Прядильщица Снов

Глава 18. Сновидец и двойник

Школьные коридоры всегда были для Али тесными, душными и чужими. Но в этот день — особенно. Выходные закончились, и она снова очутилась в море взглядов и шепотов. Сутуля плечи, будто пытаясь защитить свое обнаженное сердце, она старалась стать незаметной, слиться с воздухом. Эта привычка въелась в неё, как дым костра в волосы.

Шёпот. Взгляды. Смешки. Звуки обволакивали её липкой паутиной.

— Смотрите, звезда нашего шоу! — звонкий голос Лизы Скворцовой эхом разнёсся по коридору, ударяясь о стены и возвращаясь острыми осколками.

Лиза шла по коридору, и подруги расступались перед ней, как море перед пророком. Она стала здесь главной звездой и наслаждалась внезапной славой. Ощущение неизбежности сдавило грудь Али.

— Слышала, ты хотела полетать? — Лиза сделала шаг навстречу, стиснув телефон, как оружие. Её глаза блеснули злорадством. — Но знаешь, жир не летает. Он тонет.

Они уже всё знали. Смех разносился по коридору, отражаясь от стен. Кто-то доставал телефон, чтобы не пропустить продолжение — новую серию сериала «Уничтожение Али Костровой». Видео, где она стояла на краю моста, разлетелось мгновенно. Минуты отчаяния, снятые Колей и Денисом, стали вирусными. Минуты, когда Аля думала, что этот шаг перенесёт её в идеальный мир. Забавно, как такие вещи всегда становятся популярными.

Коридор сужался, воздух становился густым и вязким. Сердце колотилось, как птица в клетке. Щеки горели.

— Хотела утопиться, но даже мост пожалел тебя, — продолжала Лиза с притворным сочувствием. — Неудивительно, с таким весом сразу на дно.

Раньше Аля бы сжалась, убежала, спряталась. Слезы жгли бы глаза, мир стал бы размытым. Но в тот день что-то изменилось. Камень, давивший на сердце, стал чуть легче. Этого хватило, чтобы дышать. Чтобы вспомнить, каково это — стоять прямо.

Аля посмотрела на Лизу спокойно, холодно, безучастно. Она видела за этой маской пустые глаза, в которых отражалось только её собственное величие. В отличие от Полины, скрывавшей глубокую боль, Лиза не знала настоящего страха. Потому что для начала его нужно понять.

Сердце билось в горле, заглушая шум. Руки Али дрожали, но не от испуга, а от напряжения. Она готова была зазвучать, но не в последний день перед смертью ради Ткани Снов, а в реальном мире.

— Лиза, — голос Али прозвучал тихо, слегка дрожал, но не срывался. Это уже была маленькая победа. — Ты уверена, что хочешь говорить о весе? Мой я могу сбросить. А вот поумнеть сложнее… Последние слова она произнесла шёпотом, но в тишине они прозвучали громко.

Свита Лизы застыла, как манекены. Лица вытянулись, челюсти опустились. Такого ответа не ждали.

По коридору пронеслась волна шёпотов, кто-то сфотографировал момент. Новая серия сериала пошла не по сценарию.

Лиза шагнула к Але, вторгаясь в личное пространство. Её дыхание пахло мятной жвачкой и гневом. Глаза сузились, ноздри раздулись. На смугловатом лице появилось пятно ярости.

— Ты что, открыла рот, лохушка? — прошипела она с нотками растерянности.

— Оставь её в покое.

Его голос, холодный и спокойный, как ледяная вода без ряби, заставил Лизу вздрогнуть. Роман возник внезапно, будто материализовавшись из теней в углу коридора. В мерцающем свете школьных ламп его бледная кожа казалась почти призрачной. Он смотрел не на Лизу, а сквозь нее, словно она была пустым местом, недостойным внимания. Его взгляд остановился на Але, и Лиза заметно сжалась.

— Защитник явился, — она нервно поправила прядь волос и отступила на шаг, уступая инстинкту самосохранения. — Вкус в девчонках у тебя так себе…

Роман едва заметно склонил голову, изучая Лизу с отстраненным любопытством.

— Ты так отчаянно пытаешься утвердиться за счет других, — произнес он медленно, растягивая слова, — что мне даже жаль тебя. Столько усилий, чтобы казаться важной, а значимости все нет. И не будет.

Его слова прозвучали как приговор. В воздухе повисло почти осязаемое напряжение. Лиза вздрогнула, словно от удара. Ее уверенность пошатнулась, в глазах мелькнул страх.

Она попыталась что-то сказать, но слова застряли в горле. Ее губы задрожали, а румянец на щеках сменился бледностью. Роман продолжал смотреть на нее; его голос стал тихим, почти интимным, но от этого еще более пугающим.

— Если ты еще раз приблизишься к Але или заговоришь с ней, я покажу тебе, что такое настоящая пустота. Поверь, это будет намного страшнее, чем ты можешь себе представить.

Это не угроза, а обещание — холодное, чёткое, неотвратимое, как рассвет. В тот момент Роман выглядел старше своих лет. Казалось, он видел то, о чём другие могли лишь догадываться. Впрочем, с его даром сновидца он видел многое…

Лиза побледнела, на её лбу выступили капли пота. Даже девчонки нервно переглянулись, инстинктивно отступив на шаг. Аля снова почувствовала ту тьму, что отличала Романа от Ноктюрна.

Сейчас он точно не был Ноктюрном. И это хорошо.

Их взгляды встретились, и на мгновение ей показалось, что она видит свою душу в его глазах — раненую, но не сломленную. Между ними возникло молчаливое понимание, как будто два одиночества нашли друг друга.

Лиза бросила затравленный взгляд и ушла. Подруги последовали за ней, оглядываясь через плечо. Разочарованная толпа зевак расходилась.

Аля застыла, не зная, что сказать. Внутри разлилось странное тепло, смешанное с благодарностью и смущением. Это ощущение было таким новым, что она не сразу поняла: словно кто-то впервые зажег свет в комнате, где она провела всю жизнь во тьме. Слова застряли в горле, как будто она разучилась говорить. Даже случайные шепотки больше не ранили её.

— Спасибо, — наконец выдавила она, чувствуя, как пересохли губы.

Роман повернулся, и его взгляд на мгновение смягчился, лицо потеряло мраморную холодность, потеплело.

— За что? — произнёс он с искренним недоумением. — Я просто сказал правду.

Его слова прозвучали обыденно, будто он говорил о домашнем задании. Но Аля заметила, как его пальцы сжались в кулак, а затем расслабились. Видимо, случившееся задело его сильнее, чем он хотел показать.

— Всё равно спасибо, — тихо повторила она. Она подняла голову и встретилась с ним взглядом.

Роман смотрел на неё несколько секунд, словно коридор исчез, оставив их в тишине.

— Какой сейчас урок? — вдруг спросил он.

Вопрос был таким неожиданным, что Аля моргнула, сбитая с толку. Реальность снова навалилась на неё: алгебра, скучные цифры, контрольная…

— Алгебра, — ответила она. — Потом литература…

— Бесполезно, — перебил он. — Одна формальность. Зачем тратить время на что-то, что тебе не пригодится?

Его слова звучали как вызов всему, чему её учили: «Учись хорошо», «Слушайся учителей», «Делай как все».

И вот кто-то просто перечеркнул всё одной фразой.

Аля смотрела на него, чувствуя, как внутри борются два голоса. Один — привычный, осторожный, напоминал о правилах и ответственности. Другой — новый, беспокойный, шептал, что Роман прав.

— Чтобы доказать что-то этим людям? Получить одобрение тех, кто смеётся над тобой? — он говорил спокойно, но с вызовом.

Каждое слово Романа пронзало, как острый нож, обнажая правду, которую Аля тщательно скрывала даже от себя. Её лицо залила краска, но не от смущения, а от неожиданного озарения. Шум коридора стал громче, школьники спешили на уроки.

Аля замерла, и в этой тишине повис немой вопрос:

«Почему я здесь? Для кого?»

Усталость накатила на неё — не просто школьная скука, а глубокая, внутренняя усталость от бесконечной борьбы за место в холодном мире образования. Усталость от попыток соответствовать недостижимым стандартам.

Роман с интересом наблюдал за её внутренней борьбой, как учёный, изучающий редкое явление. В его глазах мелькнуло понимание. Он поделился с Алей своей тайной, и она поняла: он тоже прошёл через это, но нашёл выход раньше.

