— Просто не верится, что я стал таким жутким. — Вик сидел на ступеньках беседки, где мы все собрались, когда хаос прекратился. Полночь еще не наступила, но Осенний бал в любом случае закончился. — Может, я испускал из глаз огонь или делал еще что-нибудь такое же крутое?
— Нет, просто был чертовски страшным. — Лукас прислонился к перилам беседки. Он ослабил галстук и расстегнул воротник — жаль, что я не могла сейчас как следует оценить этот вид. Скай, как почти все ученики- люди и многие вампиры, давно ушла в свою комнату, в смятении после массового приступа одержимости. — Они даже не стали тебя слушать, Бьянка?
Они слушали, но они ужасно боятся. — Я сидела на перилах рядом с ним, сделавшись частично плотной. Вокруг не было видно никого из посторонних. — Не знаю, что они задумали, но они начнут действовать очень скоро. Если мы не сумеем быстро освободить призраков, боюсь, они начнут причинять боль всем подряд: и людям, и вампирам.
Патрис, не видевшая происшедшего и поэтому мыслившая яснее, чем все остальные, стала анализировать ситуацию:
— Мы очистили почти всю территорию. Сорок семь ловушек находятся сейчас в комнате для хранения документов. Понятно, что мы не сумели отыскать все до единой ловушки, но основную часть нашли. Значит, если мы смогли это сделать, призраки должны передумать, так? По крайней мере, мы можем дать им надежду и показать, что мы на их стороне.
Мама переступила с ноги на ногу, и папа обнял ее за плечи. Я понимала, ей очень трудно примириться с мыслью, что она оказалась на стороне призраков, но она осталась с нами.
— Мы должны освободить призраков, — сказала я. — После этого уничтожить все найденные ловушки, чтобы миссис Бетани не смогла снова их использовать.
— Вряд ли кто-нибудь, настроенный столь решительно, как миссис Бетани, позволит остановить себя уничтожением нескольких ловушек, — заметил Ранульф.
Я кивнула:
— Но когда мы освободим уже пойманных, призраки, оказавшиеся в «Вечной ночи», будут бояться не так сильно. Возможно, я смогу убедить хотя бы некоторых из них уйти отсюда.
— И может быть, имеет смысл начать намекать ученикам-людям, — предложил Балтазар новую идею. — Они не так уж сильно боятся привидений, но вот то, что те могут ими завладеть, их наверняка испугает.
— А если они не испугаются этого, — добавил Лукас, — то уж вампиров-то обязательно. Я готов продемонстрировать им свои клыки, если это заставит хотя бы часть людей навсегда уехать из этой школы.
— И тогда мы заставим миссис Бетани все это прекратить, раз и навсегда! — Я пришла в возбуждение. Наконец-то я смогу взять верх над директрисой! — Уничтожим ловушки и очистим школу от всех, кроме вампиров, которым она действительно нужна.
Папа осторожничал:
— Уничтожив ловушки, мы разрушим их глубинную магию. Произойдет мощный выброс энергии, который невозможно не заметить.
— Другими словами, миссис Бетани узнает, что мы нарушили все ее планы, — поморщился Лукас. — Причем не позже, чем мы начнем предупреждать учеников- людей. Сразу же.
Балтазар, сидевший в глубине беседки на одной из длинных скамеек, добавил:
— И начнет действовать. Немедленно. Поступая так, мы должны быть готовы к последствиям.
— Но она же не будет убивать… — Я хотела сказать «других вампиров», но не сказала, вспомнив, как она поступила с Сэмюэлем Янгером. Миссис Бетани два столетия вынашивает свой план и не колеблясь уничтожит любого, кто встанет у нее на пути. Я взглянула на папу, и тот кивнул, подтверждая мои сомнения.
— Будет, — сказал папа. — А в этом году у нее полно любимчиков, и среди преподавателей, и среди учащихся. Подозреваю, что есть и другие вампиры, посвященные в ее планы. Если мы не хотим познакомиться с кольями, а то и с чем похуже, нам придется убираться отсюда сразу же, как только мы освободим призраков.
Лукас повернулся к моим родителям; я в первый раз увидела, как он обращается прямо к ним после той первой стычки с моей мамой в начале учебного года:
— А нет надежды, что она вскоре куда-нибудь ненадолго уедет?
