Пташка

14. Урок.

Утро казалось вознаграждением за вчерашнее ненастье. Ночью землю стянуло лёгким, только пробующим силу первым морозом, и копыта лошадей с хрустом раздавливали ледяные паутинки лужиц. Ленивое осеннее солнце заспанно поднималось над лесом, и, словно извиняясь, баловало озябшую кожу ускользающим теплом.

Гнеда нежилась в скупых лучах, блаженно жмурясь и временами погружаясь в колеблющуюся дрёму. Фиргалл нынче заставил подняться особенно рано, но она больше не жалела о прерванном сне. Осень перевалила за середину, и каждый ведренный день был на счету.

Сид был подобран и молчалив, и девушка позволила разуму беспрепятственно бродить между явью и видением.

Холодная хвойная капля скатилась прямо за шиворот, и Гнеда вздрогнула, поспешив поплотнее укутаться в плащ. Пальцы наткнулись на чуждый предмет в волосах, и она с улыбкой вспомнила, что это было перо Гобахана, которым её убрал Айфэ.

Он, в отличие от отца, не носил изысканных дорогих нарядов, всегда одеваясь просто и неброско, словно так, чтобы в любой миг стать неприметным среди деревьев или камней, но при этом не чурался украшений. Впрочем, даже они сильно разнились с теми, что надевал Фиргалл. Вместо золота и серебра Айфэ вплетал в волосы бусины и перья, его запястье обхватывало плетёное кожаное обручье. На шее юноши виднелась низка из мелких раковин-ужовок, а под ней – тонкая верёвка, на которую Гнеда уже давно обратила внимание.

Вчера, когда юноша поднимал с земли белоснежное в серых разводах перо для Гнеды, она, наконец, увидела, что её друг носил за пазухой. Это была круглая бусина яркой бирюзы, выскользнувшая из-за ворота рубашки, пока Айфэ наклонялся. Быстрым и, как показалось девушке, благоговейным движением юный сид вернул её на место и, улыбнувшись, продел перо под очелье Гнеде. Та нерешительно ощупала его, слегка нахмурившись.

— Красиво, — заверил Айфэ, но голос прозвучал отстранённо, словно его мысли были уже совсем не здесь.

— Эта подвеска у тебя на груди, — не сдержалась девушка, — она дорога тебе?

Сид быстро посмотрел на Гнеду, что-то взвешивая в уме.

— Да, очень. Это подарок моей невесты.

— Невесты! — ахнула девушка, испытывая одновременно радостное удивление и разочарование от того, что за всё это время юноша не обмолвился ни словом о столь важном обстоятельстве. — У тебя есть невеста!

Скулы Айфэ слегка побагровели.

— И ты молчал!

— Это не то, о чём станешь кричать направо и налево, — пожал он плечами.

Они вышли из риги, надёжно затворив дверь на засов, и неспешно двинулись к озеру, лежавшему неподалёку от усадьбы.

— Она осталась там, дома? — не унималась Гнеда.

Юноша кивнул.

— Наверное, она красавица и из знатного рода? — Девушке было совестно, но она никак не могла усмирить разгоравшееся любопытство.

— Нет, — возразил Айфэ, чуть нахмурившись. — То есть, она очень красива, — признал сид, и его взор, не направленный более на собеседницу, затуманился, — её глаза голубее этого камня, что она дала мне в память о себе, — тёплая улыбка, предназначенная незримой возлюбленной, тронула его губы, — словно я могу позабыть! Нет, она не принадлежит знатному роду. Эмер – дочь мельника.

Брови Гнеды подпрыгнули вверх. За недолгое знакомство с Фиргаллом она уяснила про него несколько вещей, и одной из них было то, что он никак не мог бы допустить, чтобы тестем его сына стал мельник. Сид неизменно твердил, насколько важна чистая кровь и благородное племя. Порой девушке казалось, что Фиргалл просто помешан на хитросплетении княжеских родов, так хорошо он знал каждого представителя той или иной семьи едва ли не до седьмого колена, с таким трепетом и почтением он говорил об этом.

Гнеда замечала, что, хотя Фиргалл был исключительно вежлив со своей челядью, он никогда не относился к ним как к равным. В его обращении с простолюдинами сквозили снисходительность и превосходство, поэтому девушка была сбита с толку откровением Айфэ.

