— Как ты это делаешь?! — закричала я, перекрывая треск огня. — Как ты попала в сознание Лукаса?
— Я создала Лукаса. — Черити накрутила прядь белокурых волос на палец, как будто кокетничала. Умерев в четырнадцать лет, она со своими по-детски пухлыми щечками выглядела слишком юной, чтобы быть такой порочной. — Я его сделала таким. А это значит — его сознание и все остальное принадлежат мне — сейчас и навсегда. Навсегда!
Никто никогда мне об этом не говорил. Ко мне это правило не имело отношения — дитя двух вампиров, я не нуждалась в «хозяине», чтобы превратиться. И хотя я всегда знала, что эти узы довольно крепки, мне даже в голову не приходило, что это заходит так далеко.
— Не заставляй его видеть такие сны. — Как противно, что приходится умолять ее, но я не знала, что еще можно сделать. — Ему и так хватает сложностей.
Черити склонила голову набок и шагнула ближе ко мне, жуткая и угрожающая даже в царстве воображения.
— Я не создавала этого кошмара. Лукас сам. Или это твоя работа? Спасти он пытается именно тебя.
Из глубины пылающего кинотеатра послышались мои собственные крики.
— Вновь и вновь тебе угрожают, — сказала Черити. — Вновь и вновь тебя убивают. Некоторым вампирам снится, как их убивали, другие во сне мучатся угрызениями совести. Но не Лукас. Фантомы его сознания, тысячи ночных кошмаров — все они об одном: он снова и снова теряет тебя.
И проснувшись, Лукас не находит утешения в том, что это был просто сон. Я на самом деле умерла. И то, что рядом с ним мое привидение, не может полностью исцелить эту рану. Заставляя его снова и снова переживать эти минуты, Черити удерживает Лукаса на грани превращения в убийцу.
— Это его сны, — шепнула она мне на ухо. — Я только делаю их ужаснее. Заставляю огонь пылать жарче и кровь течь быстрее, чтобы он еще сильнее боялся за тебя. Теперь я пью не его кровь, а его боль.
— Я тебя ненавижу!
— Его боль и твою.
Я побежала от нее в кинотеатр. Я могла бы мгновенно перенестись к Лукасу, просто пожелав оказаться рядом с ним, но здесь, в мире снов, я не обладала никакой властью. Меня удерживают прежние человеческие ограничения.
Я бежала и слышала, как Лукас кричит:
— Держись, Бьянка! Я иду!
Сцена в кинотеатре привела меня в ужас. Экран пылал, черные лохмотья сползали со стены и скручивались от жара. Пластиковые карнизы расплавились, пошли пузырями и стекали по стенам. А на сиденьях, пустых в ту памятную ночь, лежали мертвые тела, изуродованные, окровавленные. И каждое горло было разорвано.
Это все жертвы вампиров, поняла я. Те, кого видел Лукас. Те, кого он боялся убить сам. Некоторые трупы тоже горели.
С отвращениям, испытывая тошноту, я отвернулась от трупов, спотыкаясь, пошла прочь и упала. Я почувствовала, как язык пламени резко лизнул мою ногу. Охнув, я встала и увидела под коленкой красные волдыри, — должно быть, я упала на кусок тлеющего дерева.
Опасность становилась действительно реальной. Нужно выбираться отсюда.
— Лукас! — завопила я.
И услышала в отдалении собственный голос, тоже выкрикивающий его имя.
Пробираясь сквозь дым, чувствуя, как щиплет глаза и саднит горло, я увидела Лукаса. Он был в передней части кинотеатра, там, где часть потолка обрушилась искореженными кусками металла и балками. Под балками, с искаженным болью лицом, лежала… я. Точнее, копия меня из сна Лукаса. Мои длинные рыжие волосы разметались по полу, лужа крови растеклась вокруг моего живота. Я из сна обгорела гораздо сильнее, чем я настоящая. На нее даже смотреть было страшно.
— Лукас, нет! Я здесь! — Я подбежала ближе, надеясь, что он увидит меня.
