Пташка

18. В лесной избушке.

Гнеда собралась с силами и двинулась вперёд, но ноги налились тяжестью, и шаги давались с трудом. Она шла медленно, чуть расставив руки, будто пытаясь ухватиться за невидимую опору. Разбойник лежал, вперив невидящие глаза в небо, и в них отражались лишь безмятежно плывущие в молочной синеве облака. Значит, неправда. В зрачках мертвеца не застывает навечно лицо убийцы.

Гнеда нагнулась и вынула ушедший почти по рукоять нож, постаравшись не коснуться тела. Рубашка вокруг раны тут же обильно увлажнилась тёмно-бурым.

Кровь. Это кровь. Отрицать бесполезно. Можно обмануть глаза, но запах.… Нет, его не спутаешь ни с чем. Запах боли и смерти, что окутывал дворы во время осеннего забоя скота. Гнеда всегда старалась уходить в эту пору подальше из деревни. Она была не из тех, кто спокойно мог отрубить голову петуху или хотя бы равнодушно взирать на это зрелище. Но то было раньше.

Очи заволокло, запах стал нестерпим, и больно защемило виски. Девушка осела на колени, опираясь на клинок, плавно вдавившийся в землю. Нутро выворачивало наизнанку.

Людская природа отвергает убийство, мечется, не приемлет его, пытается защититься. Гнеда стояла на карачках и, содрогаясь, цеплялась за траву, не в силах совладать со своим естеством, низвергавшим потоки слёз, соплей и желчи. То, что ей пришлось совершить, не укладывалось в голове. Гнеда безостановочно тряслась, а горло и уже пустой живот всё сводило мучительной судорогой.

Фиргалл. Нужно было проверить его. Лишь эта мысль позволила Гнеде кое-как справиться с собой. Вытершись рукавом, она не без усилий поднялась. Побывав в почве, лезвие стало почти чистым, и девушка не глядя засунула его в ножны. Пошатываясь, она вновь склонилась над трупом.

Его стан окольцовывал пояс сида, и от этого вида защемило сердце. Понадобилось время, чтобы расстегнуть пряжку. Пальцы непослушно прыгали по серебру, соскальзывая на мягкий, ещё тёплый живот. Снова накатывали приступы тошноты, но желудок, лишённый всякого содержимого, только корчился.

Теперь самое страшное. Фиргалл.

Сделав несколько глубоких вдохов, Гнеда подошла.

Он лежал, беспомощно раскинув руки и ноги, распоясанный, без плаща. На сильных, красивых руках не осталось драгоценных запястий, с рукавов и груди была содрана богатая расшивка. Без перстней пальцы выглядели голыми. Убийца не оставил на Фиргалле и мягких сафьяновых сапог. Из груди сида уродливо и неуместно торчала стрела.

— Фиргалл! — не выдержала девушка и упала лицом ему в подмышку, заходясь в рыданиях.

Что же делать? Фиргалл — сильный, непобедимый, мудрый — лежал распластанный в последнем беззащитном движении, лишённый знаков родового и воинского достоинства, осквернённый руками каких-то проходимцев. Небо, где же справедливость?! Как ей теперь смотреть в глаза Айфэ, как объяснить, что сама осталась в живых, а его отец…

Тело сида ещё отдавало тепло и знакомый, родной запах. Его лицо казалось чуть бледнее обычного. Брови спокойно парили над закрытыми глазами. Можно было подумать, что Фиргалл просто спал.

Девушка погладила его по мягким льняным волосам. Она убрала руку, смутившись непозволительного в обычной жизни движения, и положила её на грудь рядом с раной. Стрела разворотила кожу, но, видимо, не вошла далеко. Вдруг под пальцами что-то дрогнуло. Слабо, едва уловимо. Гнеда замерла, держа трясущуюся руку над телом опекуна. Верно, ей лишь почудилось. Набравшись храбрости, она снова коснулась потемневшего от крови сукна, под которым вопреки здравому смыслу теплилась искорка. Нет, должно быть, это её собственное сердце отзывалось в кончике перста.

