Пустое сердце Матвея

Марта. Шестая глава

— Слушай, ну вот реально зря мы это затеяли… — Вика подошла к моему столу и присела на подоконник с чашкой чая так, словно не было нашей размолвки.

На этот раз чай пах черной смородиной. Как-то чересчур интенсивно. Я и в духах-то эту ноту не любила, а тут, с дешевым ароматизатором, она вообще напоминала кошачьи ссаки под кустом крыжовника.

Но я решила не нагнетать и страдала молча.

— Что — это? — рассеянно спросила я, разбирая договоры по папкам.

У предыдущего юриста была своя система, у меня — своя. Даже если я уволюсь отсюда к чертям через месяц, этот месяц всё будет так, как удобно мне.

— Не надо тебе тут работать, — Вика поставила чашку на подоконник и сложила руки на коленях. — Для тебя это развлечение, а народ нервничает.

Я с удивлением на нее посмотрела. Это когда народ успел занервничать? С понедельника я спокойно сижу у себя в уголке, никого не трогаю, примус починяю. На обед хожу в ближайшую кафешку, даже на кухне не толкусь. Кофе приношу с собой из дома, в термокружке на литр с лишним — благо люблю пить остывший, так что конкуренции у кулера и кофеварки никому не составляю.

— Знаешь, что я интересное обнаружила в договорах? — сказала я Вике, понизив голос и наклонившись ближе. — Только это секрет… Ты в курсе, что ваш Матвей женщинам платит даже больше, чем мужчинам? Вообще-то это редкость. Он сумел меня удивить.

— Ты меня слышишь? — вот сама Вика явно меня не услышала, а зря. Напряжение в ее голосе перешло в нервную дрожь. — Давай свернем эту затею. Ты скажешь, что тебе график не подходит, и уволишься, пока испытательный срок идет. Восстановим статус-кво.

— Статус-кво — это то, где ты бегаешь за своим женатым начальником и унижаешься? — я покачала головой и вернулась к договорам, размышляя о том, куда засунуть двух фрилансеров с их не пришей никуда самозанятостью. — Думаешь, я не замечаю, как ты ему с утра притаскиваешь кофе и круассаны? А знаешь, куда они отправляются в итоге?

— Куда? — голос дрогнул едва заметно.

— А вон стоит твое подношение.

Я кивнула на стол под магнитной доской. Там ярким оранжевым пятном выделялся стаканчик из ближайшей кофейни. Мне нравился их осенний дизайн с кленовыми листиками, и я с нетерпением ждала хэллоуинских чашек с тыквами.

Рядом лежал бумажный пакет, пропитавшийся маслом от круассана внутри.

Дело шло к обеду. Еще утром Матвей кивнул Вике, чтобы она положила свой ежедневный дар на стол — и с тех пор так и забыл о нем.

— Где твой мозг, дорогая? — мягко спросила я, наблюдая, как Вика зависшим взглядом смотрит на этот натюрморт презрения.

Можно подумать, она впервые заметила, что происходит.

— Он тебя унижает, игнорирует, не ценит. Не дает даже ни единого намека на то, что у тебя есть шанс хотя бы на перепих в обеденный перерыв. А ты как будто не замечаешь. Что должно случиться, чтобы ты в нем разочаровалась?

— Увольняйся, а? — Вика снова проигнорировала мои слова, придвинулась ближе и почти умоляла. — Не надо меня спасать. Ты на него посмотрела, он тебе не понравился. Все! Закончили! Ты же не любишь в офис ходить. Особенно осенью и зимой.

— И летом, — уточнила я, перекладывая в папку «Что за чушь» очередной нестандартный договор. — Летом я люблю кататься на велосипеде и плавать в речке, а не сидеть под кондиционером.

— Марта, пожалуйста…

— Неа. — Я качнула головой и впервые за разговор посмотрела ей прямо в глаза. — И мне теперь жуть как интересно, почему ты меня так уговариваешь. Думаешь, я тебе конкурентка?

Она промолчала и быстро отвернулась, но я успела увидеть гримасу боли, исказившую ее лицо.

Мда. Тяжелый случай.

