Пустое сердце Матвея

Матвей. Девятнадцатая глава

Ему не хотелось ее отпускать.

Хоть Матвей и проснулся один и в первый момент разозлился, что Марта ушла.

Сам не понял, почему. Терпеть не мог, когда бабы оставались на ночь и сопели в подушку пуская слюни, пока он курил на балконе.

В безликих и вычурных, ярких и пустых, извращенских и романтических номерах отелей, куда бы он ни приводил своих любовниц — везде бессонница оставалась с ним, когда подруги уходили, обижаясь на то, что он вызывал такси через пять минут после того, как кончил.

То, что он заснул в этом коттедже и еще проспал до середины дня иначе как чудом назвать было нельзя. Из зеркала смотрел совсем другой человек. Лет на пятнадцать моложе. Где-то тогда, около двадцати пяти, он и перестал нормально спать.

Четыре часа сна — это очень хорошая ночь. Снотворное выключает из мира часов на двенадцать, но встаешь, как снимаешься с паузы — ничего не изменилось, усталость на месте. Просто потратил время. Поэтому он перестал пробовать.

Но чувствовал он себя так хорошо и настроение было таким приподнятым, что он даже простил Марту за побег.

Выйдя на улицу, Матвей с наслаждением вдохнул влажный воздух, пахнущий близким снегом. Уже смеркалось, мир вокруг был по-ноябрьски серым, но при этом удивительно свежим, будто осенние дожди не испачкали реальность, как обычно, а наоборот — промыли.

Кристально-прозрачное небо, черные и четкие ветви деревьев, темная земля под покрывалом сгнивших листьев — все казалось каким-то странно красивым. Эстетика упадка, но с надеждой на будущее. Сначала на чистоту и бескомпромиссность снега, а потом, когда придет время — на пробуждение весны.

Он направился в главный дом, почему-то ощутив несвойственное ему желание пообщаться с людьми. По привычке свернул к кофемашине, но замер с протянутой к бумажным стаканчикам рукой. Кофе не хотелось. Да и не нужен он был — в голове и без того было ясно и звонко.

Марту он заметил сразу. Она с таким аппетитом наворачивала обычный хот-дог, что в животе сразу заурчало, напоминая, что вчера выбор блюд ничем не кончился. Надо же, трюфели она не ест, сырую рыбу тоже — что там она еще отказалась брать? А вот сосиску из жира, сои и бумаги — за милую душу.

— Монстр? — засмеялся он, отвечая на ее ядовитый вопрос. — Как получился? Знаешь, как в анекдоте про учительницу, ставшую проституткой? Просто повезло!

— Мы скоро разъезжаемся? — спросила Марта, проигнорировав его шутку.

Показалось, что несколько демонстративно.

— А тебе тут уже надоело?

— Я вообще сюда не собиралась, — напомнила она. — Если б ты не выкинул мой ноут, я бы пошла поработала. А теперь что делать?

— Тут есть бассейн.

— Ага. И СПА. И стрельба из лука. И…

— Катание на лошадях.

— Спасибо, я накаталась, — передернулся она.

— Что-то случилось? — заинтересовался Матвей.

— Потом расскажу.

Потом расскажет? Вот так просто, как будто он ее приятель, которому обещаешь интересную историю, но попозже, когда будет момент поспокойнее?

Куда делась агрессивная феминистка, которая готова была отгрызть голову за невинные шутки парней про красивую жопу?

Впрочем, вчера она излишне разоткровенничалась, переведя его из статуса врага в неожиданно близкого друга. Настолько неожиданно, что Матвей пока отложил эту тему, решив подумать об этом завтра.

— Моя машина здесь, — напомнил он. — Хочешь, скипнем автобусы и отвезу тебя домой пораньше.

Она уставилась на него с изумлением.

— Хочу.

Пришла его очередь удивленно на нее смотреть.

Внезапная покладистость.

— Окей, иди собирайся.

Она ждала его у «Лексуса» со своим ярко-красным чемоданом. Половина сплетниц офиса шушукалась в курилке, с жадным любопытством наблюдая за тем, как Матвей открывает ей дверцу, загружает этот чемодан в багажник и увозит их юриста в неизвестном направлении.

Все-таки Марта удивительная женщина — хоть в мелочах, но всегда выделяется!

Но делает это будто бы не нарочно.

Он знал много девушек, которые обожали, когда на них обращают внимание. Он таких и выбирал — обычно именно они были самыми эмоциональными. Но часто бывало так, что это их как будто тяготило.

Да, они ходили в коротких платьях и ботфортах, красили губы алым, обожали хвастаться новым айфоном на следующий день после презентации, громко смеяться, танцевать там, где это неуместно, скандалить с официантами, швейцарами и продавцами.

Но его не отпускала мысль, что внутри подобной тигрицы, которая демонстративно наклоняется поправить ремешок на босоножках и искоса палит, сколько самцов пускают слюни на ее жопу, сидит сжавшаяся от ужаса маленькая девочка. Которая делает это все только потому, что ей сказали — такие женщины более успешны.

Она научилась хохотать, запрокидывая голову, демонстрировать длинные ноги, выходя из машины и выбирать самые редкие и дорогие сумки. Но в глубине души она гораздо счастливее, когда лежит дома под одеялом в уродливой пижаме и смотрит одну за другой рождественские мелодрамы.

И эмоции у них тоже натянутые. Выученные. Только яркая обертка, а внутри никакой сексуальной кошечки в помине нет, и за прикрытыми ресницами во время минета они прячут не то самое «удовольствие от власти над мужчиной», которому научились на курсах богатых стерв, а стыд или тоску. А что-то иное.

Стыд — это еще неплохой вариант.