— Есть альтернатива, — его голос прозвучал мягко, почти гипнотически. — Сбежать. Прямо сейчас.

Эти слова повисли между ними, как гром среди ясного неба. Сердце Али забилось быстрее.

— Сбежать? — Аля широко распахнула глаза. — С уроков? Но мне позвонят домой, и мама…

Она представила, что после школы мама отчитает ее, как маленького ребенка: учеба — это же самое важное. Или ещё одно доказательство, что с Алей что-то не так.

— Скажешь, что плохо себя чувствуешь, — Роман пожал плечами с такой лёгкостью, словно предлагал самое очевидное решение в мире. — Что в этом сложного?

Его беззаботность заражала. На секунду Аля представила, каково это — жить без постоянного груза тревоги и страха, делать то, что хочешь, а не то, что должен.

«Должно быть, это похоже на полёт».

— Но это обман, — неуверенно произнесла она, цепляясь за последние крупицы своего правильного воспитания. Слово «обман» прозвучало слабо и неубедительно даже для неё самой.

Роман слегка наклонился к ней — достаточно близко, чтобы она вновь почувствовала знакомый запах, свежий и терпкий одновременно. Запах свободы и чего-то запретного. От близости к нему сердце сбилось с ритма, а дыхание стало поверхностным.

— А разве это не обман — сидеть там, делая вид, что тебе интересно бесконечное решение уравнений? — искра в его глазах напоминала вспышку молнии. — Разве не обман — притворяться, что тебе нравится быть здесь, среди людей, которые не видят в тебе человека?

Каждое слово находило отклик в тех частях её души, которые она сама не осмеливалась признавать. Правда, сказанная вслух, ощущалась глотком свежего воздуха в душной комнате.

Аля молчала, ощущая, как что-то внутри неё переворачивается, меняется безвозвратно.

«Он прав».

Эта мысль казалась одновременно кощунственной и самой честной за долгое время. Сердце билось где-то в горле, отсчитывая секунды до решения, которое могло изменить всё.

— У тебя когда-нибудь было ощущение, что настоящая жизнь проходит где-то там, за стенами? — в голосе Романа проскользнула нотка уязвимости. — Что ты тратишь свои дни на бессмысленное повторение чужих мыслей?

В этот момент он казался ей не загадочным и недоступным Романом, а просто мальчиком, тоже чувствовашим себя чужим в этом мире фальшивых улыбок и пустых достижений. Тем самым затравленным, измученным Ромой, который продал родную мать Прядильщице Снов.

— Да, — это короткое слово содержало в себе признание, которое она никогда не делала вслух. Внутри что-то оборвалось — и сменилось странной, пьянящей свободой.

— Тогда пойдём, — он протянул ей руку, бледную и красивую, с длинными пальцами музыканта. — Один день свободы.

Его ладонь повисла между ними, словно мост между двумя мирами. Мостик тоньше волоса, но крепче стали. Приглашение в неизведанное.

Аля колебалась.

«А что, если нас поймают? А что, если мама узнает? А что, если…»

В голове кружился поток тревожных мыслей. Годы воспитания, страха и послушания не могли исчезнуть за один момент. И всё же что-то внутри неё тянулось к этой протянутой руке, к обещанию другой жизни — пусть на один день.

— А что мне сказать Марии Сергеевне? Что написать маме? — Голос дрогнул от волнения и предвкушения.

— Сейчас — ничего. Потом напишешь, что стало нехорошо, — Роман небрежно пожал плечами. — Технически это даже не ложь. Тебе действительно нехорошо в этом змеином гнезде.

Его слова, простые и очевидные, разрушили туман сомнений. Удивительно, но они звучали как истина, которую Аля всегда знала, но боялась принять. Школа была токсичной: сплетни и жестокость отравляли каждый день. А внешний мир манил красками и звуками, далёкими от серых школьных коридоров.

Аля почувствовала, как внутри неё происходит незаметный, но решающий сдвиг, словно последний камешек в оползне.

— Хорошо, — решилась она и сама удивилась своему голосу — твёрдому, уверенному, взрослому.

Глаза Романа на мгновение расширились — он тоже не ожидал такой лёгкой победы. На его обычно непроницаемом лице мелькнуло удивление, сменившееся уважением. Потом губы изогнулись в легкой улыбке — настоящей, слегка неуверенной, так болезненно напоминающей милую улыбку Ноктюрна.

— Тогда уходим, — в его голосе послышалось воодушевление. — Сейчас самое время — все на уроках.

— А как же ты? Тебя ведь тоже будут искать, — Аля на секунду засомневалась, но Роман лишь отмахнулся с усмешкой: прогуливать школу для него явно было не в новинку.

На всякий случай Аля всё же достала телефон, ощущая странное спокойствие. Пальцы, обычно дрожащие от нервов, двигались по экрану гораздо уверенней, чем обычно. Быстро написала маме: «Плохо себя чувствую, ушла домой, не переживай».

Каждое слово отозвалось внутри странным эхом — это был первый шаг за границы правил, которые всегда казались нерушимыми.

Мама, занятая на работе, не ответила. Аля ощутила одновременно облегчение и укол совести. Но не осталось времени на сомнения — Роман уже двигался по коридору, и она последовала за ним, подхваченная течением этого безумного дня.

Они незаметно забрали куртки из гардероба и двинулись по пустым коридорам бесшумно, как две тени, скользящие мимо закрытых дверей классов, за которыми шла обычная школьная жизнь. Приглушённые голоса учителей, скрип мела по доске, шелест страниц доносились отовсюду, словно из другого мира.

Роман уверенно вёл её к запасному выходу возле спортзала — должно быть, уже пользовался им, возможно, даже не раз. Остановился у неприметной двери, прислушался. Аля ощутила, как время растягивалось, и каждая секунда наполнялась острым ожиданием — вот-вот их поймают, остановят, вернут в клетку условностей.

Роман слегка приоткрыл тяжелую металлическую дверь, выглянул наружу. Солнечный свет прорезал полумрак коридора тонким лучом.

— Чисто. Быстро, — его шёпот обжёг ухо, заставляя каждый нерв натянуться струной.

И вот она сделала шаг — последний шаг между «до» и «после», между послушной Алей и кем-то новым, неизвестным, свободным.

Холодный воздух ударил по лицу, но после душных школьных коридоров он казался невероятно свежим, почти опьяняющим. Аля жадно вдохнула его, чувствуя, как расширяются лёгкие, как кровь быстрее бежит по венам. Они выскользнули из школы, пересекли пустой двор — каждый шаг отдалял их от правил, обязанностей, ожиданий. И вот они уже оказались за территорией, на улице, ведущей к центру города.

Город вдруг показался другим — ярче, чётче, словно кто-то снял пелену с глаз. Аля замечала новые детали: узор трещин на асфальте, затейливую резьбу на старом фонарном столбе, блеск капель росы на последних осенних листьях. Мир, который всегда выглядел тусклым фоном для её тревог, вдруг снова обрёл объём и цвет, прямо как в детстве.

Внезапно она засмеялась. Сначала тихо, сдавленно, как будто не была уверена, что имеет право радоваться. Потом громче, свободнее. Нервно. Искренне. Смех вырывался из груди птицей из клетки — неудержимой, дикой, настоящей. Свобода кружила голову, поднималась от сердца к горлу.

Роман посмотрел на неё с легким удивлением и даже восхищением, как будто впервые увидел Алю — не серую мышь из класса, не объект травли, а живую девушку. Живую Алю Кострову, а не идеальную «пластиковую» Александру с Ткани Снов.

Потом уголки его губ дрогнули, и он тоже засмеялся. Тихо, сдержанно, но по-настоящему — без маски, без стен.

А потом они побежали. Не от кого-то или чего-то — а просто потому, что могли. Потому что молодость требует движения, а свобода — скорости.

Побежали по улицам маленького Зимнеградска, который теперь открывался перед Алей в совсем новом свете. Мимо серых хрущевок с облупившейся краской и редких старинных домов с резными наличниками. Мимо облетевших деревьев, чьи голые ветви рисовали на сером небе причудливые узоры. Мимо тусклых витрин провинциальных магазинов, где время будто остановилось десятилетия назад.

Они бежали навстречу мелкому холодному дождю, который усиливался с каждой минутой. Лужи отражали размытые силуэты зданий и прохожих. Воздух пах сыростью, опавшими листьями и дымом. Запах детства Али. Запах осени в конце октября, которая никак не хотела сдаваться зиме.