— Вик, я реально на него посмотрела, — я сложила руки на столе, стараясь говорить спокойно. — Такого мудака еще поискать. Он даже не скрывается. Он издевается над вами в открытую. Вчера у Дианы спросил, почему она такая грустная, все ли в порядке с дочерью. И та рассказала, что ребенка обижают в школе и вся семья в напряге — думают писать жалобы, идти воевать с учителями.

— И что ты в этом нашла плохого? — Вика нахмурилась, не понимая.

— А то, что буквально в этом же разговоре, когда Диана предложила взять на себя работу с новым перевозчиком, твой Матвей отказал ей. Сказал, что сейчас не время для новой ответственности и ей надо разобраться с дочерью. Мол, когда дома все сложно — это отражается на работе, так что повышения ей до весны точно не видать.

— Это обычная забота, — пожала плечами Вика, но голос прозвучал неуверенно.

— Ага, от этой заботы Диана потом в туалете рыдала.

— Вот видишь! — Вика вскинула руку, как будто поймала меня на противоречии. — Какое ей повышение, если она не справляется с эмоциями!

— Бо-о-о-о-о-оже… — я откинулась на стуле, не в силах сдержать изумления. — Да тут уже сложно сказать, кто более токсичный — Матвей или его дорогой коллектив. Вик, ты чего? Ты как будто не знаешь, что в сложные моменты женщины ебашат в пять раз активнее. Чтобы как раз и сбежать от своих эмоций. Ну и на всякий случай — чтобы не уволили, чтобы получить свободные деньги на решение проблем.

— Нет, он прав, — упрямо качнула головой Вика. — Он мне тоже недавно сказал, что не даст отпуск на Новый год, чтобы мы семьей поехали в Красную Поляну.

— Оу. — Я медленно покрутила головой, чувствуя, как закипает внутри. — И чем мотивировал? Он же так заботился о сексуальной жизни твоего мужа, когда отказывал тебе.

— Сказал, что после… того, что между нами произошло, мне противопоказаны семейные каникулы. — Вика говорила тихо, почти шепотом, словно боялась, что кто-то услышит. — Чувство вины заест, и я все расскажу мужу. А такие вещи надо отрицать до последнего.

— Не, какой поганец! — я не смогла сдержать восхищения мерзостью происходящего. — И никого из вас не волнует, что он ногами к вам в постель лезет? В жизнь вашу? В семью?

— Он держит руку на пульсе, — отрезала Вика и резко выпрямилась, глядя на меня сверху вниз с подоконника. — К тому же ты сама сказала, что женщинам он платит больше. Значит, не так уж он плох. Ты сама сказала. Просто признай, что он умный. Умнее даже тебя.

— Это вряд ли… — я усмехнулась, возвращаясь к договорам.

— Твоя самоуверенность переходит все границы! — в голосе Вики прорезалась настоящая злость. — Надо быть поскромнее.

— Зачем? — я подняла на нее взгляд, искренне не понимая. — Если я знаю, что умна, зачем мне притворяться, что нет?

— Чтобы нравиться людям.

— Так посмотри на своего Матвея, — я развела руками. — По его примеру — скромность это последнее, что нравится людям.

— Это другое!

— Почему? Потому что он мужчина?

— Опять ты о своем! — Вика спрыгнула с подоконника, чуть не опрокинув чашку. — Надоело уже! Этот твой феминистский бред! Я реально думала, что ты умная, а ты только твердишь выученные однообразные фразы. Я, знаешь, с момента, как увидела тебя на работе, а не на гулянках, разочаровалась в тебе!

— Не надо манипулировать мной так топорно, — я поморщилась, отодвигая ноутбук и разминая пальцы. — Что за детский сад — «разочарована»… Матвей твой любит игры тоньше и сложнее.

— Откуда тебе знать?

— Потому что я умная?

— Была бы умная — оценила бы его. — В голосе появились ядовитые нотки. — И реально зацепила бы годного мужика.

— Я себя слишком люблю, чтобы гоняться за женатыми мужиками, — спокойно ответила я. — Даже годными.

— Зелен виноград… — пробормотала Вика, отворачиваясь.

Я вздохнула.

— Глупо сейчас доказывать тебе, что любого, абсолютно любого мужика можно зацепить, воздействуя на его эго. Тут даже ума особо не надо. Ну, может, Матвея, как профи в манипуляциях, надо чуть аккуратнее подсекать.