И он увидел, обернувшись ко мне. Но выражение отчаяния не исчезло с его лица, и он сказал только:
— Все хорошо, Бьянка. Я вытащу тебя оттуда.
Он так и не сумел разрушить могущественные чары сна, и теперь я понимала, почему Лукас так отчаянно верит в свои иллюзии. Черити постаралась. Полная решимости достучаться до него, я пошла вперед, но холодные пальцы сомкнулись вокруг моего запястья.
— Он должен понять, что не сможет тебя спасти, — заявила Черити. Ее белокурые волосы отсвечивали пламенем. — А ты должна понять, что не сможешь спасти его, потому что он мой.
Меня пронзил разряд тока, как на электрическом стуле, только в тысячу раз сильнее. Я отчаянно завизжала, и боль прекратилась.
Я открыла глаза и увидела, что снова парю под потолком в комнате Лукаса и Балтазара. Черити выкинула меня из сна.
— Что за…
Балтазар сел, а глаза Лукаса широко распахнулись. Должно быть, я визжала не только во сне, но и в этом мире.
Лукас увидел меня и заморгал.
— Бьянка?
— Я здесь! — Я кинулась к нему и крепко обняла, стараясь стать как можно плотнее. — Со мной все хорошо!
— Во сне ты… С тобой этого не случилось, правда? Тебе не пришлось пройти через это?
— Нет, — ответила я, вспоминая ту изломанную, обгоревшую копию себя.
Задев ногой край кровати, я поморщилась, и Лукас обеспокоенно посмотрел вниз. Сквозь пижамные штаны сочилась серебристая кровь и виднелся длинный багровый рубец ожога.
— Бьянка! — Лукас выпрыгнул из кровати и всмотрелся внимательнее. Он закатал штанину и поморщился. Конечно; моя призрачная кровь обжигала его. Но Лукас не обращал на это внимания. Он ощупывал мою рану, и от его обожженных пальцев поднимался дымок. — Это на самом деле случилось. То, что происходит в моих снах, способно причинять боль тебе!
— Это пройдет. Ничего страшного. Как только я один раз растаю, все пройдет. — Я старалась говорить уверенно, но мой голос невольно дрожал. Ожог болел сильнее, чем, как я предполагала, это возможно после смерти.
Балтазар, сонно потиравший лоб, подошел к нам, увидел мой ожог, и глаза его широко открылись.
— Как это произошло?
Я обернулась к нему, и мой страх мгновенно перешел в гнев.
— Почему ты ничего не рассказал нам про хозяина вампира?
— О чем ты? — Растерявшись из-за смены моего настроения, Балтазар, похоже, не знал, как ответить. — Вы же оба знаете, кто такой хозяин, правда? Не понимаю, как вы можете этого не знать.
— Я имею в виду то, что хозяин способен приходить в твои сны. — Я встала с кровати Лукаса и подошла к Балтазару почти вплотную, так что ему пришлось выпрямиться. Нога болела, но я не обращала на это внимания. — Почему ты не рассказал нам об этом?
Лицо Балтазара вытянулось, он как-то сразу обмяк, поняв, о чем я.
— Черт, побери! — выругался он. — Черити.
Лукас побледнел.
— Погодите… в моих снах… Черити настоящая?
— Что, ты думал, что твоя святая сестричка не станет этого делать? — напирала я. — Или просто гораздо забавнее позволить нам выяснить все самим?
Настроение Балтазара изменилось так резко, что я немного испугалась. Он придвинулся ко мне с таким мрачным бешенством, какого я у него никогда не видела.
— Ничего забавного в этом нет. Ни для тебя, ни для Лукаса, ни для меня.
— Так почему же ты?..
— Во-первых, заткнись, — произнес Балтазар. Лукас поднялся с колен, готовый начать спорить и защищать меня, но Балтазар на него даже не посмотрел, не отрывая взгляда от меня, — Во-вторых, я не предупредил вас, потому что такое случается не часто. Хозяин должен по-настоящему хотеть устроить что-нибудь вроде этого.
