Пустое сердце Матвея

Марта. Двадцать третья глава

За что я люблю дружить с девочками — тебя никогда не бросят в беде.

Вот просто никогда.

Они могут забить на твой день рождения, не поздравить с новым годом, не явиться на свадьбу, проигнорировать рождение ребенка.

Могут договориться поехать вместе в отпуск и отменить все в последнюю секунду.

Могут опоздать на поезд, на самолет или в театр.

Мы все разные — и безалаберные в том числе.

Но если какая-нибудь беда — от помощи придется отбиваться.

Заверять Алису из Иркутска, что со мной все в порядке, не надо срочно брать билеты в Москву. Твердо сообщать Алене, живущей в Черногории, что нет никакой необходимости искать серые схемы по обмену денег, чтобы прислать мне ползарплаты. Орать на Феньку с шестью детьми, кошачьим приютом и хостелом, что мне ее пятьсот рублей погоды не сделают.

Тех, кто далеко, еще можно удержать на расстоянии, хотя все равно потом позвонят курьеры, деловито спрашивая, на какой этаж больницы везти цветы.

Те, кто поближе, прискачут все равно.

Привезут куриный бульон, апельсины, связку розовых шаров, тапочки, три ночнушки, зубную щетку, походный набор посуды, шоколадного дракона и бутылку шампанского.

Хотя просила я только ночнушку.

И только у Симы, отдельно уточнив, что не надо никого волновать моим состоянием.

Но где там…

— Я просто подумала, что ты могла что-нибудь забыть, вот и спросила девочек, что еще нужно в больнице, — оправдывалась она, сидя на краю койки.

— Здесь все есть! — пыталась я убедить их забрать хотя бы посуду. — И еда, кстати, тоже.

— Знаю я эту еду, — отмахнулась Таня, доставая из сумки еще и домашние беляши.

— Шампанское-то зачем!

— Чтобы не грустить! — гордо заявила Эмма, та самая, что принесла шарики.

Не помню, как она попала в нашу компанию в свои двадцать, но кутить умела от души и нас учила.

Может быть, кто-нибудь и слился, не найдя в себе сил на поддержку — но все остальные поучаствовали как могли. На фоне современных мальчиков с их «не болей, а то ругаться буду», смотрелось это все ошеломляюще.

Правда, появлялась новая проблема — как их теперь разогнать. Потому что я не спала всю ночь, а ситуация была не такая уж серьезная, чтобы собирать войска.

Но вот кого я точно не ждала — это Матвея.

А он явился.

Распахнул дверь без стука и воздвигся на пороге, обводя пронзительным взглядом притихшую палату.

Девчонки замолчали и уставились на него во все глаза, даже не пытаясь вести себя вежливо и тактично.

В руках у него был гигантский букет из пары десятков голубых гортензий, занявший собой добрую четверть шестиместной палаты.

Кроме меня тут было еще двое пациенток: вечно спящая старушка и моя ровесница с такой же проблемой, как у меня. Она буквально через пять минут после знакомства влилась в нашу тусовку, так что ей как раз объясняли, как найти наш дружный чатик.

Она тоже разглядывала Матвея с брезгливым интересом, тщательно изучая его дорогой костюм, понтовые ботинки, престижные часы и прочие признаки барского образа жизни.

Он, впрочем, не смущаясь, прошел в центр палаты, огляделся, пытаясь понять, куда можно пристроить цветы. Но свободных мест не было — все тумбочки уже были заняты вазами, банками и обрезанными двухлитровками, в которых стояли букеты.

Пришлось небрежно бросить гортензии на пустую кровать.

Прежде чем повернуться ко мне и внезапно… устроить разнос.

— Почему ты нормально не написала, куда тебя забрали? И трубку не берешь? — с полоборота завелся он. — Почему я должен пол-Москвы на уши поднимать, чтобы найти, куда тебя увезли?

— Потому что я предупредила, что не приду на работу, — загнула я один палец, — Предупредила, когда вернусь, — загнула второй, — И когда выйду отсюда, принесу официальный больничный, — загнула третий. — Все остальное тебя не касается.

Матвей как будто не услышал.

