Мег услышала шорох шин за спиной. Хотя едва пробило десять вечера, ледяной октябрьский дождь очистил от пешеходов улицы манхэттенского Нижнего Ист-Сайда. Она ускорила шаги, почти пробежав мимо мокрых черных мешков для мусора, горбившихся на обочине. Капли падали с крыш на тротуар, разнокалиберный сор плавал в переполненных сточных канавах. В квартале Клея несколько зданий из красного кирпича были подновлены, но большинство оставалось в плачевном состоянии, и обитателей в лучшем случае можно было назвать людьми подозрительными. Все же Мег не задумываясь решила проветриться, сбегав в любимую дешевую закусочную за гамбургером. Но она не рассчитывала на дождь.
До здания, где на пятом этаже находилась тесная квартирка Клея, оставалось два квартала. Она заняла его убогое жилье, пока он снимался в Лос-Анджелесе. Квартира была маленькой, атмосфера — гнетущей. Два крошечных окна с трудом пропускали свет, зато плата была ничтожной, и как только она избавилась от засаленною старого дивана Клея вместе с залежами всякой дряни, оставленными его различными подружками, у нее высвободилось место для работы над украшениями.
Машина так ее и не обогнала. Оглянувшись, она увидела невероятно длинный, занявший весь квартал черный лимузин: не тот транспорт, из-за которого стоит нервничать, но неделя была бесконечно длинной. Как и предыдущие пять. Мозг окутал туман усталости. А пальцы так ныли от работы над коллекцией украшений, что она держалась на ногах только усилием воли. Но тяжелый труд явно окупался.
Она не пыталась убедить себя, что счастлива. Но знала, что приняла самое верное решение относительно своего будущего. Санни Скипджек была права, советуя Мег нацелиться на покупателей с деньгами. Менеджеры бутиков, которым она показала свои изделия, в один голос твердили, что им нравится сочетание современного дизайна и антикварных безделушек, и заказы поступали куда быстрее, чем она ожидала. Если бы целью ее жизни было стать дизайнером украшений, она пребывала бы на седьмом небе. Но у нее другая цель, которую пока придется отложить. Она наконец поняла, чего хочет от жизни.
Машина уже подъехала вплотную к ней. Огни фар желтыми мазками лежали на асфальте.
Дождь промочил ее матерчатые тапочки, и Мег плотнее завернулась в фиолетовый тренч, купленный в секонд-хэнде. На витринах магазинчика сари, корейских дешевых товаров для дома и даже лавочки фаст-фуда темнели решетки. Все закрылись на ночь.
Мег зашагала еще быстрее, но мерный рокот мотора не стихал. Значит, это не ее воображение. Машина определенно преследует ее, а до дома остался целый квартал.
Впереди на перекрестке показалась патрульная машина: сирена воет, красные огни мигалки пульсируют сквозь серую стену дождя. Мег уже начала задыхаться, когда лимузин подкатил к ней. Темные окна зловеще поблескивали в ночи. Мег бросилась бежать, но лимузин не отставал. Краем глаза она заметила, как опускается одно из задних стекол.
— Подвезти?
Тот, кого она никак не ожидала увидеть, смотрел на нее в упор. Мег споткнулась на неровном тротуаре: голова кружилась так, что она едва не падала. После всего, что она сделала, чтобы запутать следы, он вдруг явился. Вот его лицо в рамке окна. Брови мрачно насуплены.
Шесть недель подряд она трудилась допоздна, сосредоточившись на работе, не позволяя себе думать, отказываясь спать, пока не валилась с ног. Она была измучена и опустошена, и не в состоянии разговаривать ни с кем, не говоря уже о нем.
— Нет, спасибо, — выдавила она. — Я почти дома.
— Ты, похоже, промокла.
Луч света от уличного фонаря падал на скульптурно вылепленную скулу.
Он не может так поступить с ней! Она не позволит! После всего, что случилось…
Она снова пошла вперед. Лимузин медленно поехал следом.
— Ты не должна выходить одна в такое время, — заметил он.
