Все, что я чувствую, — это дым.
Мы вернулись в наши одиночные камеры в подземелье, поэтому невозможно сказать, откуда он взялся. Но я не могу представить, чтобы Райден оставил нас в аду… не теперь, когда мы — его желанный приз.
Я все еще не могу поверить, что у нас был четвертый прорыв.
Даже слова чувствуются невозможными.
Но слова моего Западного щита заполняют разум, и я отлично могу понять их.
Он поет об изменениях.
Об импульсе.
О новом объединении союзников.
Если бы только мы с Гасом не были заперты под землей и могли использовать нашу новую силу.
Но Райден отрезал нас от неба.
Я не могла понять команды, которые он прорычал, прежде чем ушел… все они были озвучены на языке боли. Но воздух застывает, даже пылинка не кружится. И мое дыхание исчезает, как только выдыхаю.
Камни грохочут подо мной от эха сражения снаружи.
Я прижимаю ладони к полу, радуясь, что взрывы чувствуются отдаленными.
Надо надеяться, это означает, что Вейн и моя мать прокладывают себе путь на свободу.
— Мы должны выбираться отсюда, — шепчет Гас. — Думаю…
— ТИХО! — рявкает травмированный Буреносец, лязгая шипом ветра против решеток.
Резкий звон металла пронзает мои барабанные перепонки, и я холодно смотрю на него. Он приставлен к нам охранником, пока Райден ведет Буреносцев в бой, и подходит к своей роли на полном серьезе.
— Ты должен помочь нам, — говорю я ему. — Ветер на нашей стороне.
— И с каких это пор ветер знает, что правильно для наших людей? — возражает он. — С каких это пор ветер думает? Он — сила.
— Раньше я тоже в это верила, — говорю я ему. — Но ветер изменяется. Возможно, он борется против ваших жестоких методов. Или, возможно, он всегда мыслил, а мы были слишком высокомерны, чтобы слушать. Так или иначе он показывает нам, где должна быть наша верность. Мы принадлежим ветру и небу.
— Не трать впустую на него свое дыхание, — говорит мне Гас. — Он много раз махал кнутом во время моего допроса Райденом.
— Я не сочувствую никому, кто сталкивается с последствиями своих действий, — рявкает Буреносец. — Вы должны были знать, чего ожидать, в тот момент когда осмелились бросить ему вызов.
— И ты должен знать риск присоединения к нему, — бросает Гас в ответ. — Райден падет, и когда это случится, он потянет свои войска за собой… и это при условии, что он не решит, что ты гораздо полезнее в качестве одного из его Живого Шторма.
— Ах, он придерживает это привилегию для своих пленных, — говорит травмированный Буреносец. — Я уверен, это он планирует для тебя. Как отец, так и сын.
Гас тянется к решетке, но внезапное движение это слишком много для его ослабленного организма. Он падает на колени, кашляя и задыхаясь.
Мой Западный щит порхает в его сторону, обвиваясь вокруг него.
— Видишь? — спрашиваю я Буреносца. — Этот Западный действует самостоятельно.
— Метание от одного человека к другому не тянет на могучее восстание.
— В этом случае тянет, — рявкает Гас.
Он встает и кричит: «Объединись!» Западному, и у меня отвисает челюсть, когда он вскрывает решетку клетки. Металл гнется, будто была сделана из перьев, и когда травмированный Буреносец тянется к ветрорезу, Гас с легкостью уворачивается и сбивает Буреносца с ног.
Парень накидывается на Буреносца, придавливая его плечо одной рукой, а другой нанося удар за ударом.
Кости трещат.
Кровь брызжет.
Крики Буреносца становятся безумными стонами.
— Хватит! — восклицаю я… но приходится кричать много раз, чтобы Гас выбрался из этого безумия.
— Он все еще в сознании, — говорит Гас, хватая упавший ветрорез и прижимая его к шее Буреносца. — Мы не можем рисковать, что он встанет и поднимает тревогу.
— Ты не можешь убить его!
Гас указывает на дыру в своем плече:
— Он смеялся, когда это произошло.
Я сглатываю, пытаясь понять, как тот же солдат, который спас меня от нападения, мог быть настолько жестоким.
Но это не имеет значения.
— Ты теперь под влиянием Западного, — шепчу я. — Никто не знает, как насилие повлияет на тебя.
Гас ослабляет хватку на рукоятке, но удерживает лезвие на месте.
— Поверь, Гас. Это того не стоит. Тебе понадобится каждая унция силы, для того чтобы сбежать.
— Хорошо, — говорит он, медленно опуская клинок.
Он ударяет Буреносца кулаком еще один раз… нокаут, от которого тот вырубается.
— Вероятно, лучше позволить Райдену разобраться с ним. Я уверен, что у него будут намного более творческие способы наказать за наш побег.
Каждое слово сочится самой чистой, самой мощной ненавистью.