Девушка торопливо приложила ухо к груди Фиргалла. Мгновение, ещё одно. Глухо, откуда-то издалека до неё донеслось слабое и едва различимое заветное «тук-тук». Один, два, три, четыре, пять.… Тук-тук. Один, два, три, четы…Тук-тук.

— Жив! Жив! — закричала Гнеда, оглашая опушку радостной вестью. — Фиргалл, миленький, только держись!

Лихорадочно вспоминая заветы сида о том, что делать, если ранили в бою, Гнеда быстро огляделась. Сперва она как могла коротко обломила стрелу, чтобы та не мешала. Вытащить наконечник следовало в безопасном месте, а пока необходимо было запереть кровь. Найдя неподалёку троепутник, она сорвала несколько крупных листьев и осталась лишь в верхней, побуревшей от болотной грязи рубашке. Снятую же исподнюю сорочку девушка разорвала на несколько широких полос. Она бережно задрала одежду наставника и приложила к ране траву, а на неё — смотанный кусок ткани с ворота, покрытый алыми знаками. Узоры берегли душу человека, держали её во плоти, поэтому матери с таким усердием покрывали шитьём все места, где тело выходило из-под защиты рубашки. Гнеда сама украшала свою исподницу да и не была особенной искусницей, однако нынче истово просила силы Земли и Неба о защите для Фиргалла.

Девушка перевязала его оставшимися полосами, пропуская их вокруг туловища сида, стараясь не тревожить обрубок стрелы. Закрепив непослушными пальцами узелок, она осторожно опустила рубаху и огляделась. Нужно было разыскать лекаря или любую помощь, но где их взять посреди леса?

Гнеда вспомнила о вещах Фиргалла. Последнее, чем ей хотелось заниматься, это обшаривать начавший околевать труп, но выбора не оставалось. Девушка присела на корточки перед мертвецом и брезгливо откинула полу плаща, скрывавшую перевязь налучья. Оружие поверженного врага принадлежит победителю. Не возьмёшь ты, обязательно возьмёт другой, и кто поручится, что не использует против тебя самого. Гнеда расправилась с застёжкой и вытянула перекидной ремень с луком, затем отцепила колчан, откуда хищно торчали красные и чёрные хвосты стрел.

Стеклянные глаза не мигая пялились в небо. Зубы свело оскоминой, и девушка накинула полотнище на лицо разбойника. Выдохнув, она продолжила. На его поясе висела пухлая, вместительная на вид калита. Гнеда вытащила нож и срезала её, не тратя времени на расстёгивание замочка. Сумка была добротная, сшитая из хорошей кожи, пообтёртая временем и долгой службой. Девушка распустила завязки и вытряхнула содержимое на землю. Первыми вниз спорхнули откромсанные куски золотой сидовой вышивки, которые Гнеда сразу спрятала за пазуху. Звякнули монеты — несколько блестящих, остальные замусоленные, с неровными краями и едва различимым рисунком. Огниво с кремнём, пучок верёвки. Девушка съёжилась, заметив нанизанные на ниточку девичьи перстеньки, десятка два, не меньше. Нет, она не собиралась даже думать о судьбе этих украшений и их хозяек. Маленький скудельный пузырёк с плотно притёртой пробкой. Несколько щепок, небольшая деревянная ложка. По обтёсанной гладкой ручке сверху вниз текли залесские буквы, процарапанные не совсем уверенной рукой: «брата хлебалка».

— Нет больше у тебя брата, — тихо сказала Гнеда неизвестному ложечнику и вздохнула.

Она сгребла всю кучу и запихнула обратно в кошель. Вернувшись к трупу, девушка присела и засучила ему рукава. На исполосованной рубцами кисти красовались снятые с Фиргалла запястья. Морщась от то и дело подкатывающих приступов дурноты, Гнеда с усилием стянула украшения, а затем выудила с шеи убитого длинную верёвку, на которой позвякивали кольца сида. Она махнула клинком, ловя ладонью посыпавшиеся перстни. Кажется, всё.

