Следующим утром я, как обычно, соскочила с кровати в половине седьмого. Глаза раскрылись сами собой, будто кто-то незримый дал команду, заставляющую меня вскакивать в одно и то же время уже который год подряд.
Я резко села, сердце бешено заколотилось, на лбу выступил холодный пот.
«Проспала! — пронеслась в голове паническая мысль. — Будильник не сработал! Я точно опоздаю! Что делать?»
Рука инстинктивно потянулась к телефону, но экран оставался тёмным. Никаких сигналов, никаких напоминаний. И тогда до меня медленно, будто сквозь густой туман начало доходить.
Будильник и не должен был сработать, и я никуда не опаздываю. Потому что мне теперь некуда спешить.
Я плюхнулась обратно на подушку, но сон будто испарился, ускользнул сквозь пальцы. В квартире стояла непривычная, давящая тишина. Обычно в это время я уже мчалась к станции метро, думая лишь о том, успею ли заскочить в кофейню за латте до начала рабочего дня. Теперь же не было ни суеты, ни, ставшей уже привычной, спешки.
Только тяжёлая, гнетущая тишина.
Я схватила телефон, лихорадочно проверила мессенджеры — ни новых сообщений в чате, ни пропущенных звонков. Даже электронная почта, обычно забитая деловой корреспонденцией, сейчас была пуста. Никто меня не хватился. Никто не бросился узнавать: «А где же Света? Что с ней?»
Я с ужасом подумала, что ещё и одних суток не прошло с момента моего увольнения, а я уже стала никому не нужной. Совсем.
И когда в девять часов утра мой смартфон, наконец, ожил, я ощутила почти физическое облегчение. Такое, какое, наверное, испытал бы тонущий человек, если бы ему бросили спасательный круг.
На экране высветилось лицо Соколова с потрясающей белоснежной улыбкой. Той самой, от которой у меня всегда перехватывало дыхание.
Сердце гулко стукнуло в груди, кровь ударила в виски.
«Он звонит!» — пронеслось в голове.
А что, если он сейчас начнёт уговаривать меня вернуться на работу? Пообещает повышение, прибавку к зарплате, скажет, что без меня офис опустел? Что ответить ему? Соглашаться? Или гордо отказаться, заставив его умолять?
Я вдохнула так глубоко, что закружилась голова, и дрожащим пальцем приняла вызов:
— Слушаю вас, Иван Александрович! — голос прозвучал неестественно бодро, будто я не валялась сейчас в кровати с опухшими от слёз глазами, а была занята важными делами.
— Краснова, ты что ли? — послышался его удивлённый голос. — Ты же вроде уволилась?
— Ну да, уволилась, — ничего не понимая, нерешительно ответила я.
— А чё тогда звонишь? — искренне изумился Иван, будто я совершила что-то немыслимое.
— Так это вы мне позвонили… — тихо пролепетала я, и в груди что-то опять болезненно сжалось.
— Я?! — от души расхохотался Соколов. Громко, искренне, будто услышал очень смешной анекдот. — Вот болван! Набрал тебя по старой привычке. Ладно, прости! Давай, там, не тухни!
В трубке послышались короткие гудки.
Я некоторое время сидела, стиснув в ладони телефон, а потом громко всхлипнула. Не от боли, а от дикой, нестерпимой обиды. Мало ему было того, что он уже сделал, так ещё этот мерзкий звонок!
С раздражением отбросив от себя телефон, я с головой зарылась под одеяло.
Он ещё и насмехается надо мной!
« Давай, не тухни !»
Как будто я рыба, выброшенная на берег. Как будто моя жизнь без него закончилась. Превратилась в процесс гниения. И ничего хорошего в ней больше не случится!
Я натянула одеяло на голову, словно пыталась спрятаться от всего мира. Сжалась в комок и крепко зажмурилась. Но слёзы всё равно текли и текли по щекам, горячие и горькие.