Они промокли насквозь. Волосы липли к лицу, одежда стала тяжёлой. Но Але было всё равно. Капли дождя обжигали кожу, и даже эта боль была настоящей.

Они остановились под старым тополем у парка, тяжело дыша. Роман запрокинул голову, подставляя лицо дождю. Аля последовала его примеру. Вода стекала по лицу, капала с ресниц. На губах. На языке. С привкусом свободы.

— Ты промокла, — заметил Роман, глядя на неё.

— Ты тоже, — ответила она.

И они снова засмеялись, как дети.

Аля поймала своё отражение в луже. Мокрые рыжие волосы прилипли к лицу. Нос покраснел, щёки тоже. Благо, она не красилась, так что смывать было нечего. Она выглядела как мокрая мышь, но впервые за долгое время это не вызвало отвращения.

Она видела другое. Улыбки. Настоящие. Не те фальшивые, натянутые маски, а живые улыбки, которые рождалась изнутри. Не привычную холодную усмешку странного одноклассника, а тёплую, открытую, немного смущённую улыбку Ноктюрна из мира снов.

— Куда теперь? — спросила Аля, стирая капли с лица.

Роман осмотрелся, улыбка медленно исчезла, но в уголках губ всё ещё оставалась та мягкость, которая так привлекала Алю.

— В «Сатурн»? — предложил он. — Там хотя бы сухо.

«Сатурн» и «Заря» были основными торговыми центрами в Зимнеградске. Они не поражали воображение — обычные трёхэтажные здания из стекла и бетона. Аля мысленно порадовалась, что Роман не позвал её в «Зарю» — несмотря на всё произошедшее, воспоминание о его поцелуе с Полиной всё ещё бередили душу.

Внутри их встретил десяток магазинов одежды, сомнительное кафе и кинотеатр с тремя залами. Но сейчас он казался Але оазисом цивилизации — тут хотя бы было тепло и сухо, и пока этого хватало. Они оставляли за собой мокрые следы на полированном полу, отчего продавщицы в магазинах смотрели на них с подозрением.

— В кино? — неожиданно предложил Роман.

— Сейчас? — Аля удивлённо моргнула. — А почему бы и нет? — он пожал плечами, вода стекала с его кожаной куртки на пол. — Днём зал будет почти пустой.

Они подошли к кассе небольшого кинотеатра «Космос». Девушка за стойкой, жующая жвачку, посмотрела на них сонно и равнодушно.

— Что идёт сейчас? — спросил Роман. Девушка указала на электронное табло:

— «Древние тени» начинаются через пятнадцать минут.

— Два билета, — Роман протянул купюру.

— Зал номер два, — Кассирша выдала билеты, не переставая жевать.

Аля посмотрела на Романа: его кудри промокли, прилипли ко лбу, тёмная школьная рубашка под курткой тоже облепила тело. Он должен был выглядеть нелепо, но вместо этого… завораживал.

— Ты правда хочешь смотреть ужастик? — спросила она, пока они поднимались по лестнице в зал.

— А какая разница? — он бросил на неё косой насмешливый взгляд. — Все эти фильмы одинаковые. Но в тёмном зале тепло, и никто не будет пялиться.

И правда, зал оказался почти пустым, только три человека сидели в разных углах. Они выбрали места в самом конце, подальше от всех. Мягкие сидения были обиты красным бархатом, а подлокотники удобно поднимались.

Свет погас. Началась реклама. Аля украдкой посматривала на Романа: его резкий, но тёплый профиль застыл в полумраке, капли воды всё ещё стекали с волос на шею, исчезали за воротником рубашки.

Фильм начался, но Аля почти не следила за сюжетом. Всё было банально: женщина в чёрном гналась за семьёй в старом доме. Скрипы, шорохи, резкие звуки — всё это вызывало зевоту.

Куда интереснее было наблюдать за Романом.

Как он морщился, когда сюжет становился особенно предсказуемым. Как незаметно закатывал глаза на особо драматичных моментах. Как чуть наклонял голову, изучая кадр, будто искал там что-то большее, чем просто нагнетание страха.

В какой-то момент пальцы Романа коснулись её руки. Случайно? Или намеренно? От ощущения его прохладной, чуть влажной от дождя кожи Аля замерла.

Их пальцы медленно переплелись. Ничего не происходило. Они просто держались за руки и смотрели глупый фильм ужасов, но внутри Али словно включилось маленькое солнце.

На экране женщина гналась за героиней по тёмному коридору, но настоящее напряжение таилось здесь. В этих переплетённых пальцах, невысказанных словах и тихом дыхании.

Рука Романа была тёплой, мягкой, но уверенной. Аля чувствовала биение его пульса — или это её собственный пульс эхом отдавался в кончиках пальцев? Они сидели в полутьме, не глядя друг на друга, связанные этим простым прикосновением крепче, чем любыми словами.

Когда включился свет, они одновременно отпустили руки, словно по тайному сигналу. Момент волшебства исчез, но связь между ними окрепла.

— Ну и бред, — прокомментировал Роман, когда они вышли из зала.

— Согласна! — рассмеялась Аля. — Я даже не поняла, кто главный злодей.

— Думаю, сценарист, — Роман тоже усмехнулся, и этот звук — редкий, непривычный — вновь заставил Алю замереть. Ей показалось, что этот смех объединил их сильнее, чем держание за руки в темноте.

— Куда теперь? — спросила она, когда они вышли из торгового центра.

Дождь прекратился. Воздух был свежим, с привкусом озона. Небо всё еще терялось за тучами, но уже начало светлеть.

Роман посмотрел на неё задумчиво, словно решал что-то важное.

— Хочу показать тебе одно место, — сказал он наконец. — Если не боишься.

— Что за место?

— Заброшка. На окраине. Там никого не бывает.

При слове «заброшка» внутри Али шевельнулся страх. Заброшенные здания всегда ассоциировались с опасностью, наркоманами и возможными обрушениями. Мама всегда предупреждала держаться от таких мест подальше.

Роман заметил её сомнения и добавил тихо, почти интимно:

— Доверься мне. Там безопасно. Я часто там бываю.

И Аля согласилась. Потому что… хотела узнать больше. Увидеть его мир. Понять, кто такой Роман Ларинский за пределами школьных стен.

Они пошли через весь город, от центра к окраинам. Зимнеградск менялся на глазах. Приличные здания сменялись обшарпанными пятиэтажками, асфальт становился всё более разбитым, деревья росли хаотично. В воздухе сгущался запах прелых листьев, повсюду попадались приметы осени: лужи с плавающими в них жёлтыми листьями, ветки деревьев, торчащие, как сломанные кости, низкое небо, обещающее новый дождь или даже первый снег. Вороны каркали на фоне тёмного неба, как предвестники зимы.

Они дошли до края города, где жилые дома соседствовали с полуразрушенными корпусами заброшенного завода, закрывшегося ещё до рождения Али.

— Здесь, — Роман указал на двухэтажное кирпичное здание с выбитыми окнами и обрушившейся частью крыши.

Они пробрались через дыру в заборе и заросли кустов. Внутри пахло сыростью, пылью и металлом. Солнечный свет пробивался сквозь дыры в крыше, создавая причудливые тени на полу.

Роман уверенно повёл Алю через первый этаж к металлической лестнице. Ступеньки скрипели, но выдерживали. Второй этаж был опасно разрушен, но в дальнем углу Аля увидела что-то вроде самодельного убежища. Доски, уложенные на бетонные блоки, образовывали лежанку. Рядом стоял ящик, служивший столом.

— Моё место, — сказал Роман с ноткой гордости.

— Ты здесь… живёшь? — попыталась иронизировать Аля, но не смогла сдержать нервный смешок смущения.

Впрочем, она бы не удивилась, если бы Роман и правда жил здесь.

— Иногда бываю, — уклончиво ответил он. — Когда нужно побыть одному. Подумать.

Они сели на доски.

Удивительно, но здесь не было страшно. Наоборот, царила умиротворяющая тишина. Сквозь разбитые окна пробивался свет, освещая небо с рваными облаками и деревья за забором. Казалось, они очутились на границе двух миров — не реального, но и не мира снов.

— Нравится? — спросил Роман, глядя вдаль.

Аля кивнула. Ей действительно нравилось. Впервые в заброшенном здании она чувствовала себя в безопасности. Потому что он был рядом.

