнуть. Джон сказал, что Анджело приставил пистолет к его голове, готовый нажать на курок, пока не вмешался Роналдо. Он сказал, что тот человек попросил Анджело рассмотреть возможность нанять Джона, чтобы тот расплатился со своими долгами, работая на него. — Марк глубоко втягивается, а затем несколько раз кашляет, когда изо рта выходит дым. — Похоже, это сработало.

Итак, Роналдо спас жизнь Джону. Мне не нужно быть там, чтобы знать, что он сделал это только ради Джиджи. Но он не мог рассказать Анджело о своих истинных причинах обмена на жизнь Джона, что означает, что Джон должен был быть полезен в какой-то форме — иначе это был бы слишком рискованный шаг, и, возможно, его могли бы убить, если бы Джон не был ценным.

— Вы знаете, что он сделал для Анджело?

Марк поднимает брови, и его губы искривляет небольшая улыбка. Почти как будто он находит мой вопрос забавным.

— Джон тогда был бухгалтером. Очень хорошо разбирался в цифрах. Почти уверен, что он помогал Анджело отмывать его деньги, но это так и не было доказано.

Я моргнула.

— Если он был так хорош в цифрах и деньгах, почему он так плохо играл в азартные игры? Он мог просто считать карты или что-то в этом роде.

Марк разражается смехом, его пухлый живот трясется.

— Ты забавная девушка, Адди. Ты права, я думаю, если бы Джон был в здравом уме, когда играл, он смог бы выиграть по-крупному. Но он не мог остановиться с выпивкой. Анджело сказал Джону, что ему плевать, чем он занимается в свободное время, но если он приходит на работу пьяным и тратит свои деньги, то он покойник.

Я хмурюсь. Я не могу представить, что Анджело нацелился бы на Джиджи, если бы Джон облажался, но это не значит, что он не сделал что-то еще, чтобы разозлить босса мафии.

Возможности бесконечны в том, как Джон мог убить Джиджи.

— Разве это не то, что Фрэнк сказал детективам, поскольку он верил, что Джон виновен? Они не стали это расследовать?

Он издал сухой смешок.

— Ты когда-нибудь пыталась свалить преступление на босса мафии? Не так-то просто, малыш. У них все люди в карманах. Дело закрыли из-за недостатка улик. Если хочешь знать мое мнение, я думаю, что Джон почувствовал вкус опасности, и то ли потому, что у Джиджи был роман, то ли потому, что она хотела уйти от него, он сорвался и убил.

Господи Иисусе.

Возможность этого звучит… логично. Очень логично.

— У меня только один последний вопрос, — говорю я, теребя свое платье. Я помяла его, но мне все равно. — Что заставило Фрэнка отвернуться от Джона? Они были лучшими друзьями. Так почему бы не отдать Джону предпочтение, а не пытаться свалить всю вину на него?

Он затягивается сигарой.

— Я думаю, что он увидел Джона таким, какой он есть, и решил попытаться восстановить справедливость в отношении Джиджи, даже если это означало убрать своего лучшего друга. С его пьянством, вспыльчивостью, а затем вовлечением в мафию, я думаю, можно с уверенностью сказать, что он становился жестоким человеком. Это объясняет, почему мой отец был так чертовски раздражен после того, как была доказана невиновность Джона.

Я хмурюсь и не могу не сочувствовать отцу Марка. Он попал в довольно токсичный водоворот измен, лжи и преступлений между Джиджи и Джоном. Я представляю, как бы это подействовало на любого.

— В любом случае, думаю, на сегодня достаточно. Через несколько недель мы проводим ежегодный благотворительный вечер. Тогда я всегда могу рассчитывать увидеть вас там и поговорить об этом подробнее. — Говорит Марк, его глаза сверкают.

— Я проверю свое расписание. — Вклинивается Зед, освобождая меня от необходимости брать на себя какие-либо обязательства. В большинстве случаев я бы не оценила намек на то, что он босс, но сейчас я только благодарна ему за это.

— Конечно. — Соглашается Марк, его улыбка чуть более натянута, чем раньше.

