Элейн накрыла голову подушкой и, протестуя, застонала. Стук продолжался.
- Впусти меня, девочка! Лорд уехал и больше не будет вмешиваться
не в свое дело. Открой, говорю, дверь, Морриган Гэйл!
Бум, бум!
- Открой сейчас же!
Элейн села в кровати, утренняя дезориентация после сна сразу же рассеялась от этого голоса. От этой женщины. Холод страха мурашками стал карабкаться вверх по позвоночнику.
- Повторяю, моя девочка: лорда нет, чтобы вмешаться, и ты получишь по заслугам. Я не позволю дьяволу забрать твою душу!
Лорд уехал.
Облегчение рассеяло признаки страха, который, наплевав на законы гравитации, только что поднимался вверх по спине Элейн. Ей больше не надо волноваться, что ее прервут в неподходящее время, например, во время принятия ванны. Или что он позволит себе вольности, думая, что она его жена, а не посторонняя женщина. Она не окажется с ним лицом к лицу после всего, что он наговорил ей вчера вечером. Думая об этом, Элейн не спала большую часть ночи. И ей не нужно больше гадать, каким способом в очередной раз он проявит свою жестокость. Теперь она действительно могла сконцентрироваться на возвращении в свой собственный мир.
- Ты дашь мне войти, Морриган, девочка, или я не отвечаю за последствия!
Испуг заменил головокружение от передышки.
Он уехал!
Это означало, что теперь в руках Хэтти полная власть, без страха перед расплатой. Это означало, что Элейн была снова посажена в клетку. В инородное тело, в чуждое ей время и с сумасшедшей старухой в качестве тюремщика.
- Я слышу, ты там, непослушная девчонка! Я знаю, ты проснулась, весь день валяешься в кровати как безбожная язычница. Я не позволю тебе и дальше заниматься своими греховными делами. Сейчас же открой дверь!
Элейн выскользнула из кровати, немного опасаясь, что дверь в любой момент расколется под ударами кулаков Хэтти. Но вибрирующее дерево не треснуло, а ключ, хоть и дрожал и подпрыгивал в замочной скважине, прочно сидел на своем месте.
Хэтти скоро утомится, думала Элейн. Лорд вернется.
Но Хэтти не угомонилась. Видимо, это могло длиться днями или даже неделями, вплоть до самого возвращения лорда: Элейн была вынуждена уступить, так как тусклые лучи утреннего солнца стали уже яркими и золотистыми, а стук в дверь по-прежнему не прекращался. Вчера вечером они расстались не лучшим образом. Он бросил ей вслед бокал с вином. Оставить ее с Хэтти было хорошим методом наказания. Или способом сдержать ее дурные наклонности.
- Предупреждаю тебя! Я не позволю тебе встать на путь дьявола, Морриган! Покайся! Отопри счас же дверь и дай мне ключ!
Элейн вздохнула. Она действительно не могла позволить этой старой вороне запугивать себя, то есть Морриган, всю оставшуюся жизнь. И будь она проклята, если позволит себе или Морриган, как какой-то несчастной серой мышке, прятаться от взбешенной ведьмы.
Элейн подошла к вибрирующей двери. Голова пульсировала в такт ударов кулаков. Глубоко вздохнув, она повернула ключ.
Элейн резко отскочила назад, иначе ей было бы не избежать удара. Дверь отлетела к стене. Хэтти, в ворохе черных юбок, подобно вихрю, рванула в открывшийся проем. От удара по щеке левая половина лица Элейн взорвалась болью. То ли все это случилось одновременно, или так показалось Элейн, но на этот раз комната и тело закружились синхронно.
- Чтоб это было в первый и последний раз, ты, грешница. Еще скажешь мне спасибо, своей старой Хэтти, что она пришла и молилась Господу, да! Потому что Хэтти присматривает за своей маленькой овечечкой. Я не позволю тебе сбиться с пути, девочка. Нет, твоя старая Хэтти теперь позаботится о тебе.
Хэтти сложила руки ладонями внутрь, показывая, как, должно быть, Бог на небесах и она, Хэтти, со своей стороны, осуждают Морриган. Скрюченный кулак потянулся, захлопнув дверь. Потом потянулся опять, и маленький кованый ключ исчез из замочной скважины.