Его рука снова коснулась ее ладони. Пальцы переплелись. Они сидели молча, плечом к плечу. В этой тишине чувствовалось больше смысла, чем в любых словах. Его чёрные волосы контрастировали с её рыжими — забавное соприкосновение противоположностей.

Они не целовались, но каждый взгляд, каждое прикосновение и вдох наполняли их ощущением чего-то большего. Это было не началом отношений, а признанием связи, которая существовала всегда, даже когда они не знали друг о друге.

Внезапно тишина нарушилась пронзительным звонком. Телефон Али. Она вздрогнула, и Роман крепче сжал её руку. На экране высветилось имя, от которого внутри всё похолодело:

«Мария Сергеевна».

Паника охватила её мгновенно. Сердце заколотилось, ладони вспотели. Аля бросила на Романа испуганный взгляд.

— Это классная, — прошептала она. — Что делать?

Роман наклонился ближе. Его губы почти коснулись её уха, когда он произнес:

— Ты болеешь. Помни об этом.

Такая простая фраза, но сказанная с такой уверенностью. Его тёплое дыхание успокаивало. Аля кивнула, глубоко вдохнула и приняла вызов. Она старалась говорить слабо, немного хрипло.

— Алло?

— Кострова! — голос Марии Сергеевны прозвучал даже более резко, чем обычно. — Почему тебя не было сегодня на трех последних уроках? Объяснись!

Аля прокашлялась и добавила в голос болезненные нотки.

— Мария Сергеевна, извините… Я заболела. У меня поднялась температура и… — она сделала паузу, словно ей было трудно говорить, — и голова сильно разболелась. Я даже до медпункта не дошла, просто отправила маме сообщение и поехала домой.

Пауза. Аля слышала, как учительница перебирала бумаги на своем столе. Роман смотрел на Алю одобрительно и едва заметно кивал; его уверенность передавалась ей.

— Хм, — в голосе Марии Сергеевны слышалось недоверие, но оно постепенно таяло. — Почему не зашла ко мне, прежде чем уйти?

— Простите, я… я плохо соображала. Мне стало так нехорошо на второй перемене, что я еле добралась до выхода.

— У тебя температура сейчас есть? — теперь уже обеспокоенно спросила классная.

— Сейчас тридцать семь и пять. Мама ещё не пришла с работы, я сама померила.

— Хорошо, Кострова, — вздохнула учительница. — Ты никогда раньше не пропускала уроки без причины, так что я верю тебе. Выздоравливай. Какие-нибудь лекарства дома есть?

— Да, спасибо, Мария Сергеевна, — Аля почувствовала укол совести, но отступать было поздно. — Я уже выпила жаропонижающее.

— Завтра в школу не приходи, если температура сохранится, — голос учительницы стал почти материнским. — И скажи маме, чтобы позвонила мне, если что-то понадобится.

— Хорошо. Спасибо вам, — Аля изобразила слабый кашель.

— Поправляйся, — Мария Сергеевна окончательно смягчилась и отключилась.

Аля выдохнула и положила телефон на колени, ощущая смесь стыда, облегчения и какого-то детского восторга от успешного обмана.

— Я заболела, — произнесла она с театральной серьёзностью, а потом подняла глаза на Романа и добавила тихо: — …и не хочу выздоравливать.

Его лицо озарилось той самой редкой улыбкой, которая делала холодные черты живыми, почти уязвимыми, превращала циничного Романа в романтика Ноктюрна. Он протянул руку и осторожно коснулся её щеки — так легко, словно боялся, что она рассыплется от прикосновения.

— Знаешь, — сказал он тихо, — я тоже.

Их глаза встретились, и мир вокруг словно замер. Аля слышала только стук собственного сердца и шум ветра, врывающегося через разбитые окна заброшенного завода.

«Это происходит со мной. Здесь. Сейчас. По-настоящему».

Роман наклонился ближе, его ясные синие глаза, как напоминание о лете в холодный октябрьский день, смотрели так внимательно, словно искали ответ на безмолвный вопрос. Рука скользнула на её затылок, запутавшись в рыжих прядях. Внутри у Али что-то сладко и трепетно сжалось.

— Можно? — его шёпот прозвучал громче любого крика.

Аля не смогла произнести ни слова, только едва заметно кивнула, не отрывая взгляда от его лица.

И тогда он коснулся её губ своими — осторожно, бережно, почти невесомо. Это прикосновение отозвалось во всём теле электрическим разрядом. Аля зажмурилась, ощущая, как реальность распадалась и собиралась заново, но не в мире снов, а здесь — на старых досках заброшки.

Его рука скользнула на её шею, большой палец погладил кожу чуть ниже уха, и по телу разлилось тепло, головокружительное, пьянящее. Она вдохнула его запах — дождь, кожаная куртка, что-то еще неуловимое, но безошибочно узнаваемое.

Поцелуй углубился, стал настойчивее. Она вцепилась в его куртку, словно без этой опоры рассыпалась бы на тысячи осколков. Внутри распускалось что-то новое — яркое, горячее, дрожащее, как пламя свечи на ветру.

Когда они наконец отстранились друг от друга, у Али кружилась голова. Его глаза изменились — темная глубина в них стала теплее, живее. Она никогда не видела его таким — даже в мире снов.

— Спасибо, — прошептала она.

Он слегка наклонил голову, вопросительно приподнял бровь.

— За что?

— За то, что научил меня чувствовать по-настоящему. Не только в снах, но и здесь, — она сделала глубокий вдох. — После того, как ты порвал ту картину, я больше не попадала на Ткань Снов. Только обычные сны, знаешь? Как у всех нормальных людей.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было обычной холодности.

— Нормальность переоценивают.

— Но все равно, — настаивала она. — Ты не представляешь, какое это облегчение — просто спать. Не бояться закрывать глаза. Не искать лучшую версию себя.

Роман задумчиво кивнул, его взгляд стал отстраненным. Внезапная тревога охватила Алю.

— А ты? — спросила она. — У тебя получается… бороться? Агата не узнала, что ты рассказал мне?

Он вернулся из своих мыслей, сфокусировался на её лице.

— Не узнала. Но она недовольна тем, что я отказываюсь от ее… «экспериментов», — он произнес последнее слово с легким презрением. — Я писал тебе об этом.

— И что она делает?

Роман пожал плечами с наигранным безразличием.

— Ничего особенного. Просто последние две ночи я видел увлекательные кошмары, где меня окружает огонь. Видимо, тренировочка перед адом, — он улыбнулся, но улыбка выглядела натянуто.

Аля в ужасе схватила его за руку.

— Кошмары? Она насылает на тебя кошмары? Но это… это ужасно!

— Эй, — он сжал её руку, успокаивая. — Не драматизируй. Я сновидец, помнишь? Я могу проникать в чужие сны и перемещаться между уровнями сна. А на Ткани Снов я не могу погибнуть — это невыгодно Агате.

— Погибнуть? — её голос сорвался. — Но разве там можно…

— Умереть? — Роман откинулся на доски, опираясь на руки. — В каком-то смысле. Если физическое тело человека в реальном мире уже не существует, его сознание может полностью раствориться на Ткани Снов. Это можно назвать смертью. Но для большинства людей — нет, они просто перемещаются на другие случайные уровни снов.

— А сновидцы?

— Сновидцам умереть еще сложнее. Мы можем выбирать уровни, — он посмотрел куда-то сквозь дыру в потолке, на темнеющее небо. — Представь Ткань Снов как многослойную реальность. Обычные люди плавают только на поверхности, иногда погружаются глубже случайно, по воле течения. Сновидцы могут нырять, выбирать глубину, направление.

— А Агата… она тоже сновидец?

— Агата, — его голос стал холоднее, — она не просто сновидец. Она божество. Создатель. Она не просто перемещается по существующим слоям. Она создает новые и управляет всеми снами, кроме собственных.

Аля обхватила себя руками, внезапно почувствовав холод.

— Это звучит страшно.

Роман посмотрел на неё с теплотой. Придвинулся ближе, обнял за плечи.

— Не будем об этом, — мягко сказал он. — Это всего лишь сны. А мы здесь, в реальности, и это гораздо интереснее, правда?

Аля прижалась к нему, вдохнула его запах. Да, это была реальность: шершавость его куртки, тихий стук сердца, тепло тела, нежность прикосновений. В этой заброшке, среди пыли и обломков, они создавали своё маленькое убежище. Свой островок настоящего. Его рука гладила её волосы, а губы легко касались виска. Они не говорили — им не требовались слова. Они просто существовали, вместе, в настоящем моменте, и это было самым прекрасным, что Аля когда-либо испытывала.