— И отец одобрил ваш союз? — осторожно спросила она.

Сид, уловив в лице Гнеды недоверие и, кажется, прочитав её думы, с облегчением рассмеялся.

— Ты полагаешь, что он посчитает такое родство ниже собственного достоинства?

Это в целом отражало измышления девушки, но она боялась обидеть друга.

— О, я ведь говорил тебе, внешнее впечатление столь обманчиво! Ты даже не представляешь, насколько широка и благородна его душа. Отец может видеться со стороны гордым, даже надменным, но для того, кому посчастливилось узнать его близко, открываются иные качества.

Когда отец впервые привёз меня в свою вотчину, я был совсем мальчишкой. Изголодавшимся, диким, запуганным. Я сторонился людей. Фиргалл ещё оставался для меня чужаком, я был поглощён лишь собственным горем. Но отец стал брать меня в соседнюю деревню. Она принадлежала ему, и Фиргалл покровительствовал тамошним жителям. Как-то незаметно я подружился с местным ребятишками, но особенно близко — с маленькой Эмер. Она оживила меня своей добротой и искренностью, заставила забыть невзгоды.

Мы выросли рядом. Отец, видя мою привязанность, всячески опекал девочку. Когда настало время обучать меня грамоте, он взял и её в ученицы. Когда я заявил, что не сяду больше в седло, он подарил ей лошадь, чтобы мы могли вместе ездить верхом. Его щедрость, понимание и чуткость беспредельны.

Отец раньше меня заметил, что моё отношение к Эмер перестало быть лишь дружеским, и первый указал мне на это. Объяснил, как уязвима она, простая девушка, перед таким, как я. Отец дал мне возможность решить самому. Он сказал, что примет любой мой выбор, только бы я был счастлив. Зная мою свободолюбивую природу, он понял, что неволить меня – значит, убивать, и моя благодарность ему безмерна. — Видя растерянность на лице Гнеды, Айфэ с улыбкой потрепал её по плечу. — Душа Фиргалла подобна зарытому в землю кладу. С виду — голая неприступная земля, но стоит копнуть, как за камнями и песком отыщутся самоцветы и золото. И, когда кажется, что всё уже извлечено на поверхность, он найдёт, чем ещё удивить тебя.

— Как я завидую тебе, — тихо проговорила девушка, когда они остановились у кромки воды.

Слабые волны играючи подкидывали к ногам белую пену и пёрышки пожелтевших листьев ракиты. Осознание того, что Айфэ поведал то самое заветное чувство, что ещё не тронуло душу Гнеды, заставило её остро ощутить своё одиночество. Гнеде вспомнилась Пчёлка, вздыхавшая по своему ладушке, а следом, неожиданно — собственный стыд и горячее дыхание на коже, блеск вороных волос рядом с её лицом. И тут же — осуждающий жар ледяных глаз. В животе на мгновение закрутился тугой узел, будто перед прыжком в холодную реку с обрыва.

— Не кручинься, ходит где-то под этим небом и твой суженый. Не зря говорят, невеста родится, жених на конь садится, — приободрил Гнеду Айфэ.

— Обещай, что позовёшь на свадьбу! – шутливо пихнула девушка юношу в бок, отгоняя печальные думы.

— А ты, что заместо брата тебя выдавать стану.

— Идёт! – засмеялась Гнеда, уворачиваясь от руки, норовящей схватить её щёку. С Айфэ было так легко...

— Никак спишь? – раздался рядом насмешливый голос Фиргалла, и девушка очнулась от своих мыслей. — Это всё твои сумасбродные затеи, — проворчал сид.

Накануне Гнеда, узнав от Финд, что дворовые девушки собрались трепать лён, с трудом уговорила своего наставника разрешить ей присоединиться к ним. Гнеде даже не пришлось выслушивать укоры о неподобающем для княжны занятии — презрительный взгляд Фиргалла был достаточно красноречив. Но ей настолько был необходим кусочек прежней жизни, что сид уступил, и девушка обрадовалась, когда, выйдя из трепальни, не попалась ему на глаза, с головы до пят серая от облетевшей кострики, осипшая, наглотавшаяся льняной пыли, падающая с ног от усталости, но полная новыми песнями и девичьим смехом.