Марк болтает о скучных рабочих делах еще час, попивая алкоголь, попыхивая дорогой сигарой и все больше пьянея.

Я почти не слушаю, слишком погруженная в размышления обо всем, что только что узнала. И, возможно, немного убита горем из-за того, что Джиджи могла быть убита собственным мужем. Тот, кого она любила и кому доверяла, несмотря на свою измену.

Даже когда ты замужем на ком-то более десяти лет, можно никогда по-настоящему не узнать его и то, на что он способен.

Я смотрю на Зеда. Я узнаю, на что он способен, и это чертовски страшно.

Зед чертовски страшен.

Невозможно не думать о том, что если я когда-нибудь влюблюсь в него, он тоже может отвернуться от меня.

В четвертый раз телефон Марка звонит посреди разговора. Каждый раз его лицо мрачнеет, когда он смотрит, кто звонит.

— Все в порядке? — спрашивает Зед, заметив его странное поведение.

Марк смотрит на Зеда, заставляя себя натянуто улыбнуться, а затем пытается убрать телефон в карман.

В пьяном виде он роняет его, и мне почти больно смотреть, как он его поднимает. Я отсюда слышу, как скрипят его кости.

По мере того как алкоголь берет верх над его телом, все, на чем я могу сосредоточиться, это на том, что он, кажется, еще больше старит его.

Печеночные пятна на его лысеющей голове и потемневших руках, а мешки под глазами образовали еще несколько морщин.

Он уродливый человек. И внутри, и снаружи. И удивительно, как его уродство опустилось так низко, когда у этого человека есть все, чего большинство людей может желать в жизни. Деньги, власть, влияние и красивая жена, которая могла бы полюбить его, если бы он не был таким злым.

— Да, несколько моих коллег сходят с ума из-за какой-то дурацкой утечки видео. — Говорит Марк, наконец-то убирая телефон в карман.

Зед застывает рядом со мной, хотя его лицо остается неразборчивым.

— Утечка видео?

Марк хлопает в ладоши, пытаясь скрыть то, в чем он признался. Я бросаю взгляд на Зеда, отмечая едва заметное подрагивание его челюсти.

— Да, но я постоянно говорю им, что они не должны об этом беспокоиться. Наше сообщество позаботится об этом, и никто не будет в беде.

Я открываю рот, готовая лезть не в свое дело, но быстрый предупреждающий взгляд Зеда заставляет меня захлопнуть рот.

Должно быть, он говорит о видеозаписях с ритуалов.

— Я уверен, что они предпринимают все необходимые шаги, чтобы убедиться, что видео обработано, наряду с тем, кто его слил. — Непринужденно заверяет Зед, покручивая свой напиток, как будто на дне чашки лежат специи.

— Да они вообще! — буркнул Марк, раздраженно хлопнув рукой по своему богато украшенному столу. — С видео разобрались, проблема в том, чтобы найти ублюдка, который слил видео. Они допрашивают и следят за каждым нашим шагом уже несколько месяцев!

Я не думал, что лицо Марка может стать еще краснее, но он начинает походить на человека с крутым коктейлем.

— Ну, что бы там ни было, я уверен, что скоро все уладится.

Зед тщательно подбирает слова и намеренно отказывается от попыток выпытывать лишнюю информацию. Я не уверена, достаточно ли того, что говорит Марк, или Зед настроен на долгий путь.

— Да, конечно, — бормочет Марк. — Полагаю, светлая сторона в том, что с нами ничего не может случиться. Если кто-то из нас пропадет, и Общество заподозрит нечестную игру, знаете что? Они поднимутся и переедут в течение нескольких часов. — Он бормочет себе под нос: — Мы все будем знать, кого винить в любом случае. — Я не слышу остальной части его слов, но на секунду кажется, что он говорит Z.

Проходит большая пауза, и кажется, что Зеду нужно собраться с мыслями. Марк слишком пьян, чтобы обращать внимание на словесную блевотину, извергающуюся из его рта.