Лера до сих пор стыдилась некоторых штук в постели, и это была именно та причина, по которой Матвей все еще занимался с ней сексом.

А вот поймать в этот момент в их взгляде тоску и неудобство от того, что серая мышка заняла не свое место, надела маску яркой женщины — это было полное разочарование.

Наверное, именно подобное разочарование некоторые пресыщенные бабники называют «пустотой в глазах» таких блестящих девушек и сетуют, что с ними скучно.

Нет, пустоты в них нет.

С наполнением у них все в порядке. Просто оно — не то.

Содержимое яркого флакона не соответствует этикетке.

Марта же выделялась без усилий.

Как будто все те инструкции, которые выдавались воннаби-тигрицам, писались с нее.

Но потом тщательно редактировались, чтобы не пугать нормальных людей.

Она выделялась духами, цветом чемодана, высказываниями, манерой работы, поведением — всем.

И раздражала этим.

Да, с соответствием содержимого этикетке у нее все было в порядке.

Даже перебор!

Хуже было то, что можно было не потянуть ее уровень… проявленности.

А она точно не даст скидок, не похихикает, не сделает вид, что не заметила, как ты облажался. Наоборот — обратит внимание и остро подъебнет.

Матвей лично не знал ни одного мужика, над кем в постели смеялись бы женщины из-за размера или слишком быстрого финала, или каких-нибудь фетишей и извращений.

Может, конечно, скрывали… Но он был уверен, что никто из тех одноразок, которых он трахал, даже самая дерзкая, не решилась бы посмеяться над ним, пойди во время секса что-то не так. Побоялись бы.

Кроме Марты.

Вот она могла бы быть той женщиной из мужских легенд, после которой еще долго не встанет.

И это разжигало аппетит.

Вся эта яркость и все эти эмоции могут принести ему куда больше удовольствия. Больше чем от других. Кроме, пожалуй, Леры.

Но Лера — отдельная история.

Начало поездки выдалось спокойным. Марта почти дремала, рассеянно глядя в окно машины на ели вдоль дороги, трясущие мокрыми лапами.

Потом она рассказала о прогулке на лошадях и чуть не случившейся беде с Викой.

Матвей слушал равнодушно — ему было все равно.

Марта глянула на него со странным выражением и, хмыкнув, замолчала.

Он поморщился. Обязательно настроение портить?

Но молчание его тяготило, и он включил музыку, которая всегда помогала.

Кастомная акустика в этой машине обошлась ему в бешеные деньги, но понты всегда дороже.

Когда Бейонсе вздыхает между словами прямо на ухо, так что волоски на руках встают дыбом, а басы бьют тебя в грудь, будто стоишь прямо у стадионных колонок на концерте Металлики — это даже круче понтов.

Эта акустика была способна заполнить ощутимой и плотной как океанская волна музыкой не только салон автомобиля, но даже бездонную пустоту в сердце. Иногда ему казалось, что он становится кем-то другим, когда играет Led Zeppelin «Stairway to Heaven». Или… собой?

Сначала идет тихо, почти шепотом — гитара, флейта, голос Планта будто издалека, как воспоминание. Каждая нота падает, как капля расплавленного золота — тяжелая, горячая, бесконечно красивая. Гитара не просто звучит, она живет, дышит. Звук поднимается по позвоночнику, как ток, и в какой-то момент ты перестаешь дышать. И вот эта мелодия, она такая огромная, такая одинокая и такая настоящая, что заполняет все — салон, грудь, голову, и ту самую черную дыру внутри.

И он словно слышит наконец, как звучит его собственная душа.

Покосившись на Марту, Матвей, однако, выбрал другую мелодию.

Мельница. «Гори, Москва».

Не самая любимая группа. Но в ней что-то перекликается с этой женщиной.

Аутентичность. Дерзость. Независимость.

И страсть к разрушению — всего, что мешает дышать и жить.

Голос солистки свербел где-то за грудиной, припекая, как жестокое солнце.

Матвей непроизвольно вдавил газ, побуждаемый ритмом.

И скосил глаза направо.

Марта… плакала.

Заметив его взгляд, она быстро прижала ладони к мокрым глазам и неслышно сказала одними губами: «Выключи».

Он вырубил звук и нервно спросил:

— Что? Что случилось?

— Ничего, все в порядке, — попыталась отмахнуться она, но мокрые дорожки на ее лице вытряхивали душу.

— Что-то вспомнила?

— Нет, — она хмыкнула, кинув на него проницательный взгляд, словно поняла, что он надеялся узнать еще одну ее слабость. — Я давно уже ничего не слушаю. Однажды что-то щелкнуло, и музыка стала на меня слишком сильно влиять. Все вокруг меломаны, живут в наушниках, не могут без дополнительных эмоций. А мне — наоборот, перебор.

— И ты даже в машине ничего не включаешь?

— Нет, никогда. — она мотнула головой. — Даже радио.

— Это преступление. Штатная акустика в твоем «Лексусе» — просто огонь. А ты…

Марта шмыгнула носом и пожала плечами.

Матвей откинул крышку бардачка и достал салфетки.

— Спасибо, — сказала она, вытирая остатки слез.

Только сейчас он заметил, что она без макияжа, даже ресницы не накрасила. Обычно на этом пассажирском месте девицы ревут, размазывая тушь по лицу, поэтому он и держит салфетки под рукой. А у нее нос покраснел и распух — и все. И выглядит почему-то совершенно нормально. Для нее.

На въезде в город Матвей забил в навигатор продиктованный Мартой адрес.

Затормозив у нужного подъезда, заглушил мотор и повернулся к ней.

— Пригласишь на кофе?

Марта думала секунды три.

— Приглашу.