Элейн уставилась на руку, покрытую коричневыми пятнами, затем на торчащий из кулака ключ, который в этот момент стал для нее ключиком в двадцатое столетие. Остроконечные белые звезды, кружащиеся в голове дружным хороводом, объединились в одно гигантское горящее сияние. Элейн посмотрела в самодовольное лицемерное лицо Хэтти и позабыла все, чему ее когда-либо учили. Уважению к старшим. Уважению к тем, кто физически слабее ее. Уважению к личной неприкосновенности. Уважению к уважению.
Она набросилась на Хэтти, выкрикивая все оскорбления, все грязные слова, которые когда-либо слышала или видела на исписанных стенах туалета. Судя по разнообразию слов, извергающихся из ее рта, Элейн уделяла пристальное внимание изучению исписанных стен.
- Хорошо, Чез, говори же. Я вылечил твою ногу и обезболил душу, а ты сказал всего пару слов с тех пор, как утром перебудил весь дом, в самый, что называется, неподходящий момент. Если тебе не нравится моя компания, уезжай - я не звал тебя сюда вообще-то, - только ради Бога, прекращай накачиваться бренди словно водой! Кстати, оно, должно быть, французское. Ты жертвуешь потенцией, дружище.
Чарльз оторвал взгляд от полупустого бокала бренди. Слова жужжали в мозгу тучей надоедливых мух. Он тряхнул головой в надежде прогнать их, смутно догадываясь, что расплывчатый субъект, прислонившийся к каминной полке, - его приятель Дэймон и именно он издает эти жужжащие звуки, а он, Чарльз, должен, по крайней мере, попытаться расшифровать эту какофонию.
А он бы и попытался. Если бы мозги не были так сильно затуманены алкоголем.
Он удовлетворил себя тем, что сумел сфокусировать взгляд на силуэте друга. Дэймон был крупным мужчиной, таким же высоким и мускулистым, как Чарльз. Его волосы были темными, черными как полночь, темнее, чем у Морриган, - Чарльз вспомнил о рыжеватых искорках, вспыхивающих в волосах жены в свете горящих свечей во время ужина лишь от единственного воздействия на них мыла и воды. Нет, волосы Морриган не такие темные, как у Дэймона, кисло подумал он, в отличие от ее проклятого сердца. Чарльз залпом выпил бренди. Где-то за пределами библиотеки Вестминстерские часы пробили очередную четверть часа.
- Как… - он совладал со своим языком. - Как дела у Бэйнбринджа?
- Ей-богу, Чарльз. Езжай в Лондон и узнай все непосредственно из первых рук.
- Ему не следовало жениться на этой суке, его жене, - злобно пробормотал Чарльз в почти осушенный стакан с бренди. Завершая мысль, он допил оставшуюся жидкость. - Судьба улыбнулась тебе в тот день, когда эта сука бросила тебя, Дэм. - Он отсалютовал другу пустым бокалом.
- За то, чтобы этот Бэйн и я были счастливы, как прежде.
- За то, чтобы этому Бэйну подвернулась такая удача, что он смог бы посочувствовать тебе лично. Я догадываюсь, что это излияние жалости к самому себе имеет некое отношение к радостям священного союза.
- Она ледяная, Дэм. Холодна, как сосок ведьмы. Нет, холодней. Сам дьявол не смог бы добиться чего-нибудь от этой лицемерной девственницы-святоши.
Дэймон отпрянул от каминной полки, словно она внезапно обожгла его. Его адские глаза, черные, как глаза Морриган и ее сердце, широко распахнулись, так же как и его рот.
Губы Чарльза дернулись.
После всех распутных лет в Кембридже, проведенных втроем Чарльзом, Дэймоном и Бэйнбриджем, ему, наконец-то, удалось шокировать доктора Дэймона Шайлера, крайне нецеломудренного ученого и врача. Чарльз не мог вспомнить, что он такого сказал, чтобы вызвать такую реакцию друга. Впрочем, это не так уж важно - сам факт, что ему удалось шокировать Дэймона Шайлера, был поистине уникален. Он взорвался смехом, смутно удивляясь, кто, черт возьми, издает это глупое, идиотское хихиканье?
- Твоя жена - девственница, Чарльз? Вы женаты больше года, и твоя жена все еще девственница?
Чарльз вмиг протрезвел. Надувшись, он посмотрел в пустой бокал бренди.
- Что такое девственность? Кусочек кожи, которого там чаще всего даже нет. Эмоциональный барьер, который используют женщины, чтобы обменять его на драгоценности и титулы.