Она слишком хорошо его знала, чтобы понять, что кроется за его внезапным появлением. Больная совесть. Тед терпеть не мог обижать людей, ему нужно убедиться, что она благополучно пережила потрясение.
— Не волнуйся за меня! — бросила она.
— Не хочешь сесть в машину?
— Ни к чему. Я уже дома.
Мег велела себе молчать, но любопытство взяло верх.
— Как ты меня нашел?
— Поверь, это было нелегко.
Она смотрела прямо вперед и не сбавляла шага.
— Кто-то из моих братьев. Ты до них докопался.
Ей следовало предвидеть, что они сдадутся. На прошлой неделе Дилан специально приехал из Бостона, чтобы сказать, что звонки Теда доводят их до исступления и ей следует с ним поговорить. Клей слал эсэмэску за эсэмэской: «Похоже, чувак совсем отчаялся. Кто знает, что он способен натворить?»
Прежде чем ответить, Тед подождал, пока мимо проедет такси.
— От твоих братьев ничего, кроме неприятностей, ожидать не приходится. Клей даже наврал, что ты покинула страну. Я и забыл, что он актер.
— Говорила тебе, он талант.
— Конечно, у меня ушло немало времени, но я наконец понял, что ты больше не станешь брать денег у родителей. Не думаю, чтобы ты смогла путешествовать с теми деньгами, что были у тебя на счете.
— Откуда ты знаешь, что было у меня на счете?
Даже в полумраке она увидела, как он вскинул брови, и, презрительно фыркнув, отошла.
— Я знаю, что ты заказываешь некоторые материалы для украшений по интернету, — продолжал он. — Сделал список возможных поставщиков и попросил Кайлу им позвонить.
Мег обошла разбитую бутылку из-под виски.
— Уверена, она была более чем счастлива помочь.
— Она сказала поставщикам, что владеет бутиком в Фениксе и пытается найти дизайнера украшений, которые видела в Техасе. Описала несколько твоих изделий и сказала, что хочет выставить их в своем бутике. Вчера она получила твой адрес.
— И вот ты здесь. Зря ехал.
У него хватило наглости рассерженно бросить:
— Не думаешь, что стоило бы вести этот разговор в лимузине?
— Нет.
Пусть сам справляется с угрызениями совести. Они не способствуют зарождению любви — чувства, с которым покончено навсегда.
— Мне очень нужно, чтобы ты села в машину, — процедил он.
— А мне очень нужно, чтобы ты шел ко всем чертям.
— Я только что вернулся оттуда, и поверь, это не самое лучшее место пребывания.
— Мне очень жаль.
— Дьявол!
Дверь распахнулась. Тед выскочил на ходу, и не успела Мег опомниться, как он потащил ее к лимузину.
— Перестань! Что ты делаешь?!
Лимузин наконец остановился. Он втолкнул ее внутрь, сел рядом и захлопнул дверь. Щелкнул замок.
— Считай себя официально похищенной.
Машина снова тронулась. Водитель скрывался за перегородкой. Мег схватилась за ручку, но дверь не поддалась.
— Выпусти меня! Не поверю, что ты на такое способен! Что это с тобой творится? Спятил?!
— Похоже, что так.
Она старалась не смотреть на него. Как могла долго. Еще чуть дольше, и он увидит, как она слаба.
Она медленно повернула голову.
Он был так же неотразим, как всегда: тигриные глаза, высокие скулы, прямой нос и подбородок кинозвезды. На нем был деловой костюм цвета маренго, с белой рубашкой и синим галстуком. Она не видела его так строго одетым со дня свадьбы и изо всех сил боролась против прилива неуместных эмоций.
— Я не шучу! — прошипела она. — Немедленно выпусти меня.
— Не выпущу, пока мы не поговорим.
— Я не желаю говорить с тобой. И вообще ни с кем.
— Что это с тобой? Ты же любила поболтать!
— Уже не люблю.
Сиденья в лимузине были вытянуты вдоль боковых стенок, а крышу обрамляли крохотные синие лампочки. Перед встроенным баром лежал гигантский букет красных роз. Мег порылась в кармане в поисках сотового.