И всё же ласковый день смягчил даже не склонного к снисходительности Фиргалла. Гнеде досталось куда меньше обычного, когда они остановились для ученья. Дольше всего сид мучил её обхождением с ножом, раз за разом заставляя метать его в засохшее дерево. Во время отдыха он не преминул спросить с неё заданный урок, и девушка послушно пересказывала отрывок из летописи Дрогеды, прочитанный накануне, речь в котором зашла о северянах.

— Твой отец принадлежал к древнему свеннскому род, но, как ты знаешь, твои предки не одни пришли в Залесье. Были ещё две могущественных семьи, тесно связанные с Бориветричами.

— Семья Войгнева? — мрачно спросила Гнеда.

Фиргалл кивнул.

— Его пращур Гуннар Мореход пришёл вместе с Ингваром. Их было три друга, Гуннар, Ингвар и Бьёрн.

— Бьёрн? – наморщила лоб девушка, словно припоминая что-то.

— Да, медведь по-вашему. Их потомки обосновались в Залесье, и ныне, как ты знаешь, Яромир мёртв, а Войгнев сидит на престоле. Потомок Бьёрна же, Судимир, стоит во главе одной из самых влиятельных семей Стародуба.

— Он тоже дружил с моим отцом?

Сид удивлённо приподнял брови.

— Ты говорил, Войгнев был побратимом отца. Должно быть, они были близкими друзьями. До поры, конечно, — хмуро добавила она. – А что этот Судимир?

— Я знаю лишь, что после смерти Яромира Судимир стал кормиличем новоиспечённого княжича Стойгнева. Но я не встречал его, — пренебрежительно повёл плечом Фиргалл. — Чтобы сохранить высокое положение и при старом, и при новом князе, надо уметь договариваться. И угождать. Находиться меж двух огней не всякий способен. Раз уж мы заговорили о свеннах, — продолжил он уже другим голосом, — давай-ка вспомним слова северного наречия.

Гнеда застонала, а её наставник едва подавил улыбку. Он то полностью переходил на язык сидов, то начинал изъясняться на свеннском, и Гнеда, страдая от таких скачков, волей-неволей пыталась понять его и с величайшим трудом выражать свои соображения в ответ.

После передышки они, вопреки ожиданиям девушки, не повернули обратно, а, напротив, углубились в лес. Фиргалл заявил, что урок не закончился, и Гнеда, привыкшая к своевольности наставника, лишь безропотно повиновалась, позволяя Пламеню следовать за Ска, конём сида.

Ранние сумерки напомнили о скоротечности осеннего дня, но долго двигаться в темноте им не пришлось. Первые звёзды едва успели показаться на загустевшем синевой небе, как спутники выехали к открытому озеру, окаймлённому с противоположной стороны горами. Тут Фиргалл объявил ночёвку, и порядком уставшая Гнеда с радостью приступила к обустройству стана.

Расседлав и накрыв лошадей, они оставили их пастись стреноженными, развели костёр и поужинали заботливо увязанными им в дорогу руками Финд пастушьим пирогом, орехами и яблоками. Почувствовав себя после этого пиршества и приготовленного сидом травяного настоя на вершине блаженства, девушка с наслаждением растянулась возле огня.

Фиргалл обосновался со знанием дела, соорудив себе удобную лежанку из седла, своего необъятного дорожного плаща и веток хвои с подветренной от костра стороны. Закончив с трапезой, он достал несколько берестяных листов и принялся делать какие-то заметки, поглядывая на небо.

— Зверолов вышел, значит, осень повернула на зиму, — задумчиво произнёс Фиргалл, отложив своё занятие.

Гнеда подняла начавшие было слипаться глаза и попыталась проследить взор наставника, но лишь нахмурилась, не понимая, что он имеет в виду. Стожары жемчужной россыпью поблёскивали в самой вышине, рукоятка Кичиги слабо мерцала в синем мареве.

— Мы называем его Бодах, Старик, но я привык думать о нём как об Охотнике, подражая древним учёным мужам. Посмотри, — Фиргалл показал пальцем, увлекаясь, — он преклонил колено и воздел лук. У правой его ноги всегда следует верный Пёс. Но пока ещё его не видно, он выбежит из-за небосклона зимой, когда Зверолов заберётся выше.

— Кажется, я поняла, — оживилась Гнеда, садясь и внимательно всматриваясь в звёздные узоры.

