Пустоцвет

Глава 19. Спектакль

***

Звучат звонки. Объявлена постановка. Занавес дрогнул.

Сказать, что мои "боевые подруги" обрадовались мне - нагло соврать. От молчаливого закатывания глаз под лоб и кривляния до откровенного смеха, сарказма и открытого высказывания:

- Вы шутите? Да на нее ни у одного не встанет, - гаркнула в сердцах на меня самая смелая.

- На вас встанет - и этого достаточно, - раздраженно рявкнул Науменко и невольно оскалился. - За дело - если не хотите в обезьянник. А там знаете... что с вами будет.

- Мы бы и сами справились - и так пятеро. А эта курица... - кивнула в мою сторону все та же "Резвая Бабочка". - Посмотрите на нее: размалевана, расцацкована... но зажата до одури. Взглянешь - и самой стыдно становится: за свое поведение... и никчемность.

- А ты не смотри на нее, - вклинился Роман. - Твое дело операцию не сорвать и сделать так, чтоб языки этих г**донов развязались.

- А если она запортачит? - вмешалась еще одна "сударыня".

- Не запортачу! - гневно выпалила я, неосознанно от обиды уже надув губы.

Дрожь по телу, все стынет внутри... но мысль о том, что Пахомову грозит черти что, а я из-за своей трусости и слабохарактерности дам сему свершиться, по крайней мере, не попытаюсь предотвратить - хуже всякого ужаса стегала по позвоночнику, доводя до еще большей паники и скрытой истерики.

- Ну смотри, - гаркнула первая. - Если что - я сама тебя там потом вы**у.

Обмерла я, огорошенная; но миг - и сама не поняла, как выдала в ответ сквозь едкий, горький смех:

- Как много людей хотят меня тр**нуть... И всё равно на роль шлюхи не дотягиваю.

- Лизунь, ты чего? - внезапно вставил слово Роман - тут же шаг ближе и ухватил, сжал в своих объятиях. Поцелуй в висок.

- А ты не паясничай, - слышу озлобленный голос выдры.

Но мне уже не до этого: будто кто кислотой облил. Мигом оттолкнула Казанцева и в ужасе уставилась на него:

- Ты чего? - ошарашено.

- Да ничего... - пристыжено тот. Видно, как залился краской. Стыдливо спрятал взор, что так и норовил плясать, метаться от глаз моих к губам и обратно.

- Ром, - шепнула ему на ухо (дабы никто больше не услышал). - Мы же ничего еще не решили. Не надо так, - взмолившись.

Хмыкнул нервически. Смолчал.

- Прости, - тихо. - Но я не могу так сразу.

Вру. Нагло, бесстыже вру - ведь дело даже не в "сразу".

Никогда. Не его. Не его... и ничья больше... кроме Кости.

...пусть даже и в омут с головой. До самого... чертового, непробудного, гибельного дна.

Его, Пахомова, я. И только.

***

- И помни, если что, если даже увезут - по маячку найдем тебя и заберем. Резких движений головой не делай, - напутствует, словно перед смертельным боем, Казанцев.

- Да, плавненько, плавненько. Нежнее, - раздается иронично-циничное Сальникова.

- Ты-то хоть куда? - гаркнул непонятно откуда (и почему) взявшийся рядом с нами Курасов. - У вас че, спермотоксикоз у всех? Баб давно не видели? Так идите... в фургончик уединитесь сами с собой, а мы подождем, раз так срочно и не в силах держать себя в руках да думать о деле. Девки, между прочим, жизнью рискуют. Эти твари со стволами будут, - рычит серьезно.

И вдруг чей-то смешок тихий.

- Кто там?! - рявкнул вмиг, ошалев, подполковник, заметав взгляды, выискивая смертника. - Я че клоун?!..

- Успокойтесь, Юрий Александрович, - заботливо, успокаивающе прошептал Казанцев (но от улыбки не сдержался); коснулся плеча начальника, отчего тот враз отдернулся раздражительно.

- Завалите мне операцию... или хоть одну из этих... или Цветкову пришьют - а сам вас потом, - гневная жестикуляция (пошлая). - И не смейте шутки шутить. Не только погон не увидите, но и света белого - сам лично за решетку засажу!

***

- Я тебя предупредила, - гаркнула мне на ухо "Резвая Бабочка", когда мы зашли в здание.

