— Ты что-нибудь слышишь?
Я уже прошептал вопрос по крайней мере раз двадцать. Это чудо, что Солана не спрыгнула с лестницы и не ударила меня.
Но все еще не могу заставить себя поверить ей, когда она отстраняется от потолка и говорит:
— Нет, Вейн. Я все еще ничего не слышу.
— Возможно, камни слишком толстые. Или Буреносцы очень тихие.
— Или они понятия не имеют, где выходит туннель, — шепчет Солана. — Как я и надеялась.
Надежда.
Прямо сейчас я пытаюсь не чувствовать ее. Более безопасно быть реалистом.
Мы собираемся прокрасться в логово врага… это такая вещь, которая требует модных гаджетов, движений суперагентов и музыки из фильма Миссия Невыполнима.
Но у нас нет самоуничтожающихся сообщений, чтобы направлять, и я, определенно, не Том Круз. И мы были слишком глупы, чтобы взять анемометр Ареллы, прежде чем она ушла, который хоть бы предупредил нас, если бы там были Буреносцы. Так что наши шансы провернуть все это…
— Ты слушаешь меня? — спрашивает Солана, перебивая мои мысли.
— Нет. Прости. Что?
— Я говорю, что думаю, что мы — молодцы. Но я поднимусь первая и скажу тебе, чисто ли там.
— А если не чисто?
— Тогда я все расчищу.
— Но что если…
— Вейн, — перебивает она, ожидая, когда я посмотрю ей в глаза. — Это то, ради чего мы здесь.
Она права.
Так и есть.
Время пришло.
Или мы сделаем это, или…
Вероятно, мне лучше не заканчивать предложение.
Не то, чтобы я волнуюсь по поводу себя.
Ладно, хорошо, волнуюсь немного.
Много.
Но я гораздо больше волнуюсь о Гасе и Одри.
Я старался не думать о всех тех способах, которыми Райден мог причинить им боль…
Если это на самом деле произошло, я должен буду увидеть это… и я не знаю, как я справлюсь с этим.
— Давай сделаем это, — шепчет Солана, касаясь люка.
Она улыбается мне, выглядя удивительно уверенной, учитывая, что мы — два раненых подростка, которые не спали несколько дней, нарушили границы, вслепую пробравшись по лабиринту в крепость военачальника… и он знает, что мы здесь.
— Ладно, шепчет она, — если воспоминания моего отца верны, этот люк должен вести в небольшую кладовку. Но где бы мы ни оказались, мы должны будем пробиться к турбине. Если же встретимся в Буреносцами, то должны будем тихо убрать их.
— И под «убрать» ты имеешь в виду…
— Мы или они, Вейн. Попытайся не забыть это. И помни, что любой из них, возможно, сделал что-то, чтобы причинить боль Гасу или Одри. Они — враги. Единственное, в чем мы должны убедиться, что мы не оставим следов. Я надеюсь, что большинство Буреносцев по-прежнему гоняются за Астоном и Ареллой, или пытаются открыть люк, через который мы сюда попали. Но с этого момента ни слова, если это не чрезвычайная ситуация… либо мы знаем, что в безопасности. Иначе, общаться только с помощью жестов.
Она прижимает ладони к потолку и придвигается поближе, чтобы прошептать пароль.
Я не могу поверить, что она настолько спокойна и уверена. Это заставляет меня особенно радоваться, что она не ушла, когда я пытался отослать домой ее.
А это напоминает мне…
— В тебе нет сохраненных ветров, верно? — шепчу я. — Помни слова Астона о том, что может произойти.
— Единственные оставшиеся ветры те, которые уже сломаны, — обещает она. — Я приберегла их для этого.
— Ты планируешь использовать силу боли?
— Я планирую сделать все, чтобы нам остаться в живых. Готов?
Нет. Но я, так или иначе, киваю.
Она делает три медленных вздоха. Потом шепчет люку.
Дверь распахивается, издавая лишь крошечная скрип… но это также может быть клаксон.
Мы замираем и задерживаем дыхание.
Ничего не происходит.
Или мы действительно одни, или они ждут, что мы попадем глубже в их ловушку.
Солана глядит на меня, прежде чем подняться на другую ступеньку лестницы и заглянуть в комнату.
Никто не срубает ее голову, таким образом, я принимаю это в качестве хорошего знака.
Она поднимается на другую ступеньку и скользит в темноту. Я считаю секунды после того, как она вышла, понимая, что мы должны были придумать систему на случай чрезвычайной ситуации… специальный свист или, по крайней мере, график времени, таким образом, я знаю, когда начинать волноваться.
Проходят тридцать секунд.
Шестьдесят.
Девяносто.
Через еще двадцать секунд мои ноги несут меня на лестницу.
Я поднимаюсь на несколько ступеней и отмечаю двести.
Еще шаг на триста пятьдесят.
Когда представляю сколько прошло времени, я оказываюсь на вершине лестницы.
Солана сказала мне ждать ее сигнала… но что, если я нужен ей?