Девушка подошла к лошадям, которые боязливо поджимали уши и беспокойно переступали на месте. Из дорожной сумы Фиргалла торчал его скомканный плащ. Гнеда заглянула внутрь — сапоги тоже нашли себе место в хозяйской котомке. К седлу был привязан и Солес, меч сида. Девушка прошлась рукой по ножнам и вымученно улыбнулась. Цел меч, цел и Фиргалл. Осталось только выбраться отсюда и найти подмогу.

Она сгребла остатки своей изодранной сорочки и сложила в перемётную суму. Налучие с тулом Гнеда подвесила к седлу Ска. Девушка затянула подпруги, поправила свою одежду, надёжно застегнув плащ, и надела шапку, скрывавшую волосы. Она отцепила повод Пламеня и приладила к железку длинную верёвку. Наконец, Гнеда подвела Ска к Фиргаллу и заставила припасть на землю. Кажется, конь только этого и ждал, уже давно с волнением поглядывая умными глазами на неподвижно лежащего хозяина, и послушно опустился рядом. Осторожно поднырнув под левую руку сида, Гнеда обхватила его стан и попыталась подтащить к Ска. Девушка не ожидала, что Фиргалл окажется таким тяжёлым. Все её попытки как можно меньше тревожить рану провалились, пока она дёргала и волокла безжизненное тело. Кое-как водрузив его в седло, она неловко устроилась сзади на крупе, не выпуская из рук туловище сида. Девушка подняла коня, надавив на его бока. Подъехав к Пламеню, Гнеда схватилась за приготовленную верёвку. Двигаться было неудобно, но ничего иного не оставалось.

Впервые Гнеда подумала о том, кем были лихоимцы. Ведь они откуда-то пришли. Были это случайные разбойники или же нарочно подосланные люди Финтана? Имелись ли у них сообщники неподалёку? Гадать можно было сколько угодно, но девушка твёрдо знала лишь одно: если ей не найти в ближайшее время помощь, Фиргалл умрёт.

Опушка снова сменилась лесом, но, к счастью, это был уже не холодный зловещий ельник. На почтительном расстоянии друг от друга тут росли статные сосны. Душисто пахло смолой, а уходящие ввысь янтарные стволы несмотря на затянувшееся облаками небо заставляли думать, что меж деревьев гуляют солнечные лучи. Внизу расстилались нескончаемые черничники, но девушке было не до ягод. Тропы толком не существовало, и обе лошади неохотно плелись, не чувствуя впереди цели.

Тело Фиргалла с каждой пройденной верстой становилось всё более обременительной ношей, жжение в бедре усиливалось. Промокшая на болоте одежда не только не высыхала, но и воровала последнее тепло. Гнеду мелко потряхивало, а сознание становилось всё более спутанным, и девушка подозревала начинающуюся лихорадку. Она уже давно не правила Ска, будучи даже не в состоянии отдать должное смышлёному животному, непостижимым образом сознававшему, что от него зависели жизни двух беспомощно болтающихся на его спине людей.

Мысли замедляли свой бег, загустевая, словно кисель. Сид делался всё холоднее, его повязка насквозь пропиталась кровью. Гнеда даже не могла быть уверена в том, что Фиргалл ещё жив, но это уже не трогало её. Хотелось лишь спать, и борьба с веками, норовящими смежиться, отнимала последние усилия.

По лесу пробежала быстрая тень. Гнеда поняла это с опозданием, но всё же поняла. Ска остановился.

Что-то произошло.

В ушах застряла невыносимая тишина.

Девушка покачнулась, и преддверие падения отрезвило рассудок. Верные мышцы бёдер и голеней слаженно сработали, сжавшись тисками на лошадиных боках и не позволяя свалиться. Но что всё-таки случилось? Воздух задрожал и ударил в лицо с неожиданной силой.

— Стой!

Слово отчего-то не сразу явило свой смысл, поначалу оставаясь нелепым набором звуков. Возможно, она просто отвыкла от залесской речи. И голос — очень низкий, сиплый, когда-то непоправимо сорванный. Она и без того неподвижна, зачем он кричит? И кто — он? Мысли устало и нехотя закопошились, толкаясь и выпихивая друг друга, пытаясь выстроиться в привычный порядок, словно поднятые по ночной тревоге сонные вояки.