Она не знала, сколько времени прошло. Минуты? Часы? Время здесь текло иначе, замедлялось, закручивалось вокруг них невидимыми спиралями. Но в какой-то момент она посмотрела на телефон, и внутри всё похолодело.

— Уже почти шесть! — Аля выпрямилась. — Мне нужно домой. Мама вернётся с работы, и если меня не будет, она поймёт, что я не заболела.

Роман вздохнул, но не стал удерживать её.

— Завтра, — сказал он, глядя ей в глаза, — приходи ко мне. Агата весь день будет на работе.

— К тебе? — она удивлённо моргнула. — Но… как же Агата? Это не опасно?

Он успокаивающе положил руку на её запястье и ответил будоражащим полушёпотом:

— Не бойся, у меня всё под контролем. Агата никогда не приходит раньше.

Аля кивнула, но всё ещё сомневалась: — А как же… школа…

Он усмехнулся.

— Ты всё ещё веришь в школу? После сегодняшнего?

Она закусила губу. Пропустить ещё один день… Это уже не случайность, а настоящий бунт. Так она никогда раньше не делала. Но мысль о целом дне с Романом, без чужих глаз, без необходимости прятаться…

— Как я объясню маме?

— Скажи, что всё ещё болеешь, — он пожал плечами. — Подделай температуру на градуснике.

— Как?

— Есть разные способы, — он слегка нахмурился. — Самый простой — потереть градусник между ладонями или о ткань. Но это ненадёжно, температура быстро падает. Лучше поднеси к лампочке, но осторожно, чтобы не зашкалило. Или, — он ухмыльнулся, — если у вас электронный градусник, можно просто подержать его в горячем чае пару секунд.

Аля засмеялась.

— Ты говоришь как эксперт. Часто болел?

— Часто не хотел идти в школу, — поправил он её.

Они поднялись, отряхнули одежду. Уходить не хотелось, но Аля знала — завтра они снова увидятся. Эта мысль согревала изнутри.

У выхода из заброшки Роман притянул её к себе для прощального поцелуя. Этот поцелуй получился другим — не таким осторожным, как первый, а более уверенным, глубоким.

— До завтра, — прошептал он, когда они оторвались друг от друга.

— До завтра, — эхом отозвалась она.

Он вызвался проводить её, но Аля отказалась: ей хотелось побыть одной, осознать все ощущения и надолго сохранить их в памяти. Они разошлись в разные стороны — он остался в заброшке, а она, решив не толкаться в душных автобусах, зашагала домой через весь город. Но даже когда его фигура исчезла из виду, она всё ещё чувствовала тепло его губ, его рук, его взгляда.

Аля шла по тротуару Зимнеградска. Осенний город был холодным, но мир вокруг неё менялся. Серые дома вдруг стали уютными, а голые деревья — спящими, полными жизни. Низкие тучи обещали перемены, а не дождь.

Воздух пах опавшими листьями, дымом и влажной землей. Она вдыхала полной грудью и чувствовала, как этот запах наполняет её жизнью. Странно, но именно сейчас, когда она видела мир таким, каким он был — без прикрас, без фантазий, без волшебства Ткани Снов — он казался ей прекраснее, чем когда-либо.

Аля осознала, что, убегая в иллюзии, отказывалась от настоящего. От возможности жить, чувствовать, любить здесь и сейчас. Её идеальная версия на Ткани Снов была не свободой, а ещё одной клеткой, которую она сама для себя создала.

А реальный мир, со всеми его недостатками, болью и разочарованиями, также был полон и красоты, и возможностей, и — самое главное — настоящих чувств. Таких, как её чувства к Роману.

Дома никого не было — мама ещё работала. Аля скинула куртку, быстро умылась и забралась в кровать, не переодеваясь. Достала термометр из аптечки, вспоминая советы Романа. Решила пойти простым путем — потёрла стеклянную колбу между ладонями, затем быстро проверила результат. Тридцать семь и три. Не слишком много для паники, но достаточно для еще одного дня дома.

Странное чувство накрыло её, когда она лежала в постели, приготовившись к обману. Ей никогда не нравилось врать. Она всегда была «правильной девочкой» — неплохо училась, не пропускала занятия, выполняла все требования. Единственный раз она обманула отца, чтобы попросить денег на консультацию Агаты — и страдала муками совести из-за этого. Но сейчас, нарушая правила, она чувствовала странное удовлетворение. Словно наконец-то делала что-то для себя, по своему выбору. Не потому, что так нужно, а потому, что так хотела.

Звук ключа в замке — мама вернулась. Аля закрыла глаза, принимая «больной» вид. Она услышала шаги в коридоре, затем дверь в её комнату приоткрылась.

— Аля? — голос мамы прозвучал непривычно обеспокоенно. — Мне звонила Мария Сергеевна. Сказала, ты заболела.

Аля открыла глаза, стараясь выглядеть слабой и измученной.

— Да, мам. Голова болит и температура. И ещё кашляю немного, — она попыталась изобразить реалистичный кашель. — Простыла, наверное. На улице холодно.

Мама подошла ближе, приложила ладонь к её лбу — Аля давно уже не помнила этого тёплого, но такого искреннего жеста. Мама всегда была слишком занята работой, своими проблемами, чтобы обращать внимание на её болезни.

— И правда горячая, — она нахмурилась. — Давно померила температуру? Может, вызвать врача?

Аля указала на градусник на тумбочке.

— Не нужно врача. Всего лишь тридцать семь и три.

— Всё равно нужно полежать, — мама поправила одеяло, укрывая её поплотнее. — Хочешь чаю? С медом?

Её неожиданная забота тронула Алю до слез. Когда мама в последний раз предлагала ей чай с медом? Искренне беспокоилась о ней, а не впихивала еду, когда она страдала из-за веса, или отмахивалась с токсичной позитивностью?

— Да, пожалуйста.

— Я сейчас, — она вышла из комнаты, а Аля осталась лежать, борясь с противоречивыми эмоциями.

С одной стороны, ей было стыдно за обман. С другой — она не могла не радоваться тому, что этот обман подарил ей хоть немного искреннего маминого внимания. И, конечно, завтрашний день с Романом стоил любого чувства вины.

Мама вернулась с чашкой чая, от которой поднимался ароматный пар. Мед, лимон, что-то ещё — корица? Она села на край кровати, пока Аля пила, и даже погладила её по волосам, как в детстве.

— Отдыхай, — сказала она, забирая пустую чашку. — Завтра можешь не идти в школу, если не станет лучше.

В её голосе слышалась забота — редкий, почти забытый звук. Аля кивнула, вновь притворно кашлянула и натянула одеяло повыше.

— Хорошо, мам. Спасибо.

Когда дверь за мамой закрылась, Аля ещё несколько минут лежала неподвижно, слушая звуки из кухни. Затем достала телефон из-под подушки и написала Роману.

«Мама разрешила остаться дома завтра. План сработал!»

Ответ пришел почти мгновенно, словно он ждал её сообщения.

«Тогда жду завтра. Домашний адрес: Лесная, 17, подъезд третий, кв. 8. Агата вернётся не раньше восьми. Весь день наш».

Что-то трепетало внутри Али от этих слов — «весь день наш». День, которого у неё никогда не было. День без школы, без насмешек, без обязательств. День только для них двоих.

«Буду у тебя к 9», — ответила она и добавила смайлик с сердечком, ощущая себя немного глупо и очень счастливо.

Она перечитывала их переписку, улыбаясь каждому слову, каждой точке. Странно, но эти простые сообщения казались ей более настоящими, более волнующими, чем все фантастические пейзажи Ткани Снов. В мире грез она становилась другой — красивой, уверенной, идеальной. Но там не было этого трепетного и сладкого волнения от того, что кто-то любит тебя даже с «неправильной» внешностью. А это — самое важное и ценное.

Засыпала она с мыслями о завтрашнем дне и улыбкой на губах.

Сон пришёл незаметно — лёгкий, обволакивающий, уносящий сознание куда-то далеко. Обычный сон: она шла по лесу, собирала какие-то синие цветы, потом оказалась на берегу озера… Никаких зеркал, никаких перекрёстков реальностей, никакой Ткани Снов.

А потом что-то изменилось. Сквозь дымку грез Аля почувствовала прикосновение — холодные пальцы сжали её запястье. Не сильно, но настойчиво, словно удерживая. Ей показалось, что она слышит шёпот — тихий, едва различимый, как шелест осенних листьев.