Он резко шагнул к моей кровати, и девчонки невольно расступились, открывая ему вид на мою пострадавшую ногу.

Зрелище, конечно, было то еще — опухшее бревно, а не нога. Голень вся блестящая и воспаленная, на коже растекаются огромные разноцветные синяки.

Он аж отшатнулся.

А я запоздало пожалела, что не успела накинуть одеяло.

Прикасаться к ноге было больно, поэтому я держала ее открытой. Девчонки не страдали ни брезгливостью, ни склонностью к драмам, поэтому им было нормально.

А вот Матвей был прямо в ужасе.

— Что случилось?! — его глаза расширились как у анимешных персонажей. — Ты написала, что вернешься через пару дней. Это не похоже на…

Я тяжело вздохнула.

— Разрыв кисты Бейкера. Выглядит страшно, но на самом деле совершенно не опасно. Вчера неудачно цветочки полила, — я нервно усмехнулась, вспомнив, какой ужас испытала сама, когда, спрыгивая с табуретки, почувствовала резкую боль под коленкой и увидела, как нога разбухает до огромного размера буквально на глазах. — Скорая подумала, что тромбоз, поэтому привезли в больницу. Но оказалось ничего страшного, сделают операцию и отпустят.

Матвей несколько секунд смотрел на мою ногу со сложным выражением лица, а потом резко отвернулся к окну и достал телефон.

Девчонки тут же сгрудились вокруг меня с крайне заинтересованным видом.

«Начальник, — сказала я одними губами. — Подробности потом».

Епт, надо успеть придумать, что им говорить…

— Лер, привет! — тем временем Матвея лишние уши не смущали. — Что там у тебя за светила-хирурги с твоей ногой были? Да, да, я рад, что ты выбрала, но сейчас скинь мне контакты обоих. Ага, ловлю.

Он посмотрел на экран, кивнул и повернулся к открывшейся двери.

— Завотделением у вас на месте? — деловито обратился Матвей к вошедшей медсестре.

Она медленно смерила его равнодушным взглядом и неторопливо кивнула.

Он вышел.

— С каких пор у тебя есть начальник? — тут же пристала ко мне Сима. — У тебя новая работа? Ты же ненавидишь офисы!

— Так получилось, — развела я руками. — Вику спросите в чате, что она расскажет — то и правда.

— Что вы там мутите такое интересное? — сощурилась Эмма. — И без нас!

— Ничего интересного, клянусь! — почти честно соврала я. — Даже наоборот — все скучное и предсказуемое.

Скорее всего, из меня бы выпытали все подробности, но медсестра отодвинула всех лишних людей от моей койки, а когда она закончила свои пыточные мероприятия, вернулся Матвей.

В компании седого невысокого дядечки.

В том хаосе и боли, в котором меня привезла сюда скорая, я почти не различала лиц и голосов. Осматривала меня толпа народу, но был ли среди них завотделением — я не помнила.

Дядечка продолжал начатый еще за дверью разговор:

— Если уговорите Макарова, то лучше перевезти к нему в клинику. А Григоряна можно и к нам. Все зависит от того, кто согласится ею заняться.

Матвей отвлекся на звук пришедшего на телефон сообщения. Он молча развернул экран к дядечке. Тот сощурился, разглядывая, что там написано через круглые маленькие очки.

— Да, отлично, значит, Макаров. Завидую вашим связям, — кивнул он. — Тогда переводите к нему в клинику, он не будет в чужом месте работать, да и оборудование там лучше. Но все же хочу сказать, что процедура рутинная и нет необходимости…

Стало понятно, что пора вмешиваться, а то они как-то все уже без меня решили. Но стоило мне приподняться на локтях и открыть рот, как Матвей ловко развернул дядечку обратно к двери.

— Давайте выйдем на минуточку, — поспешно сказал он.

— Матвей!

Но они уже скрылись в коридоре, и догнать их не было никакой возможности.

Оставалось только бухтеть и хмуриться, пока они не вернулись.

— Да, машина будет наша, сейчас все подпишу, — завотделением пожал Матвею руку и ушел окончательно. — Собирайтесь пока.