— Я звоню в полицию и сообщаю, что меня похитили.
— Не стоит. Я бы этого не хотел.
— Это Манхэттен. И ты здесь не бог.
Он выхватил у нее телефон и сунул в карман пиджака. Мег была дочерью актера, поэтому прекрасно изобразила небрежное пожатие плечиком.
— Прекрасно. Говори. Только поскорее. В квартире меня ждет жених. — Она постаралась отодвинуться от Теда как можно дальше. — Говорила же я, что скоро тебя забуду.
Тед моргнул и потянулся к букету роз, которым хотел заглушить угрызения совести.
— Мне казалось, тебе понравится.
— Ты ошибался! — отрезала она, швырнув в него букетом.
Только тогда Тед был вынужден признать, что примирение не состоялось. Впрочем, он это заслужил. Похищение Мег было очередным промахом с его стороны. Не то чтобы он заранее планировал ее похитить. Скорее, намеревался появиться у ее двери с букетом роз и страстным признанием в вечной любви, а уж потом увлечь ее в лимузин. Но едва машина свернула на ее улицу, он заметил Мег, и всякий здравый смысл мигом испарился.
В синем свете он заметил тени у нее под глазами. Точно такие же, как у него. В ушах у нее ничего не было. Ни старинных бус, ни древних монет.
Из-под подола ее плаща выглядывали джинсы, матерчатые тапочки промокли. В отросших волосах краснели мелированные пряди. Но он хотел прежнюю Мег. Хотел поцелуями убрать впадинки под скулами и зажечь теплом ее глаза. Хотел вернуть ее улыбку. Смех. Сделать так, чтобы она любила его так же сильно, как он — ее.
Но она смотрела прямо вперед, на перегородку, отделявшую их от манхэттенского водителя его матери. А он отказывался признать, что может быть слишком поздно. Она скорее всего лжет насчет жениха. Впрочем… кто может в нее не влюбиться? Ему нужно знать наверняка.
— Расскажи мне о своем женихе.
— Ни в коем случае. Не хочу, чтобы ты чувствовал себя еще хуже, чем сейчас.
Она лжет. По крайней мере он молил Бога об этом.
— Значит, ты вообразила, будто понимаешь, что я сейчас испытываю?
— Определенно. Терзаешься угрызениями совести.
— Верно.
— Честно говоря, у меня не хватает энергии тебя переубеждать. Как видишь, я в полном порядке. А теперь займись своими делами и оставь меня в покое.
Но судя по виду, она не была в полном порядке. И выглядела очень усталой. Хуже того, в ней появились отстраненность, мрачность, противоречившие жизнерадостной безрассудной женщине, какой была Мег, и он никак не мог понять, в чем дело.
— Я скучал по тебе, — признался он.
— Рада это слышать, — ответила она, голосом таким же холодным, как снежные вершины гор, на которые ей могло взбрести в голову подняться. — Не мог бы ты отвезти меня домой?
— Позже.
— Тед! Я серьезно. Нам больше не о чем говорить.
— Может, тебе не о чем. Зато мне есть о чем.
Ее решимость уйти пугала его. Он прекрасно знал, какой упрямой может быть Мег, а теперь, что всего хуже, эта решимость оборачивается против него. Ему нужно найти способ растопить этот лед.
— Я думал… мы покатаемся на яхте.
— На яхте? О, вряд ли.
— Я тоже считал это глупой идеей, но библиотечный комитет настаивал, что ты достойна и большего. Забудь, что я упомянул об этом.
Мег вскинула голову:
— Ты обсуждал это с библиотечным комитетом?
Вспышка гнева дала ему надежду.
— Должно быть, я упомянул об этом… мимоходом. Мне нужно было знать точку зрения женщин, и они убедили меня, что все женщины ценят широкие романтические жесты. Даже ты.
И точно. Глаза ее вспыхнули.
— Не могу поверить, что ты обсуждал наши личные дела со всеми этими женщинами.