Воцарилось неловкое молчание, я внутренне сжалась, но папа быстро пришел в себя:
— Такого везения не предвидится. Но может быть, мы придумаем какой-нибудь отвлекающий маневр. Происшествие, которое заставит ее хотя бы на день покинуть школу. Она все узнает, когда вернется, но так мы выиграем немного времени, чтобы замести следы.
— Она поймет, что я в это замешан, — сказал Лукас. — После того, как я напрямик отверг ее предложение, она сразу поймет. Зато будем надеяться, что я смогу прикрыть всех вас.
Мама кашлянула, как будто ей приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы разговаривать с Лукасом вежливо, и заметила:
— Миссис Бетани будет подозревать и нас, особенно если мы выманим ее из кампуса. Значит, договариваемся сразу, что это мы трое, и больше никто.
— Это ни к чему, — возразил Балтазар.
— Вот только давай без излишнего благородства, ладно? — сердито посмотрел на него Лукас. — Никто не захочет иметь эту женщину в числе врагов, если этого можно избежать. Так что не будь дураком.
К моему удивлению, Балтазар усмехнулся:
— Ты хороший друг, Лукас, хотя никогда в этом не признаешься.
Они обменялись улыбками, и я заметила, что мои родители поняли: несмотря на все разногласия, Лукас и Балтазар и вправду крепко подружились. Почему-то это оказало на них гораздо большее влияние, чем моя любовь к Лукасу.
Вик изобразил руками знак «Т».
— Тайм-аут мужским узам дружбы, хорошо? Мы все еще не поговорили о Бьянке.
— А что со мной такое? — удивилась я.
— Ты типа такой суперпризрак, так? Значит, ты и есть та, на кого нацелилась миссис Бетани. — Вик посмотрел на всех по очереди, словно ожидал, что ему начнут возражать, но все, конечно, молчали. — Отлично. Значит, как бы нам не дать ей понять, что ты стала призраком? И что ты тут? Потому что она наверняка настороже.
— Вы все были очень осторожны, — сказала мама и на мгновение встретилась взглядом с Лукасом, словно благодаря его за то, что он помогал оберегать меня. Это был всего лишь миг, но мне захотелось ее обнять сильнее, чем прежде. — Она наверняка знает, что Бьянка превратилась в призрака, но может быть… может быть, миссис Бетани еще не догадалась, что она здесь. Если бы она знала, разве не попыталась бы давным-давно поймать Бьянку?
Я не могла не признать, что это толковое замечание. Ловушки ставились не специально для меня — в комнате Лукаса не было ни одной.
Мама продолжала:
— Мне не нравится, что мы не знаем, как много известно миссис Бетани, но хочется надеяться, что это не очень важно. Через пару недель мы трое покинем академию «Вечная ночь» навсегда, и… Ведь ты пойдешь с нами, Бьянка?
— Где будете вы, — я положила голову на плечо Лукаса, и он улыбнулся. Светящиеся пряди моих волос упали ему на грудь, — там и я.
Когда все собрались возвращаться в школу, я снова стала невидимкой, превратившись в облачко тумана над головой.
Балтазар, как я заметила, тоже встал, но вместе со всеми не пошел, задержавшись в беседке. Луна очерчивала его силуэт на фоне железных завитков и ветвей ивы.
Я опустилась чуть ниже и прошептала:
— С тобой все в порядке?
— Конечно, — ответил он каким-то странным голосом.
Мне вспомнился Осенний бал два года назад, когда мы вместе вышли из зала, чтобы посмотреть на звезды. Именно в ту ночь я сказала ему, что люблю Лукаса, но до сих пор не сумела до конца осознать, как сильно это на него подействовало. Неужели он тоже вспоминает ту ночь?
Балтазар посмотрел вверх, примерно туда, где находилась я, и произнес:
— Лукас пошел наверх перепроверить ловушки и убедиться, что они надежно спрятаны. Он не ляжет спать еще минимум час.
— Да. И что?
— Я хочу, чтобы ты вошла в мое сознание и в мой сон.
Я мгновенно поняла, зачем он об этом просит и что задумал.
