Пустое сердце Матвея

Матвей. Тринадцатая глава

Ярость покалывала в кончиках пальцев. Растекалась по всему телу с током крови.

Если бы можно было свернуть Марте шею и остаться на свободе — Матвей бы это сделал.

Но ему пришлось лишь максимально невозмутимо процедить:

— Уговорила. Пойду позвоню жене, попрошу прислать справку.

И отойти в сторону, спиной ощущая ее снисходительный взгляд.

Кто-то слишком много о себе возомнил. Пользуется тем, что женщин бить нельзя. Весь их феминизм — про то, чтобы хамить как мужик, но не получать ответку как баба.

В венах кипел ядовитый огонь, горло сжимал невидимый ошейник гнева.

Матвей поднял руку — пальцы дрожали. Сжал их в кулак, глядя как натягиваются напряженные жилы.

Не справился. Не удалось закончить игру так, чтобы почувствовать себя победителем. Он это понимал. Она это понимала.

Раунд за ней.

И это было почти невыносимо.

Резко выдохнув, Матвей достал телефон и нажал на повтор последнего вызова.

Лера не успела ответить даже «Алло», он перебил ее резким:

— И что ты мне не звонишь?

— Ты же сам мне позвонил! — привычно начала оправдываться она. — Что случилось? Я писала тебе, ты не ответил.

— Могла бы и набрать, корона с головы не упадет.

— Тебя это обычно бесит.

— И что? — Матвей со свистом выдохнул сквозь сжатые зубы. — Тебе все равно, что там у меня происходит?

— Нет, я…

— Может, я в аварию попал! Может, я подыхаю на трассе! Кровью истекаю. А ты сообщения пишешь!

— Прости! Все в порядке? — в ее голосе послышалось волнение.

— А может, мне срочно понадобилось утешение от любимой жены? Или я тебе тут вовсю уже изменяю, а телефон случайно включился. Вообще похуй, да?

— Да ебись ты с кем хочешь! — психанула она.

— То есть, похуй… — удовлетворенно сделал вывод он.

— Да! Нет! Матвей! Хватит! — истерические нотки в ее голосе ему нравились. — Во сколько тебя ждать?

— Я вообще не приеду сегодня. Я обиделся.

— Да ты и не собирался небось!

— Ну-ну… — его голос стал жестоко равнодушным. — Хорошо. Считай, как хочешь.

Нажав отбой, он перевел телефон в авиарежим и убрал в карман.

Вытянул перед собой руку. Пальцы больше не дрожали.

Лера наверняка сейчас плачет. Как всегда.

Ее слезы — необходимая плата за усмирение яростного огня в крови.

Когда-то женские слезы буквально разбивали его сердце.

Если мама начинала плакать, он не знал, куда деваться. Хотелось пойти к отцу и ударить за то, что тот так спокоен. Он был готов абсолютно на все, лишь бы она больше не плакала. И клялся себе, что никогда не позволит своей женщине плакать.

Но жизнь оказалась сложнее.

Когда Лера впервые расплакалась, он чуть не свихнулся. Сейчас уже не вспомнить, из-за чего они поссорились, но за прошедшие годы он не смог забыть чувство бессилия, которое испытал тогда. Никакие извинения не помогали. Попытки обнять наталкивались на агрессивный отпор.

Он выбежал из дома и купил на последние деньги самый большой букет, что смог себе позволить. Вернулся… и не смог попасть в квартиру. Дверь была заперта.

Лера рыдала там, за дверью, и кричала, чтобы он уходил. Раз бросил ее, когда ей было так плохо, пусть убирается.

Он не справился. У него не получилось стать сильным мужчиной, который защищает свою женщину от жестокого мира. И это злило — безумно. Только вот на кого он злился, если виновен был только сам?

Она все-таки открыла дверь через час или два.

Все это время он ждал, сидя у двери с дурацкими розами на коленях.

Увидев букет, Лера бросилась ему на шею, просила прощения, снова рыдала.

Поставила цветы в вазу. Извинилась за то, что стало причиной ссоры.

Ластилась к нему, целовалась, не отлипала весь вечер.

Проблема была решена.

Но внутри него остался кратер с выжженной землей, который еще несколько дней тлел, испуская ядовитый дым.

Лера же вела себя так, будто ничего не произошло.

Беззаботно щебетала, лезла с нежностями, кормила чем-то вкусным.

Предлагала посмотреть кино или сходить куда-нибудь погулять.

Это было так странно.

Он вывернулся наизнанку, стараясь ее утешить.

А для нее все прошло без следа.

В следующий раз история повторилась. Ссора, слезы, бессилие.

Цветы.

Дверь она в этот раз не запирала.

Объятия, поцелуи, нежности.

Дымящийся кратер и беззаботное щебетание.

Кроме цветов помогал шоколад.

Красивые сережки. Новые туфли. Обещание больше никогда не общаться с симпатичной коллегой. Обещание больше не возвращаться со встречи с друзьями под утро.

Надо было просто дать ей то, что она хотела — и она переставала плакать.

Так просто.

Слишком просто.

Она могла добиться чего угодно, просто заплакав.

А он часами и днями потом глотал ядовитый дым.

Но и у нее было слабое место. Ее тоже было легко довести до слез.

Нащупать болезненную точку и едва-едва ее задеть. Почти случайно.

Когда он произносил нужную фразу, Лера дергалась, как будто получала реальный, физический удар.

И — разрывалась на куски, словно бумажный японский фонарик.

Неровная прореха в ее душе расползалась, выпуская наружу много-много слез, много слов, много чувств, рассыпающихся разноцветными стеклянными шариками.

Красивыми.

Ему нравились ее эмоции.

И нравилась власть над ней — имеющей власть над ним.

Перевернуть эти качели оказалось так легко! Всего парой фраз.

Естественное мужское желание — власть над женщиной.

В конце концов, разве не этого они все хотят? Чтобы мужчина был сильнее.

Это работало не только с Лерой.

Его власти подчинялась любая женщина.

У всех есть слабые места.

Матвей улыбнулся сам себе и развернулся, возвращаясь под навес.

Марта пила отвергнутый глинтвейн. Уже остывший.

Подняла вопросительный взгляд, когда он подошел.

— В восемь вечера собирается закрытая встреча для топ-менеджеров. Хочу, чтобы ты пошла со мной, — сказал Матвей, забирая с кресла свой испорченный вином свитер.

— Зачем? Я же не топ-менеджер.

— Во-первых, станешь, если проект окажется успешным. Во-вторых, пока пойдешь в качестве моей спутницы.

— А если я откажусь, чем на этот раз будешь шантажировать? — фыркнула она.

Но сейчас у него не было настроения поддерживать ее детсадовский бунт.

— Ничем, — равнодушно ответил Матвей. — Но выбор у тебя небольшой. Или караоке-батл с бухгалтерией, или коктейль-пати со мной.

— Хорошо, — кивнула Марта. — Я пойду.

У нее тоже есть слабые места. У всех есть.