Она сказала «наши дела». Не его. Он нажал сильнее:
— Тори очень на тебя обижена.
— Мне все равно.
— Леди Э. тоже, просто она более сдержанна. Ты ранила их чувства, когда сменила номер телефона. Не стоило тебе это делать.
— Пошли им мои извинения! — прошипела она.
— Яхта — это идея Берди. Она вроде как стала твоей защитницей — из-за Хейли. И ты была права, не впутав в это дело полицию. Хейли очень повзрослела за последнее время. А я не из тех, кто боится признать собственную неправоту.
Огонек надежды вспыхнул еще ярче, когда она стиснула кулачки.
— И с кем еще ты говорил о наших делах?
— Кое с кем…
Он пытался выиграть время, лихорадочно соображая, как повести игру.
— Кении оказался бессилен. Скит по-прежнему злится на меня. Кто знал, что он так тебя полюбит? А Бадди Рэй Бейкер сказал, что я должен купить тебе «харлей-дэвидсон»
— Я не знаю никакого Бадди Рэя Бейкера!
— Конечно, знаешь. Он работает по ночам в «Фуд энд Фьюэл» и шлет тебе привет.
Негодование зажгло розовые пятна на бледных щеках Мег.
— Есть ли на свете человек, с которым ты не поговорил по душам? — спросила она.
Он потянулся к салфетке, лежавшей рядом с ведерком для шампанского, куда раньше, в преждевременном порыве оптимизма, поставил охлаждаться бутылку.
Она вырвала у него салфетку и швырнула на пол. Тед подобрал салфетку и попытался говорить таким тоном, словно все держал под контролем:
— В Сан-Франциско было тоскливо без тебя.
— Прости, что пришлось зря потратить деньги, но уверена, что библиотечный комитет был благодарен за твои щедрый вклад.
Признать, что это чужой вклад, — вряд ли лучший способ убедить ее в его любви.
— Я весь день просидел в гостиничном вестибюле, ожидая тебя, — вздохнул он.
— Угрызения совести — твоя специализация. Не моя.
— Дело не в угрызениях совести.
Лимузин подкатил к обочине, и водитель, следуя отданным ранее приказаниям, остановился на Стейт-стрит, напротив Национального музея американских индейцев. Дождь все еще шел, и Теду следовало бы выбрать другое место остановки, но он никогда не приводил Мег в квартиру родителей в Гринвич-Виллидже, и не откровенничать же в ресторане или баре! И он слова лишнего не скажет в лимузине, тем более что водитель матери явно подслушивает.
Ну и черт с ним! Дождь или нет — а он выскажется на этом месте!
Мег выглянула в окно.
— Почему мы здесь остановились?
— Чтобы прогуляться в парке.
Он ударил по замку, схватил с сиденья зонтик и распахнул дверь.
— Я не хочу гулять. Я мокрая, ноги замерзли, и мне нужно домой!
— Скоро поедешь!
Он поймал ее руку и каким-то образом умудрился вытащить на тротуар и Мег, и зонтик.
— Дождь же! — воскликнула она.
— Он уже стихает. Кроме того, ты все равно промокла, эти красные волосы должны тебя согревать, а зонтик у меня большой.
Тед открыл зонтик и потащил ее дальше по тротуару.
— Здесь полно лодочных доков, — сообщил он, подтолкнув ее ко входу в Бэттери-парк.
— Я же сказала: никаких яхт!
— Я просто упомянул, что здесь полно лодочных доков. И прекрасный вид на статую Свободы.
Мег было совершенно все равно.
— Черт возьми, Тед! — набросилась она на него, вовсе не собираясь шутить.
Он терпеть не мог, когда она была такой. Куда подевалось ее неизменное чувство юмора? Она ни разу не улыбнулась, и Тед знал, кого в этом винить.
— Ладно, лишь бы поскорее с этим покончить! — отмахнулась она. — Говори, что хочешь сказать, и потом я еду домой. На метро.
«Черта с два!»
— Договорились.
Он повел ее в Бэттери-парк и свернул на ближайшую дорожку, ведущую к променаду.