— Боже, Марта… — Вика обернулась, и на лице ее появилась насмешливая гримаса. — Что-то я не видела, чтобы у тебя под окнами стояла очередь из мужиков, зацепленных тобой за эго.

— А зачем мне это надо?

— Зелен виноград, Марта! — она почти выкрикнула это. — Это такое самоуспокоение. Правда в том, что ты одинока, потому что никому не нужна. А Матвей и вовсе не твоего уровня.

Я только покачала головой, чувствуя усталость.

Странно жить в мире, где все оценивается через твою способность привлекать мужиков. И никто не верит, что тебе это может быть просто не нужно.

— Ты меня на слабо, что ли, берешь?

— Пф-ф-ф-ф, — фыркнула Вика. — Больно надо.

— Вик, если бы это помогло тебе разочароваться в Матвее, я бы уже завтра сделала так, чтобы он таскался за мной с букетами и конфетами, — я посмотрела ей в глаза, стараясь достучаться. — Но ты ведь и в этом случае найдешь ему оправдание.

— Зелен виногра-а-а-а-а-ад… — пропела она, подхватывая чашку и направляясь наконец к своему рабочему месту.

Если бы это помогло…

Если бы.

Из-за свалившихся на меня исправлений в договорах франчайзинга, следующая неделя оказалась настолько загруженной, что у меня не было времени даже выйти на обед в кафе. Я и так делала все возможное, чтобы не задерживаться на работе.

Терпеть этого не могла еще со времен, когда приходилось ездить в офис каждый день, месяц за месяцем. Даже пятнадцать минут задержки после окончания рабочего дня вгоняли меня в жесткий депрессняк.

Когда я выходила из офиса в темноте, отдав работе свои кровные полчаса, мне начинало казаться, что нет у меня никакой другой жизни, кроме этого бизнес-центра с его холодными мраморными полами и тягучих вечерних пробок в Москве. И сериальчик перед сном — моя единственная свобода.

А утром — все с начала.

Поэтому теперь я принципиально вставала из-за рабочего стола ровно в семь.

Но психологических проблем с тем, чтобы пропустить обед, у меня никаких не было, поэтому, пару раз перебившись шоколадками из автомата, я стала заказывать доставку прямо на ресепшен. И разогревать на кухне по-быстрому, что бог пошлет.

Десять минут на заглотить еду, одновременно просматривая правки в договорах — и снова к станку.

В один из таких моментов я застала на кухне яростный спор. Случись он в любой другой момент — я бы не задержалась ни на секунду, чтобы прислушаться. Срачи в интернетах приучили меня идти мимо — и в первую очередь возделывать свой сад.

Если кто-то где-то не прав — я с удовольствием ему об этом скажу… сразу после того, как отделю рис от пшена, посажу сорок розовых кустов и сошью мачехе и сестрам платья к балу во дворце.

Но моя лазанья потребовала сегодня целых три минуты на разогрев, и я волей-неволей услышала, о чем сыр-бор.

— Что за чушь! Мужики и так стали нерешительными, так их надо окончательно запугать! — возмущалась Катя из бухгалтерии, энергично размахивая пластиковой вилкой.

— Если я сыну начну это самое «активное согласие» объяснять, у меня внуков вообще никогда не будет, он и так девочку за руку взять боится, а если еще спрашивать надо… — вторила ей рекламщица Оля, та самая, которая вечно жаловалась на свою свекровь.

— Не просто спрашивать! Подписать договор! Прикиньте, перед каждым этим самым в постели подписываем договор, что я согласна выполнить супружеский долг! — хохотнула Регина. Даже я успела узнать, что она уже в пятый раз замужем в свои двадцать восемь.

Видимо, розовые кусты у меня были посажены и рис от пшена отделен, потому что я не успела поймать себя за язык:

— Нет, договор подписывать ни в коем случае не надо.

— О, Марта! — Они, кажется, реально до этого момента меня не замечали.

Я увидела, что контейнеры с едой перед собравшимися пусты, а чай остыл. Видимо, дискуссия шла уже давно.

— Марта, ты же феминистка! Вы же это и придумали! — набросилась на меня Катя.

— Да, я феминистка, — согласилась я. — Именно поэтому я и говорю — ни в коем случае не надо подписывать договор на секс.