— Приглядись, вон там небо словно подёрнуто туманом. Сиды именуют это место Були, летнее пастбище. По преданию, нерадивая доярка пролила там молоко. — В его словах смешались насмешка и нежность. — А выше Бодах пасёт своих коров. Семь звёзд, которые видят все народы и каждый величает по-своему. Мы зовём их Треадин, маленькое стадо.

Некоторое время они безмолвно смотрели вверх.

— Домомысл показывал мне звёзды, — отстранённо промолвила Гнеда, подтягивая колени к подбородку. Её взгляд скользнул по маслянистой глади водоёма. Темнота стёрла границу между небом и озером, и у девушки промелькнула мысль, что, войдя нынче в воду, окунёшься прямо в звёзды. — Он говорил, если добраться до края света, к Ясеню Мира, по нему можно вскарабкаться на небеса.

Повисла оглушительная тишина, словно Гнеда произнесла нечто святотатственное, а Фиргалл давал ей возможность забрать свои слова назад. Но этого не произошло, и сид медленно перевёл на воспитанницу укоряющий, почти оскорблённый взор.

— Края света нет, Гнеда, — голос Фиргалла прозвучал твёрдо и холодно. – Земля кругла, как горошина.

Девушка недоверчиво приподняла голову со сложенных на коленях рук, чтобы получше разглядеть собеседника.

— Это давно известно, — его брови надменно изогнулись. Даже в походе, в своём дорожном облачении Фиргалл умудрялся выглядеть безупречно. Кажется, к его одежде не приставало ни былинки, а кожа никогда не пачкалась, словно не он незадолго до этого пробирался через кусты и разводил костёр. — Я считал Домомысла книжным человеком. Впрочем, он не был путешественником, — добавил сид снисходительно, слегка дёрнув плечом, — быть может, в этом причина его неосведомлённости.

— Но, — Гнеда даже захлебнулась от удивления, — коли так, как же люди не сваливаются?!

Фиргалл хмыкнул и небрежно одёрнул рукав, убирая невидимую пылинку.

— Земля обладает силой, которая удерживает их. Вероятно, та же, что заставляет солнце, луну и звёзды ходить вокруг неё. Неужели ты никогда не задумывалась, почему наше светило всегда встаёт на востоке и садится на западе? – Он нетерпеливо взмахнул рукой, досадуя на девушку за несметливость. — Не догадывалась, что оно описывает круг около земли, заставляя день и ночь сменять друг друга? О, не смотри на меня так! — засмеялся сид, наконец, заметив изумлённые глаза своей подопечной. — Пожалуй, отложим сей урок до более подходящих времён. А теперь засыпай. Завтра нас ждёт трудный день. И укройся получше, — он снова поднял свои порыжевшие от близости костра глаза к небу, — утром будет дождь.

***

Фиргалл оказался прав. Бусенец зарядил ещё с ночи и, проснувшись, Гнеда с трудом заставила себя вылезти из-под отяжелевшего плаща.

Небо нависало сплошной грязно-серой тучей, а озеро мрачно вторило ему, потеряв вчерашнее очарование. Девушке вдруг страшно захотелось домой, под сень успевших стать родными стен Кранн Улл. Она отчётливо представила себе запах яблок, овсяных блинов и растапливаемой бани, и от предвкушения свело пальцы ног.

Гнеда поднялась, озираясь в поисках своего спутника. Её взгляд упал на Пламеня, озябшего и понуро поводящего ушами. Ска, привязанного накануне рядом с ним, видно не было.

Девушка огляделась. Куда исчез сид и его вещи? Даже трава не выглядела примятой на месте его вчерашней постели. Единственным, что напоминало о присутствии Фиргалла, были остатки потухшего костра. Гнеда зачерпнула горсть золы — она была едва тёплая.

Рассеянно отряхнув руки, девушка поёжилась, кутаясь в волглую одежду. Куда мог подеваться Фиргалл? Он ничего не упомянул про отлучку. Впрочем, сид никогда не распространялся о своих намерениях, и Гнеда давно приняла это как данность. Но уехать, не сказав ни слова? Вероятно, Фиргалл отправился по какой-то надобности и скоро вернётся. Нужно только подождать.

Девушка содрогнулась. Видимо, за то время, что костёр не горел, она успела как следует замёрзнуть, и теперь тело непроизвольно сжималось в мелких судорогах. Необходимо успокоиться, согреться и дождаться наставника.