— Матвей, твою мать! — взорвалась я наконец. — Можно меня в курс дела ввести?!

Однако ответить он не успел.

Дверь распахнулась, чуть не пришибив Симу, и в палату ворвалась Женька.

— Значит так! Твоего любимого сэндвича не было, говорят, разобрали все. На вот этот, с лососем, тоже вкусный!

Она распахнула сумку и метнула в мою сторону один за другим целых три завернутых в вощеную бумагу свертка, а сверху еще — бутылку с колой. Чуть не попала в больную ногу, ойкнула, побежала извиняться… В общем — Женька как она есть.

Одна из лучших подруг.

Самая теплая.

— Спасибо, солнышко, — я подобрала свертки, разглядывая надписи. — Но с лососем не хочу. И со свининой тоже, забери. Съешь сама.

— Ну бли-и-и-ин! — она чуть не расплакалась. — Ну не было твоего гуся!

— Утки. Ну ты чего? Не умру я без нее с голоду.

— Что за сэндвич такой уникальный? — заинтересовался Матвей.

— С рваной уткой, запечеными перцами и вяленой клюквой! — отчиталась Женька раньше, чем я успела ее остановить. — Их мало делают, на любителя. Из кафешки «Булка дня».

Матвей хмыкнул и подобрал один из отвергнутых свертков, с интересом разглядывая.

— Жень, — позвала я ее, протягивая ключи. — Тебе несложно заехать ко мне, кошек покормить? Ну как обычно все. И еще… Я там мединиллу замочила в «Эпине», ее надо в грунт посадить, а то сдохнет. Грунт на кухне, в шкафу, для азалий. И пакетик сверху надеть, чтобы тепличные условия.

— Кого-кого замочила? — Женька сделала большие глаза.

— Мединиллу! Цветок такой. Мне его привезли из… короче, неважно. Сможешь?

— Блин… — Женька взлохматила свои короткие волосы и огляделась по сторонам. — Сим! Ты как?

— Неудобно? — поняла я.

— У меня поезд через два часа.

Пока я судорожно думала, кому еще доверить кошек и цветы, учитывая, что у всех девчонок куча дел и живут они довольно далеко от меня, Матвей щурил глаза, прислушиваясь к нашему разговору.

И, выбрав момент, ловко выхватил у Женьки из пальцев ключи.

— Я заеду.

— Матвей! Не надо!

Но он воспользовался тем, что снова распахнулась дверь, и двое мужиков в темно-синей униформе младшего медперсонала с грохотом затащили в палату каталку.

— Кто тут на перевозку в «Арон Медикал»?

Пока разбирались, пока осторожно переносили меня на каталку, стараясь не задеть больную ногу, пока девчонки сгребали все цветы и подарки, чтобы завалить меня сверху — Матвей уже куда-то успел испариться.

С ключами от моей квартиры.

«Арон Медикал» больше была похожа на семизвездочный отель в Эмиратах, чем на больницу. Даже подъезд для «скорых» выглядел как вход в древний храм — мрамор, колонны, резьба и красные дорожки. Коридоры, по которым меня везли, были освещены медовым светом изящных медных ламп, стены украшены картинами и зеркалами в шикарных оправах под старину.

Палата размером с мою квартиру могла похвастаться с панорамными окнами, широченной функциональной кроватью с мониторами и кучей оборудования и огромным телевизором.

Еще там был стол, на который свалили все мои цветы, глубокие кожаные кресла рядом с ним и даже раскладной диван.

Мне вручили пульт от телека, показали кнопку вызова медсестры и оставили с внушительным меню, велев выбрать, что я хочу на обед из списка премиальных блюд от шеф-повара.

— Если ничего не понравится — просто напишите, что вам хочется, шеф приготовит специально для вас! — медсестра сверкнула белоснежной улыбкой и наконец оставила меня одну.

Девчонок я уговорила отправиться по домам, когда мне сказали, что больница находится далеко за городом. Не уверена, что сюда ходят автобусы. Зато из окон видно сосны, это да.

Однако насладиться одиночеством и шикарным выбором блюд мне не дали.

