Пустоцвет

Глава 26. Поезд дальнего следования

***

"В смысле, не придешь?!" - раздался крик Николая в телефоне, когда Пахомов выдал обреченно-невероятное.

Машинально, еще сильнее сжал Костя меня в своих объятиях, будто страшась, что отберут. Пристыжено рассмеялся:

- В прямом... - короткий, украдкой поцелуй мне в висок, - разберись, будь добр, сам там: прессани малеха. Узнай, что к чему, че они туда заперлись, что это вообще было. И ментам отдай.

"Ментам?" - удивленно.

- Да. Юрцу. Он знает, что с такими делать.

***

Отбить звонок - и пойти вдоль леса, устремиться по грунтовой дороге в неизвестном мне направлении.

- И далеко мы? - залилась застенчивым смехом я, не выдерживая этой странной, терзающей интриги.

Ухмыльнулся:

- Увидишь, - загадочно.

- КОСТЯ! - вмиг гаркнула я, резко тормозя. Стала как вкопанная. Смело сопротивляюсь его напору, усилию сдвинуть меня с места. Надула (отчасти наигранно) обиженно, возмущенно губы я.

Захохотал:

- Ну, точно малое дитя! Хорошо, - скривился в едкой, но милой ухмылке. - Раз всегда отказывалась ехать ко мне... то к "нам". Идет? Захудалая, неубранная, съемная однокомнатная квартирка "недо-мента", "недо-военного". На первое время, - поспешно добавил, кивнув головой. - Согласна?

Счастливо заулыбалась я, пряча от смущения взор и пунцовея, будто матрешка.

Но миг - и словно прозрела:

- А Анна Федосеевна? - взволнованно выпалила ему в очи.

Скривился сконфужено Костя, закусив губу. Тяжелые размышления - и наконец-то отважился:

- А мы ей потом позвоним... Успокоим и всё объясним. Идет?

- А дела? - ядовито уже издеваюсь, неприкрыто язвя.

Почуял, вкусил... завелся. Коварная улыбка:

- Теперь ты - все мои дела, а остальное - так, глупости.

- А как же... недавняя сорванная операция... и "крысы"?

В момент нахмурился (притворная, хоть и с долей правды, серьезность):

- Я не понял. Ты что, опять отмазываешься?

Усовещено тотчас рассмеялась я, на миг отворачиваясь, увиливая от напора его колкого взгляда:

- Нет.

- Ну вот и всё! - невольно громче обычного; угрюмо. Но затем снова ухмылка: - А то ишь, че завела!..

***

Еще немного - и вышли к железнодорожной станции.

Более того, буквально сразу и прибыл на оную состав, примчал поезд.

Предъявил корочку Пахомов. И, получив одобрение проводницы, едва ли не приглашение, вмиг забрался на ступени; учтиво протянул руку мне мой галантный кавалер:

- Прошу...

- А на авто, не, немодно? - язвлю, откровенно давясь шоком, явно не понимая... зачем, к чему такие усердия. Но поддаюсь - цепляюсь, забираюсь внутрь.

Глаза в глаза. Лица на расстоянии вдоха:

- Как ты там говорила? - прищурился коварно, крепче сжав меня в своих объятиях. - Придет миг - и один из них унесет тебя куда-то далеко-далеко... в новый мир. В твой дом...

- А еще в сказку, - шепчу взволнованно, утопая в прозрении. - Но я не хочу сказку... - в испуге дрогнул мой голос. Замотала лихорадочно головой: - Я хочу тебя... настоящего.

Ухмыльнулся самодовольно.

***

Власть развращает. Обретая возможности, сложно уже противиться искушению использовать их... в своих частных целях.

А потому блистание удостоверением вначале рандеву для участливости местного контингента, денежная "компенсация" ныне - для успокоения души всех собравшихся: и нам в момент заботливо выделили целое купе для полного, приятного уединения.

Закрыть дверь, провернуть барашек замка.

Села у окна.

Костя, на удивление, тоже... напротив. Уперся локтями в стол.