Гнеда напряглась, насколько это было возможно. Расплывчатый образ перед глазами медленно приобретал различимые очертания. От дерева напротив отделилось нечто, из невнятного бурого мазка собравшееся в единое целое, и девушка увидела человека. В сразу же слегка прояснившейся голове родилась первая здравая дума за последнее время – выхватить оружие. Но обе руки оказались заняты, да и потом, что сделаешь против детины, стоящего в какой-нибудь дюжине шагов и держащего тебя на прицеле огромного лука?

— Эй, ты что, оглох? — совсем не приветливо прохрипел человек, добавив в конце ругательство, предназначавшееся явно не для женских ушей.

Гнеда молча смотрела на него, подмечая, что одет он был примерно, как те двое. А в руках — большой лук, где ладно лежала стрела, плотоядно поблёскивавшая острым наконечником. За то время, пока незнакомец продолжал держать натянутую тетиву, у Гнеды давно бы отсохли руки. Да что руки, ей вряд ли под силу было бы вообще отвести её. А этот – ничего, спокоен, не шелохнется. От человека веяло мрачной уверенностью и холодным презрением к жизни, чужой ли, своей ли. Стрелец не спускал с лица девушки глаз, спрятанных под нависшими щетинистыми бровями. Помедлив, он вдруг не спеша опустил оружие и, отточенным движением, не глядя, сунул не пригодившуюся стрелу в колчан. Размеренными шагами безо всякой опаски подошёл почти вплотную. Наконец разглядел, что всей угрозы-то — два калеки.

Его волосы, остриженные чуть выше плеч, непонятного полинявшего цвета, видимо, бывшие когда-то кудрявыми, а теперь походившие на пеньку, лежали под опушённой белкой шапкой. Короткая окладистая борода открывала выпирающий кадык. В левом ухе торчало увесистое кольцо. Нос с горбинкой, кажется, оттого что был не раз сломан. Облачение чужака составляла смурая рубаха и толстая безрукавка мехом вовнутрь. Его кожа отливала медью то ли от загара, то ли от редкого мытья. Стать человека нельзя было назвать могучей, но он был жилистым и поджарым. На поясе висел нож раза в два больше, чем тот, что убрал его собрата по оружию.

Кто бы он ни был, коль уж Гнеда могла всё ещё размышлять об этом, а не лежала на сырой земле со стрелой в груди, надежда затеплилась в ней слабым огоньком.

— Погоди убивать, успеешь ещё, — осипшим голосом как можно громче произнесла девушка.

Бородач испытующе глянул ей в лицо и, ничего не говоря, взял лошадей под уздцы, повернулся спиной и зашагал вперёд. Гнеда неслышно выдохнула и обняла Фиргалла освободившейся рукой. Его сердце упрямо продолжало отстукивать глухой, медленный ход.

***

Дом, представлявший довольно грубый сруб с несколькими волоковыми оконцами, прятался в укромном уголке леса, окружённый приземистыми ёлками. Единственное красное окно было прикрыто голыми ставнями, лишёнными даже простейшего узора. Ни плетня, ни двора, ни собаки. Обитатель сего места явно не сильно беспокоился о возможном вторжении в свои владения. Настолько уверен в себе или совсем не дорожит собственной шкурой? А, может, опасаться некого оттого, что самого стоило обходить стороной за версту?

Гнеда никогда не имела случая удостовериться, как должно выглядеть пристанище разбойников, но всегда представляла его примерно так. Может, чуточку просторнее.

Хозяин тем временем привязал лошадей и только теперь оглянулся на своих невольных гостей. Сколько девушка ни всматривалась в его лицо, пытаясь угадать намерения, у неё ничего не выходило. Смерив Фиргалла и её долгим взглядом, он с досадой цокнул языком, проворчав что-то неразборчивое себе под нос.

— Давай, — приказал он Гнеде, протягивая руки, чтобы принять сида.