Боялась ли я ее? Ни капли.

И даже тот факт, что мы, все шестеро "мотыльков-мормышек", без оружия, - тоже не так смущал. Даже проще местами - меньше угрозы раскрыться.

Однако... целый трехъярусный зал голодных (жадно следящих за каждым твоим движением, действием) зрителей, слушателей пугал не на шутку: вплоть даже балконы забиты и стояли зеваки вдоль стен. Но мало того, при всем при этом, ты должна не только хорошо отыграть суленное лицедейство, но и... благоверного своего выручить.

И будь, что будет... главное, ноги унести.

Не срослось. Сегодня, сейчас...

Делая окончательный, сложный... жуткий выбор, понимала. Как святую истину понимала - обратного пути не будет. Даже если смогу оправдаться, выпутаться. Кто я после всего этого?

Одних - караю, а другого, двуликого, и отнюдь не праведника, - спасаю...

Нет мне прощения. Оправдания. Смысла... и дальше самой себе врать.

***

Поправить платье, глубокий вдох, рисованная улыбка (испуганно выпучив очи) - и переступить через порог.

Тесная, но уютная комната. Шикарный диван полукругом. В центре - стол... что ломился от невероятного количества и разнообразия блюд... и выпивки.

- А вот и подарок! - радостно вскрикнул "Шушваль", разведя руки в стороны (тот самый, чья глупость, жадность нас всех сюда... привела). - За успешное окончание дел! И за удачное начало - нового, более тесного, продуктивного сотрудничества!

Счастливый взор на своих товарищей: пожилого мужчину (в клетчатой рубашке и джинсах - с виду обычный статист, а отнюдь не... криминальный авторитет)... и Пахомова.

Окаменел. Заледенел мой Костя, едва наши взгляды встретились. Тотчас отворачиваюсь, строя непринужденный вид.

- Че, Паха, понравилась какая? Или че завис? - заржал неожиданно Кряков, тот самый... чья шкура для "зрителей" сейчас самая ценна - для них, но не для меня.

Рассмеялся смущенный "Двуликий":

- Да так, - прокашлялся от неловкости. - Все хороши...

- Ну, выбирай. Любую... Ты ж сегодня - важный гость...

- Одну? - иронией залились уста Пахомова.

Заржал Андрей Васильевич и тотчас выдал:

- Да хоть всех! Осилишь?

- Не, ну всех... мне совесть не позволит, - загоготал Константин.

- Совесть... или что другое? - ухмыльнулся Мужчина.

Скривился, паясничая, "герой":

- С голубыми "феями"... именно только совесть.

Рассмеялся (осмелился на дерзость) наконец-то и Шушваль:

- Да что их выбирать? Все красавицы! - в момент ухватил ближайших двух и повалил на себя. Захихикали барышни, тотчас принявшись уже обнимать, услащать своего кавалера. За ним прилежно свторил и Пахомов: сцапал обеих, чужих - не меня...

Сердце загрохотало, застучало тяжело в груди, будто в большой барабан забил шаман.

Забыла я, как дышать. Стою, распятая, жадно округлив очи.

Секунды - и вдруг ухватил меня Кряков за кисть, силой потянул на себя, заботливо усадил на колени. Откровенно, пошло сжал за талию, протискиваясь к груди.

Дерзкая ухмылка:

- А ты чего такая скромная?

Рдею, невольно отвожу взгляд.

- Зато я смелая, - нервически сглотнув слюну, влет принялась с напором ласкать, заманивать в свои сети моя "компаньонка". Резво устремляю на нее взор, дабы убедится не менее ужасному прозрению: "Резвая Бабочка", именно она, и никто иной, досталась мне в пару.

Ухмыльнулся довольно Мужчина, хотя на поцелуи не ответил - лишь позволил дарить ему ласку, лобзая шею, ухо, гладить ему грудь.

- Слушай, Костян, - игнорирует Васильевич сладострастия натиск. Уставился на Пахомова.

Поддаюсь, ведусь - осмеливаюсь перевести очи на своего "изувера" и я.

Вынужденно оторвался от губ пылкой "мормышки" Герой и обходительно устремил взгляд на товарища (меня же даже и на миг не полосонув):

- М-м? Че? - лениво, неохотно.

- Так че там по твоим ребятам из Поляндии?