- Не могу поверить, что слышу это, - тут же ответил Дэймон, в темных глазах сверкнуло дьявольское веселье. - Чарльз, прославившийся своими знаниями тантрического секса, Чарльз, с которым я знавал и шлюх, и леди, одинаково умолявших о страсти, - и это тот самый Чарльз, который не может уложить собственную жену в постель?
- Я этого не говорил, - резко ответил Чарльз. Он вздохнул. Голова была тяжелой и разгоряченной. Ему показалось, что он находится в алкогольном забвении, винной нирване, не слыша эха молчаливого презрения Морриган. Он закрыл глаза, чтобы не видеть насмешку в черных глазах Дэймона, таких же, как у Морриган, - Боже, каким дураком он себя выставил! - и откинул голову на прохладную кожаную обивку кресла.
- Будь другом, налей еще.
- А почему бы и нет. На самом деле, думаю, что присоединюсь к тебе.
Пустой бокал из-под бренди выскользнул из пальцев Чарльза, он сразу же услышал звон стекла о стекло, всплеск жидкости, еще звон, другой всплеск.
- Да. Это определенно стоит отметить.
Бокал вернулся в руку Чарльза.
- Тот Чарльз, что знатоком известным слыл,
И шлюх и леди множество любил,
Но сердце юное ее не покорил,
И девственной женой отвергнут был.
Не плохо, да? Пьем до дна, мой друг.
Чарльз проигнорировал тост и проглотил половину стакана бренди, словно воду. Воду из Темзы, кисло подумал Чарльз. Взятой с той стороны от моста, куда выходят сточные трубы.
Он открыл глаза, чтобы поверх бокала взглянуть на Дэймона, смеющегося над ним.
- Эта чертова наседка сказала мне, что Морриган мас… мастурбировала.
- Проклятье, Чарльз!
Дэймон больше не смеялся. Чарльз снова его шокировал. Дважды за день. Чарльз залился смехом, схватившись за живот, надрываясь от хохота, он согнулся пополам, уткнув трясущуюся голову в колени.
Дэймон выдохнул. Или это, по крайней мере, походило на выпускание воздуха. Пукание тоже было своего рода выпусканием воздуха. Одним из тех звуков, ответственность за которые престарелые леди возлагали на невинных мопсов, возлежащих у них на коленях. Слезы потекли по щекам Чарльза. Все тело дергалось и тряслось. Как хорошо было смеяться, действительно просто смеяться. Уже больше года, как он не смеялся. С тех самых пор, как женился.
Чарльз схватился руками за подлокотники кресла и резко выпрямился. Дэймон маячил над ним, словно один из тех древнегреческих певцов.
- Певец, приятель. Я в единственном экземпляре, не в нескольких, как тебе, возможно, сейчас показалось. Сейчас я позвоню, чтобы принесли кофе, ты выпьешь его, а затем мы попытаемся докопаться до сути того, что довело тебя до такого состояния, прежде чем ты продолжишь ставить себя и свою жену в затруднительное положение. Comprendez? [15]
Чарльз бросил свирепый взгляд на Дэймона, но тот исчез. Пожимая плечами, он откинул голову и закрыл глаза. Следующим осязаемым чувством было ощущение того, что его макают в чашку обжигающе горячего кофе.
- Пей. Или я волью его в тебя через воронку.
Чарльз выпил. После нескольких маленьких чашечек горячей жидкости он сообщил своему сердечному другу, что лично воткнет воронку ему в горло, если тот не угомонится.
- Ладно, Чарльз. Если ты думаешь, что можешь справиться с этим сам, то тогда разъясни мне кое-что. Что это за чертова ерунда о том, что Морриган все еще девственница?
Чарльз провел руками по лицу и волосам. Они дрожали, словно он пил неделю, а не всего лишь каких-нибудь шесть или семь часов - он точно не помнил, сколько с тех пор прошло времени. Иисус! Чего он там наговорил? Ему просто хотелось с кем-то поделиться, требовалось дружеское участие того, кому было небезразлично, живой он или мертвый. И это все вылилось в импровизированное посещение друга Дэймона, который жил в тридцати милях к северу от его поместья.
Он поморщился, вспомнив взмыленные раздувающиеся бока лошади. Вспомнил унижение перед приятелем, вытаскивающим осколки графина из его ноги. Эхо пьяного хихиканья.