— Балтазар, не думаю, что это хорошая мысль. Нам предстоит сражение. Тебе понадобятся все твои силы.
— Со мной все будет отлично. Мне потребовалось много времени, чтобы решиться на это, но теперь я все понял. Тянуть больше нельзя. — Лицо его было непроницаемым, но голос твердым. — Поверь.
После того, как я два месяца упрекала его за то, в чем он, скажем прямо, был не виноват, я перед ним в долгу, так?
— Хорошо. Я войду.
Мы вернулись в школу. От роскошного убранства большого зала почти ничего не осталось — все свечи сгорели и оплавились, цветы были раскиданы по полу и растоптаны в панике убегавшими учениками, на помосте для оркестра валялись брошенные впопыхах инструменты. Балтазар развязал галстук и расстегнул манжеты, поднимаясь по лестнице. Шаги его эхом отдавались на каменных ступенях. Я могла побиться об заклад, что после случившегося вечером ученики не спят и не уснут еще долго, но никто не рискнет бродить по школе в полночь.
Когда мы вошли в спальню, Балтазар не стал зажигать свет, наверное, для того, чтобы спокойно переодеться. Разумеется, я все равно отвернулась. Впрочем, луна светила ярко, поэтому я видела его тень на стене, — он снял рубашку и расстегнул ремень.
«И это не «тип» Патрис? — подумала я. — Не понимаю».
Услышав, как зашуршало покрывало на кровати, я повернулась и воспарила над Балтазаром. Он лежал на боку. Похоже, он из тех счастливчиков, кто засыпает, едва успев закрыть глаза. И хотя я чувствовала себя неловко — вроде как я обманываю Лукаса, потому что делю сон с другим, — я вытянулась в струнку, нырнула вниз, в самый центр спящего сознания Балтазара…
И обнаружила, что стою в лесу, тоже ночью.
Сначала мне показалось, что это лес около «Вечной ночи», но потом я сообразила, что ошиблась. Деревья были выше, и некоторые из них очень толстые — вероятно, старые. Где-то вдалеке разговаривали люди и слышался стук копыт. Я всмотрелась в черноту ночи и увидела, что по грязной дороге едет старомодная повозка и на людях в ней очень непривычная одежда — большие шляпы и длинные плащи. Это в чем-то походило на воспоминания Кристофера о его жизни, но я догадалась, что попала в более ранний исторический период.
— У тебя получилось, — произнес Балтазар.
Я обернулась и увидела, что он стоит рядом в такой же одежде — штаны до колен, высокие сапоги, чуть расширяющиеся в голенищах. Сюртук подпоясан, плащ подбит мехом, а шляпа… В общем, я невольно улыбнулась.
— Ты похож на звезду во время карнавала на День благодарения.
— Если хочешь знать, это пик колониальной моды в тысяча шестьсот сороковом году. — Балтазар поправил шляпу, чтобы она сидела чуть набекрень.
— Значит, ты видишь сны про свою жизнь? — посерьезнев, спросила я.
— Иногда. — Балтазар показал на отдаленный огонек — в окне небольшого домика горела масляная лампа. — Пойдем посмотрим, что можно сделать.
Я шла вслед за ним по лесу, пока мы не добрались до поляны и домика. Он оказался куда более примитивным, чем я предполагала. Подумав немного, я поняла, что по-другому и быть не могло: наверное, Балтазар вместе с отцом построили эту хижину своими руками. Из чуть покосившейся трубы шел дым, окно было затянуто куском провощенной бумаги. Возле дома спал мохнатый пес. Балтазар улыбнулся и потрепал его по шее:
— Привет, Фидо.
Фидо не шелохнулся. Возможно, во сне он не ощущал прикосновений.
Тут из дома донесся женский голос, резкий и сердитый:
— Твое непослушание возмущает нас, Черити!
— Прости, мама, — раздался голосок Черити, чистый, сильный и без капли раскаяния. — Но боюсь, что я и дальше не буду вас слушаться.
Я с самого начала, как только Балтазар пригласил меня в свой сон, знала, что это произойдет, но легче от этого мне не стало. Судя по ужасу во взгляде Балтазара, он чувствовал то же самое.