— Кроме того, подобные вещи… надолго ослабляют вампира. Иногда на несколько недель, вот почему никто этого не делает. Если Черити подчиняет себе сны Лукаса каждую ночь, она должна быть… сверходержима.
— Другими словами, сплошное милосердие[3], — огрызнулась я.
Лукас не участвовал в нашем споре, но все нами сказанное здорово на него подействовало.
— Черити в моей голове, — пробормотал он. — Это она сводит меня с ума.
Балтазар поморщился.
— Да, она. Это ненормально, это извращение — и теперь я и сам понимаю, что Черити больна. Даже когда я скучал по ней, даже когда думал, что могу все исправить… — Голос его дрогнул, но он сумел договорить: — Я всегда знал, что она сломлена.
— Балтазар… — произнесла я гораздо мягче, пытаясь предложить ему спасительную соломинку.
— Боже, ты можешь раз в жизни просто замолчать и дать высказаться кому-нибудь другому? — Он подошел ко мне совсем близко, ближе, чем когда-либо, кроме тех случаев, когда мы целовались. — Третье и последнее. Я хочу, чтобы ты наконец поняла одну вещь. Пусть после твоей смерти я наделал кучу ошибок, не я превратил Лукаса. Это сделала Черити. И не я решал, позволять ли Лукасу восстать из мертвых. Так что прекрати меня в этом обвинять.
С этими словами Балтазар повернулся, схватил халат и сигареты и направился к двери. Я хотела возразить, но подумала, что это будет последней каплей. И тут Лукас сказал:
— Эй, Балтазар.
Он замер, взявшись за ручку двери.
— Что?
— Не нужно было так орать. — Лукас поежился и добавил: — Но вообще-то ты прав.
Балтазар просто вышел из комнаты, хлопнув напоследок дверью. Я услышала, как сразу несколько человек недовольно заворчали, жалуясь на шум.
Лукас тоже это услышал.
— Надеюсь, когда он орал, никто не разобрал твоего имени.
— Просто поверить не могу, что ты перешел на его сторону!
— Я на твоей стороне, и не важно, что произойдет. — Лукас положил руки мне на плечи, ставшие достаточно плотными, чтобы выдержать его прикосновение. — Но ты все время к нему цепляешься с… думаю, с момента нашей смерти. И это звучит довольно дико.
— Он не должен был тащить тебя за собой той ночью!
— Я не должен был с ним идти. Но это мой выбор, мое желание. Кроме того… — Похоже, Лукасу сильно не хотелось в этом признаваться, но он все же сказал: — Твоя смерть стала для него почти таким же ударом, как для меня. И если я в тот момент не отвечал за свои поступки, то и он тоже.
Я отплыла от него подальше, на подоконник, села и подтянула коленки к груди. Обнимать себя, как ребенок, — это своего рода утешение, которое я так и не переросла. И в те минуты мне казалось, что я должна была перерасти еще многие вещи, но так и не сделала этого.
— Я понимаю, как сильно тебе хочется возложить на кого-то вину, — сказал Лукас. — На кого-нибудь здесь и сейчас, чтобы всыпать ему по первое число. Но Балтазар наш друг, Бьянка. И очень много для нас сделал.
Я медленно кивнула:
— Я дура.
— Ты не дура. — Помолчав немного, он добавил: — Ты хотела уничтожить меня, чтобы не позволить восстать вампиром. Балтазар тебя отговорил.
— Да. Но я позволила ему себя отговорить. — Тяжесть незаданного вопроса давила на меня просто невыносимо. Я должна была спросить. — Я поступила неправильно? Лукас, я так тебя люблю! Я не могла дать тебе уйти. Но понимаю… понимаю, что ты, наверное, хотел бы именно этого.
— Что сделано, то сделано. Я знаю, что ты поступила так из любви, и этого мне достаточно.
Я все еще чувствовала себя ужасно — из-за того, что вообще обдумывала возможность уничтожить его, из-за того, что не смогла этого сделать — но знала, что Лукас меня простил. Если бы этого действительно было достаточно!