Она осторожно и не сразу разжала ставшие непослушными пальцы. Человек проворно подхватил бесчувственного Фиргалла, на удивление легко справившись с его тяжестью, и поспешил к дому, скрывшись в заранее распахнутой двери. Девушке казалось, что её тело стало совсем невесомым. Обе ладони, измазанные запёкшейся кровью, сиротливо лежали на бёдрах, вдруг оказавшись ненужными.

Незнакомец вынырнул из избы. Дверь была много ниже его роста, так что хозяину приходилось нагибаться, утягивая голову в плечи, чтобы не задеть притолоку. Теперь он простирал руки, чтобы спустить на землю Гнеду, очевидно полагая, что она не в состоянии сделать это самостоятельно.

— Ну! – нетерпеливо понукнул чужак, тряхнув кистями, видя, что его, кажется, даже не понимают.

Гнеда потянулась навстречу, намереваясь лишь опереться, но тут, наконец, тело отказало ей, и девушка тяжело повалилась вниз. Человек ловко поймал её, перехватив за пояс. Оказавшись в неожиданных объятиях, Гнеда, повинуясь безотчётному порыву, быстро и недружелюбно высвободилась. Хозяин избы был на голову выше девушки и смотрел какое-то время, нахмурившись. Затем, хмыкнув, он развернулся и направился в дом. Гнеда проводила его угрюмую спину не уступающим по мрачности взглядом и сделала шаг. Он оказался первым и последним, так как всю её с ног до головы пронзила внезапная боль, в висках зашумело звуком воды, накатившей на гальку, а в глаза изнутри кто-то словно плеснул чернил. Последнее, что слышала девушка, был глухой шлепок её поваленного наземь тела.

***

Из-за невидимой завесы до слуха доносились разрозненные звуки — шорохи, тяжёлое, натужное дыхание, шёпот и чертыхания. Пахло дымом, гарью, потом, тошнотворными выделениями раненой плоти, травами, хмелем и чужим человеком. Гнеда открыла глаза. Прямо перед собой она увидела сгорбленную спину склонившегося над лавкой человека. Слева стоял светец, в котором торчала горящая лучина, бывшая единственным источником и света, и маломальского тепла. Сама девушка лежала на полу, усыпанном прелой соломой, на медвежьей шкуре, от которой несло кислятиной и затхлостью. Не желая того, Гнеда шевельнулась и издала неприятный кряхтящий звук. Человек, не разгибаясь, кинул на неё быстрый взгляд через плечо и продолжил копошиться. Понадобилось несколько мгновений, чтобы девушка осознала, что копошится незнакомец в теле Фиргалла. Гнеда кинулась к нему, запутавшись в накинутом на ноги плаще и едва не опрокинув стоявший тут же кувшин с водой, но упёрлась в выставленную руку.

— Я почти закончил.

Девушка осела на пол, не отрывая взгляда от сида, ставшего совсем прозрачным в неверном свете. Наконец хозяин дома выпрямился и накрыл своего подопечного какой-то дерюгой с бережностью, немного обнадёжившей Гнеду. Он ещё раз поглядел в лицо больному, а после загасил лучину голыми пальцами. Избу накрыла пепельно-голубоватая темнота, и девушка догадалась, что снаружи занимался рассвет. Незнакомец направился к выходу и, растворив дверь, чуть заметно кивнул головой. Противно засосало под ложечкой, а нутро свернулось в напряжённый холодный ком.

Было ещё по-утреннему туманно и свежо. День задавался непогожий и промозглый, на траве серебрилась холодная роса. Чужак ополаскивался из подвешенного к рябине рукомойника, не обращая никакого внимания на девушку. Она поморщилась, представив, какая студёная там, должно быть, вода. Закончив своё омовение, человек, утершись грязным рушником, удостоил Гнеду взглядом.

— Ну что, — сказал он после продолжительного изучения её лица, — потолкуем?

— Потолкуем, — согласилась девушка, будто имела выбор.

— Кто он тебе?

— Дядя, — коротко ответила Гнеда, не задумываясь.

— Из сидов, не иначе?

Она удивилась прозорливости своего собеседника и, стараясь не выдать своих чувств, промолчала. Чужак усмехнулся, но его глаза оставались колючими.