Хмыкнул Пахомов. Но мгновение взор его дрогнул, уставился на руку одной из куриц, что уже нагло расстегнула на нем рубашку и нырнула к голому торсу.

И снова глаза в глаза с Кряковым:

- Андрюх, честно... уже пьяные, дурные... И вон девочки... уже мозг слили непонятно куда. Давай завтра, с утра? По свободе? И без лишних ушей.

- Это я-то лишний? - в момент недовольно отозвался Шушваль, причмокивая, отходя, видимо, от своих недавних засосов.

Заржал Костя:

- Ой, а тебе... лишь бы жертву из себя состроить и подвох где поискать. Я к тому... - на мгновение зажмурился (не сразу заметила я, как эта курва уже добралась до его брюк). - Что дела надо решать... в деловой обстановке... - вмиг изнеможенно застонал. Разворот, и, расплываясь в счастливой улыбке, прилип коротким поцелуем к губам "Жрице страсти" своими. - Да, зай?

Лезвием по сердцу...

Болезненно, как от огня убегая, в момент увела очи я в сторону. Невольно скользнула взглядом по лицу Бабочки. Не сразу сообразила, что та пытается мне мимикой что-то сказать.

Глаза в глаза: косит, метает взор на Крякова.

Несмело, едва заметно качаю я отрицательно головой - а в груди аж запекло, мышцы сжались от страха и отвращения.

Не думала... ни единой секунды не мыслила, что может так оказаться... что не в Его, не в Костиных объятиях окажусь.

- Че там, девочки? - заметил странную нашу перепалку взоров Мужчина.

- Да ничего, - игриво захихикала Компаньонка и тотчас впилась жарким поцелуем ему в губы. Ответил - запойным, требовательный, развратным.

И вдруг движение - тотчас сжал меня сильно за бедро этот ублюдок, проникнув под платье, отчего невольно вскрикнула я.

Отчаянный, молящий взор на Пахомова - а тот уже тонул в омуте двух девиц, что умело... всеми своими талантами норовили доставить ему удовольствие, единственно что, не пресекая черту, за которой все это превратилось бы в открытую оргию.

Но неожиданно перемены - стаскивает, сваливает меня (испуганную) с себя Кряков, усаживая рядом на диване - и даже не удостаивая взглядом, на ощупь живо хватает за затылок и напором, силой начинает склонять меня к своим чреслам. Взорвался ужас, зарезало осколками меня всю изнутри, кромсая сознание самым нещадным образом.

- Нет! - испуганно выпалила я, когда его власть уже стала явной, а предложение перешло в откровенный приказ.

Вздрогнул. Зашевелились, зашуршали и остальные.

Ошарашенный, удивленный взор на меня Андрея Васильевича:

- Что значит "нет"? - холодное, мерное, будто дуло в затылок.

"С*КА! - враз послышался в моем наушнике крик Науменко. - Я САМ ТЕБЯ ЗАВАЛЮ, ТВАРЬ! ДЕЛАЙ, ЧТО ВЕЛИТ! ИЛИ *** ТЫ ТУДА ПОПИ***ВАЛА?!"

Окаменела я, прозревшая. Сверлю, онемев, Крякова смоляные очи... и тихо молю о пощаде.

***

Как так? Что это?!

Пахомов, как ты смог?! ПОСЛЕ ВСЕГО?!

Виновато опускаю глаза (а взглянуть на своего предателя не отваживаюсь, и не смею).

- Да новенькая она просто, - грохотом раздался спасительный голос Бабочки. - Стесняется... при всех.

Коротко рассмеялся Мужчина.

- Ну, пошли наедине, - еще больше огорошивает меня, отчего в момент устремляю на него очи.

Долгие, жгучие мгновения схватки взоров - и решаюсь, тихо... сама с себя мысленно не только содрав погоны, но и расстреляв заодно:

- Я не по этой части...

- А по какой? - заржал коротко, недоверчиво Кряков, явно уже чуя неладное.

Метнула я болезненный взгляд на Бабочку, моля об очередной порции ее мудрого спасения.

Ледяное, распятое, полное ужаса и горечи выражение ее лица:

- Да зачем тебе она? - отзывается наконец-то девушка. - У тебя есть я... и согласна на всё.