Безумие. Полное безумие.
Он вздохнул.
- Я этого не говорил. Ведь так?
- И что, черт возьми, ты имел в виду, говоря, что твоя жена занимается мастурбацией?
Чарльз улыбнулся. Он действительно помнил, что говорил это.
- Если бы ты видел свое лицо, Дэм, ты не был бы так прозаичен.
- Чарльз, ты говоришь о своей жене, ради Бога! Не о какой-то двухпенсовой шлюхе!
- Тогда позволь нам надеяться, что ты считаешь тайны своих друзей, такими же конфиденциальными, как и тайны своих пациентов, - холодно заметил Чарльз.
Внезапно мрачное лицо Дэймона посетила едкая ухмылка.
- Мои пациенты, в большинстве своем относящиеся к так называемым сливкам общества, не посмели бы признаться в том, в чем только что признался ты, из страха в дальнейшем встретиться со мной за каким-нибудь обеденным столом. Увы, теперь я боюсь встречи с твоей женой за каким-нибудь обеденным столом.
Чарльз вспомнил ее напыщенные разглагольствования и собственное крайне унизительное положение, когда Морриган отказалась присоединиться к его друзьям за свадебным завтраком, непреклонный приказ немедленно покинуть ее неприкосновенную спальню после того, как они приехали в его имение в Дорсете. Правая половинка рта потянулась вверх. Привычка, которую он заимел в Индии, после того, как стала затягиваться рана, и таким способом ему было легче всего уменьшать напряжение рассеченных мышц.
- Я искренне сомневаюсь, что это когда-нибудь произойдет, так что не строй планов отъезда из страны.
- Чарльз, ты знал, когда женился на Морриган, что она была не совсем обычной… дебютанткой.
Рука Чарльза беспокойно дернулась; кофе выплеснулось за края чашки.
- Я знал, - сказал он, уставившись на пролитую темную жидкость. - Я хотел… хотел… - Его пальцы сжали тонкий, но твердый английский фарфор. - Черт, уже не имеет никакой разницы, чего я хотел, не так ли? Меня поймали в ловушку, как и Бэйна, но вопреки твоему неверному впечатлению, брак был осуществлен, так что нет никакой надежды на аннулирование.
Он горько рассмеялся, глухо и с самоиронией.
- Что ты можешь прописать от этого, доктор Дэймон? Слабительное? Пиявки? Холодные ванны? Могу сказать тебе, что перепробовал всего предостаточно.
- Я бы прописал лекарственную дозу бренди…
Чарльз с надеждой посмотрел на своего друга.
Дэймон усмехнулся.
- Но ты уже опустошил мои запасы. Выше нос, Чарльз! Это меньше всего похоже на тебя. А то я, было, испугался, что ты стал импотентом.
«И стал бы, - хмуро подумал Чарльз, отхлебывая кофе, - если бы следовал своему первоначальному плану по оплодотворению той набожной ледяной суки, на которой женился».
Чарльз и Дэймон сидели в дружеском молчании. Чарльз полагал, что после всего он должен испытывать стеснение - как-никак ожидалось, что джентльмен должен проявлять твердость характера и, подобно Атланту, стоически выносить тяготы сего мира, - но он не чувствовал смущения. По крайней мере, пока.
Возможно, в его крови содержалось еще слишком много алкоголя. Возможно, вчера вечером, когда он почувствовал легкое опьянение, боль, увидел на ноге кровь, то, как сумасшедший, выскочил из дома в надежде найти пристанище, человека, кому он мог бы выговориться. Как друг другу. Мужчина мужчине.
- Я думал, она сможет измениться, - сказал Чарльз. - Знаешь, странную вещь сделала она несколько дней тому назад. Могу поклясться, что за весь год нашего брака Морриган ни разу не принимала ванну.
- Еще больше тайн, Чез. Я просто лопну от такого количества конфиденциальной информации. Кроме того, в наши просвещенные времена отказ от ванн куда более распространен, чем их принятие. Ты, вероятно, до чертиков напугал ее, моясь по нескольку раз за день. Многие из моих ученых коллег и по сей день утверждают, что излишне частое купание приводит к невменяемости.
Чарльз усмехнулся.