Двое под зонтиком… как это должно быть романтично, но не когда один из двоих старается держаться подальше от другого. К тому времени, когда они вышли на открытый променад, дождь промочил его костюм и туфли были почти так же мокры, как у нее.
Тележки уличных торговцев уже исчезли. А несколько родственных душ, склонных к прогулкам в дождь, почти бежали по асфальту, покрытому лужами. Поднявшийся ветер бросал им в лицо пригоршни холодных капель. Вдали виднелась статуя Свободы, охранявшая гавань. Статуя, как всегда по ночам, была освещена, и Тед различал крошечные огоньки, сиявшие через окошки в ее короне. Когда-то очень давно в один летний день он разбил такое окно, вывесил лозунг с протестом против ядерного оружия. Тогда он нашел своего отца. Теперь воспоминания об этом придавали ему мужества. Даст Бог, он найдет свое будущее с Мег.
Он набрался храбрости:
— Я люблю тебя, Мег.
— Мне все равно. Могу я идти?
Тед кивком показал на статую:
— Там произошло самое главное в моей жизни событие.
— Да, помню. Ребяческий акт вандализма.
— Верно. — Тед сглотнул. — И мне кажется, вполне символично, что главное событие моей взрослой жизни тоже должно произойти здесь.
— А разве не в тот день, когда ты потерял девственность? Сколько тебе тогда было? Двенадцать?
— Послушай же, Мег! Я люблю тебя.
Она равнодушно пожала плечами:
— Это не ко мне, а к психотерапевту. Серьезно. Твое чувство долга выходит из-под контроля. — И, погладив его по руке, добавила: — Все кончено, Тед. Забудь об угрызениях совести. Я начала новую жизнь, и, откровенно говоря, ты выглядишь немного жалким.
Но он не позволит ей его уязвить!
— Вообще-то я хотел провести этот разговор на Либерти-Айленд. К сожалению, я пожизненно изгнан оттуда, так что это невозможно. В девять лет изгнание казалось пустяком, а сейчас — трагедией.
— Может, закончим на этом? Мне еще нужно кое-что написать сегодня.
— Что именно?
— Заявление о приеме. В январе я начинаю занятия в Нью-Йоркском университете.
У него сжалось сердце. Не это он ожидал услышать!
— Возвращаешься в университет?
Мег кивнула:
— Я наконец поняла, что хочу делать со своей жизнью.
— Я думал, ты хочешь делать украшения?
— Нет, это дает возможность оплачивать счета. Но меня интересует другое.
Он хотел быть предметом ее интереса… Она наконец заговорила сама. Без понуканий. Но к сожалению, не о них двоих.
— Я хочу к лету получить степень бакалавра в области сохранения окружающей среды и сразу же перейти к программе подготовки магистров.
— Это… здорово. — «Ничуть не здорово». — А что потом?
— Может, работа в Службе национальных парков или в Комитете по охране природы. А может, сумею составить программу по защите земель. Выбор широкий. Обработка отходов, например. Большинство людей не считают это перспективной областью, но меня с самого начала интересовали свалки. Моя мечта… — Она осеклась. — Я замерзла. Давай вернемся.
— Так какова твоя мечта?
А вдруг она скажет, что мечтает быть его женой и матерью его детей? Впрочем, вряд ли это реально…
Она ответила деловито, как незнакомому человеку:
— Превращать свалки в места отдыха. И можешь считать, что именно ты натолкнул меня на это. Ну… приятно было поболтать, однако мне пора. И на этот раз не пытайся мне помешать.
Она повернулась и зашагала прочь: мрачная, ожесточившаяся рыжеволосая женщина, которая больше не хотела его присутствия в своей жизни.
Тед запаниковал:
— Мег! Я люблю тебя! И хочу на тебе жениться!
— Странно! — бросила она, не останавливаясь. — Всего шесть недель назад ты мог говорить только о том, как Люси разбила твое сердце.
— Я ошибался. Люси разбила мой мозг.
Она резко остановилась.
— Мозг?!