- Прям на всё? - ядовито захохотал Мужчина, переведя на нее взор. А физиономию его так и распял пошлый интерес и коварный план, малюя жгучие, развратные соблазны.

- Слушай, а я передумал, - вдруг гаркнул, прозвучал Его голос, будто гром... пронзительный и уничтожающий, разрывающий небеса - и дарящий "праведным грешникам" прощение... молнией рубя насквозь. Пахомов.

- Насчет чего? - угрюмо Кряков.

- Отдай мне ее, - вмиг звучит елейное.

Перевожу очи на Костю.

Колкий, едкий взор, а на губах - не меньше растеклось раскаленного яда.

- Все-таки на троих решился? - загоготал Мужчина.

- Нет, - ухмылка. - Мне одной... люблю портить невинное, - лукаво, бесом оскалился.

Да так искренне... что вмиг жуть запекла у меня в груди.

- А, ну если так... Ох, уж эти... наши "слабости".

- Ненавижу лгунов, - гаркнул внезапно, озлобленно скривившись. - Шлюха - и скромная, - едко, презрительно улыбнулся. - Пришла - значит исполняй, - дерзостное мне в очи.

- Ну, у нас... тоже есть принципы, - тихим, напуганным голосом, взволнованно прошептана вдруг Бабочка. - Просто... она еще не готова. Со временем раскроется.

- Вот я ей и помогу, - желчное. Резвое движение - и тотчас кинулся ко мне.

Вмиг ухватил за волосы - и дернул на себя - свалилась я на пол, дико завизжав. На глаза проступили слезы.

- Поднялась, с*ка! - жуткое, убийственное, омерзительное.

Еще рывок - и тотчас подчиняюсь.

Заломил руку за спину... до боли, до хруста. Повел на выход.

В последний миг, через плечо:

- Свяжемся. А, Маза, тебе респект, давно у меня таких девочек не было.

***

Силой пиная, местами едва не волоча за собой по коридору, то и дело, что нарочно причиняя мне боль.

Еще миг - и, едва створки лифта открылись, как тотчас толкнул в кабину.

Кубарем полетела - благо, места мало... так и плюхнулась на стену, сильно ударившись головой.

Выровнялась на ногах.

Несмелый разворот, попытка взглянуть демону в очи:

- Костя... - испуганное.

- МОЛЧАТЬ, С*КА! - громыханием.

Оцепенела я вся внутри. А снаружи - конечности начинают свой истерики пляс.

Еще миг - и пиликнула система, оповещая о прибытии. Враз ухватил меня сзади за шею - и, слегка нагнув вперед, опять повел по коридору.

Нужный номер. Живо открыл пластиковым ключом дверь - и зашвырнул меня внутрь, словно тряпичную куклу - грохнулась я на кровать.

И снова по моим щекам слезы, вторя прозрению.

Вот ты какой. ВОТ! Вот твой истинный второй лик... который в пору только ненавидеть!

- ВСТАЛА! - мерзостное раздалось надо мной.

Подчиняюсь.

- Костя, пожалуйста... - болезненным шепотом.

- РАЗДЕЛАСЬ! - презрительно.

- Что? - оторопела. Не могу поверить услышанному.

Неужели? НЕУЖЕЛИ ВСЁ ЭТО - ПРАВДА?

- Не надо, пожалуйста.

Шумный вздох, не то оскалившись от злости, не то скривившись от отвращения.

Ловкое движение - и вдруг из-за пояса достал ствол.

Дуло тотчас прикипело ко мне:

- ТРЯПКИ НА**Й!

Нервически сглотнула слюну. Жуткие за и против....

Растоптана, растерзана, унижена... тобою убита. Уже - убита.

И как далеко ты зайдешь? Хочу я видеть всё. Полностью. Целиком - чтоб знать... за что тебя ненавидеть всем сердцем, всей душой - и жизнь оставшуюся, если она у меня будет, посвятит тому... чтобы тебя изничтожить. Разоблачить - и стереть... с лица земли.

А затем... и самой уйти за тобою.

Поддаюсь... неловкие, натяжные движения - и сбрасываю с себя платье.

Стою, мнусь, невольно прикрывая себя полунагую.

- И белье, - сдержано.

Секунды перепалки взглядов - и вновь резонное. Если и ослабил перед этим хватку, то снова пистолет смело прикипел ко мне своей уничтожающей бездной.