Деликатно постучавшись, в палату вошла длинноногая блондинка в костюме и роговых очках, словно сбежавшая из порнухи. Представилась она персональным менеджером.

— Давайте с вами все распишем, — предложила она, разворачивая ко мне экран планшета.

— Давайте, — вздохнула я.

— Операция назначена на завтра, на девять утра, поэтому последний прием пищи в десять вечера. Предпочитаете спинальную анестезию или общий наркоз?

— А что еще в меню? Эфира с запахом клубники нет? Я думала, вид наркоза выбирают специалисты.

— Наши специалисты очень высокого уровня и готовы к любому варианту.

Я подписала согласие на общий наркоз, на вмешательство, на сохранение персональных данных и еще кучу документов, почти не глядя. Но на последнем все-таки заметила подозрительные цифры.

Быстро перелистнув обратно страницу, я вчиталась.

Предоперационная подготовка, анализы, консультации — сто с лишним тысяч.

Индивидуальная палата уровня «комфорт» — восемьдесят тысяч в сутки.

Операция, включая расходники и анестезию — больше семисот.

Ну и послеоперационный уход — какая-то жалкая сотня.

Я закусила губу.

Как-то я не рассчитывала на такие суммы.

Не то чтобы у меня их совсем нет, но…

Девушка, заметив, что я зависла, заглянула поверх моей руки в экран и мягко улыбнулась:

— У вас уже все оплачено, не волнуйтесь.

— Кем?! — изумилась я и тут же сообразила. — А, да… Разумеется.

— Мы еще предлагаем расширенный пакет реабилитации с включенной физиотерапией, но точнее вас проконсультирует хирург после операции, сам Василий Александрович Макаров, наша главная звезда.

— Сам, значит… — я подписала последний документ, чувствуя привкус крови во рту от прикушенной губы. — Звезда.

Ну да, за такие деньги даже звезда должна принести мне чашечку кофе на операционный стол. И сэндвич с уткой.

К моменту, когда приехал Матвей, я уже достаточно завелась, чтобы начать орать на него с порога:

— Какого хера?! Кто тебе вообще давал право распоряжаться моей жизнью? Матвей! Ты вообще охренел?

— А что собственно не так? — спокойно поинтересовался он, пристраивая очередной букет на подоконнике. Он вытащил из широкой вазы белые розы от Алисы и воткнул туда свои пионы.

— Поставь обратно! — потребовала я.

К моему удивлению, он подчинился. Вернул розы в вазу и нажал кнопку вызова медсестры.

— Принесите вазу, пожалуйста, — попросил он у прибежавшей через несколько секунд девушки в халате.

Она даже взглядом не показала, в каком гробу она видела человека, который так использует тревожную кнопку.

— Так какие у тебя претензии? — снова спросил Матвей, когда пионы были поставлены в вазу.

— Ты притащил меня в бешено дорогую клинику…

— И сам все оплатил, не ори.

— Вот именно! Я тебя просила?!

— Ты сама говорила, что женщина должна быть меркантильной. Что теперь не так? Надо в бою добывать бабло у мужика? Ну вот я — давай, сражайся!

Он порывисто шагнул к моей кровати, распахивая пиджак и начиная расстегивать рубашку. Я закрыла руками глаза. Господи, ну что за псих!

Подглядела сквозь раздвинутые пальцы — Матвей остановился на распахнутом вороте и скинутом пиджаке, дальше стриптиз решил не устраивать.

— Зачем? — спросила я снова. — Или ты думаешь, что я верну тебе долг?

— Это не долг.

— Люди дают людям деньги по двум причинам. Любовь или вина.

— Нет никакой вины, — хмыкнул Матвей. — Держи свой сэндвич, кстати.

Он бросил мне на колени вощеный сверток со знакомым логотипом.

Я подняла его — все правильно. Мой любимый сэндвич с уткой, перцем и клюквой.

— Откуда? Женька же сказала, что нет нигде!

— Объехал три точки, выяснил, что и правда нет, плюнул и поехал на производство.

Матвей сказал это так небрежно, как будто это и правда легко — не найти нужный сэндвич в кафе и поехать туда, где их делают.