Гнеда глубоко вздохнула и направилась к кострищу, намереваясь развести огонь и подогреть воду, но сделав пару шагов, осознала, что кресало всегда хранилось у сида. Как и припасы. Они лежали в его седельной сумке, которая исчезла вместе с хозяином. А ведь Фиргалл мог оставить хотя бы кусок пирога, чтобы девушка подкрепила силы в ожидании.

Это было так не похоже на его обычную, пусть снисходительную, но заботу.

— Фиргалл! – крикнула Гнеда, приставив ладонь ко рту.

Туман проглотил её голос, и она крикнула громче. Из кустов орешника вылетела стайка зябликов, и снова наступила тишина, которая начинала казаться зловещей.

С возрастающим беспокойством девушка решила осмотреть, что осталось в её распоряжении. Сид не предупреждал, что они отбывают на целый день, тем более – на ночь, поэтому Гнеда уезжала из усадьбы налегке. Все припасы Фиргалл погрузил на Ска, и при девушке были лишь её собственные вещи.

Гнеда слегка подрагивающими руками принялась проверять содержимое сумки, привязанной к поясу. Игла, писало, ложка… Она рассерженно бросила бесполезные предметы обратно и заставила себя перевести дух. У неё был нож. Тёплый, хоть и насквозь сырой плащ. Сулея, в которую можно набрать воды из озера. В конце концов, Пламень был с ней, и она в любой миг может оседлать его и вернуться домой.

Может ли?

Девушка сглотнула. Она поняла, что не помнит дороги. Какое-то время они двигались знакомыми тропами, а потом Гнеда перестала узнавать места. Они заехали дальше, чем когда-либо, но девушке даже не приходило в голову запоминать путь, ведь с ней был Фиргалл. Она не спросила, куда они едут, насколько, зачем. Надменность и холодность сида давно отбили у Гнеды охоту к лишним разговорам. Девушка привыкла безропотно следовать за ним и подчиняться. И теперь он просто исчез, бросив её тут совсем одну.

Нет, он не мог так поступить. Конечно, нет.

Гнеда собрала вещи и, скрываясь от дождя, подошла к Пламеню, стоявшим под раскидистым, уже наполовину раздетым осенью дубом. Девушка устроилась на золотистом ворохе отсыревших листьев и обняла колени, стараясь сохранить как можно больше тепла. Пламень тоскливо переступил с ноги на ногу. Вчера он ел привезённый из имения овёс, а редкая трава вокруг дерева была жёсткая и невкусная, и конь явно тяготился происходящим. Гнеда закрыла глаза, чтобы не смотреть на него. Фиргалл скоро вернётся, и они отправятся обратно.

Дождь усилился, и капли тихонько постукивали по листьям. Гнеда вздрогнула от ощущения падения и быстро заморгала, приходя в себя. Каким-то образом она задремала, но не понимала, сколько прошло времени. Серая мгла по-прежнему висела над озером. Влаги в воздухе стало слишком много, чтобы спрятаться от неё под деревом. Пальцы не гнулись от холода, ноги затекли.

Опираясь о ствол, Гнеда поднялась. Единственным способом согреться было движение. Она должна была найти дорогу в усадьбу.

Гнеда сжала кулаки и подобралась. Она слишком давно не оставалась одна. Слишком привыкла полагаться на Фиргалла, Айфэ, Финд. Происходящее отрезвляло. Девушка знала, что сид не вернётся. Что он исчез намеренно.

Было ли это предательством? Он защищал её от врагов. Айфэ, пусть и помимо воли отца, подвергал себя опасности из-за Гнеды. Фиргалл кормил её, одевал, учил. Если бы сид желал девушке зла, едва ли бы он стал столько возиться с ней.

— Пламень, мы едем домой! — с решительной яростью сказала Гнеда и принялась седлать коня.

Гнеда хорошо помнила, по какой тропинке они прибыли к озеру, и поначалу ехать было довольно просто. Но когда начались развилки, выбрать правильное направление становилось всё труднее. У девушки теплилась надежда на то, что Пламень сам найдёт нужный путь, следуя своему более тонкому, чем у человека чутью, но вскоре стало ясно, что это напрасные чаяния. Конь шёл неохотно, останавливаясь и тревожась, и Гнеде приходилось понукать его.