Балтазар подошел к входной двери и распахнул ее. Я увидела Черити в длинном темном платье, белом переднике и белом ситцевом чепчике. Она стояла посреди комнаты с лицом еще более юным, чем я помнила. Видимо, все это происходило за пару лет до ее смерти, когда она была совсем ребенком. Перед ней сидели двое, явно родители Балтазара и Черити, одетые по той же строгой моде, что и их дети, с лицами суровыми, без проблеска веселья.
Черити ухмыльнулась, и на ее детском, еще пухлом личике эта ухмылка выглядела чересчур взрослой. Она стянула с головы чепчик, я увидела белокурые кудряшки.
— Больше я не собираюсь покрывать голову. Собственно, если мне захочется, я и тело покрывать не буду.
— В тебя вселился дьявол, девочка моя, — гулко пророкотал отец. Он походил на Балтазара, только был старше, крупнее, суровее. Неприятный. И когда он ругал свою дочь, в его голосе не слышалось любви, лишь неодобрение.
— Это верно! — Черити расхохоталась, наслаждаясь неповиновением. — Хочешь посмотреть, что этот дьявол может заставить меня сделать?
Я шепнула Балтазару:
— Она всегда была такой?
— В те времена я думал, что это просто детский бунт, — ответил он. — Но Черити всегда напрашивалась на неприятности.
В этот момент Черити заметила нас, и торжество на ее лице сменилось растерянностью.
— Что вы здесь делаете? Что она здесь делает?
— Позволь мне с ней разобраться, — прошептала я. После того что она сделала с Лукасом, я была готова разорвать ее на части.
— Нет, — ответил Балтазар, встав между нами. — Она может ранить тебя здесь. Но для меня это всего лишь сон. Надо мной она власти не имеет.
И в точности как Черити напала на Лукаса, он напал на нее.
Балтазар прыгнул вперед, схватил сестру, и они вместе упали на пол. Родители запротестовали, но ни Балтазар, ни Черити не обратили на них никакого внимания — те были всего лишь призраками во сне. А вот драка была настоящей. Черити неистово отбивалась, но Балтазар сумел заломить ей руку за спину и толкнул сестру к очагу. Когда от огня до ее лица осталось всего несколько дюймов, она пронзительно закричала:
— Хватит! Хватит! Балтазар, ты делаешь мне больно!
— И очень сожалею об этом. — Его голос дрожал. — Ты знаешь, что сожалею.
— Тебе мало было убить меня! — Она яростно дергалась, пытаясь вцепиться в него свободной рукой, но не могла дотянуться. Сцена, ужасная сама по себе, стала еще ужаснее, когда я сообразила, насколько беспомощной и незрелой выглядела Черити. — Теперь ты решил меня мучить?
— Я хочу оставить тебя в покое. Так же как ты хочешь оставить меня. Но ты должна отпустить Лукаса.
Черити захохотала, хотя ее золотистые кудряшки начали тлеть.
— Он мой. Весь мой! Ты любил ее сильнее, чем меня, а она любила его сильнее, чем тебя. Но она никогда не будет иметь над ним такой власти, как я.
— Ты отпустишь Лукаса, — повторил Балтазар. — Или… Ты каждую ночь входишь в его сны, чтобы мучить его? Я буду входить в твои сны и делать то же самое с тобой.
— Ты не имеешь права! Только не после того, что ты сделал со мной!
— Если бы я мог вернуться назад и убить себя, лишь бы не превращать тебя в вампира, я сделал бы это. — Балтазара колотило — то ли от усилий, которые он прикладывал, чтобы удержать сопротивляющуюся Черити у огня, то ли от чрезмерных эмоций. — Но я слишком долго позволял чувству вины управлять собой. Ты опасна, Черити. Ты охотишься, ты убиваешь, и мне следовало остановить тебя давным-давно.
— Убив меня? — Голос Черити изменился, теперь в нем звучала настоящая боль. — Снова?
На это Балтазар ничего не ответил.
— Ты отпустишь Лукаса. Навеки прекратишь вторгаться в его сны. А если нарушишь слово — хоть раз! — клянусь, я узнаю, и ты очень пожалеешь об этом.
Черити опять попыталась вцепиться в него, но ей не хватило сил. Я чуяла запах горящих волос.