— Эго так, — сказал он уже спокойнее. — Когда Люси сбежала от меня, у меня что-то сделалось с головой. А вот когда уехала ты… — Его голос неожиданно прервался. — Твой отъезд разбил мне сердце.
Мег наконец была в полной его власти, и хотя она вовсе не взирала на него с нежностью и не собиралась броситься к нему в объятия, по крайней мере внимательно слушала.
Он закрыл зонтик, шагнул вперед, но тут же остановился.
— По моему рассуждению… по моей логике мы с Люси прекрасно друг другу подходили. У нас было много общего, и то, что сделала она, казалось мне абсолютно бессмысленным. Весь город дружно меня жалел, но будь я проклят, если позволил бы кому-то увидеть, как мне паршиво. Я… я никак не мог прийти в себя. А тут ты, прекрасная заноза в моем боку, и я вдруг почувствовал, что стал самим собой. Благодаря тебе. Только… — Он сгорбился, и по лицу поползла струйка воды. — Иногда логика может превратиться в твоего врага. Если я так ошибался насчет Люси, как же мог довериться своим чувствам к тебе?
Она молча слушала.
— Хотелось бы сказать, что я понял, как люблю тебя, когда ты покинула город. Но я был слишком занят, злясь на тебя за то, что сбежала. Я не слишком привык злиться, а потому не сразу сообразил, что на самом деле зол на себя самого. Как же я был упрям и глуп! И боялся. Мне всегда и все давалось так легко… но только не с тобой. С тобой все было сложно. Все, что ты заставила меня чувствовать. Способ, которым ты заставила меня взглянуть на себя со стороны… — Тед едва смел дышать. — Я люблю тебя, Мег. И хочу на тебе жениться. Хочу спать с тобой каждую ночь, заниматься любовью, иметь от тебя детей. Хочу, чтобы мы сражались вместе, работали вместе и просто были вместе. Ну что, собираешься вот так стоять и смотреть на меня или положишь конец моим страданиям и скажешь, что все еще любишь меня хотя бы немножко?
Она продолжала смотреть на него. В упор. Без улыбки.
— Я подумаю и дам тебе знать.
С этими словами она ушла и оставила его стоять на дожде.
Тед уронил зонтик, подковылял к мокрым перилам и обхватил пальцами холодный металл. Глаза горели. До этой минуты он никогда не чувствовал себя таким опустошенным или таким одиноким. Глядя на гавань, он думал о том, что же нужно было сказать, чтобы убедить ее. Ничего. Слишком поздно. У Мег никогда не хватало терпения ждать долго. Она подсчитала потери, оставила прошлое позади и пошла дальше.
— Ладно, я все обдумала, — сказала она у него за спиной. — Что ты предлагаешь?
Тед круто развернулся, мгновенно потеряв дар речи. Дождь полил с новой силой.
— Э… мою любовь…
— Это само собой. Что еще?
Она выглядела свирепой, сильной и абсолютно завораживающей. Мокрые слипшиеся ресницы обрамляли глаза, которые казались сейчас не голубыми и не зелеными, а нежно-серыми, как наполнявший улицы туман. Его сердце забилось сильнее.
— А что ты хочешь?
— Церковь.
— Собираешься опять там жить?
— Возможно.
— В таком случае — нет, ты ее не получишь.
Она снова задумалась. Он ждал. В ушах шумела кровь.
— Как насчет остальных земных владений?
— Они твои.
— Мне они не нужны.
— Знаю.
Что-то расцвело в груди Теда. Что-то теплое и полное надежд.
Мег прищурилась. С кончика носа капала вода.
— И я буду видеться с твоей матерью не чаще раза в год. На Хэллоуин.
— Ну… ты еще можешь передумать. Потому что это она втайне внесла деньги, чтобы ты вышла победительницей в аукционе.
Ему наконец удалось вывести ее из равновесия.
— Твоя мать? Не ты?
Он сцепил пальцы, чтобы не обнять ее.
— Я все еще находился в стадии ярости. Она считает тебя… сейчас процитирую. Она считает тебя «великолепной».