Жаль, что я не могу плакать.
Он погладил меня по руке, словно так мог развеять мою печаль.
— Как нога?
— Не очень хорошо. — Я покрутила ногой и поморщилась. — Впрочем, когда я растаю, станет легче.
Мы больше никогда не будем этого делать, — сказал Лукас и решительно посмотрел на меня. — Если Черити может ранить тебя в моих снах, ты в них входить не будешь.
Я вспомнила наш самый первый общий сон, когда Лукас еще был жив. Мы обнимали друг друга в книжном магазине, а над нами волшебным образом простиралось ночное небо. Это было так прекрасно и так романтично, и тогда я думала, что это единственное утешение, данное нам после моей смерти. Теперь и это нам недоступно.
Должно быть, у меня вытянулось лицо, потому что Лукас начал целовать меня в лоб, в щеки, в губы — легонько и очень нежно.
— Все хорошо.
Он выглядел не таким подавленным, какой чувствовала себя я. А если учесть взваленный на него груз… Мне казалось, понимание того, что Черити и вправду мучит его во сне, станет для него последней каплей, а он как будто успокоился.
— Ты просто подумай. Балтазар о таком слышал — ну, о вторжении в сны. Наверняка и другие вампиры тоже. А значит, они должны знать, как с этим справляться. Какой-нибудь блок или что-то вроде этого.
— Может быть. — Это воодушевляло. У меня невольно полегчало на душе. — Очень даже возможно.
И если даже Балтазар не знает, как прогнать Черити, миссис Бетани наверняка знает. Ну должно же быть что-то, правда?
— Правда, — рассеянно отозвалась я.
Внезапно Черити перестала казаться мне нашей единственной проблемой. Лукас хотел довериться миссис Бетани. Он хотел поделиться с ней своими самыми глубокими страхами, хотел обратиться к ней за помощью. Может быть, она сумеет спасти его, раз я не могу. И в эту минуту я не могла винить его за то, что он забыл о расставленных ею ловушках.
Мне казалось, что все и вся — Черити, миссис Бетани, его собственный голод и жажда крови — сражаются со мной за душу Лукаса.
На следующий день я отправилась в фехтовальный зал. Хотя занятия на сегодня уже закончились, я обнаружила там Балтазара. В белом фехтовальном костюме, сдвинув маску на макушку, он вытирал со лба пот. Балтазар остался после урока, чтобы попрактиковаться, сражаясь с невидимыми врагами, существовавшими только в его воображении.
Я вспомнила, что он частенько поступал так, когда расстраивался. Вчерашняя ночь оказалась для него не менее тяжелой, чем для меня.
Я неспеша материализовалась в дальнем углу зала, решив дать Балтазару время, чтобы уйти, если он не хочет со мной разговаривать. Он остался. Спустя несколько секунд мы снова стояли друг напротив друга, хотя нас разделяло приличное расстояние.
— Эй, — начала я. Глупо, но чем проще, тем лучше.
— Привет. — Балтазар взвесил клинок сначала на одной руке, потом на другой, как будто держал совершенно новую рапиру, а не старого проверенного друга, — Пришла поупражняться?
— Я никогда не умела фехтовать.
— Но ты многому научилась, не следует себя недооценивать.
Даже сейчас он мог относиться ко мне по-доброму!
— Прости, — сказала я. — Я не должна была орать на тебя вчера. И вообще не должна была злиться на тебя из-за того, что случилось с Лукасом.
Балтазар с безразличным видом нанес укол рапирой ближайшему манекену. Клинок изогнулся.
— Зря я так на тебя наехал. Ты обожглась и вообще была очень расстроена.
— Ты не сказал ничего лишнего.
— Но я мог бы сказать это по-другому. — Он снял маску, засунул ее под мышку и подошел ко мне. Белый фехтовальный костюм всегда очень шел ему, и я на мгновение вспомнила, как приятно мне было рядом с ним.