- Тогда возможно, Морриган в конце концов заразилась моим безумием. Она купалась. Прямо после… - нет, нет, я не собираюсь снова шокировать тебя, - она мылась после того, как я реализовал свои супружеские права на прошлой неделе. Скажу тебе, что когда я вернулся домой и вошел в ее спальню, то обнаружил, что она завернута в одно лишь полотенце. - В голосе прорезалась горечь. - Я был женат целый год и никогда до этого не видел тела своей жены.
- Не расстраивайся ты так. Бэйн не видел свою жену, не говоря уж о ее теле, практически десять лет. И все же это довольно интересно. Итак, Морриган не принимала ванну до того, пока вы не осуществили с ней брачные отношения. Разумеется, - сказал Дэймон скорей самому себе, чем Чарльзу, - что она просто хотела тщательно и полностью избавиться от твоего запаха.
Чарльз нахмурился.
- Ты заметил какие-либо еще странности в ее поведении? Например, обмороки, истеричность? Я однажды имел дело с девочкой, которая впала в безумство, когда у нее началась менструация. По крайней мере, такой диагноз приписали ей родители и местный врач. Ей было восемнадцать. Поздновато для начала, что и говорить, но в медицинских справочниках полно случаев, когда менструации у женщин начинались значительно позднее. - А у Морриган есть…?
- Ради Бога, Морриган уже двадцать один, - прервал его раздраженно Чарльз. - Конечно, у нее уже есть менструации. И я бы только обрадовался, закати она истерику. По крайней мере, это было бы настоящим проявлением чувств, нежели это показное выражение, типа «ах, какие мы все из себя святые», которое она постоянно цепляет себе на физиономию, а сама рядится в балахон из конского волоса.
Дэймон пожал плечами.
- Подумаешь. Полагаю, ты не понравился ей, дружище, но зато теперь ты можешь всякий раз, как исполнишь свои супружеские обязанности, рассчитывать на то, что она помоется.
Чарльз представил все те немытые тела, которые видел в прошлом и еще увидит в будущем, и добавил с неудержимой глубиной чувств:
- Что и говорить, в этом есть хоть какая-то мало-мальски приятная выгода.
Приглушенное эхо Вестминстерских курантов оповестило об одиннадцатом часе.
- Есть и другие… отклонения.
Дэймон доверху наполнил кофейные чашки.
- Она оделась в платье, которое я купил ей в качестве приданого.
Дэймон рассмеялся.
- Не понимаю, неужели твой вкус был настолько ужасен, что ты посчитал странным для женщины одеться в одежду, которую сам же и выбирал.
Чарльз, хоть и неохотно, но улыбнулся.
- Умник! Я подразумевал, что она вырядилась в свое приданое после осуществления супружеских отношений. За целый год я не видел на ней ничего, кроме серого шерстяного платья. Где-то через день-другой после той ночи она сама напялила на себя желтое шелковое платье, по крайней мере, так утверждает одна из служанок, а так как я потом видел ее наряд собственными глазами, то у меня нет причин думать, что горничная ввела меня в заблуждение. Кроме того, Морриган заявила, что у нее болит горло и что она не хочет разговаривать даже со слугами. Не то, чтобы она раньше много болтала, но все же…
Дэймон поднял темную бровь.
- Она не говорит, но заявляет?
Чарльз рассмеялся.
- Моя первоначальная реакция была такой же. Она пишет записки. И это еще один момент…
В подчерке Морриган присутствовал весьма заметный правый уклон. Он внезапно вспомнил тот странный инцидент, когда она воспользовалась своей правой рукой, чтобы попробовать суп. Воспоминания Чарльза были затуманены несколькими бутылками вина и бренди. Она действительно пользовалась правой рукой или просто перекладывала ложку на левую сторону?
- Истерия, - быстро сказал Дэймон. Его взгляд затуманился, будто он мысленно пролистал страницы некоего таинственного справочника. Затем его глаза привычно заблестели. - Знаешь, есть теория… Я еще не встречал никого, на ком бы смог ее подтвердить, но есть теория… Интересно, та охранница, на которую ты ссылаешься, она рассказала тебе, когда Морриган впервые начала заниматься мастурбацией?
- На самом деле, Дэм, мне же придется потом встречаться с ней за одним обеденным столом.
Дэймон усмехнулся.
- Нет, видишь ли, на самом деле, если она пристрастилась к мастурбации после того, как ты занимался с ней любовью, то тогда она полностью подтверждает эту теорию. Теория не так уж нова, ей где-то 1800 лет; на самом деле некоторые учебники рекомендовали этот вид лечения еще со времен Галена и вплоть до последнего столетия[16].