Я не знаю, что это за хреновое общество, но они явно не могут доверять опьяневшему Марку и его большому рту. Он выливает всякое дерьмо, и хотя я не могу понять большую часть этого, Зед явно понимает.

— Хорошо, не хотелось бы, чтобы с моим новым другом что-нибудь случилось. — Плавно поддразнивает Зед, его лицо переходит в расслабленное состояние, когда он лжет Марку в лицо.

Марк верит в это, смеется вместе с Зедом и проводит следующие десять минут, рассказывая моей тени, как он благодарен за то, что они встретились.

Я чуть не фыркаю от иронии. Зед — одновременно судья и палач Марка, а он слишком глуп, чтобы понять это.

Зед потягивает янтарную жидкость из своего стакана на протяжении всей этой мускусной тирады, но к тому времени, когда мы поднимаемся, чтобы уйти, кажется, что он не выпил и унции.

— Большое спасибо, что приняли меня. — Говорю я любезно. Марк берет мою руку в обе свои, и холодное чувство проникает в мою плоть, забираясь глубоко, как паразит. Его руки вспотели, но я чувствую только лед.

Этот человек… он — зло. Это похоже на прикосновение к трупу.

Я убираю руку, сопротивляясь желанию вытереть ее о платье.

Я бы не хотела испортить такое красивое платье.

Как раз когда я выхожу, Марк окликает:

— Увидимся, Аделайн.

Как только дверь закрылась, Зед прорычал себе под нос:

— Ты умрешь раньше, чем это случится.

Я никогда не думала, что буду потворствовать убийству, но с Марком… возможно, в этот раз я смогу не обращать на это внимания.


Проходит еще неделя, а Зед продолжает преследовать мой дом. Мои сны. Мои чертовы кошмары. И в этот момент, когда рука Зеда крепко обхватывает мое горло, сжимая его до тех пор, пока мое зрение не чернеет, это меньше похоже на кошмар и больше на ад.

В десятый раз я замираю и не могу заставить свои конечности двигаться. Жар бьется в моих внутренностях, и сырой взгляд его глаз — неослабевающее удовольствие, которое он получает от того, что высасывает из меня жизнь — ничего не делает, только разжигает единственное пламя, горящее в моем сердце.

Он отпускает меня, щелкнув языком и бросив взгляд в сторону. Как будто он точно знает, насколько извращены мои органы.

Да пошел он.

Я обильно потею и все больше раздражаюсь. Он продолжает называть меня маленькой мышкой, но мыши не похожи на утонувших канализационных крыс, насколько я знаю.

— Ты в десять раз больше меня, и ты ожидаешь, что я вырвусь из удушающего захвата? — я огрызаюсь, скорее от смущения за свой продолжающийся провал.

— Именно это я и говорю. — Терпеливо отвечает Зед, на его губах появляется крошечная ухмылка. Я собираюсь ударить его.

— Я пыталась несколько раз, — указываю я. — И потерпела неудачу.

— Потому что ты не слушаешь. Ты даже почти не двигаешься.

Я насмехаюсь и возражаю:

— Ты тоже.

Он поднимает бровь, не впечатленный.

— Каждый раз, когда я душу тебя, ты просто вздрагиваешь и пытаешься ударить меня коленом в член. Ты не делаешь тех движений, которым я тебя научил.

Кровь приливает к моим щекам, и я понимаю, что выгляжу как ярко-красная вишня.

— Это ложь. — Отвечаю я. Он лишь ухмыляется и крепко сжимает мое горло, прижимая меня спиной к стене позади меня. Мои глаза округляются, и если бы у меня была хоть капля разума, я бы сделала движения, которые он делал со мной в течение последнего часа.

Но я могу только смотреть.

— Разорви захват, Адди. — Тихо говорит он, его глубокий голос посылает восхитительные мурашки по моему позвоночнику.

Я собираюсь прочистить горло, но потом вспоминаю, что его сдавливает довольно большая рука Зеда.

Ты можешь сделать это, Адди. Тебе жарко только потому, что ты забыла открыть окно.