— Мама? — пробормотала она, медленно выплывая из глубин сна.

Тишина. Только тиканье часов и отдалённый шум машин с улицы. Аля открыла глаза и резко села в кровати, вглядываясь в полумрак комнаты. Никого. Сердце колотилось, как безумное, а на коже выступили мурашки.

Она поднесла руку к глазам — на запястье остался слабый, едва заметный след, словно кто-то действительно сжимал его.

«Наверное, просто пережала во сне».

Но почему тогда не отпускало гнетущее ощущение чужого присутствия? Будто кто-то только что был здесь, совсем рядом, наблюдал за ней и ушёл за секунду до того, как она проснулась.

Аля включила ночник. Жёлтый свет разлился по комнате, отгоняя тени. Всё было на своих местах — книги на полке, одежда на стуле, альбом с фотографиями на столе. Ничего необычного. И всё же…

Тревога не уходила. Она свернулась холодным комком где-то под сердцем Али. Отголосок страха, который она не могла объяснить. Чувство, будто что-то было не так. Будто что-то изменилось в самой структуре реальности, и она это ощущала, но не могла понять, что именно.

Дверь открылась, заставляя её вздрогнуть. Мама, уже одетая на работу, заглянула в комнату.

— Аля? Ты как? — Аля заметила в ее взгляде искреннее беспокойство, несмотря на спешку.

Она моментально вернулась в образ больной.

— Так себе, — сказала она слабым, хрипловатым голосом, откидываясь на подушки. — Голова все еще болит.

Мама подошла, положила руку ей на лоб.

— Вроде не такая горячая, как вчера. Но всё равно лучше побудь дома. В холодильнике есть суп, подогрей на обед.

— Хорошо, — Аля кивнула, старательно сохраняя болезненное выражение лица. — Я просто полежу сегодня.

— Отдыхай, — мама поправила одеяло, мимолётно, как в детстве, поцеловала её в лоб. — Я напишу Марии Сергеевне. Позвони, если что-то понадобится.

Когда родители ушли, Аля ещё какое-то время лежала, слушая, как хлопает входная дверь, как поворачивается ключ в замке, как затихают шаги на лестнице. Дом погрузился в тишину.

Она встала, подошла к зеркалу. Бледная девочка с рыжими веснушками и растрепанными волосами смотрела на неё настороженно. В её глазах остался отголосок странного сна и тревоги, которая не отпускала.

Что-то было не так. Что-то изменилось. Она осмотрела комнату внимательнее. Всё на своих местах. Кроме…

Её взгляд упал на стену, где должна была висеть картина — её идеализированная версия из Ткани Снов, которую порвал Роман. Стена пустовала. Конечно, ведь так горячо любимое ею творение превратилось в жалкие клочки бумаги, утонувшие в реке. Но почему-то от этой пустоты становилось не легче, а тревожнее.

Странный шорох за спиной заставил её резко обернуться. Никого. Просто занавеска колыхалась от сквозняка.

Аля тряхнула головой, отгоняя беспокойство. Просто нервы. Слишком много всего случилось за последние дни.

Телефон пискнул, вырывая её из мрачных мыслей. Сообщение от Романа. «Агата ушла. Путь свободен. Ты идёшь?»

Её сердце сразу ускорило ритм. Все страхи и тревоги исчезли, уступая место предвкушению. Она быстро ответила:

«Уже собираюсь! Буду через 40 минут».

Он отправил в ответ смайлик, ее щеки тут же залил румянец. Странно, как простой значок мог вызвать такую физическую реакцию.

Аля быстро приняла душ, тщательно выбрала одежду. Остановилась на темно-зелёном свитере, который, как ей казалось, делал её глаза более выразительными, и джинсах, не слишком обтягивающих полные бедра. Нанесла немного бальзама для губ — не совсем макияж, но все же лучше, чем совсем ничего.

Последний взгляд в зеркало. Она не была красавицей, далеко не та стройная и изящная версия себя из Ткани Снов. Но сегодня в её глазах пробудилось что-то новое — ожидание, волнение, жизнь.

Выходя из квартиры, Аля на мгновение остановилась, прислушиваясь к странному чувству, будто кто-то смотрит ей вслед из глубины пустой квартиры. Но затем решительно захлопнула дверь. Сегодня она не позволит страхам испортить её день.

Утром Зимнеградск выглядел иначе. Обычно Аля сидела в классе, наблюдая за серым небом и голыми деревьями за окном. Но сегодня она сама была среди этих деревьев, и мир казался огромным и полным возможностей. Холодный воздух пах приближающейся зимой, дыхание превращалось в облачка пара, а листья под ногами хрустели, как музыка.

Она шла быстро, почти бежала, охваченная непривычной смесью вины, восторга и страха. Каждый встречный взрослый казался потенциальной угрозой — вдруг это знакомый мамы или учитель? Вдруг спросит, почему она не в школе? Но таких встреч не происходило, и постепенно Аля расслабилась, наслаждаясь своим маленьким бунтом.

Лесная улица находилась в относительно новом районе города. Пятиэтажки здесь были не серыми хрущевками, а более современными домами с балконами и детскими площадками во дворах. Дом номер 17 — кирпичный, с аккуратным подъездом и домофоном.

Аля нажала на кнопку квартиры 8, сердце колотилось так, что его стук, казалось, слышался на всю улицу.

— Да? — голос Романа в динамике прозвучал немного искаженно, но все равно узнаваемо.

— Это я, — произнесла она и услышала щелчок открывающейся двери.

В подъезде пахло свежей краской. Третий этаж, квартира справа от лестницы. Она поднималась медленно, пытаясь успокоить дыхание и непослушные мысли. Что она делала? Она, Аля Кострова, правильная серая мышка, шла в гости к парню, прогуливая школу? В его пустую квартиру. Одна.

«Почему я так волнуюсь? Мы же уже целовались. Уже были вдвоём и на Ткани Снов, и в реальном мире!»

Но одно дело — волшебная Ткань Снов или заброшенный завод, и совсем другое — его дом, его личное пространство.

Она глубоко вдохнула и нажала на звонок.

Дверь открылась почти мгновенно, словно он стоял за ней всё это время. Роман выглядел иначе, чем в школе — в простой тёмной футболке и джинсах, с чуть влажными после душа волосами, более домашний, более… открытый.

— Привет, — в его голосе Аля вдруг услышала то же волнение, что испытывала сама.

— Привет, — ответила она, чувствуя, как губы сами собой растягиваются в улыбку.

Он отступил в сторону, пропуская её в квартиру: — Заходи. Чувствуй себя как дома.

Квартира оказалась неожиданно светлой и просторной. Минималистичная мебель, преимущественно в темных тонах, много книжных полок. Всё чисто, аккуратно — Агата явно следила за своим убежищем в реальном мире.

Роман повёл её через гостиную к своей комнате, и Аля не могла не заметить несколько странных деталей в интерьере — старинные часы на стене, коллекцию необычных ключей под стеклом, старое зеркало в массивной раме.

— Это вещи Агаты, — пояснил Роман, заметив её взгляд. — У нее особая тяга к всякому антиквариату.

Его комната была совсем другим делом. Здесь чувствовалось его присутствие в каждой детали. Темно-синие стены, большое окно с видом на соседний дом. Книжные полки, заставленные книгами по философии, музыке и, что удивительно, поэзии. На стене красовались черно-белые фотографии, явно сделанные им самим: городские пейзажи, архитектурные детали, игра света и тени.

Кровать была аккуратно застелена темным покрывалом. Рядом — стол с ноутбуком, заваленный бумагами и книгами. На прикроватной тумбочке — старинные часы и блокнот в кожаном переплете.

На противоположной стене — коллаж из журнальных вырезок и распечатанных изображений. Аля с интересом рассматривала их, наблюдая особую, его фирменную эстетику: часы, звезды, туман, тени, старинные ключи, черно-белые портреты.

— Нравится? — спросил Роман, наблюдая за её реакцией.

— Очень, — искренне ответила она. — Это… очень ты.

Он улыбнулся, и в этой улыбке не было привычной иронии или холодности. Просто удовольствие от того, что его поняли.

— Голодна? — спросил он, доставая телефон. — Я подумал заказать пиццу.

— Звучит отлично, — ответила Аля.