Нет, я ни разу не пожалела, что выбрала Лукаса, но это не значит, что я не понимала, от чего отказалась.
И, словно прочитав мои мысли, Балтазар улыбнулся.
— Снова друзья?
— Да, конечно. — Мне захотелось его обнять, но, наверное, это была не самая лучшая идея.
— Вообще-то, когда ты не расстроена, ты здорово умеешь слушать.
Я уже хотела сказать «спасибо» (и почувствовала настоящее облегчение, потому что его вчерашние слова насчет того, что я не желаю заткнуться, сильно меня задели), но сообразила, что Балтазар дает мне шанс.
— Ты хочешь, чтобы я выслушала тебя?
— Черити. — Имя упало между нами как камень. — Ты была права, когда говорила, что я ничего не желаю знать. Ты всегда была права насчет этого. И где-то в глубине души я понимал это.
Прежняя злость уже пробиралась в мое сознание, но на этот раз я заставила себя вспомнить, что злюсь на Черити, а не на Балтазара.
— Она твоя сестра. — Я сумела произнести это спокойно и уверенно и обрадовалась. — Ты ее любишь. Поэтому ничего не мог с собой поделать.
— Это не оправдание. Нельзя было оставлять ее без присмотра. Позволять калечить людей. И не думать о том, что она может вытворять с Лукасом и с тобой.
— Но ведь он тебе об этом не рассказывал? — Лукас так щедро делился со мной тем, что чувствует, что мне пришлось на минутку замолчать. Он вовсе не был таким откровенным с остальными, и, даже несмотря на возникшее между ними доверие, Лукас никогда не стал бы говорить с Балтазаром о своих кошмарах. — И ты сказал, что это ослабляет вампира. Я бы тоже не подумала, что Черити пойдет на такое.
— Я уже целый месяц слышу, как он мечется и стонет во сне, но ни разу не додумался сложить два и два.
— Это непростительная глупость, и за это на меня стоило наорать.
— Я больше не буду на тебя орать, ясно? Никогда. — Чувство вины заставило Балтазара ссутулиться, глаза его потемнели. Я шагнула ближе и ласково положила ладонь ему на руку. — Ты же сам сказал: это редкость — вторгаться так в чужие сны.
Балтазар кивнул:
— Я никогда этого не делал. И со мной этого не делали. Наверное, Черити сейчас почти все время спит, потому что это ее изматывает. Но с другой стороны, раз она спит, значит, попадает в каждый сон Лукаса. Будь оно все проклято!
Значение имело только одно.
— А есть способ защитить Лукаса от этого? Защитить от нее?
— Я такого не знаю. Но дай мне подумать. — Он какое-то время внимательно изучал мое лицо. — Кое- что из того, что вы с Лукасом говорили вчера ночью, и еще твоя обожженная нога… Похоже, Черити и тебя во сне преследует.
Я кивнула:
— Но она не может манипулировать мной так, как Лукасом. Думаю, потому что это его сон, а я всего лишь в него прихожу.
— Будь осторожна, Бьянка. — Балтазар внезапно заговорил очень твердым тоном. — Это сон Лукаса, поэтому, возможно, Черити влияет в основном на его сознание. Но когда ты приходишь в его сны, ты приходишь туда целиком, не только твое подсознание. Вот почему вчера ночью ты обожглась. Не знаю, можешь ли ты пострадать еще сильнее, но лучше тебе этого не выяснять.
— Мы больше не собираемся этого делать, — сообщила я.
Должно быть, Балтазар заметил мою грусть, потому что снова заговорил ласково:
— Как твоя нога?
— Не очень хорошо, но ничего страшного. — Я подвигала ногой. Стоило мне стать плотной, как я сразу ощущала на икре этот саднящий рубец, но болело уже не так сильно. Меня мучили другие, более насущные проблемы, и я выпалила: — Как по-твоему, миссис Бетани знает, как изгнать Черити из его снов?
— Сомневаюсь. — Балтазар склонил голову набок. — Кажется, тебя это радует.
— Мне неприятно думать, что она может помочь ему лучше меня, — призналась я.