— Можешь не отвечать, сам вижу. Я ихнего брата за версту чую. Вертячие бобы, — он с оттягом сплюнул в сторону, — терпеть не могу. Высокомерный народец, мнящий о себе невесть что. А ты вот что-то не похожа на белобрысых. Никак вымесок?

— Приёмная, — заставила себя ответить Гнеда, ощущая предательскую сухость во рту. От неё не ускользнуло обращение в женском роде. Но этот вопрос последовал незамедлительно:

— А в портки зачем влезла?

Девушка отвела глаза вниз, лихорадочно соображая. Она была без сознания несколько часов, не меньше, всё это время полностью находясь во власти незнакомца. Ей было страшно даже подумать, как он выяснил, что она не юноша.

— Дядя велел, — откашлявшись, выдавила Гнеда. — Так верхом сподручней да в дороге безопасней.

К облегчению Гнеды, её собеседник кивнул, вроде бы удовлетворившись объяснением.

— Его так кто?

— На нас напали двое. Сегод… — она спохватилась, — вчера поутру. — Гнеда принуждала себя всё время смотреть ему в глаза. — Один с мечом, другой — стрелец. Дядю сшибли прямо с лошади, видать, из засады. Я успела убежать. — Девушка сглотнула. Лицо собеседника хоть и выражало внимание, Гнеда не могла понять, какое впечатление производят на него её слова. — Мечник кинулся было за мной, да утоп в болоте. А второго я убила.

Брови незнакомца подпрыгнули вверх. Он слегка склонил голову набок, прищурившись, затем почесал бороду и велел:

— Ну-ка, давай сначала и чин чинарём.

Девушке ничего не оставалось, как честно и во всех подробностях поведать о своих злоключениях. Её слушатель внимал прилежно, перебивая иногда вопросами, уточняя что-то для себя. Гнеда не утаила ни одного обстоятельства.

— Поначалу я думала, ты — один из них, — закончила она свой рассказ. По правде говоря, ничто не мешало ей продолжать так считать. Хозяин с удовольствием крякнул, явно позабавившись этой мысли. — Благодарить тебя мне до конца дней, а ведь и имени твоего не знаю.

— Я живу здесь волей своего господина, боярина из Стародуба, — уклончиво объявил он. — А прозываюсь Гореславом. Назовись и ты.

— Люди кличут меня Финд, моего дядю – Фергусом, — без колебаний сообщила девушка. Они загодя договорились с сидом о дорожных именах для ненужных ушей.

Гореслав хмыкнул и ещё раз окинул её с головы до ног взглядом, от которого Гнеде стало не по себе.

— Ладно, — подытожил новый знакомец. — Я не знахарь, но кое-чего в жизни повидал. Промыл там всё, вычистил. Ковырнуло его неглубоко, да вот юшки порядком вытекло. Дядька твой должен покамест поспать. Коли продержится до утра, вжиль пойдёт. Тут уж как боги решат. Проголодаешься, там под ручником каша.

С этими словами он скрылся в доме, чтобы через некоторое время вновь появиться на дворе с сумой через плечо. Не глянув на Гнеду, он бесшумно растворился в зарослях.

Девушка осталась предоставлена самой себе. Первым делом она вернулась к Фиргаллу, всё так же недвижно лежащему на лавке, разве что цвет его лица начал приобретать розоватую тусклость против бывшей прозрачности. Дыхания слышно не было, зато грудь мерно, пусть и едва заметно поднималась. Может, хозяин и вправду понимал что-то во врачевании.

Гнеда осмотрелась. Сруб тесный, но для одного человека, пожалуй, подойдёт. Хотя у Кузнеца, что жил один-одинёшенек, изба была просторная, светлая, с большими окнами, а не с этими щёлками, сквозь которые и понять-то можно лишь день на дворе или ночь. Катбад, хоть никого не боялся, а забор поставил. Не ради защиты, а для порядка, чтобы дать понять и людям, и зверям, да и мало ли кому, кто по земле бродит, что, мол, моё место, а пожаловать захочешь, так испроси сперва позволения. Катбад – крепкий хозяин, и дом такой же. Душа у него открытая и широкая, и жилище соответствующее. Гореслав же вроде и избу выстроил, а будто и не его она — ни забора, ни хозяйства путёвого. Так, четыре стены да кровля.

