Я хочу снова быть с Одри, обнять ее, к черту этот весь медленный-и-устойчивый план, который я придумал.
Но печаль, которую я вижу в ее глазах, заставляет меня уйти прочь.
Это слишком сильно напоминает мне первый раз, когда мы были вместе, и я знаю, что это означает. Ее раны снова должны зажить, прежде чем она будет готова к чему-либо больше… и не просто эмоционально на этот раз.
Я уверен, что запачканная кровью куртка скрывает что-то худшее, чем она показывает. Особенно, когда я смотрю на Гаса.
Я наблюдаю за ним и Соланой, которые измеряют механизмы турбины, и все, что я могу думать… Как он остался живым?
Я рад, что он жив… но его раны?
Этому. Нет. Слов.
Он ловит мой пристальный взгляд и преувеличенно подмигивает мне, это так или иначе заставляет меня забыть его раздутое лицо и израненную грудь.
Одри встает рядом со мной… достаточно близко, чтобы я почувствовал ее тепло через воздух. Делаю глубокий вдох и напоминаю себе: медленно и спокойно.
— Насколько он плох? — спрашиваю я. — Скажи мне правду.
Я не уверен, скажет ли, но она выдает мне полную страшную историю. К концу мне приходится наклониться, чтобы кровь прилила к голове, таким образом, я не падаю в обморок.
— Как ты? — спрашивает она.
И снова я не могу поверить, что это меня успокаивают.
Я делаю огромный большой глоток воздуха, пытаясь собраться:
— Я просто волнуюсь о тебе. Необходимость видеть все это…
— Это было ничто по сравнению с тем, с чем пришлось столкнуться Гасу.
Возможно… и, слава богу, даже если я знаю, что это звучит чертовски эгоистично.
Но все же.
— Ты не должна преуменьшать то, через что ты прошла, Одри. Это было ужасно.
Она сглатывает и отводит взгляд:
— Так и было.
Это короткие слова… но они давят меня.
Я протягиваю руку, чтобы вытереть ее новые слезы:
— Хотел бы я знать, как тебе помочь.
— Ты помогаешь. Ты здесь.
— Я… на самом деле тебе не так уж и нужен. Я должен был знать, что ты найдешь способ сбежать.
— Это была не я, — говорит она. — Это Гас. Я не знаю, как прошла бы через это без него.
Я… не знаю, что сказать.
Я рад, что Гас был там ради нее… ну, не совсем рад, учитывая, что прямо сейчас Гас — одна ходячая рана, из-за этого.
Но я рад, что она не была одна.
Просто…
— Мне жаль, что меня там не было.
Если бы это было кино, то она бы толкнула большую сочную речь о том, как я был там — всегда в ее мыслях — и что она постоянно думала, как увидит меня, и это было единственным, что поддерживало ее.
Но это Одри, поэтому она говорит мне:
— Я рада, что тебя там не было.
Она берет меня за руку, и в итоге покалывает везде, где соприкасается наша кожа.
Даже без нашей связи.
Даже в этом ужасном месте.
Даже со всеми осложнениями, накапливающимися между нами.
Она — все.
Моя менее благородная сторона начинает кричать, К ЧЕРТУ МЕДЛЕННЫЙ-И-УСТОЙЧИВЫЙ ПЛАН!
Даже моя благородная сторона пытается убедить меня, что соединение снова могло бы помочь ей исцелиться.
Я наклоняюсь немного ближе… и я клянусь, что она наклоняется ближе ко мне. Ее глаза даже сосредоточены на моих губах, делая все довольно заманчивым.
Но громоподобный ХРУСТ заставляет нас обоих подпрыгнуть.
Я поворачиваюсь к турбине, Гас отогнул огромный кусок металла, показав группу механизмов меньшего размера, движущихся быстрее, чем другие.
— Если они прежде не знали, что мы здесь, то теперь знают, — предупреждает нас Одри.
— А кого это волнует? — спрашивает Солана. — Мы победим их. Смотри!
Она вырывает один из механизмов своим ветрорезом… потом еще один и еще… каждый механизм вызывает в турбине цепную реакцию.
Визг шестеренок. Лязг винтиков. Стопор пружин. И все замедляяяяяяется, пока гул вентиляторов не исчезает, и пол не прекращает вибрировать.
Заключительные гвозди в крышку гроба турбины… вентили на стенах вокруг нас закрываются один за другим.
Я должен праздновать победу, но в моей груди слишком тяжело. Я не могу говорить… не могу дышать… и то, как все остальные хватаются за свои горла, я понимаю, что у них та же проблема.
Зрение тускнеет, и я хватаюсь за Одри, используя последние силы, чтобы потянуть ее к чему-то, что могло быть выходом.
Мы едва делаем несколько шагов, прежде чем мир накрывает тьма.