Подняв руку, я поворачиваюсь вперед, заношу ее над его вытянутой рукой и со всей силы дергаю вниз. Его рука остается напряженной, а его тело поворачивается вместе с моим, противодействуя моему бегству.

— Ты не можешь этого сделать! — кричу я, мой кулак отскакивает от его стальных мышц, когда я наношу удар по его груди.

Он отпускает меня.

— Ты действительно думаешь, что нападающий будет делать то, что ты хочешь? Если ты пытаешься сбежать, они сделают все возможное, чтобы тебе это не удалось.

Я вспотела, запыхалась и готова вернуться к тому, чтобы ударить его коленом по яйцам, или, по крайней мере, попытаться это сделать. Может быть, я просто брошусь пинать их вместо этого. Даже если мой палец просто заденет волоски на его яйцах, я буду чувствовать себя более реализованной, чем сейчас.

— Ты слишком медлительна. Я вижу твои намерения за милю. Тебе нужно быть быстрее, застать меня врасплох стремительностью и силой твоей атаки.

Он повторяет со мной движения еще несколько раз, не отпуская руки, чтобы направлять мои руки.

Мы занимались этим всю неделю. Теперь, когда Марк положил на меня глаз, Зед боится, что я пропаду среди ночи.

Я видела, как он встревоженно щурит глаза, когда объясняет возможную угрозу, нависшую над моей головой. Угроза гораздо серьезнее, чем Марк и его дружки.

Люди Зеда задерживаются возле моего дома, и у меня такое чувство, что они были там с того момента, как я вышла из дома Марка. Я не замечала их до нескольких дней назад, и моя неосведомленность заставила меня задуматься.

Разочарование от моей ситуации нарастает, когда я снова не могу освободиться от удушающего захвата Зеда. Мне не нужно было бы знать ничего из этого дерьма, если бы Зед просто оставил меня в покое. Пусть бы я жила спокойно и в блаженном неведении об ужасах окружающего меня мира.

Я была счастлива. Моя жизнь была скучной, но счастливой.

А теперь мой собственный преследователь учит меня приемам самообороны. Не против себя, а против своих врагов. Ирония не пропала для меня, в отличие от моего успеха в том, что меня не задушили до смерти.

— Это все твоя вина, знаешь ли. — Шиплю я, пот капает мне на глаз. Ожог ничтожен по сравнению с огнем, бушующим в моей груди.

Зед замирает, и его глаза внимательно изучают меня.

— Правда? — возражает он.

— Ты притворяешься, что я тебе не безразлична, или что ты убеждаешь себя, что чувствуешь ко мне, но я была в опасности из-за тебя. Ты ведь знаешь это, правда. Марк никогда бы не пришел…

Он делает шаг ко мне, и мой рот непроизвольно закрывается. Его присутствие имеет силу и заставляет меня прогибаться под него. Хочу я этого или нет.

— Не притворяйся, что трах с Арчи был бы концом. Этот человек втянул бы тебя в жизнь, полную боли и страданий, а Марк и все остальные стояли бы в стороне, пока Арчи уничтожал бы тебя изнутри. Я спас тебя от такой жизни.

Я рычу.

— Но он бы не пришел за мной, если бы ты не убила Арча.

— Ты права, и это была моя ошибка — не убрать Марка, когда я расправился с остальными членами семьи Арчи. Но я не собираюсь извиняться за то, что я сделал. Если бы я оставил вас с Арчи наедине, ты бы пострадала и была травмирована, и я бы все равно убил его. Если бы я не убил его за то, что он прикоснулся к тому, что принадлежит мне, я бы убил его за то, что он причинил боль тебе. Судьба Арчи была предрешена в тот момент, когда он вел тебя по лестнице.

— Ты травмировал меня.

Он наклонился и прошипел:

— Пистолет в твоей киске, конечно, травмирует, маленькая мышка, но только потому, что я использовал его, чтобы заставить тебя кончить, а не чтобы заставить тебя истекать кровью.

Я огрызаюсь, отказываясь признавать это.

— А Марк? Я бы никогда не попала в его поле зрения.