— Но ведь мы именно для этого и приехали в академию «Вечная ночь», так? Чтобы воспользоваться опытом других, чтобы Лукас смог в безопасном месте приспособиться к своему новому состоянию. А эта школа безопасна преимущественно благодаря миссис Бетани.
— Я ей не доверяю.
— Я ей тоже не особенно доверяю. Но зато верю в ее преданность школе и приезжающим сюда вампирам.
— До тех пор, пока она охотится на призраков, она наш враг.
— Этого мы не знаем. Мы слишком многого не знаем.
— Ну, по крайней мере в этом наши мнения совпадают.
Он улыбнулся, и, несмотря на все мои сомнения, я порадовалась, что мы остаемся друзьями.
Балтазар пошел готовиться к послеобеденным урокам, а я снова сделалась бестелесной и поплыла по школе, погрузившись в собственные мысли. Некоторое время понаблюдала за папой, писавшим на доске физические формулы так энергично, что не знающие его люди в жизни не заметили бы печали в его глазах.
Не в силах больше этого выносить, я сбежала в класс современных технологий к мистеру Йи, где он объяснял группе старых, отставших от жизни вампиров, как пользоваться стиральной машиной. Он рассказывал про цикл отжима, а я свернулась клубочком в углу и принялась обдумывать все, что нам известно, и размышлять, как разузнать все остальное.
Нужно выяснить, как не впускать Черити в сны Лукаса и могу ли я, как призрак, пострадать в них или, может быть, помочь Лукасу.
Нужно узнать, сколько еще ловушек стоит в академии «Вечная ночь» и где именно, чтобы мне ничто не угрожало.
Но самое главное, нужно выведать планы миссис Бетани, причем не только ради призраков, а еще и для того, чтобы удостовериться, можно ли ей доверять.
Никто из вампиров, кого я знала и на кого могла положиться, не обладал этими сведениями и не мог их раздобыть. А значит, если я хочу получить ответы, то должна побороть свои страхи.
Мне придется отправиться к призракам.
Приняв решение, я выпрямилась в своем углу и обнаружила, что чуть не полкласса уставились на меня.
О черт, я что, стала видимой? Нет, не стала, но глубоко задумавшись, не заметила, что стена и окна покрылись толстым слоем инея. Все равно что повесить огромную мигающую неоновую вывеску с надписью: «Призрак здесь».
— Мистер Йи! — завопил кто-то.
— Сохраняйте спокойствие! — скомандовал мистер Йи, но его всегдашнее непоколебимое хладнокровие дало трещину. — Мы сейчас же позовем миссис Бетани.
Нужно немедленно убираться отсюда! Я срочно стала вспоминать все места, с которыми связана, все мои «станции метро», куда я могла переместиться мгновенно. Лучше всего куда-нибудь подальше. И я тут же сообразила, что есть такое место. Я не просто уберусь из школы, но еще и смогу воплотить в жизнь свою последнюю идею.
«Филадельфия. Дом Вика, где мы с Лукасом жили вместе. Чердак…»
В тот же миг академия «Вечная ночь» исчезла, заклубившись, как сильный туман, и я оказалась на чердаке дома Вика, среди уютного хлама.
И увидела мать Вика, она держала два пакета со старой одеждой и смотрела прямо на меня.
— Джерри! — закричала она, уронив пакеты и торопливо кинувшись к лестнице. — Это опять привидение! Нужно позвонить тем людям с телевидения!
Дверь чердака захлопнулась, и голос у меня за спиной проворчал:
— Отлично, спасибо. Теперь сюда притащится куча операторов и толпа придурков, притворяющихся, что знают, как я умерла.
— Привет, Макси, — откликнулась я, повернулась и улыбнулась ей. Похоже, она не пришла в восторг, увидев меня, — до тех пор, пока я не сказала зачем. — Я готова встретиться с Кристофером.
Лицо Макси осветилось радостью.
— Наконец-то ты это сделаешь! Теперь ты присоединишься к призракам.