Они выбрали пиццу через приложение — одну с ветчиной и грибами, другую с четырьмя сырами. Потом долго спорили, какой фильм посмотреть, и в итоге остановились на какой-то нелепой комедии, которую никто из них раньше не видел.

— Мы можем посмотреть на моём ноутбуке, — Роман указал на кровать. — Так будет удобнее.

Аля почувствовала, как щёки заливает румянец, но кивнула. Они устроились на кровати — достаточно просторной, чтобы не прижиматься друг к другу, но достаточно узкой, чтобы ощущать тепло тела другого человека.

Роман установил ноутбук на край кровати и включил фильм. В этот момент раздался звонок в дверь — привезли пиццу.

Когда он вернулся с коробками, от которых шёл аппетитный аромат, Аля уже чувствовала себя более расслабленно. Было что-то бесконечно уютное в этой простой ситуации — они вдвоём, фильм, пицца, дождь за окном. Никаких зеркал, никаких иллюзий, никакой Ткани Снов. Только они и этот момент.

Фильм оказался действительно глупым — с предсказуемыми шутками и плоскими персонажами. Но каким-то образом это делало его идеальным. Они смеялись над нелепыми сценами, комментировали особенно абсурдные моменты, и с каждой минутой атмосфера становилась всё более непринуждённой.

В один момент Роман положил руку на её плечо — легко, словно проверяя реакцию. Аля не отстранилась. Напротив, она подвинулась чуть ближе, так, что теперь их плечи соприкасались.

Фильм продолжался, но она уже едва следила за происходящим на экране. Всё её внимание сосредоточилось на ощущении его руки, на тепле его тела, на запахе — свежем, с лёгкими нотами чего-то древесного.

Когда Роман повернулся к ней, их лица оказались так близко, что она могла разглядеть тонкие прожилки в его голубых глазах. Время замедлилось.

— Я правда рад, что ты пришла, — сказал он тихо.

Вместо ответа Аля подалась вперёд и поцеловала его. Поцелуй получился неуклюжим — она торопилась, слишком нервничала. Но Роман не отстранился, наоборот, его рука скользнула на её затылок, пальцы запутались в волосах, и он ответил на поцелуй — нежно, терпеливо, словно у них было всё время мира.

Аля закрыла глаза, позволяя себе полностью погрузиться в ощущения мягкости его губ, его дыхания — прерывистого, с лёгким привкусом мяты. Она чувствовала его ладонь на своей шее, его пальцы, поглаживающие кожу за ухом, и от этих прикосновений по всему телу разливалось приятное тепло.

Фильм продолжал играть, но теперь он был лишь фоновым шумом. Они целовались долго, не торопясь, привыкая к новым ощущениям. Когда они наконец оторвались друг от друга, Алю охватило лёгкое головокружение, словно ей не хватало кислорода.

— Ты невероятная, — прошептал Роман, глядя на неё так восхищённо, что внутри всё сжалось от сладкого трепета.

— Даже когда не умею целоваться? — попыталась пошутить Аля, хотя голос дрожал от волнения.

— Особенно тогда, — улыбнулся он. — В этом есть что-то… настоящее.

Его рука скользнула по её шее, по плечу, задержалась на ключице. Лёгкое, едва ощутимое прикосновение, но от него по коже побежали мурашки.

— Можно? — спросил он, касаясь края её свитера.

Аля замерла. Внутри всё сжалось от внезапного страха.

«Он увидит. Увидит, какая я на самом деле. Не в мире снов, где я была идеальной, а здесь. Мой жир, складки, растяжки…».

Но другая часть её личности, уставшая постоянно прятаться и бояться, хотела быть увиденной и принятой такой, какая она есть.

— Да, — это короткое слово далось ей труднее, чем любое другое в жизни.

Роман медленно, очень медленно потянул свитер вверх. Аля подняла руки, помогая ему. Ткань скользнула по телу и отлетела куда-то в сторону. Она осталась в простом белом лифчике, чувствуя себя одновременно уязвимой и странно свободной.

Аля не смела поднять глаза, боясь увидеть в его взгляде разочарование или, ещё хуже, жалость. Она знала, как выглядит — с этими мягкими боками, с широкими плечами, с полными руками.

— Аля, — в тихом голосе Романа внезапно прозвучало благоговение. — Посмотри на меня.

Она подняла глаза, встречаясь с его взглядом — от увиденного сердце едва не выпрыгнуло из груди. Никакого разочарования, никакой жалости — только восхищение, желание и что-то ещё, чему она не могла дать имя.

— Ты прекрасна, — он говорил так искренне, что невозможно было не поверить. — Настоящая, живая.

Его ладонь осторожно коснулась её плеча, скользнула вниз по руке, оставляя за собой дорожку мурашек.

— В мире снов, — продолжил он, — всё идеально, но безжизненно. Как пластиковые цветы — красивые, но мёртвые. А ты… ты живая. Тёплая.

К глазам Али подступили слёзы. Всю жизнь она ненавидела своё тело, стыдилась его, пряталась от зеркал и чужих взглядов. А теперь Роман смотрел на неё, как на произведение искусства.

— Я боялась, — призналась она тихо. — Боялась, что ты разочаруешься, когда увидишь меня… такой. Не ту идеальную версию из снов.

— Никогда, — он покачал головой. — Та девушка из снов — просто фантом. А ты — это ты. Со всеми твоими мыслями, чувствами, страхами, мечтами. С этой родинкой на шее, — его палец коснулся маленького тёмного пятнышка чуть ниже уха, — с этими веснушками, — он провёл ладонью по её коже, усыпанной бледными крапинками, — с этим взглядом, в котором целая вселенная.

Аля не выдержала — слёзы потекли по щекам, но теперь не от стыда или боли. Это были слёзы облегчения, освобождения от оков, которые она сама на себя надела.

Роман осторожно вытер большим пальцем влагу с её щеки:

— Почему ты плачешь?

— Я не от грусти, — улыбнулась Аля сквозь слёзы. — Я просто… Я никогда не думала, что кто-то сможет увидеть меня так.

Он наклонился и поцеловал её — нежно, благоговейно, словно она была чем-то хрупким и бесконечно ценным. Аля обвила руками его шею, притягивая ближе, впитывая его тепло, его запах, его дыхание.

Поцелуй становился всё глубже, всё требовательнее.

Руки Романа скользили по её плечам, спине, бокам, оставляли за собой дорожки мурашек. Внутри у Али разгоралось что-то новое — жаркое, требовательное, сладкое.

Она потянула за край его футболки, желая почувствовать его кожу так же, как он чувствовал её. Роман помог ей, стягивая ткань через голову. Теперь они оба были наполовину обнажены — она в лифчике, он без футболки.

Аля провела ладонями по его груди, ощущая тепло кожи, твёрдость мышц под ней. Он не был накачанным, как модели с обложек, но казался поджарым, сильным.

Их губы снова встретились — на этот раз поцелуй получился более жадным, более страстным. Тело отзывалось на каждое прикосновение — жаром, дрожью, желанием быть ещё ближе.

Роман осторожно опустил её на подушки, нависая сверху, но не давя своим весом. Его глаза потемнели от желания, но в них читалась и осторожность, и забота.

— Мы не будем делать только то, что комфортно для тебя.

Аля кивнула, чувствуя бесконечную благодарность за это понимание. Она не была готова к большему, не сегодня, но происходящее между ними уже было таким прекрасным, таким волнующим, что перехватывало дыхание.

Его губы скользнули по её шее, оставляя дорожку лёгких поцелуев от уха до ключицы. Аля закрыла глаза, полностью отдаваясь ощущениям. Каждое прикосновение его губ, каждое движение его рук отзывалось внутри волной тепла, растекающегося по всему телу.

— Знаешь, — прошептал Роман между поцелуями, — если бы мне месяц назад сказали, что я буду прогуливать школу с самой интересной девушкой Зимнеградска, я бы не поверил.

— Самой интересной? — Аля открыла глаза, и в её голосе прозвучало лёгкое недоверие. — Но я же некрасивая…

— Красота — это субъективно, — его губы изогнулись в усмешке. — А вот интересных людей действительно мало. Тех, кто видит больше поверхности, кто чувствует глубже, кто не боится задавать вопросы.

Его рука скользнула по её боку, задержалась на талии:

— Но если тебе интересно, то я считаю тебя и красивой тоже. Гораздо красивее, чем на Ткани Снов.