« Ещё и трёх дней не прошло, а он уже забыл, что я существую. Набрал мой номер по ошибке! Наверное, даже не заметил, что меня больше нет рядом ».
И от этой мысли мне стало так горько, что хотелось кричать. Что-нибудь разбить! Порвать в клочья!
Два года я вкладывала всю душу в свою работу, болела за общее дело и верила, что многое там держится исключительно на мне. А когда ушла, оказалось, что мир не рухнул и не остановился.
Он даже не замедлился.
Мой телефон молчит, письма не приходят. Но самое страшное не это. Самое страшное, когда начинаешь сомневаться, а была ли твоя роль настолько важной? Заметной, хоть кому-нибудь?
Может, я и на самом деле, являлась лишь мелкой деталью в большом механизме, которую можно заменить без всяких проблем? И все мои усилия были потрачены зря?
***
Настроение упало, ниже некуда.
Казалось, даже воздух в комнате стал тяжелее, давил на голову и плечи. Я сбросила с себя одеяло и села на край кровати, вцепившись пальцами в матрас. Глаза сами собой потянулись к стене, где висела моя университетская фотография. На ней я — такая радостная, полная надежд и планов.
Волосы, аккуратно собранные в строгий пучок, тёмный пиджак с фирменным значком ВУЗа, гордая осанка. Я тогда была уверена: вот оно, начало чего-то большого. Юридическая карьера, важные дела, признание в кругу профессионалов, может даже — кто знает? — своя фирма однажды. Мечты казались такими реальными и достижимыми...
И где теперь та девушка?
Что с ней стало?
Растворилась в бесконечных кофе-брейках, где разговоры сводились не к обсуждению дел, а к пересудам о личной жизни коллег. Затерялась в ворохе ксерокопий, которые приходилось переделывать по несколько раз, потому что кто-то забыл внести правки. Сгинула под грузом унизительных просьб: «Свет, сбегай-ка быстренько за бутербродами».
Стало невыносимо обидно за два, так глупо потраченных года. Два года жизни, ушедших на то, чтобы стать не юристом, а Светкой-помощницей, которая и кофе сварит, и документы подпишет, и даже курьеру объяснит, куда ехать, потому что «ну, ты же лучше разбираешься».
Глупо. Так чертовски глупо.
Но долго раскисать было некогда. Слёзы и переживания не вернут потерянного времени. Собравшись с духом, я резко встряхнула головой и устроилась за столом. Старенький ноутбук, верный спутник всех студенческих лет, зашипел вентилятором, а я принялась активно шерстить сайты с вакансиями.
Хотелось найти хорошую, перспективную работу. И именно по своей специальности.
В конце концов, в моём «багаже» было не просто высшее юридическое образование, а диплом престижного столичного вуза с отличием! Плюс два года практической работы (хоть и не совсем такой, как мечталось).
Казалось бы, неплохой старт. Но…
Дальше должности младшего юриста я так и не продвинулась.
И ладно бы это была моя вина! Если бы я плохо работала, если бы ленилась, если бы не справлялась. Но нет. Всё было, как раз, наоборот.
Просто Соколову было чертовски удобно держать меня при себе на побегушках. Принеси, подай, напечатай, срочно переделай то, что напортачил кто-то другой…
И главное — никаких возражений с моей стороны. Ни единого « а почему я? », ни одного « это не входит в мои обязанности ». Всё выполнялось чётко, всё в срок, с улыбкой и неизменной готовностью.
И какой, спрашивается, резон ему было двигать меня в профессиональном плане?
Ведь я идеально вписалась в роль расторопной и безропотной рабочей «лошадки». Той самой, что будет пахать, пока не свалится. Которая будет сидеть допоздна без претензий на переработки. Которая проглотит и похабные шуточки босса, и его невнимание, и унизительные поручения.
Зачем менять то, что и так прекрасно работает? Не возражает, ничего не требует взамен и соглашается на любые условия?
Было бы странно ожидать от Соколова чего-то другого.