...покоряюсь.

Шаги его ближе - и буквально едва ли не силой, грубо, болезненно сорвал с меня сережки - швырнул на стол.

- В душ.

И снова взмах оружия.

Устремляюсь в указанном направлении, стыдливо прикрывая руками свою голую грудь.

- А не проще... сразу меня убить? - шепчу испуганно.

Не смотрю на супостата.

Залезла в кабинку (широкую, даже как для двоих; с разными странными приспособлениями и подставками).

- Воду включай, - рычит терзатель.

Дрожащей рукой тянусь к рычагу. Выполняю завет.

Шорох за моей спиной, но недолго.

Забрался ко мне.

Силой за плечи - и к себе лицом.

Прячу взор. Не хочу видеть тех серо-голубых озер, что так безумно любила... а сейчас мне за искры палача.

Но еще скольжение взгляда - и прозреваю.

Он. Пахомов был в одежде. Только обувь снял.

- Это всё? - внезапно... тихое, сдержанное.

Испуганно роняю взор в его омуты, но тут же осекаюсь.

- Ты о чем?

- Ты знаешь, о чем я.

Жгучая пауза за и против. Размышлений, поисков ответов.

Продолжил, не дожидавшись участия:

- Я не хочу тебе делать больно. Давай добровольно.

Трусливо, удивленно, а все же осмеливаюсь посмотреть в глаза.

Протянул руку, выставив ладонь:

- Жду.

И будто прозрение звучит у меня в ухе:

"Они травонули Крякова. Сейчас запоет. Держись, Лиз. Я скоро буду" - слышу, узнаю голос Казанцева.

Мигом дернулась. Глупые попытки - вытащить, выбить микрогарнитуру из ушной раковины.

- Стой, - резво хватает меня за руку, пресекая. Нырнул в карман и достал связку ключей. Не увидела как и чем, но вытащил и тотчас зажал прибор в кулаке.

Шаги из ванной в комнату - положил на тумбу и в момент накрыл сверху устройство бокалом.

Влет ход ко мне, запирая за собой дверь. И снова вплотную. Сильнее сделать поток, шум воды - взор мне в очи требовательно:

- А теперь слушаю, - сдержанно. Привычным, теплым голосом.

...будто и не он только что меня волочил, словно мерзость, рядом с собой, не он на мушке пистолета держал. Перемены еще сильнее полосонули изнутри. Запекли слезы в горле.

Кто же ты такой? Какой ты на самом деле? КОСТЯ!

- Лиза! Время тикает, - раздраженно рыкнул. А дыхание обдает мои губы.

Жалящим шепотом.

Момент - и, вырываясь из плена его тепла, сводящего с ума аромата, сумасбродной близости, вырываясь из страха и непонимания прострации, торопливо, тихо забормотала:

- Операция. Все наши тут. На Мазаева вышли. Крякова хотят взять... и тебя заодно, если удастся вас разболтать. Но у них препарат какой-то... подсыпали. Костя, как ты мог? - взмолилась я на него, давясь горечью... вновь уступая глупым, слепым чувствам. - Еще и трубку не берешь! Я тебе звонила! А ты ни разу... А ведь хотела предупредить!

Заледенел огорошенный, от изумления выгнув брови. Еще миг - и сдался, проиграл нервам: тревожно заиграл скулами.

Сглотнул скопившуюся слюну.

- Это всё? - вдруг жестоко, холодно, колко.

Запекло у меня в груди, взбунтовалась обида.

- Да... - невнятно.

- Выходы перекрыты?

- Да, все.

Скривился.

Внезапно разворот - и дернулся к двери душевой.

- Костя, стой! - испуганно.

Подчинился. Помедлив, с опаской (будто сейчас я что-то... без меры ужасное могу совершить) обернулся.

Не касаясь глаз. Молчит. Выжидает.

Жутко, до безумия жутко... еще страшнее, нежели когда смерть мне дулом пистолета всматривалась в глаза. Ничего уже не знаю, не понимаю: что, как и... почему. Но чувство, что вот этот миг - миг невозврата. Упущу - и больше никогда... ни за что, ни при каких обстоятельствах мне не вернуть будет мою сказку, моего... Пахомова. Вот тот миг - когда уступи трусости... или сомнениям - и больше ничего в жизни не будет. Пусть демон, пусть двуликий. Но это он - мой единственный, живительный источник... источник кислорода, хоть и губительный... как наркотик, ведущий в рабство и забвение, яд. Тот человек, с которым упиваешься настоящим, искренним счастьем, хоть и болью заодно. Тот, с кем в паре - действительно... живешь, пусть и умирая.