— Почему?! Это же ваше активное согласие! Вы же этого добиваетесь! — Оля явно была озадачена моим заявлением.

— Потому что в процессе секса я могу передумать. И никакой контракт не должен меня обязывать продолжать.

— Чего-о-о?! — хором выдохнули все трое.

— Именно так. Кроме того, я могу согласиться на один вид секса и не хотеть другого. Например.

— То есть надо подписывать договор перед каждым поцелуем! — саркастически фыркнула Регина.

— А-ха-ха-ха! Да, подпиши, что согласна, чтобы я поцеловал тебя в шею! — подхватила Катя, изображая мужской голос.

— Нет, перед каждым движением! — не унималась Оля.

— А можно оптом? На следующие пять туда-сюда! — Регина явно входила во вкус.

— А вдруг ты перехочешь на третьем! — добавила Катя, и все трое расхохотались.

Я смотрела на то, как их веселит сама идея, что можно отказаться, если больше не хочешь продолжать. Не делать того, что прямо сейчас не доставляет удовольствия. Прислушаться к себе.

Ничего нового, но каждый раз — как в первый.

Страшно представить, что можно выбрать себя и не бояться об этом сказать мужчине рядом.

— Нет, если серьезно, — сказала Оля и щелкнула кнопкой чайника. Он зашумел, начиная закипать. — Спрашивать о таком — отвратительно. Можно поцеловать? Можно обнять? Можно засунуть в тебя… Ой, фу!

— Реально, весь настрой сбивает, ничего уже не хочется! — согласилась с ней Катя.

— Правда?.. — хмыкнула я. — Вы даже не представляете, как это может быть…

— Что?..

Сквозь шум чайника ничего не было слышно, и все собравшиеся за столом уставились на меня, видимо, ожидая, когда он вскипит и я закончу свою мысль.

Я щелкнула кнопкой, отключая его. Да, чайник тоже можно прервать.

Но метафора оказалась слишком сложной.

Я вздохнула и предложила:

— Представьте, что к вам подходит по-настоящему горячий мужик. От которого коленки подгибаются. Ну кто вам там нравится? Генри Кавилл? Джонни Депп? И говорит на ушко своим хрипловатым голосом: «Детка, хочешь узнать, что бы я с тобой сейчас сделал?»

— Нет, ну Джонни Депп… — протянула Оля. — Это же… Джонни Депп!

— Мне Тома Харди отвесьте, пожалуйста! — оживилась Катя.

— Том Харди говорит: «Тебе понравится, если я прикушу кожу у тебя на шее, пока мои пальцы проверят, какая ты мокрая?» — медленно проговорила я, переходя на полушепот.

— Оу-у-у-у… Так, девочки… — Катя явно смутилась, но глаза у нее заблестели.

— А мне Джейсона Момоа! — влезла Регина, у которой тоже загорелись глаза.

— Джейсон Момоа спросит тебя своим низким голосом: «Хочешь, я выкручу твои соски, чтобы ты застонала прямо мне в рот, пока я буду насаживать тебя на свой член?»

— Марта! — возмущенно-восхищенно выдохнула Оля.

— Так нечестно! — засмеялась Катя, обмахиваясь рукой.

— А про Джуда Лоу можешь? — не унималась Регина.

— Думаю, нам стоит вспомнить, что здесь рабочее пространство, а не секс по телефону, — внезапно раздался голос от дверей.

Видимо, Матвей успел подойти, пока шумел чайник, а мы были так увлечены, что не услышали его шагов. И теперь он выслушивал мои порнографические фантазии с весьма скептическим выражением лица.

— Да, конечно, — кивнула я. — Пойду спрашивать у своей лазаньи, хочет ли она быть съеденной. Ай, стоп! Она же не субъект. В отличие от людей. Так что тут можно обойтись без договоров.

— Я знаю точно, что если женщине подарить после секса серьги «Ван Клиф» или браслет «Картье», то активное согласие может быть получено и задним числом. Во всех смыслах, — ухмыльнулся он криво. — Вот и весь секрет. Расскажите своим сыновьям.

— Матвей Александрович, вы убедили себя, что все женщины — меркантильны, чтобы избежать необходимости строить с ними уважительные и равные отношения? Или вы в принципе на это неспособны? — не выдержала я.