— Интересно! Ладно, как насчет нарушения сделки?
— Не будет нарушений сделки.
— Это ты так думаешь.
Она впервые нерешительно помялась.
— Ты… готов жить в другом месте? Не в Уайнете?
Ему следовало бы этого ожидать, но она застигла его врасплох. Впрочем, это вполне естественно после того, что случилось с ней в Уайнете. Но как насчет его семьи, друзей, корней, которые так глубоко вросли в каменистую почву, что он стал ее частью?
Он смотрел в лицо женщины, предъявившей права на его душу.
— Хорошо. Я откажусь от Уайнета. Мы можем жить там, где ты пожелаешь.
Мег нахмурилась:
— О чем ты? Я не имела в виду навсегда. Иисусе, ты спятил? Уайнет — это дом. Но насчет степени я серьезно, так что нам нужна квартира в Остине, если я переведусь в Техасский университет.
— О Господи, все, что пожелаешь! — Его голос снова сорвался. — Я построю тебе дворец. Только скажи!
Глаза у нее вмиг повлажнели.
— Ты в самом деле готов был от казаться от Уайнета ради меня?
— Я отдам за тебя жизнь.
— Ну вот, теперь ты меня по-настоящему пугаешь.
Но судя по тону, она была по-настоящему счастлива. Он смотрел в ее глаза, пытаясь дать понять, насколько он искренен.
— На свете нет ничего важнее тебя.
— Я люблю тебя, Тедди Бодин.
Она все-таки произнесла слова, которые он так хотел услышать. Мало того, со счастливым воплем бросилась ему на шею.
— Постельные проблемы мы решим позже, — шепнула она.
О нет! Этого он не допустит.
— Черт возьми, будем решать их сейчас!
— Заметано.
На этот раз это она его тащила. Они помчались к лимузину. Он пробормотал водителю адрес. До «Бэттери-парк-Ритц» было всего несколько коротких кварталов. Парочка ворвалась в вестибюль отеля без вещей. С одежды капала вода. Вскоре они уже оказались за запертыми дверями теплой сухой комнаты, окна которой выходили на темную, заливаемую дождем гавань.
— Ты выйдешь за меня, Мег Коранда? — спросил он, втолкнув ее в ванную.
— Определенно. Но я оставлю свою фамилию — только для того, чтобы досадить твоей матери.
— Превосходно! А теперь раздевайся.
Она немедленно послушалась. Он последовал ее примеру, и они, держась друг за друга, путаясь в рукавах и мокрых штанинах джинсов, кое-как сбросили одежду. Тед включил воду в просторной душевой кабине. Мег шмыгнула туда первой, прислонилась к мраморным плиткам стены.
— Посмотрим, сумеешь ли ты использовать свои силы во имя зла, а не только добра.
Тед, смеясь, присоединился к ней, подхватил на руки, целуя, лаская… желая так, как не желал ни одной женщины. После того, что случилось в тот ужасный день на свалке, он пообещал себе никогда не терять самоконтроль в постели с Мег. Но ее лицо и ощущение тела заставили его забыть все о правильной последовательности занятий любовью с женщиной. Это не просто какая-то женщина. Это Мег. Его смешная, прекрасная, неотразимая любовь. И, о Боже, он едва ее не утопил.
Голова у него наконец прояснилась. Он по-прежнему был в ней, и она смотрела на него с пола душевой кабинки, а на губах играли солнечные лучи улыбки.
— Давай извиняйся, — предложила она. — Я знаю, тебе не терпится.
Наверное, ему потребуется сто лет, чтобы понять эту женщину.
Она толкнула его на спину, придавила кран ладонью. Ох уж эти глаза порочной грешницы!
— Теперь моя очередь!
У него не было сил воспротивиться.
Наконец они выбрались из кабинки, закутались в халаты, вытерли друг другу волосы и ринулись к кровати. Тед едва успел сдвинуть шторы.
Дождь прекратился, и госпожа Гавани издали смотрела на него. Он чувствовал, что она улыбается.