— Ложь, — огрызается он. — Марк появился в «Бейли» не из-за меня, Аделайн. И он не сидел там, где ему открывался прекрасный вид на тебя, из-за меня. Я не привлекал к тебе никакого внимания и делал все возможное, чтобы он отвлекся, но я не могу контролировать блуждающий взгляд мужчины. Даже если ты на десяток лет старше его обычного вкуса.

Я уклоняюсь, отвращение глубоко скручивается от его намека.

— Ты знал, что я была там, — предполагаю я. — И ты знал, что он направляется туда? Так почему бы не перенаправить его в другое место?

Его позвоночник выпрямляется.

— Ты думаешь, я владею магией и могу повлиять на человека, чтобы он делал все, что я скажу? С сожалением должен сообщить тебе, что не могу.

Я поджимаю губы от снисходительности в его тоне.

— Я пытался, но Марк настойчиво хотел пойти в «Бейли», а попытки заставить его пойти в другое место вызвали бы только подозрения. — Он делает еще один шаг ко мне, прижимая меня к стене моей спальни. — И это последнее, что мне нужно, когда доверие Марка ко мне, означает спасение жизни. Потому что ты знаешь, что я могу сделать, маленькая мышка? Я могу защитить тебя. И я могу научить тебя защищать себя. Но те дети и девочки, которые находятся в плену? У них сейчас нет такой привилегии.

Мои глаза опускаются к пальцам ног, и все, что мне удается почувствовать, — это стыд. Он поднимает мой подбородок пальцем, и я слишком погружаюсь в размышления, чтобы бороться.

— Тебе позволено злиться и расстраиваться из-за своей ситуации. Ты даже можешь злиться на то, что я преследую тебя. Жизнь часто лишает тебя власти, но что ты можешь контролировать, так это направлять вину в нужное русло. Не перекладывай на меня дурные намерения, Марка и других людей, когда я делал все возможное, чтобы оградить тебя от них. То, что мы делали всю неделю, это чтобы обезопасить тебя. Так что ты можешь либо перенаправить все усилия, которые ты тратила на то, чтобы вести себя как скотина, и применить их на что-то полезное, либо продолжать быть бессильной в ситуациях, которые подбрасывает тебе жизнь. Выбирай, детка, потому что я не собираюсь продолжать принимать такие решения за тебя.

Я уже забыла, каково это — когда тебя ругают, как ребенка. Моя мама часто так делает, но, учитывая, что это все, что она когда-либо делала, это было не столько похоже на ругань, сколько на обычный разговор с ней.

А сейчас? Я чувствую себя просто маленькой и согнутой, как лист бумаги, зажатый в кулаке Зеда. Гордость бьется об это чувство, и я не хочу ничего, кроме как влепить что-нибудь умное в ответ и удержать свое достоинство.

Но я бы только доказал, что он прав. Он будет смотреть на меня с превосходством, а я буду только еще больше прогибаться под него.

— Ладно, — сдаюсь я. — Хорошо. Тогда я просто буду злиться на тебя за то, что ты мерзавец. — Я делаю паузу, ненавидя эти слова, но зная, что они должны быть сказаны. — Мне жаль, что я неправильно переложила вину, но мне не жаль той взбучки, которую ты сейчас получишь.

Он подавляет улыбку, но не может сдержать эмоций в своих глазах цвета инь-янь. Гордость. Развлечение. Что-то более глубокое и гораздо более страшное, чем рука Зеда, обхватившая мое горло.

Я не даю себе времени на панику, не отдаюсь жару, который он вызывает, я просто позволяю своему телу взять верх. Я делаю рывок влево, обрушивая свой локоть на его вытянутую руку, прежде чем он успевает моргнуть.

Его хватка ослабевает. И я пользуюсь моментом, выливая все свое разочарование на свои конечности. Я не могу ненавидеть его за неуместную вину в смерти Арча или блуждающий взгляд Марка, но я могу использовать это против него по-другому. В том смысле, который имеет значение.

Я сжимаю кулак и с размаху бью его в лицо, а затем врезаюсь локтем прямо в его нос.