— Больно! Балтазар, жжет!
— Ты отпустишь Лукаса. — Балтазар не дрогнул, но в глазах его сверкали слезы. Несмотря ни на что, он хотел защищать свою младшую сестренку, но продолжал делать то, что делал, ради Лукаса и меня.
Черити долго молчала, потом проскулила:
— Хорошо.
— Поклянись.
— Клянусь! А теперь прекрати! Прекрати! Балтазар оттащил Черити от очага и толкнул в дальний угол. Ее передник и щеки покрылись сажей, на грязных щеках виднелись влажные полоски слез.
— Это все ради нее, да? — Она ткнула в мою сторону дрожащей рукой. Боже, у нее такое юное лицо! — Ты решил спасать другую, потому что не можешь спасти меня?
— Я не могу спасти тебя, — повторил Балтазар мертвым голосом, — но я люблю тебя, Черити.
Она швырнула в него щетку для чистки очага и разразилась слезами. Возможно, это был способ Черити сказать: «Я тебя тоже люблю».
Она рыдала рядом с очагом, но Балтазар поднялся и вышел из дома, пройдя мимо онемевших, неподвижных родителей. Я молча последовала за ним. Он остановился рядом со спящей собакой и посмотрел на нее.
Когда я все-таки рискнула заговорить, то сказала только:
— Ты не обязан был это делать.
— Обязан. — Балтазар поплотнее закутался в свой отороченный мехом плащ. — Иначе Черити не остановить.
— Она сдержит слово?
— Да. Как ни странно, если она дает обещание, то выполняет его.
Мы отошли от дома и углубились в лес. Воздух был таким свежим и чистым — автомобилей и смога еще не было.
— Я знаю, что тебе пришлось тяжело, — произнесла я. — Пренебречь узами. Причинить ей боль.
Балтазар поморщился:
— Я сделал то, что должен был. Может быть, теперь Лукасу станет немного легче.
— Думаешь?
— Может быть, — повторил он, и я поняла, что Балтазар заметил в Лукасе то же отчаяние, что и я.
Тут он поднял голову, посмотрел куда-то вдаль, и на его лице мелькнула улыбка. Я проследила за его взглядом — он смотрел на стоявший в отдалении дом.
— Что это?
— Там жила Джейн. — Он впервые открыто упомянул при мне свою давно утраченную любовь.
Я не знала, что между ними случилось, зато знала, что его страсть длится уже четыре сотни лет.
Сильно рискуя, я спросила:
— Ты хочешь с ней повидаться? Я уйду.
— Это будет только сон. — Балтазар печально посмотрел на меня. — Хватит с меня снов.
Мы на мгновение взялись за руки — такое короткое прикосновение. Потом я поднялась в воздух, взлетела и исчезла из сна.
И оказалась в их спальне. Балтазар крепко спал и не видел никаких снов. Я благодарно погладила его темные кудри.
На следующий день школу окутала холодная тишина. Первый сильный зимний мороз посеребрил деревья и землю, но после прошедшей ночи казалось, что не природа следует своим курсом, а призраки объявили весь мир своей собственностью. Ученики-вампиры, по-настоящему боявшиеся привидений, сидели в своих комнатах. Даже люди, обычно относившиеся к этому гораздо спокойнее, потому что выросли в домах с привидениями, волновались из-за того, что в них вселялись призраки. Несколько человек уже уехали. Вряд ли нам придется сильно стараться, чтобы остальные люди бросили академию «Вечная ночь». Летая по школе и наконец-то не опасаясь попасть в ловушку, я почти никого не видела в коридорах и не слышала разговоров и смеха. Замерзли, думала я. Просто вымерзли все.
Миссис Бетани сидела у себя дома, я раза два видела ее силуэт в окне. И хотя я сомневалась, что она боится призраков — да и вообще чего-нибудь боится, — она явно решила оставаться в доме, надежно защищенном от проникновения привидений.
Успела ли она уже обнаружить, что ее ловушки исчезли? Если и да, то ничем этого не показывала. А тем временем ее отсутствие в школьном здании дало нам возможность встретиться, не боясь, что нас застукают.