Иногда тропа глохла и обрывалась, и они были вынуждены возвращаться к предыдущему перекрёстку. Гнеда совершенно не узнавала местность. Чем дальше они продвигались, тем гуще и непроходимее становились заросли вокруг. Ветки хлестали по лицу и замёрзшим рукам, цеплялись за одежду и сбрую. На девушке не осталось ни одной сухой нитки.

Сонный, полуголый лес мрачно и отстранённо наблюдал за одинокой всадницей, скитающейся по одичалым тропам.

Гнев и раздражение, охватившее Гнеду вначале, постепенно сменились усталостью. С каждым новым тупиком у неё оставалось всё меньше сил, холод пробирал до костей, тело становилось непослушным и ленивым, и Гнеде приходилось заставлять себя править лошадью. Несколько раз они пересекали кабаньи тропы, и Пламень дрожал и беспокойно фыркал, учуяв звериный запах.

Солнце не показывалось, но в какое-то мгновение Гнеда поняла, что ощутимо стемнело. Короткий осенний день двигался к закату, а сырости в воздухе прибавилось.

Девушка насторожилась. Вяло плетущийся Пламень остановился окончательно. Все старания сдвинуть его с места не возымели никакого действия. Конь лишь жалобно поджал уши и попытался попятиться.

— Ну же! – раздражённо прикрикнула Гнеда. — Чего испугался? — Девушка склонилась и легонько похлопала животное по шее. — Вперёд, давай же! — приказала она, понукая лошадь. Гнеда больше не собиралась разворачиваться.

Пламень поддался, но его шаги стали ещё более неуверенными и медленными.

Гнеда вглядывалась вниз, стараясь разобрать дорогу в неумолимо сгущавшихся сумерках. Чавкающий звук снизу заставил пошевелиться в душе девушки нехорошее предчувствие. Она едва успела подумать о том, что дела принимали скверный оборот, как Пламень снова резко остановился и заржал так, что кровь похолодела в жилах. Гнеда быстро выпростала ноги из стремян и спрыгнула, чтобы проверить копыто коня, но, приземлившись, увязла по щиколотку в чём-то липком и отвратительном. Пламень всхрапывал, поочерёдно вытаскивая копыта из вонючей жижи, глядя на девушку полными ужаса глазами. Они забрели в болото.

Гнеда с трудом сглотнула ком в пересохшем горле и принялась тянуть повод в попытке развернуть лошадь, но обнаружила, что её собственные ноги на глазах утягивало в трясину. Пробуя вырваться, она ослабила хватку, и в этот самый миг Пламеню удалось освободиться. Он отпрянул в сторону, и девушка, не удержавшись, повалилась в зловонное месиво.

Кровь бешено стучала в виски. Гнеда пыталась встать, но вместо этого лишь беспомощно переминалась на карачках, пытаясь отплеваться от грязи. Шапка слетела с головы, и коса упала прямо в склизкую кашу под руками.

Лихорадочно стараясь выкарабкаться из трясины, которая с пугающей мощью затягивала её в себя, Гнеда лишь сильнее погружалась в топь. Она дышала так, словно бежала без остановки от Вежи до Черноречья, как когда-то в детстве. Катбад! Девушка была готова закричать, но вместо этого только всхлипнула. Неужели никто не придёт? Никто не вытащит её отсюда?

— Пламень! — Голос хрипел и дрожал. Ноги завязли в топи выше колена, и она почти не могла шевелить ими. — Сюда! — Гнеда несколько раз призывно щёлкнула непослушным языком, но Пламень недоверчиво смотрел на неё, не подходя. — Ко мне! — со злостью и отчаянием воскликнула девушка, и, наконец, поведя ушами, лошадь смиренно наклонила голову и осторожными шажками приблизилась к хозяйке. — Вот так, молодец!

Дождавшись, пока конь подойдёт на достаточное расстояние, Гнеда выгадала мгновенье и бросилась, схватившись за болтающийся повод. Пальцы, вымазанные смердящей жижей, соскользнули с кожаного ремешка, и она снова упала лицом в дрягву. Поднимаясь на трясущихся руках, девушка сделала новую попытку, чувствуя, что встать в очередной раз просто не сможет, и, хвала Небесам, крепко ухватилась за повод, безвольно повиснув на несчастном животном.