Пристальный, странный, сверлящий, изучающий взгляд обрушил на меня - не выдерживаю, и, давясь улыбкой, заметала я взор по сторонам.

- Что? - сгорая от неловкости. И снова глаза в глаза.

Неожиданно движение - и протянул мне свою ладонь:

- Константин Павлович Пахомов. 1980 года рождения. Сотрудник правоохранительных органов. Майор ФСБ. Хобби нет. Все свое свободное время вкладываю во всю ту же работу. Разведен. Помогаю воспитывать сына: не одной крови, но своего. Из близких еще есть бабушка, Анна Федосеевна Грозовская. Правда, опять-таки... родней приходится не мне, а моему другу - Ваньку, бывшему напарнику. С недавних пор состою в отношениях с гражданкой Цветковой Елизаветой Анатольевной, и у меня серьезные намерения относительно нее... если она не против, - поспешно добавил и ухмыльнулся смущенно.

Рассмеялась я глупо, сконфуженно, окончательно прибитая шоком. Чувствую, как жар подступил к лицу.

Поддаюсь игре.

Пожимаю его руку:

- Елизавета Анатольевна Цветкова, 1986 года рождения. Сотрудник милиции. Пока без звания - и, судя по всему, на том... и закончится, - печально коротко захохотала сама над собой. - До недавних пор работала в школе учителем физкультуры. Замужем не была, хотя... чуть не вляпалась. Детей нет. И нынче - бесплодна, - нервически сглотнула ком горечи, боли. - И, если Вам, Константин Павлович Пахомов, 1980 года рождения, - заливаюсь шаловливой иронией, - я еще интересна... то тут уж, как говорится, я бессильна: а потому - вся Ваша.

Крепко сжал мою ладонь. Вдруг резво вскочил с места и, обогнув стол, тотчас подался ко мне.

Захохотала я звонко от смущения.

Но давление, игра, попытка дразнить зверя - и уже повалил меня на спальную полку, сверху прибивая собой.

Жаркий, запойный поцелуй в губы...

Руками хоть и блуждал по телу, но на что-то откровенное, как обычно доселе, почему-то так и не решался... Еще миг - и вдруг стремительный напор: стащил с меня курку долой - помогаю. Снял и с себя верхнюю одежину. Хотел, было, на соседние сидение закинуть, да мимо: рухнуло все предательски на пол - не реагируем. Резво схватил мое платье за полы - и потащил его вверх, оголяя, обнажая меня перед собой бесстыдно. Сжалась я от смущения.

- А это обязательно? - тихий, робкий мой смех.

- Очень... очень "обязательно", - задумчиво прошептал, жадно изучая взором всё то, что столько времени манило, соблазняло собой, но так и не было доступным.

И снова уложил меня на спину. Голодно припал к груди: распутное блуждание языком, скользя по коже, играя с моими ощущениями, а затем грубый, знойный поцелуй, вбирая в себя, дразня, истязая завоеванный возбужденный сосок, доводя тем самым меня до протяжных вожделенных стонов. Утопил в ладони, сжал деспотично вторую грудь до сладкой боли. Протиснулся, лег между моими бедрами Пахомов - заставляя обвиться вокруг поясницы. Исполняю... всё исполняю - что бы не пожелал... Пробраться и к его закромам: стащить свитер, футболку; расстегнуть брюки; освободить, устранить последние преграды... - участливо ведется мой Костик. И снова шалость, наслаждение... от обоюдных ласк. Мгновения откровений, напряжения, жажды, накала интриги - и ворвался, вошел в меня, взрывая яркими красками небосвод...

***

Костя расселся у окна: облокотившись на стол, подпер рукой подбородок. Задумчиво всматривался вдаль. Я же лежала рядом, умостившись у него на коленях, как на подушке, и нагло томилась в ласках: нежно гладил меня мой "истязатель" по голове, тем самым хоть как-то усмиряя ноющую, пеленой тумана заслоняющую сознание, боль - эхо былых сражений.