Помаявшись без дела, девушка, побеждённая своей женской сущностью, принялась устраивать в клети порядок. Натаскала воду из дождевой кадушки во дворе, согнала всю пыль, поскоблила немногочисленные посудины, вымахнула старую, не менянную, кажется, с тех пор как избу срубили солому и раздобыла свежей, неизвестно как оказавшейся за домом, обильно посыпав ею вымытый пол. Шитья почти никакого не нашлось кроме пары обветшалых полотенец. Починив, Гнеда выстирала их. Может, что-то и лежало припрятанным в единственном сундуке, но туда, конечно, она не сунулась. Теперь и Фиргаллу дышать легче станет, да и рукам применение нашлось. Какая-никакая, а благодарность хозяину.

Во дворе девушка тоже как могла, потрудилась. Наломала ивовых прутьев и подмела, сложила дрова в опрятную горку. День клонился к концу, а Гореслав всё не возвращался. Гнеда успела побродить вокруг и насобирать в на ходу сплетённое лукошко черники и грибов.

Когда хозяин, наконец, появился, то нашёл свою гостью у разведённого костра. Завидев его, девушка почти радостно вспорхнула и вынесла из дома горшок каши, куда щедро добавила толчёных орехов и гусиных полотков из их с сидом дорожных припасов. Гореслав сбросил увесистую сумку, набитую мелкой дичью и птицей. Если он и удивился приёму, то виду не подал, усаживаясь на бревно и как должное принимая угощение. Закончив основательную трапезу, во время которой он не проронил ни слова, Гореслав вытер усы и глянул на Гнеду.

— Благодарствую. Стряпаешь ты, я смотрю, как девка, а вот с обидчиками расправляешься не хуже распоследнего головореза.

Девушка даже распрямилась от неожиданности. Так вот, значит, куда он ходил.

— Этому тебя твой дядька научил? Хм, — не дожидаясь ответа, фыркнул он, приглаживая бороду, — ничего себе у вас семейство.

— С таким порядком, какой в ваших лесах деется, по-другому и версты не проедешь с целой головой! – огрызнулась Гнеда, с усилием душа приступ гнева. – Ты на этой земле, мне сдаётся, сидишь, только чтобы в добрых людей луком целить!

Следовало бы попридержать нрав, ведь не окажись Гореславовой сторожки на пути, Фиргалл бы давно с праотцами встретился.

— Нынче такие времена, — на удивление невозмутимо ответил хозяин. — Ходят слухи, будто князю неможется, вот и расползлась всякая нечисть по лесам. Я для своего господина бортничаю и куниц ловлю, не моё это дело, разбойников крутить.

Войгневу неможется? Гнеда нахмурилась, принимая к сведению сказанное.

— А ещё, — продолжал Гореслав, пристально глядя на девушку, — прошёл говорок, что в наших краях проезжает некто, человек из сидов, а с ним – его не то дочь, не то полюбовница. — Он прищурился, растягивая в улыбке рот и показывая желтоватые зубы. — Так вот, люди эти не простые, а крепко перешедшие кому-то дорогу, и за их поимку можно получить награду. — Гнеда изо всех сил старалась сохранять спокойствие, выдерживая его недвусмысленный взор, в то же время быстро соображая, успеет ли она выхватить нож, прежде чем будет свёрнута в бараний рог. — И немалую награду.

Гореслав замолчал, с явным удовольствием наслаждаясь действием, которое произвели его слова. Гнеда побледнела, а правая рука безотчётно поползла вверх по бедру, к ножнам.

— Ты ведь лечил моего дядю, — слабо проговорила она севшим голосом. — Что же, за этих сидов живьём дают больше, чем за мёртвых? — попыталась улыбнуться девушка, понимая, что вместо этого выходит оскал. От костра доносилось приятное тепло, но Гнеда чувствовала, как озноб пробирает спину и плечи.