Аля рассмеялась — немного нервно, но искренне. Он наклонился для нового поцелуя, но Аля остановила его, положив ладонь на грудь:

— Ты действительно так думаешь? Не говоришь это только чтобы…

— Чтобы что? — он приподнял бровь. — Получить то, что мне нужно? Аля, если бы мне нужно было просто… физическое, я бы нашёл более простой путь. Но мне нравится, что ты — это ты. Со всеми твоими сомнениями, страхами, надеждами. И да, с этим телом тоже. Ты так стараешься его спрятать, хотя оно прекрасно.

В его словах звучала такая искренность, что Аля почувствовала, как последние барьеры внутри неё рушатся. Она потянулась к нему, обвивая руками шею, притягивая для нового поцелуя.

Они целовались долго, жадно, исследовали друг друга, находили чувствительные места, вызывая дрожь и вздохи. Аля чувствовала, как внутри разгорается пламя, которого она никогда раньше не испытывала — не в мире снов, не в фантазиях, только здесь, в реальном мире, с настоящим Романом.

Его рука скользнула по её животу, остановилась на краю джинсов. Он посмотрел на неё вопросительно, но Аля покачала головой:

— Не сегодня, — прошептала она. — Прости, я…

Он понимающе кивнул и слегка отстранился. Аля улыбнулась с облегчением и благодарностью. Они продолжили целоваться, но теперь без прежней лихорадочности, более спокойно, наслаждаясь каждым моментом, каждым прикосновением.

— Знаешь, — сказал Роман, когда они наконец отстранились друг от друга, тяжело дыша, — мне кажется, даже Агата со всей её Тканью Снов не могла бы создать что-то более прекрасное, чем этот момент. Здесь. Сейчас. С тобой.

— Даже не упоминай о ней, — поморщилась Аля. — Не хочу сейчас думать ни о Ткани Снов, ни об Агате, ни о чём-то ещё. Только о нас.

— Только о нас, — согласился Роман, притягивая её ближе. — Только о реальном мире.

Они лежали так — обнявшись, переплетая ноги, чувствуя тепло друг друга. Фильм давно закончился, но им не было до этого никакого дела. Весь мир сузился до этой комнаты, до этой кровати, до них двоих.

Аля не знала, сколько времени прошло — минуты или часы. Она словно плыла в тёплом потоке, наслаждаясь ощущениями, запахами, звуками. Ей казалось, что она никогда ещё не была так счастлива, так полна жизни.

Резкий звук телефона вырвал её из блаженного состояния. Она вздрогнула, схватив мобильный, и увидела время на экране:

— Боже, уже почти пять! Мама скоро вернётся с работы!

Роман нехотя выпустил её из объятий:

— Уже пора?

— Да, — кивнула Аля с искренним сожалением. — Если мама придёт и не найдёт меня дома…

— Понимаю, — он сел на кровати, провёл рукой по волосам. — Я провожу тебя.

— Не надо, — покачала головой Аля. — Если кто-то увидит нас вместе…

— Хотя бы до автобусной остановки, — настаивал Роман. — Я не хочу, чтобы ты шла одна.

Аля улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло от этой заботы:

— Хорошо. До остановки.

И в этот момент ее взгляд упал на письменный стол — там, среди кипы тетрадей и учебников, лежала книга. Толстая книга с выцветшей детской картинкой и витиеватыми буквами на обложке. Казалось бы, обычный томик детских сказок, но от одного его вида к горлу подступил ком, а дыхание перехватило. Уже не от беззаботного окрылявшего счастья первой любви — она вспомнила его историю…

«Это та самая книга сказок…»

Чуть не сказала это вслух, но промолчала. Она не хотела делать ему больно. Поэтому спешно отвернулась и вновь сосредоточилась на странных, незнакомых, но таких нежных и трепетных чувствах, переполнявших все ее существо.

Они оделись, стараясь не смотреть друг на друга, хотя после всего, что было между ними, это казалось немного нелепым. Аля причесалась, проверила своё отражение в зеркале на стене — щёки раскраснелись, губы припухли от поцелуев, в глазах сияло что-то новое, невиданное раньше.

— Ты выглядишь… живой, — сказал Роман, глядя на неё с нежностью. — Будто внутри тебя зажглась лампочка.

— Так и есть, — ответила она, и это была правда.

Они вышли из квартиры, спустились по лестнице, прошли через двор. Дождь прекратился, но во влажной воздухе всё ещё сгущался запах мокрой земли и опавших листьев.

На автобусной остановке было пусто. Они остановились под навесом, глядя на расписание.

— Автобус через пять минут, — Роман взял её за руку. — Я буду скучать.

— Мы же увидимся завтра в школе, — улыбнулась Аля.

— Это слишком долго, — он притянул её ближе. — Целых пятнадцать часов.

Аля рассмеялась, но в груди что-то сжалось от нежности.

«Он будет скучать. По мне. Не по какой-то идеальной версии из снов, а по настоящей мне».

Они увидели приближающийся автобус и поняли, что пора прощаться. Роман наклонился и поцеловал её — быстро, но так нежно, что у Али все внутри вспыхнуло.

— До завтра, — прошептал он, отстраняясь.

— До завтра, — эхом отозвалась Аля, чувствуя, как сердце колотится от этого простого обещания.

Автобус остановился, двери открылись. Аля поднялась по ступенькам, обернулась, чтобы в последний раз увидеть Романа, стоящего под навесом остановки. Он поднял руку в прощальном жесте, и она ответила тем же.

Двери закрылись, автобус тронулся. Аля села у окна, глядя, как фигура Романа становится всё меньше, а потом совсем исчезает за поворотом.

Внутри неё всё пело от счастья. Такого чистого, такого настоящего, искреннего. Она вспоминала его прикосновения, его слова, его взгляд, и по телу пробегала приятная дрожь.

«Я живая. Настоящая. И меня любят именно такой».

Аля провела рукой по запотевшему стеклу, глядя на проплывающий за окном город. Зимнеградск, который все эти два месяца казался ей серым и унылым, сегодня снова выглядел иначе — более ярким, более живым. Или это изменилась она сама?

Путь домой занял меньше времени, чем она ожидала. Вскоре Аля уже стояла у дверей своей квартиры, доставая ключи.

«Успела. Мамы ещё нет. «Шалость удалась!»

Она вошла в пустую квартиру, сняла куртку, повесила её на крючок. Внутри всё ещё жило ощущение счастья и внутренней наполненности, словно каждая клеточка её тела вибрировала от радости.

Но когда она проходила мимо своей комнаты, что-то заставило её замереть. Звук — тихий, едва различимый. Шорох, словно кто-то перелистывал страницы книги.

«Соседи. У нас тонкие стены, это с верхнего этажа».

Она дошла до своей двери, толкнула её, и… застыла на пороге, не веря своим глазам.

В её комнате, на её кровати, сидела девушка. Но не просто девушка — Аля знала это лицо, знала каждую его черту, каждый изгиб. Она видела его множество раз — в гипнозе, своих снах, в своих фантазиях, на той картине, которую Роман порвал несколько дней назад.

Не просто видела — была ей.

Её идеальное «я» из мира снов — стройная, с гладкой кожей, с блестящими волосами, с лучистыми глазами.

Девушка подняла голову, заметив Алю, и улыбнулась — мило, немного лукаво.

— А вот и ты.

Этот голос Аля узнала бы из тысячи: её собственный голос, но более мелодичный, более уверенный и более искусственный.

— Я уже заждалась.

Ужас волной прокатился по телу Али, парализовал её, лишая возможности двигаться, говорить, даже дышать. Это было невозможно, немыслимо. Призраки из Ткани Снов не могли проникнуть сюда, в реальный мир, в её комнату.

Но она была здесь. Сидела на кровати Али, такая же материальная, такая же реальная, как сама Аля, как кровать под ней, как стены вокруг.

— Ты… — выдавила наконец Аля, чувствуя, как каждый звук даётся с трудом. — Ты не существуешь.

— Разве? — двойник склонил голову набок, и жест этот показался Але таким знакомым, таким… её собственным. — А мне кажется, я более чем реальна.

Она поднялась с кровати — грациозным, плавным движением, о котором настоящая Аля могла только мечтать — и сделала шаг вперёд.

— Не подходи! — вскрикнула Аля, отступая к двери.

Девушка остановилась, но улыбка не сошла с её красивого, идеально картинного лица.

— Тебе нечего бояться, — сказала она мягко. — Я же это ты. Лучшая версия тебя. Та, которую ты всегда хотела видеть в зеркале.