- Ты это... - неожиданно раздался Пахомова голос, - только не злись, - тихим, спокойным тоном, будто убаюкивая (хотя не без затаившейся издевки).

- Что там уже? - гаркнула я, не сдержавшись от злости: тревога полосонула меня изнутри. И без того не по себе: до сих пор не верится, что счастье и покой для нас ныне - все же позволительная роскошь. Резво выстрелила взором ему в глаза.

- Мы не в ту сторону едем, - несмело прошептал, заливаясь виноватой улыбкой.

- В смысле? - подскочила я тотчас и забралась ему на колени, а там и вовсе едва не прилипла к стеклу: то лесополоса (золотом усеянная тиара уставших, ко сну приготовившихся, деревьев), то голые поля. Лишь вдали... иногда мелькнет столб, или чей-то автомобиль, али дом островком цивилизации. - С чего взял? - робко.

Тихо рассмеялся:

- По названиям станций понял.

- И чего раньше не сказал? - искренне удивляюсь, устремив взор на своего "негодяя".

- А только сейчас и понял. Я же тебе не навигатор, - ухмыльнулся.

Скривилась виновато, состроив нелепую гримасу:

- И что будем делать?

Явно потешаясь, уступил смеху:

- До города доберемся. А там: такси, маршрутка, автобус - что найдем, то и будет. - И вдруг печаль исказила его уста: - Прости... что затянул нас в дебри.

Враз округлила очи я. Еще миг - и сконфуженно захохотала. Движение - жадно прилипла к своему Костику, уткнувшись носом в шею - крепко сжал в ответ в своих объятиях.

Томно прикрыть веки - вдох; жадно вобрать в себя блаженный аромат, сводящий с ума запах; упиться теплом, трепетной близостью со своим мальчиком:

- Да мне... - помедлила от волнения, - мне, по сути, всё равно... даже если... и не вернемся мы больше никогда домой.

Вмиг грубая попытка Пахомова отстранить меня от себя, заглянуть в глаза - но не поддаюсь. Еще сильнее, усерднее прижимаюсь в ответ.

Вынужденно смиряется. На ухо шепот:

- Ты серьезно?

- Ну да... - короткая пауза. - Я же не зря тебе тогда... уехать за границу предлагала... Лишь бы с тобою рядом. А в остальном - неважно: что, когда и куда. Хоть на край света.

- А родители? - все еще никак не может обуздать свой шок.

- Письмо напишу, - шутливо-искреннее.

Хмыкнул вдруг, но добро так, весело:

- А по телефону... нет?

- Не эпистолярно как-то, - глупо ржу.

- Че-го? - рассмеялся громко, язвительно.

Оторвалась я от Кости. Сползла на сидушку, тут же отвернулась, пряча покрасневшее от смущения лицо. Разлеглась. Голову, как и прежде, своему Пахомову на колени умостила, вот только взглядом уткнулась в живот, принявшись пальцем ковырять пуговицу рубашки.

Решаюсь ответить. Тихо себе под нос:

- И когда в тебе успел умереть романтик?

Жгучая, колкая тишина. И наконец-то:

- Когда ты ушла.

Обмерла я, прибитая правдой. Виновато, еще рачительней спрятала взор, а то и вовсе зажмурилась; закусила губу.

Но еще один шумный, сгорая в стыде, вздох - и нахожу силы и смелость отстоять, не ронять прежнее настроение. Попытка перевести все в шутку:

- Но я же... вернулась.

Пауза - болезненная, рвущая душу на части, вонзаясь раскаленными прутьями в сердце, в сознание - и все же снисходит Костя на ответ:

- И он... потихоньку во мне оживает. Вот, к примеру, в поезд тебя затащить и черти куда увезти - это его проделки, - слышаться нотки смеха, издевки в бархатном баритоне.

Улыбаюсь счастливо (радуюсь, что все же поддался):

- Вот за это... я его и люблю.

Секунды молчания - и вдруг выпаливает:

- За что? - язвительно, хоть и добро, сквозь улыбку. Попытки разглядеть мое лицо, реакцию, но не поддаюсь. Продолжил: - За идиотичность?