Его голова откидывается назад как раз вовремя, мой локоть бьет точно, но едва ли достаточно, чтобы одарить его окровавленным носом.

Он отпускает меня, и я чувствую, что наконец-то могу дышать. Не потому, что он сжимал достаточно сильно, чтобы действительно задушить меня, а потому, что я наконец-то преуспела.

Он хихикает, глубоко и низко, отходя от меня. Этот ублюдок не выглядит ни капли взволнованным, но я решила не зацикливаться на этом. Если я сосредоточусь на том, что я не сделал, то только лишу себя силы.

— Вот так. Это было действительно хорошо, детка.

— Не называй меня так. — Бормочу я, но на самом деле я чувствую, как в глубине моей грудной клетки раздувается гордость.

— Или что? — бросает он вызов. Я вздыхаю, не в силах сейчас спорить с Зедом. Мне нужен горячий душ, а потом я хочу долго отмокать в ванне. Я отказываюсь мыться, не смыв с себя грязь и копоть. Мне не нравится часами плескаться в собственной грязной воде.

Он занимается со мной еще час, заставляя меня выполнять движения снова и снова, пока я не задыхаюсь, а у него под глазом не образуется синяк.

Каким-то образом это делает его еще сексуальнее, и я хочу ударить его по лицу в десятый раз и все снова и снова за это.

— На сегодня хватит. — Объявляет он, улыбаясь, несмотря на то, что я только что снова ударила его локтем по лицу.

— Хорошо, потому что мне нужно принять душ, а тебе нужно уйти, потому что ты точно не подойдешь к этой ванной ближе, чем на шесть футов. — Ворчу я, положив руки на бедра.

Улыбка кривит его губы, медленно, пока пламя снова не лижет мои щеки.

Ублюдок.

— Кто сказал, что мне вообще нужно находиться в одном доме, чтобы смотреть, как ты принимаешь ванну?

Мои глаза сужаются в тонкие щели.

— В ванной нет камер.

Он хихикает с тем же греховным подтекстом. Он снова берет мою шею в свои руки, но мое тело снова отказывается подчиняться. Его намерения опасны, но направлены не на мою жизнь.

А скорее на мое влагалище.

Предательская, бесполезная тварь.

— О чем ты знаешь, — дразнит он низким, хриплым шепотом, прежде чем мягко поцеловать меня в губы и фактически заставить замолчать. Он короткий и совсем не сладкий. Его рука сгибается, и моя киска пульсирует в такт. — Только не забудь выкрикнуть мое имя, когда будешь прижимать душ к своей киске. Ты можешь кончать, зная, что я буду кричать и твое тоже.

Он отпускает меня, сует мне в руку розу и выходит из спальни, бросив на меня последний горячий взгляд, прежде чем захлопнуть за собой дверь.

Я смотрю вниз на розу, вертя ее в руках, а мир вокруг меня расплывается. Я даже не в состоянии подумать, где он прятал ее все это время. Мое сердце прочно застряло в горле, пока я пытаюсь осмыслить его слова. Сейчас они продираются сквозь животное возбуждение, сковывающее мое тело, и пытаются пробиться к моему мозгу.

Он просто издевается надо мной? Или я действительно собираюсь разнести всю свою ванную комнату, вместо того чтобы принять заслуженную ванну? Потому что у меня были планы с этим душем, а имя Зеда имеет тенденцию срываться с моего языка, когда я заставляю себя кончить.

Я не хочу, чтобы он стал свидетелем этого.

Я покачиваюсь на ногах, решая, не пойти ли мне вместо этого снова надрать ему задницу.

Но мои кости устали, пот струйками стекает в места, к которым должна прикасаться только мочалка, и я действительно возбуждена. Пинание его задницы каким-то образом обернется тем, что он проникнет в мою, а я слишком устала, чтобы ставить себя в такую ситуацию.

Неважно. Пусть он посмотрит только один раз, но, по крайней мере, этот придурок не сможет прикоснуться ко мне из-за своей дурацкой ширмы.

Загрузка...