Дэймон поднес кофейную чашку к губам, и застыл, увлеченный ходом своих мыслей.
Чарльз подвинулся к краю своего кресла, заинтригованный вопреки самому себе, вопреки изначальной безнадежности своих супружеских дел.
С выражением полного отсутствия на лице Дэймон опустил свою нетронутую чашку с кофе. Чарльз вздохнул, вспомнив аналогичную ситуацию в Кембридже. Они с Бэйном подсунули в чай Дэймону живое насекомое, пока юноша находился в задумчивой прострации, и с любопытством наблюдали за ним. Каково же было изумление, когда они обнаружили, что их друг пьет свой остывший чай, не обращая никакого внимания на корчащееся в нем дополнение. Это длилось до тех пор, пока чашка полностью не опустела, а насекомое - Чарльз помнил, что это был потрясающе огромный жук, - стало карабкаться наверх, цепляясь лапками за губы Дэймона. Впоследствии Дэймон, разумеется, отомстил за случившееся с лихвой, но, к сожалению, так и не сделал выводов из своего печального опыта.
Раздражение нарастало.
- Ну же? Чего застыл, как мумия, говори! Я ненавидел, когда ты так делал в школе: начинал говорить и замолкал, уходя в себя. Сейчас мне это нравится не больше того.
- Не изводи себя так, Чарльз - это плохо для твоей селезенки. Как я уже говорил, самым простым способом лечения истерии, а у женщин обычно присутствует форма болезни, которая выражается в их излишнем благочестии и холодности, - так вот, лечением этого заболевания является возбуждение клитора. Разумеется, это только предположение, но возможно, когда ты, хм, совокуплялся с ней, то обеспечил необходимую стимуляцию, что положило начало ее выздоровлению. И все, в чем она сейчас нуждается, чтобы полностью прийти в норму, так это в еще большей стимуляции. Конечно, предпочтительней всего осуществлять это твоей рукой.
Чарльз уставился на своего друга так, словно у того выросла вторая голова. Причем ниже пояса.
Дэймон пожал плечами.
- Это всего лишь теория, как я и говорил, я еще должен ее проверить. Советую тебе ознакомиться с моими медицинскими статьями, в которых содержатся конкретные предложения по этому вопросу, а затем…
Конечно, было бы чистым сумасшествием считать, что кого-то можно вылечить вещью, которую этот человек презирает больше всего на свете. И уж точно верх мужской наглости считать, что такой секс мог вообще хоть что-то вылечить, скорей уж наоборот. И все же…
Все же…
Факты были фактами. И факты указывали, что пока брак не был подтвержден, Морриган не менялась ни на одну прядь немытых волос.
«Бог мой! Все сходится», - недоверчиво подумал Чарльз. Ничего не менялось, ни ее личные привычки, ни манера одеваться, ни наклон подчерка до той провальной ночи подтверждения брака.
Хотя возможно и не настолько провальной.
Если то, что сказал Дэймон, было правдой, а у него не было никаких причин ставить под сомнение искренность друга и его профессиональную компетентность, то тогда…
Тогда…
Чарльз усмехнулся, медленно, чисто мужской ухмылкой голодного самца, заметившего робкую, ничего не подозревающую добычу.
Выходит, он впустую потратил целый год. Была одна вещь, которую Чарльз ненавидел больше всего на свете: это тратить впустую время.
Но вскоре все изменится.
Нет, ему нет надобности изучать древние фолианты на древнегреческом и латыни.
Путь исцеления Морриган идет с Востока, а не с Запада. То, что ей нужно, лежит в запертом ящике его стола. То, что нужно ему, - просто быть там, рядом с ней.
И он будет. Сразу же, как только удовлетворит несколько естественных потребностей организма.
- У тебя что, нет никакой пищи в этой хижине, которую ты, старина Дэм, называешь домом? Клянусь, после всего перенесенного я был бы рад даже соломенной кровати. Я не спал все эти дни. Чертов хозяин! Тебе нужна женщина, которая отполирует твои манеры.
- Я был с женщиной, Чез, когда ты рано утром вытащил меня из постели, - сказал Дэймон с легкой обидой в голосе. - Как ты думаешь, почему я пытался сделать все возможное и невозможное, чтобы избавиться от тебя?