— Подай, вот так. — На зубах мерзко хрустнул песок, горло саднило, и звук вышел сдавленным, но Пламень повиновался. — Вперёд! — выкрикнула Гнеда, не узнавая собственного голоса. Рывок, несколько осторожных шагов коня, и тело девушки оказалось на твёрдой почве. Сапоги остались в трясине, и она почти не чувствовала своих ступней.

Некоторое время Гнеда лежала ничком, не веря до конца в то, что смогла выбраться из ловушки. Кожу щипало и жгло. Тошнило от привкуса болотной воды во рту и гнилостного запаха, впитавшегося в одежду. Она обессилено разжала скрюченные пальцы и перевернулась на спину. Мокрая коса легла поперёк шеи, как удавка, но у девушки не было сил спихнуть её. Тело сотрясали приступы мелкой дрожи.

Она выбралась. Она была жива.

Пролежав неподвижно какое-то время, Гнеда поняла, что засыпает. Нет! Это может быть сном, от которого не будет пробуждения. Она замёрзнет. На них нападут звери. Нужно было отправляться, но воли на это почти не осталось.

Еле передвигая окоченевшими конечностями, Гнеда поднялась на четвереньки. Девушка почувствовала боль, и, нахмурившись, заметила на ладони кровь. Прямо перед глазами висели едва различимые в темноте ягоды, и Гнеда протянула к ним трясущуюся руку. Прохладная, сочная, горьковато-сладкая куманика была самым вкусным, что она ела в своей жизни. Девушка жадно срывала ягоды, слизывая с пальцев смешанный с кровью сок.

Насытившись, Гнеда вытерла рукавом рот и, держась за Пламеня, встала на ноги. Сделав несколько дрожащих шагов, она обхватила руками шею коня и поцеловала его в морду. Шатаясь, девушка кое-как взобралась в седло и тронулась в противоположную болоту сторону, ничуть не заботясь, куда едет.

Окончательно стемнело. Дождь перестал, стало заметно холоднее, беззвёздное небо глухим покровом легло на угрюмый лес. Гнеде стоило невероятных усилий не вывалиться из седла. Она полудремала, прижимаясь к шее Пламеня, чтобы хоть немного согреться. Вокруг слышались шорохи и тревожные попискивания, ночные создания вылезали на охоту. Несколько раз прямо над ними прошуршал крыльями пугач. В зарослях тут и там мерещились чьи-то глаза. Девушка поёжилась от мысли о том, что более лёгкой добычи для хищников, чем они и представить было нельзя.

Но утомление брало верх даже над страхом, поэтому через какое-то время Гнеда осознала, что не чувствует ничего, кроме тупого равнодушия. Пламень брёл, уныло свесив голову, и девушка знала, что надолго его не хватит. Фиргалл ни во что не ставил её страдания, но неужели ему было не жалко коня? Кажется, шутка сида заходила слишком далеко.

Гнеда не знала, сколько они были в пути. Чувство времени совершенно покинуло её. Звёзд, которые могли бы подсказать приближение рассвета, не было видно, и ей казалось, что эта ночь никогда не кончится. Что-то в груди сжалось, когда девушка вспомнила предыдущий вечер. Их разговор за костром, необычное дружелюбие Фиргалла, его забота. После всего урок, который он решил ей преподать, казался ещё более жестоким.

Неожиданно Пламень встал как вкопанный. Девушка сонно приподнялась и всмотрелась. Впереди было движение. Ей привиделось мерцание, и сердце похолодело. Что это? Голодные глаза волчьей стаи? Блуждающие огоньки? Но страх, всколыхнувшийся в душе Гнеды на мгновение, снова сменился безразличием. Они не могли бы убежать при всём желании. Два обессиленных существа, оставленные на расправу чужой воле.

Гнеда не отрывала взгляда от мелькающего света, чувствуя, как остатки самообладания покидают её с каждым выдохом. Сейчас Пламень просто ляжет, и она не сможет сдвинуть его с места. Но, к удивлению девушки, конь навострил уши и всхрапнул. Не от испуга, а так, как делал, когда приветствовал её в конюшне.

Белый светлячок приближался, подрагивая между ветками, и прищурившись, Гнеда поняла, что это был огонь. Облегчение прокатилось волной по всему телу, принося призрак тепла.

Её искали.

Её нашли.