— Охолонись! Я видел, что ты умеешь управляться с ножом, – ухмыльнулся Гореслав, презрительно поводя подбородком в сторону пальцев Гнеды, незаметно добравшихся до чехла.

— Мне не сдюжить против тебя, — озвучила она очевидное, ненавидя себя за беспомощность, а его — за низменное упоение властью, — и нечем отплатить. Всё, что при нас с дядей, ты и сам отберёшь, коли пожелаешь.

— Стал бы я возиться с ним, чтобы потом продать душегубам, — фыркнул Гореслав, и Гнеда немного выдохнула, всё ещё не понимая его побуждений. — Я не собираюсь вас выдавать. Те сиды мне понравились ещё меньше, чем вы, — сказал он, сморщившись. — Ну, будет, не серчай, — добавил он более миролюбиво. — Крепко вы кому-то в горле костью встали, — заметил Гореслав, явно пытаясь вывести собеседницу на откровенность, но Гнеда промолчала, отказываясь удовлетворять его любопытство. Не дождавшись ответа, хозяин в очередной раз хмыкнул. — Почто вас в Лихоманник-то занесло? Вы, чай, оттуда вышли на опушку?

— Путь держали в Залесье, шли из-за гор.

— Экого крюка заложили. Кроме дядьки-то кто из родни есть? – неожиданно спросил Гореслав.

— Сирота я. Вот и ем дядин хлеб.

— Не напрасно ешь, — веско заявил он. — Не ты бы, так не сносить вам обоим головы. Он поднялся и сладко, нарочито потянулся всем телом. — Пойду гляну, как болезный. А там и спать пора.

Гнеда лежала на тщательно выбитой ею самой шкуре и с удовлетворением слушала тихое, но размеренное дыхание Фиргалла. Гореслав ушёл ночевать в крохотные, к тому же холодные сени, чтобы, как он выразился, «не красть у хворого здоровья». Девушку била лёгкая дрожь, на которую она перестала обращать внимание, лоб был холодным и липким, и Гнеда знала наверняка, что заболела. Разговор с хозяином выел последние силы, а труднее всего было осознание того, что они с сидом полностью находятся в воле этого не слишком приятного человека с неясными намерениями. Гореслав был не похож на того, кто стал бы бескорыстно помогать заблудшим путникам, тем не менее, наставник мирно спал, да и сама Гнеда пока была цела и невредима. Если бы только Фиргалл выздоровел! Он бы увидел этого человека насквозь. Как бы то ни было, нужно выбираться отсюда. Чем скорее, тем лучше. Зависеть от прихотей другого — хуже не придумаешь.

Гнеда поёжилась, пытаясь удобнее устроиться на жёсткой лежанке. Необходимо было поспать, но лихоманка грызла её, не давая забыться. Подумать ведь, за их головы назначена награда! Значит, Финтан знал об отъезде из поместья. Неужели у него всюду были свои наушники?

Вдруг Гнеду осенила догадка, всё это время витавшая где-то у поверхности сознания. Финд! Фиргалл не просто так разделил их, отправив девушку вперёд. Финд и Гнеда были примерно одного возраста, почему бы ей не сойти за свою госпожу и не выступить приманкой для отвода глаз? Фиргалл нарочно сделал это, бросив чужую жизнь Финтану, словно кусок мяса собакам, чтобы они с Гнедой могли беспрепятственно проскочить следом. Вряд ли сид знал наверняка, что нападение состоится, но подстраховаться на всякий случай было в его духе.

Гнеда закрыла глаза и провела мокрой ладонью по трепещущим векам. Ей не хотелось верить, но в глубине души она знала, что ради достижения цели её наставник был способен и не на такое.

Сколько людей должны пострадать из-за неё и чего ради? Девушка ненавидела Аэда сильнее, чем когда-либо. Проклятый старик со своим никому не нужным княжеством!

Айфэ и Фиргалл уже стали жертвами глупой клятвы сида. Кто теперь, Финд? Гнеда стала угрозой для Твердяты и Катбада, и оставалось лишь надеяться на то, что она вовремя убралась из их жизней. Гнеда, как прокажённая, приносила с собой лишь беду.