Я взяла сверток, развернула и с наслаждением вдохнула запах свежего хлеба.

Обалдеть.

Впилась в сэндвич зубами, запоздало вспомнив, что за двенадцать часов до операции надо прекращать жрать. Слава богу, у меня было еще полчаса на ужин.

— Кошек покормил, — отчитался Матвей.

— Цветы? — спросила я с набитым ртом.

— Полил.

— Мединилла?

— Пересадил

— Ключи? — я протянула руку.

— Отдам, когда тебя выпустят.

— Матвей!

— Погоди скандалить, у меня вопрос поважнее, — он нахмурился и присел на край кровати.

— Какой? — насторожилась я.

— Почему у тебя в спальне наряженная елка? Рано еще.

Ну что за человек!

Но посылать нахер того, кто столько для меня сделал, хоть и без спроса, было бы верхом неблагодарности.

— Она там растет.

— С гирляндой?

— Ей нравится. Что ты делал у меня в спальне?

— Елку поливал.

Он протянул руку и большим пальцем вытер каплю соуса с моей щеки.

Молча. Глядя в глаза.

Орать на Матвея, который оплатил мне клинику и операцию, полил цветочки, покормил котиков и даже привез любимый сэндвич было как-то нехорошо.

Поэтому я просто поерзала и отодвинулась, чтобы не пялился на меня своими чайными глазами. Взяла с одеяла телефон — там насыпался ворох сообщений.

— Какой тут адрес? — спросила я, отстукивая всем ответы. — Курьеров пускают?

— Что — опять цветы? — ужаснулся Матвей. — Сколько можно?

— Просто у меня все подруги заботливые. И нервные.

— Идеальное описание каждой первой женщины.

Я бросила на него мрачный взгляд.

Адрес он, впрочем, продиктовал.

Курьер приехал буквально через полчаса, постучал в дверь и вручил открывшему ее Матвею букет из клубники в шоколаде.

Матвей положил его рядом со мной на тумбочку и остался задумчиво стоять, глядя на покрытые тремя видами шоколада ягоды.

— Что ты их гипнотизируешь? — хмыкнула я. — Хочешь угощу? Мне все равно нельзя до завтра.

— Да нет… — отмахнулся он. — Просто думаю. У тебя много друзей.

— Нормально у меня друзей, — пожала я плечами. — Вряд ли у тебя меньше.

Матвей вернулся в свое кресло и закинул ногу на ногу.

Потянулся, заложив руки за голову, размял шею.

— Ну как сказать. На вечеринки собирается толпа гостей, человек под сто бывает за вечер. Но это не те люди, что прислали бы мне в больницу клубнику в шоколаде.

— Почему?

— Я не из тех, о ком заботятся.

В его словах не было бравады или давления на жалость.

Он сказал это просто — как факт.

— Мне жаль.

Больше ничего я не придумала.

Но Матвей равнодушно отмахнулся от моих соболезнований.

— Тук-тук! — в палату заглянула медсестра. — Можно? Хочу напомнить, что вам нельзя есть до операции. И вот…

Она протянула мне бумажный стаканчик, на дне которого болталось несколько таблеток.

Налила воду в стакан и придвинула ближе.

— Что это? — подозрительно спросила я.

— Обезболивающее и успокоительное, чтобы вы поспали перед операцией.

— А… Хорошо.

— Останетесь здесь? — она повернулась к Матвею. — Я могу застелить для вас диван.

— Нет! — чуть не поперхнувшись водой, возразила я. — Он уже уходит!

Матвей, сощурившись, покачал головой, но спорить не стал.

Поднялся с кресла, забрал свой пиджак, подошел ко мне… и поцеловал в лоб.

— Удачи. И держись, — сказал он и вышел из палаты.

— У вас очень заботливый муж, — улыбаясь, сказала медсестра, пока я переваривала его выходку.

— Это не муж.

— Ой, я считаю, что формальности неважны! — отмахнулась она, забирая у меня пустой стакан и направляясь к двери. — Когда кто-то так за тебя беспокоится — штамп в паспорте не имеет значения. Все и так ясно.

Не кричать же ей вслед, что она все неправильно поняла?