В моих мыслях идет спор, когда лицо Соланы появляется из тени, и я едва успеваю удержаться от крика.
Она скользит ближе, прижимая губы к моему уху.
— Здесь полностью пусто. Тут никого не было в течение многих лет. Это все еще складское помещение, но не то, что я ожидала.
— Это трупы? — шепчу я. — О таком нужно предупреждать.
— Это не трупы. Это… ты сам должен посмотреть.
Не похоже, что я должен радоваться тому, что следую за ней в темноту. Но мне все-равно, и я нахожу…
— Куча пыльных сундуков?
— Открой один, — говорит мне Солана, — но тихо.
Я аккуратно открываю один сундук, радуясь, когда он не скрипит.
— Игрушки? — шепчу я, глядя на вертушки, свирели, бумажных змеев и флюгеры, все аккуратно уложено внутри.
— Игрушки Райдена, — исправляет Солана. — Посмотри на это.
Я ползу туда, где она открыла сундук, наполненный вещами, которые я могу только описать как «детские вещи». Погремушки и одежда в бледно-желтых и голубых тонах, и пара любимых плюшевых птичек. Завернутый в одеяла лежит глиняный отпечаток с инициалами Р. С., вырезанными прописными буквами.
— С? — спрашиваю я.
— Должно быть его фамилия. Он — Северный, но я знаю его только как Райдена.
И я.
Я никогда не думал, что у Райдена была фамилия.
Или детство.
Или милые, крошечные ручки.
Я знаю, как глупо это звучит… очевидно, он не родился злым диктатором. Но странно видеть доказательство этому.
Когда-то давно он был просто ребенком с пухлыми пальчиками, запускающим бумажных змеев, обнимающим плюшевых птичек и живущим с семьей.
— Что случилось с его родителями? — спрашиваю я. — У него есть братья или сестры?
— Понятия не имею.
— Разве мы не должны знать?
Мы все были так сосредоточены на том, чтобы остановить его, что даже не потрудились узнать о нем.
Интересно, было ли это ошибкой?
Не поэтому ли существует поговорка «знай своего врага»?
Мне жаль, что мы не откроем каждый сундук и не попытаемся собрать воедино историю его жизни. Так как мы не делаем это, я сую глиняный отпечаток руки в карман пальто… и пока я здесь, я хватаю старый флюгер в виде утки из другого сундука. Надеюсь, Утка-вертушка была его любимой.
Солана не заметила моего воровства, когда она закрывает люк, через который мы пришли, и отползает к стене, где нити света обрисовывают тяжелую дверь.
— Ты представляешь, куда она ведет? — спрашиваю я.
Она прижимает ухо к двери:
— Не очень. Там кажется тихо. И это должна быть одна из старых прихожих. Я сомневаюсь, что она приведет нас к турбине… но надо надеяться, что мы найдем вентиляционное отверстие. Если я не вернусь через пять минут, иди за мной.
Она вытаскивает ветрорез и пытается приоткрыть дверь.
— Заперто? — спрашиваю я, когда она не движется с места.
Она толкает меня в тень, а потом шепчет пароль, который уже дважды сработал.
Ничего не происходит.
— Давай надеяться, что команда Астона сработает, — говорит она.
От ее рявкающей команды меня чуть ли не тошнит, и даже через комнату я могу видеть, как ее глаза вспыхивают приливом жажды.
Мягкий щелчок вознаграждает ее усилия, и дверь, скользя, открывается. Она не колеблется перед тем, как выскочить наружу, оставляя меня ожидать и считать.
Я едва дохожу до сорока семи секунд, когда слышу ворчание и глухой стук.
Я направляюсь к двери и врезаюсь в Солану, которая тянет что-то в комнату. Мне требуется немного времени, чтобы понять, что это тело.
Буреносец с намотанным на лицо желтым порывом.
Я не могу сказать, в сознании ли он, но он не сопротивляется.
— Он был один, — шепчет Солана, когда закрывает дверь снова, таким образом, никто не может услышать наш разговор. — Я не могу сказать, он охранник или просто проходил мимо. Так или иначе, это хорошие новости.
— Каким образом?
— Потому что мы можем взять его форму. Она даже выглядит так, будто твоего размера. Я бы хотела, чтобы у него был анемометр, но они должны носить их только тогда, когда идут в бой. По крайней мере, у него есть ветрорез.
Она приступает к работе, раздевая его, но я не могу перестать смотреть на его лицо.
Он выглядит примерно моего возраста, может чуть старше.
— Помоги мне поднять его ноги, — шепчет Солана.
Я подчиняюсь… и потом сожалею об этом, когда она стягивает его брюки и обнаруживает, что парень ходит без трусов.
Солана смеется, когда меня передергивает:
— А чего ты ожидал?
— Э… как насчет боксеров? Даже белые трусишки были бы лучше, чем ничего.
Солана смотрит на меня, будто я говорю на другом языке, и это поднимает суперстранный вопрос.