Залилась тотчас смехом я. Невольные томные внутренние рассуждения, и отваживаюсь:

- За неординарность... За безумие... За страсть...

- Как бы он потом всем этим бесить не начал, - заржал пристыжено.

И снова рукой коснулся меня, нежно провел по волосам.

Проворачиваюсь.

Глаза в глаза:

- Я верю в нас, - шепчу несмело.

Ухмыльнулся Костя. Смолчал. Сверлит взглядом.

- И в себя, - продолжаю робко. - Что справлюсь...

- С чем? - удивленно.

- С глупостью своей, - конфузливо ухмыляюсь. - Что не позволю себе... наделать из-за нее ошибок.

- И я надеюсь, - миг - и тотчас, гадина, рассмеялся.

- Дура-ак! - обижено (наигранно) протянула я и тут же стукнула его в грудь.

Поймал, схватил мою руку в свою. Короткий поцелуй в ладонь, в тыльную ее часть, и сжал оную крепко:

- Да ладно, - серьезностью налился его голос, а уста искривила горько-сладкая улыбка. - Я тоже... в нас верю. Всё у нас получится. Верно?

Пристально, с вызовом. Схлестнулись взоры:

- Верно, - убежденно констатирую я.

***

И снова замереть, утопая в счастье. Его взор - то на меня, словно вбирая в душу самое ценное, то за окно - задумчиво.

Я же - прикрыла веки и внимала своим мыслям, иногда отвлекаясь на чарующую музыку биения родного сердца...

- А почему Харлей? - не выдержала и все же поддалась своему бесстыжему интересу.

- А? - удивленно. Глаза в глаза. Но миг - и, осознав услышанное, усовещено рассмеялся: - А-а... - скривился, словно шкодник, которого поймали и уличили в содеянном. - Было дело... причем очень давно, - шумный вздох. - Еще Ванёк был жив... друг мой, брат, наставник, напарник... - немного помолчал. А затем продолжил Костя: - Урода одного брали. А он, с*кин сын, ловко нас обставил: мы - в дом, а он - на улицу, на мотик свой - и деру. Мы за ним... как идиоты, на тачке. Шустрый, хитрый: сразу в толпу - и выруливает на проспект в самую пробку. Как ни пыжились мы - а уже едва из виду подонка не теряем. И тут на светофоре - гляжу, такой же лихач стоит - притормозил учтиво, делая поворот. Ну, я и ломанулся к нему. Едва ли не силой отобрал, на ходу объясняя, что "Органы" и что для дела нужно. Рванул за тем упырем... Э-э-э, - устыжено протянул, хохоча; взмахнул рукой. - Че уж там? Молодой, дурной... в башке - черти что: любой ценой хотел взять. Столько тачек по пути убил, и этот... "велосипед" в хлам расквасил - сам едва жив остался: добротно так под фуру влетел. Ублюдок же тот скрылся... А я? А че я? Только проблем наворотил. А потом... еще выяснилось, что мотоцикл, который я угнал, адски дорогим "самокатом" оказался... да еще хозяин - "папенькин сынок", чадо одного олигарха... с*ка, Стасик... как сейчас помню. Че мне было-то!.. - взревел показательно. - Всё отделение ржало. А я в больнице лежу - перебитый весь, загипсованный, перебинтованный - а они меня и отдубасить за произвол не могут. Только на мозги ходили капали... Ну, а потом полковник все замял, зарешал. А вот кликуха осталась, прицепилась... что пиявка. Сначала за глаза, только Ванек решался дразнить в открытую, а потом и остальные - в герои подались. Правда, к тому времени уже привык - потому и не бушевал особо. А Шевелев, так тот вообще, возвел это в мои подпольные "погоняла". Позывной, б***ь. Прости, за грубость. Но реально... бесят, гады... - и снова смущенный смех. - Я же как лучше хотел... кто ж знал, что какой-то невзрачный "двухколесник" может стоить, как квартира...