- Прости меня... - выстрелом.

Округлились его очи. Казалось, молнией пронзили мои слова. Позорно утопаю я в его голубых, бездонных океанах, окончательно идя, стремясь на дно.

- За что? - словно скрежет металла. Осиплым голосом: смертник вымаливал пощаду. Виновато, устыжено опускаю взгляд.

Разъедающие душу и плоть секунды сомнений - и самое важное, как на духу.

Глаза в глаза:

- За всё.

Сверлю молитвой.

И вдруг ход Кости: полуоборот меняется на полноценное участие.

Рублю поспешно, резво я и окончательно, разрывая вервие гильотины над своей шеей:

- Я не должна была тебя прогонять... Прости меня... - жгучая пауза, заикаясь, задыхаясь, - прости тупорылую идиотку... Не знаю почему... Не знаю, но ты мне... очень нужен, - испуганно зажмурилась я, давясь болью.

Терзающие, расстрельные мгновения тишины. Жуткого безучастия минуты-вечность... Кровью захлебнулось сердце. Треснула душа. Жжет в груди дыра - начато самосожжение...

Сухим, мертвым шепотом, склоняя голову:

- Я не могу без тебя... - приговариваю я себя на вечные муки: с тобой, или без... тебя, мой беспощадный истязатель.

Застыли на ресницах слезы - предательская дрожь - и потекли гадкие, обличая меня как самое глупое, мерзкое, жалкое, безвольное отныне существо, раба твоего проклятого.

Вдруг рывок, напор, шум - отчего даже дернулась я в испуге. Широко распахнула веки, жадно выпучила глаза - захлебнулась страхом. Нахрапом ухватил меня за шею, проникая, зарываясь пальцами в волосы, невольно причиняя боль, утопил в благодатной хватке мое лицо. Жадный, больной, запойный, грубый поцелуй, будто к самой душе... свою душу хотел втолкнуть. В момент отвечаю, страшась, что доля медлительности, сомнений может лишить меня самого драгоценного...

Невольный натиск - и повалил на стену. Струи горячей воды коснулись нас, помчали по коже... жаля своим палящим зноем: лицо, губы... временами даже прорываясь в рот, едва мы делали рывками вдохи; плечи... грудь, ягодицы - будто вторя блаженным касаниям, ласкам... сладкому блужданию рук Пахомова, что то и дело меня голодно, властно сжимал за плоть, дразня, пробуждая, накаляя потаенные, древние инстинкты, рождая из жажды - страсть.

В момент скользнула я по его торсу, ныряя к лацканам рубашки: стаскиваю, едва не разрываю одежину на нем. Поддается. А затем и вовсе впиваюсь пальцами в бляху его ремня. И пока мой деспот творил свою бесстыдную феерию, доводя меня до протяжных, вожделенных стонов, я вершила свой суд.

И вдруг пиликанье. Тихое, но пронзительное, рвущее пелену в сознании.

Тотчас дрогнул, дернулся от меня Костя.

Резво толкнул в сторону, отчего буквально слетела, рухнула я на пол.

- Они здесь, - прорычал.

- Кто? - растеряно я, шепотом.

Не ответил. Лишь:

- Не вставай! - приказное... - И уши закрой руками.

Зажалась покорно в углу я, подмяв под себя колени. Ладонями исполнила веление, веря своему захватчику: как спасителю, как учителю, как господину...

Притиснулся спиной вплотную к стене Пахомов.

Щелчок замка: за паром, мутным пластиком душевой кабины и не видно... кто, что, сколько.

Но вдруг тихий повторяющийся свист, глухие стуки - и враз дверь изрешетилась - а напротив стена усеялась созвездием дыр, разбивая, кроша плитку. Зажмурилась я жадно, скрутилась сильнее, глупо прячась от режущих, кусающих плоть осколков.

Зажал курок и Пахомов - громогласные, оглушительные выстрелы, разрывая лживую тишину не менее беспощадным... перезвоном клекочущей смерти.