— Сильфиды носят нижнее белье, верно?
— А зачем? Чем меньше у нас одежду между кожей и воздухом, тем лучше.
У меня нет абсолютно никаких идей, как ответить на это… и мне приходится упорно работать, чтобы не думать о том, чего ясно нет под крошечным платьем Соланы.
С другой стороны это действительно проливает новый, довольно интересный свет на все мои воспоминания об Одри…
Солана убивает фантазии, бросая штаны мне в голову:
— Переодевайся.
— Эй, это барахло касалось их.
— Ну, очевидно, твоих не будет. — Она поднимает одну бровь, и у меня пылает лицо.
Особенно, когда она добавляет:
— И ты должен учитывать, все может быть по-другому. Но так или иначе, ты в настоящее время одет как солдат из Сил Бури. И они знают, что мы здесь.
Я очень, очень, очень, очень, очень ненавижу ее за то, что она права.
Я также ненавижу, как ужасно у меня горят щеки.
И определенно не буду вольной птичкой в этих вещах.
— А что насчет тебя? — спрашиваю я, когда ныряю за какие-то сундуки и борюсь со своим пальто.
— Я переоденусь, если мы найдем другого Буреносца… или обнаружим шкаф с одеждой. Но теперь, когда ты в униформе, у нас все будет хорошо. Если мы увидим кого-нибудь, то притворимся, что я — твоя заключенная.
— Для этого потребуется много актерского мастерства.
— Будем надеяться, что не придется. Как ты там? Нужна помощь?
— Даже не думай об этом. Ты просто волнуешься о голом мальчике… и возможно хочешь прикрыть его платочками Райдена.
Я появляюсь минуту спустя, в зудящей ткани и жалея, что мои новые штаны настолько более обтягивающие, чем мои другие, я едва могу запихнуть вещи из моих карманов.:
— Мы должны связать его, чтобы он не вышел отсюда, как только проснется?
— Это не будет проблемой.
Возможно, то, что она говорит противоестественно спокойно, заставляет меня бросить взгляд на Буреносца и понять, что проект, заставляющий его замолчать, перекрывает его рот и нос.
— Прежде чем ты выйдешь из себя, — говорит Солана, вытягивая руки, будто успокаивая бешеного пса, — помни, он предпочел служить Райдену. Он заслуживает того, что с ним происходит.
— Не этого. — Я хватаю свой кинжал и пытаюсь освободить его, но мой сильный удар оставляет всего лишь царапину на разрушенном порыве.
К тому времени, когда я понимаю, что должен воспользоваться его черным ветрорезом, холодный, дребезжащий звук отзывается эхом в его груди, и он как-то затихает.
— Ты не должна была убивать его! — говорю я… едва не забываю, что нужно шептать.
— Он бы убил нас! А что если бы он сбежал? Что если бы он привел их обратно в эту комнату, чтобы подкараулить нас? Это наш выход. Мы должны скрыть его. Вот почему Астон сказал, что я должна быть за все в ответе. Он знал, что я буду единственной, кто может сделать жесткий выбор.
— Это не был «жесткий выбор», это было убийство!
— Нет, это война… и потише, или ты убьешь нас. — Она отворачивается от меня, одергивая платье, и я замечаю, что у нее дрожат руки.
Когда она оглядывается назад, в ее глазах читается мольба, чтобы я отпустил это.
Но также там есть что-то еще. Та же вспышка наркомана как в прошлый раз, когда она позволила силе боли взять над собой верх.
Даже мой Западный щит соглашается, переключая свою мелодию на песню о предателях.
— Нам нужно продолжать двигаться, — шепчет она. — Мы издаем слишком много шума и двигаемся слишком медленно. Если мы сейчас не вызволим отсюда Гаса и Одри, то уже никогда этого не сделаем.
Я знаю, она права.
И какая-то часть меня знает, что это не ее ошибка. Это отвратительная сила, постепенно ломающая ее.
Но я не могу быть частью этого.
— Вот как это будет, — говорю я, двигаясь к двери. — Это моя миссия, и с этого моменты мы будем действовать по моим правилам.
— Ты действительно думаешь, что сможешь провести нас через это?
— Нет, но я надеюсь, что ветер может. Это не обсуждается. Мы делаем это по-моему… или мы расстаемся. Твой выбор.
Солана вздыхает:
— Посмотрим, сколько времени это продлится.
Я чувствую себя довольно хорошо, когда беру ситуацию под свой контроль, пока мы не доходим до двери, и я не понимаю, что она снова заперта.
— Я могу открыть ее… — говорит Солана.
«Предатель», — шепчет мой Западный.
«Тогда есть какие-нибудь блестящие идеи?»- спрашиваю я ветер.
Я ожидаю, что он споет своего рода неопределенную мелодию о сопротивлении искушению. Вместо этого ускользает через трещины и открывает замок.
Солана широко распахивает глаза, также как и я, когда дверь открывается.
Возможно, четвертый язык может убрать силу боли, в конце концов.