Вообще-то у меня в голове формулировка звучала чуть иначе — «вы думаете, что все бабы — продажные суки, чтобы оправдать собственный долбоебизм?», но я почему-то подумала, что в стенах офиса это будет нарушением субординации.

Вот если бы мы опять схлестнулись на парковке, я бы не постеснялась. Но здесь Матвей — мой начальник. И несмотря на то, что он упорно звал меня на «ты», я продолжала придерживаться нейтрального тона.

Он сощурил свои янтарные глаза и, сложив руки на груди, оперся плечом о косяк двери.

— Как его звали? — спросил Матвей.

— Кого?

— Того, кто тебя обидел. Из-за кого ты стала фемкой и ненавидишь всех мужчин?

Девчонки за столом подобострастно захихикали, глядя на него влюбленными глазами.

Конечно, такой остроумный и оригинальный вопрос! Срезал! Уел!

— А. Кирилл, — я повернулась к микроволновке и достала свою уже вновь остывшую лазанью.

— Ага, — с глубочайшим удовлетворением в голосе сказал Матвей. — Так и думал.

— Миша, — продолжила я. — Марк. Паша. Саша. Камиль. Тимур. Сергей. Юра. Валера. Денис. Максим.

Я развернулась к нему, держа тарелку в руках, и продолжила перечислять мужчин, наблюдая, как его лицо меняется с каждым именем. От удивления к недоверию. Потом к растерянности. Раздражению.

К тридцатому имени на нем осталась только ярость человека, чья остроумная шутка обернулась против него самого.

— Андрей. Миша. Рустам. Матвей. Хватит? Опять эти 99 % мужчин портят репутацию остальным, да? — усмехнулась я.

Боже, обожаю эти свежие, нетронутые гендерными дебатами сообщества.

Мои любимые феминистские шутки заходят как дождь в сухую землю.

Матвей смотрел на меня, щуря глаза, и в этот момент мне казалось, что они почти черные. Забавно, как раз на днях видела ролик про то, что у нарциссов есть свой особый прищур. Никогда раньше не замечала, но, похоже, это он.

Он опустил взгляд на мою тарелку с лазаньей и пронзил ее взглядом так, будто это была его личная месть итальянской кухне. Ее-то за что?

Но потом его глаза переместились на мои пальцы, и вдруг ярость словно растаяла.

— Почему у тебя такие ногти? — в его тоне ощущалась смесь шока и брезгливости.

— Какие?

— Короткие. И без лака.

— Потому что мне не нравятся длинные и с лаком, — пожала я плечами.

— Может, тебе повысить зарплату? Чтобы хватало на маникюр?

А… так вот в чем секрет высоких зарплат женщин в его компании.

Он доплачивает на ногтики!

— Спасибо, мне хватает, — немного не врубившись в то, почему его так взволновал столь простой факт, я отошла к пустому столу и поставила тарелку.

Девчонки смотрели на меня с любопытством, как на зверюшку.

— А почему ты не красишь ногти? — заинтересованно спросила Регина

— А зачем? — ответила я вопросом на вопрос.

— Ну, это базовый уход за собой. Уважение к окружающим.

— Матвей Александрович тоже не ухаживает за собой? — фыркнула я, кинув на него взгляд через плечо.

— Я делаю маникюр, — заметил Матвей.

— Но не красите ногти, — пожала я плечами.

— Зачем мне их красить?

— А мне зачем?

— Ты же женщина.

Я села за стол и взяла одноразовую вилку, намереваясь наконец пообедать и пойти заниматься делами. Такое ощущение, что они уже не знают, до чего докопаться. Это и есть офисный буллинг теперь?

— Ни в одном из кодексов не записано, что женщины обязаны что-то красить, — решила закрыть я тему. — Я проверяла.

— Может, ты еще и ноги не бреешь? — с насмешкой спросил Матвей.

Я просто смотрела на него. Долго. Достаточно, чтобы нормальный человек уже понял, насколько вопрос неуместный и тупой. Но Матвея Александровича таким, конечно, не пронять.

Зато я услышала нарочито громкий шепот из-за соседнего стола:

— Она же феминистка! Она и кое-что еще не бреет!

— Что? Ты о чем?