Все собрались в квартире моих родителей. Вик распростерся на диване. На его щеках, там, где он плохо побрился, виднелся легкий пушок. Рядом с ним Ранульф и Патрис пили кофе, сваренный моей мамой. Лукас выбрал стул в дальнем конце комнаты, словно боялся, что родители могут в любой момент выставить его вон, но мама принесла кофе и ему. Я оставалась рядом с ним, и даже Макси решилась материализоваться в дверном проеме, где все ее видели.
— Наш лучший шанс — следующие выходные, — объявила мама, поставив кофейник. — Иногда миссис Бетани на пару дней оставляет школу, чтобы съездить в Ривертон. Мы можем ее подтолкнуть.
Вик просветлел:
— Да, а раз остальные ученики-люди в пятницу уедут в город, меньше шансов, что нас застукают, да? Ой, черт, я только что сказал «ученики-люди»?
— Вообще-то, нет, — отозвался папа. — Обычно вампиры устраивают самые грандиозные вечеринки, именно когда люди уезжают. Это, конечно, настоящий ад для наставников, но самое главное, что нам будет очень сложно что-нибудь сделать. Но если мы подождем до следующей ночи, субботней, миссис Бетани еще не вернется, а мы сможем действовать свободно.
Мы с Лукасом переглянулись, и он сказал:
— Мы собирались встретиться в Ривертоне с нашими прежними друзьями из Черного Креста.
— Черный Крест, — пробормотала мама тем же тоном, каким обычно ругалась.
— Это Ракель, мам, — вмешалась я. — И Дана, которая в прошлом году помогла нам бежать, когда с нами чуть не расправились. Они наши друзья, плюс они настоящие бойцы, и у них есть кое-какой опыт в ловле призраков. Мы могли бы подключить их. Они помогут с призраками, а после заберут вас с папой и Лукасом.
Мама с папой определенно не знали, что и думать, но тем не менее кивнули. Я повернулась к Макси:
— Так. Когда мы освободим призраков, они все будут… не в себе. Перепуганы.
— Наконец-то дошло, — буркнула Макси. — Получится настоящий фейерверк, как на Четвертое июля. Энергия, свет, холод полетят во все стороны. Бьянке придется повести их туда, куда они захотят, — или назад в их дома, или на следующий уровень. Подальше отсюда, вот что главное. Я помогу, если смогу.
— Круто, — сказал Вик.
Они с Макси быстро переглянулись, и она опустила голову, пряча улыбку.
Патрис кивнула:
— Значит, когда ловушки опустеют, мы их уничтожим. Однако это нелегко, к тому же там не меньше пары сотен фунтов металла.
— Потребуется огромная разрушительная сила, — добавил Ранульф. — Я займусь взрывчаткой.
— Притормози, притормози, ковбой, — вмешался Лукас. — Мы же не собираемся разрушать их до атомов. Достаточно сделать их бесполезными в качестве ловушек. Вряд ли у миссис Бетани имеется неисчерпаемый запас этих штук.
— Самое сложное — это магический элемент внутри ловушек, — заметил папа. — Я не много об этом знаю и сомневаюсь, чтобы кто-нибудь из присутствующих знал больше, но суть не в том, чтобы просто превратить их в металлический лом. Думаю, я смогу найти удачное химическое решение, но результатом будут… как ты сказала, Макси?
— Фейерверки, — отозвалась она.
— Не вижу, чем это отличается от взрывчатки, — пожал плечами Ранульф.
Все засмеялись и начали оживленно обсуждать сам план и наши шансы на успех. А меня вдруг словно озарило — до чего поразительно, что все эти люди собрались тут вместе! Единственное общее между ними то, что все они знают меня, но здесь они не ради меня — точнее, не только и не столько ради меня. Они здесь, потому что смогли преодолеть свои прежние предрассудки и страхи и научились видеть друг в друге тех, кто они есть. Макси снова заинтересовалась миром живых, вампиры приняли призраков и людей как равных и как союзников, Лукас взял из Черного Креста самое лучшее, оставив позади все плохое, Вик так же легко общается с миром сверхъестественного, как и с обычным миром, — вот что связывает нас всех сейчас.
И на тот момент наш план казался нам очень простым. Если мы сумели вот так собраться вместе, мы наверняка справимся с чем угодно.