Я не виню его… но тяжело наблюдать, что Гас сдирает мундир с бессознательного Буреносца и перетаскивает его безвольное тело в одну из пустых камер.
Он хлопает решетчатой дверью и ломает замок так легко, будто металл тает при его прикосновении.
— Как ты это делаешь? — шепчу я.
— Мой дар позволяет мне поглощать силу ветра и направлять его в мои мышцы. Вот почему те Северные помогли мне так быстро выздороветь. И теперь, когда я наконец могу поглотить Западный… — Гас открывает мою камеру, будто дверь из бумаги.
— Это невероятно.
— Раньше никогда не было так сильно, — шепчет он. — Я не могу сказать, это из-за силы четырех, или потому что твой Западный был особенно сильным.
— Был?
Слово чувствует себя подобно ножу в моем сердце.
Я знаю, что это смешно, но… после того через что прошли этот небольшой проект и я…
— Не волнуйся. — Гас закрывает глаза и шепчет «Освободись».
Его тело немного дрожит, будто его сущность распутывается, и мягкий порыв течет мимо меня, напевая свою знакомую мелодию.
— Мы должны выбираться отсюда, — говорит Гас, и мой Западный формирует вокруг меня щит. — Но сначала немного камуфляжа.
Он направляется туда, где оставил одежду Буреносца, и я замечаю, что он снова хромает.
Он пытается надеть куртку, но ему мешают бинты.
— Вот, — говорю я, подбегая к нему и помогая.
Это более медленный процесс, чем я хочу, натягиваю на него рукав дюйм за дюймом. Но Гас потерял слишком много крови… я не могу позволить открыться ни одной из ран.
— Никогда не благодарил тебя за это, — говорит он, касаясь одного из кусков порванной красной ткани. — Я даже не помню, когда ты это сделала.
— Ты был не в себе. — Я натягиваю куртку еще чуть-чуть. — Как ты… на самом деле?
— Это не имеет значения. Я или пройду через это, или нет.
— Это важно, Гас. Мы вместе. Я должна знать, с чем ты справляешься.
Он с трудом сглатывает:
— Давай просто скажем, что я не планирую здесь помирать, хорошо? Я буду помогать тебе как можно дольше и…
— Мы оба выберемся отсюда.
— Не думаю, что это тебе решать.
Он пытается застегнуть кнопки на куртке, но ткань не сходится. Он мускулистее Буреносца.
— Ну… надеюсь, что если кто-нибудь и увидит нас, то только со спины, — говорю я.
— Или, возможно, они подумают, что я был ранен в сражении, — ответил он. — Думаю, мои штаны все же могут нас выдать.
Мы смотрим на брюки Буреносца, лежащие на полу, и я чувствую, что краснею.
— Если тебе нужно помочь…
Гас качает головой:
— Это займет слишком много времени. Кроме того, я сомневаюсь, что они подойдут. Готова? — спрашивает он, привязывая ветрорез к поясу. — Мы должны двигаться.
Он направляется к лестнице, огорченное вздыхая, когда поднимается на первую ступеньку.
Я подныривая под его руку и даю ему опереться на мое плечо, когда мы поднимаемся:
— Возможно, ты должен снова поглотить мой Западный. Кажется, он делает тебя сильнее.
— Тебе он нужен больше, чем мне.
— Не будь смешным.
— Нет, пошли, Одри… давай будем реалистами, нужно трезво смотреть на вещи. Там люди рискуют своими жизнями, чтобы спасти тебя…
— Чтобы спасти нас, — исправляю я.
— Э… по большей части тебя. Мы оба это знаем.
Я вздыхаю:
— Вейн…
Я не знаю, как закончить предложение.
Теперь, когда мои Западные инстинкты вернулись, я чувствую немного больше от его имени.
Но не так, как это было.
— Разрыв вашей связи задурил тебе голову, — шепчет Гас. — Но это не значит, что ты не можешь вернуть все обратно. Он идет за тобой, Одри. Вы двое нужны друг другу.
Я пожимаю плечами, не зная, что сказать.
Жест заставляет Гаса наклониться, и он теряет равновесие, мне приходится приложить усилия, чтобы не дать ему упасть.
— Прости.
— Не нужно извиняться. Это подтверждает мою точку зрения. Если я слишком замедляю тебя, я хочу, чтобы ты оставила меня.
— Это не будет. — Я останавливаюсь и жду, чтобы он посмотрел на меня. — Нет, Гас. Я не шучу. Мне нужно, чтобы ты пообещал мне, что не сдашься… не смотря ни на что.
Гас вздыхает, не глядя на меня, и бормочет:
— Я постараюсь.
Это не самый убедительный ответ, но мне приходится принять его.
— Так, куда дальше? — спрашивает он, когда мы возвращаемся к подъему по лестнице.
С Вейном и моей матерью снаружи, я могу припомнить только один вариант.
— Мы должны найти путь к Шреддеру.