— Ну, то самое! Между ног.

И хихиканье, как в летнем лагере, где двенадцатилетки обсуждают, у кого уже начались месячные, у кого растут волосы подмышками, а кому пора носить лифчики.

— Наверное, еще и красит во все цвета радуги, я видела, американские феминистки так делают!

Снова хихиканье. Наверное, им кажется, что их шуточки — что-то оригинальное. Увы.

После десятка лет баталий в интернетах, я готова пригласить в ресторан и подарить цветы тому, кто придумает свежую шутку на эту тему.

Пока кандидатов столько же, сколько на Нобелевскую премию за то, что мужчина родит ребенка.

Я демонстративно промолчала, поедая свою лазанью.

— Что, реально не бреешь?! — ужаснулась Оля. — Марта! Фу!

— Серьезно? — вмешалась Катя. — Ну скажи!

— Мне есть на что потратить время и силы, — не отрываясь от еды, ответила я.

— Ой, ну есть же лазерная эпиляция! Ну ты что! Это сейчас недорого! Дать контакты?

— Спасибо, не надо. И деньги у меня есть, — отказалась я поспешно. Хотя, может, Матвей мне зарплату и на эти цели повысит? — Но это больно, поэтому мне неинтересно.

— Ну подумаешь — чуть-чуть больно! Это же уход за собой! Неужели не хочется потом насладиться тем, какая ты гладенькая!

— Я женщина. Мне достаточно больно делает мое тело, чтобы я за это еще и доплачивала.

Они вновь переглянулись. Повисла неловкая пауза — видимо, намек дошел не до всех, а те, до кого дошел, предпочли сделать вид, что не поняли.

Мне всегда был интересен процесс бесследного растворения в миллионном населении тех людей, которые понимают всю правду про маркетинг и давление в теме бьюти-практик.

Вроде вот в интернете напишешь, что для меня не удовольствие эпиляция и мезотерапия «для себя», потому что больно. И все согласны, даже упрекнут за банальность идей.

А вот в этом офисе почему ни одной согласной женщины? Они притворяются? Или нужные кучкуются где-то в других местах?

Я и сама уже много лет работаю дома. Неужели все мои единомышленницы — тоже удаленщицы?

— Матвей Александрович, вот вы, например, когда последний раз платили за то, чтобы вам сделали больно? — светски поинтересовалась я, решив сменить тактику.

— Не далее как месяц назад, когда прекрасная девушка хлестала меня стеком на приватной вечеринке, — тем же светским тоном отозвался Матвей.

Кажется, кто-то из девушек за столом поперхнулся чаем. Теперь все взгляды устремились на высокое начальство. Посмотрите только, какие откровения!

Мне смутиться?

Не дождется.

— Вас это возбуждало, Матвей Александрович, или вы просто не в состоянии испытывать обычные человеческие эмоции без триггера в виде физической боли?

— Мне кажется, если мы дошли до обсуждения таких вещей, ты могла бы перейти со мной на ты, — Матвей ловко обогнул стул и уселся напротив меня, подперев подбородок рукой. — Что еще ты хочешь знать о моих сексуальных предпочтениях? Давай обсудим стоп-слово и можно ли кончать тебе на лицо.

Девчонки за соседним столом замерли, явно не зная, куда себя деть от такого поворота разговора.

В принципе, если он хотел, чтобы у меня пропал аппетит, своей цели он добился. Но не показывать же перед ним свои слабости?

— Интересно, откуда берутся такие му… монстры, как ты? — вздохнула я, все-таки откладывая вилку. — Это врожденное или приобретенное?

— Монстры? — он наклонился ближе, и я увидела в янтарных глазах уже не угрозу, а что-то вроде любопытства. — Знаешь, что самое интересное в монстрах, Марта? Они не рождаются. Их последовательно и аккуратно делают из обычных людей. А потом удивляются результату.

Что-то в его голосе изменилось — исчезла ядовитая насмешка, зато появилась боль человека, который знает, о чем говорит.

Настоящая? Или очередная маска?

— И кто же сделал из тебя монстра? — спросила я.

Матвей молча поднялся из-за стола.

— Приятного аппетита, — бросил он через плечо и вышел из кухни, оставив меня с остывшей лазаньей и кучей вопросов.