Путь Ледяного Источника

Глава 12

Домой ее отпустили к концу недели. Анализы были в норме, УЗИ показало нормальное развитие плода на акушерском сроке одиннадцать-двенадцать недель, рентген ввиду отсутствия показаний и ее положения делать не стали. В общем, врачи еще несколько раз недоуменно ее осмотрели и отпустили. Здорова. Дали больничный на неделю и выписали.

Лина шла по родной улице, как в первый раз. Моросил мелкий дождик. Ветра не было, и погода была, скорее, приятной. В Рузгарде уже была весна, а здесь же, как ни удивительно, начало осени. Тепло, серо и сыро. Высокие здания стояли плотной стеной, полностью загораживая линию горизонта. Плотные потоки машин текли по дорогам. Тротуары были заполнены вечно спешащими людьми.

Лина удивленно озиралась по сторонам на шумных, странно одетых пешеходов. Вздрагивала от клаксонов автомобилей, чуть не попала под автобус, подъезжавший к остановке, и испуганно остановилась перед подземным переходом. Всего на пару секунд, но мама заметила.

— Ну что ты, дочка? — Женщина списала все на испуг от пережитого, — Там ничего страшного нет, — она взяла Лину под руку. — Ну хочешь, до угла дойдем, там есть светофор. Не пойдем под землю.

— Да нет, мам, все хорошо. Я просто. Просто все какое-то странное. Знаешь, как будто мир стал другим.

— Это потому, что ты чуть не погибла. Вот и смотрят твои глаза на мир по-новому, — сделала категоричный вывод мама. — Оно и к лучшему. — Она суетливо то ли похлопала, то ли погладила Лину по руке. — Знаешь, мы иногда забываем, какая она, жизнь… Перестаем ее ценить… Не видим красоты в мелочах.

Мама бубнила себе под нос прописные истины, словно разговаривала сама с собой, а Лина, пытаясь справиться со страхом и накатившими вдруг слезами, медленно спускалась за ней. Ну вот, подумалось, теперь она и здесь чужемирка.

Больше всего мешал шум. Гудки машин, разговоры людей, гул моторов, мелодии рекламы. Волна звуков накрыла ее с головой сразу за воротами больницы. Казалось, что она попала в какой-то акустический ад. Лина облегченно выдохнула, когда за ними закрылась дверь квартиры. Пластиковые окна с улучшенной шумоизоляцией, на которые они когда-то разорились, если не совсем отсекали все звуки, то сильно заглушали их.

Лина утерла выступивший на висках пот и шумно выдохнула. Мама удивленно на нее посмотрела, но промолчала.

— После больницы кажется так шумно, — посетовала Лина. Мама кивнула, но отвела глаза.

— Раздевайся, мой руки. Будем обедать? Я вчера овощи с курицей тушила. — Упоминание курицы заставило Лину нервно усмехнуться. Она вспомнила того петуха, которого ей пришлось отправлять в суп. Тут уж мама глаза не отвела.

— Чего смешного?

— Нет, мам, ничего. Радуюсь. В больнице так невкусно кормили.

— Да вроде ничего, я пробовала, — задумчиво пробормотала мать и направилась на кухню.

Лина ушла в комнату. Скинула ставшие такими непривычными туфли, села в кресло и вытянула ноги. Рядом лежал пульт от телевизора, но включать его не хотелось. Лина блуждающим взглядом провела по комнате. Было так тихо, спокойно, только гремела на кухне посудой мама. Лина расслабилась, положила руку на живот и заплакала. Наверное, это гормоны, сказала сама себе, резко встала, смахнула слезы. Вдруг комната поплыла перед глазами. Лина ухватилась за спинку кресла, пошатнулась… Нет, она не падала, просто мир вокруг нее вдруг стал двухмерным, как на объемной открытке. Лину затошнило, подбородок задрожал. Она отчетливо видела плоскую мебель, двухмерные стены, обои, которые она, казалось, может отвести рукой. Она подняла голову, потолок над ней странно преломлялся и то ли падал вперед, то ли уходил в бесконечность. Лина подняла руку. Совершенно неожиданно для себя она поняла, что может наклонять плоскость и направлять по своему желанию. Чуть толкнула вперед белую поверхность. Потолок изогнулся и подался Лининому толчку. Пошла трещина.

В комнату вошла мама. Лина вздрогнула, резко обернулась.

— Ты чего? — Мама замерла на пороге.

— Я? Нет… ничего. — Лина воровато оглянулась на так легко поддавшийся потолок.

— Ой, ну надо же! Я и не видела трещину раньше! — Мама поставила тарелки на стол. — Да, давно уж ремонта не делали. А знаешь что? А давай натяжные сделаем? Я у Елены Петровны была в гостях, так у них натяжные. Красиво! Можно сделать блестящий, можно облака там какие-нибудь. — Мама тараторила, не давая Лине и слова вставить, по-прежнему скрывая за суетой страх и недоумение.

— Мам, ну зачем нам облака?

— А что, — она вдруг мечтательно улыбнулась, — малыш будет на спинке лежать, вверх смотреть, будто небо.

Лина медленно осела в то же самое кресло. Мама спохватилась.

— Ой, ну что ты! Ну ты чего расстроилась? — Женщина подошла к дочери, присела на край стоявшего рядом дивана. — А не хочешь говорить, кто отец, — и не надо. Вырастим. Сами. Бабка твоя вон отца сама растила! А время, знаешь, какое было! Ничего, справилась. И мы справимся.

— Мам, ты ж ее не любила никогда, — усмехнулась Лина.

— Да не то что не любила, — отмахнулась женщина. — Чудная она. Но оно и понятно, тяжело ей было. После войны и денег не было, и люди тогда знаешь какие были? Это сейчас одна ребенка растишь — тебе ничего не скажут. А тогда! На партсобрание вызывали! Можешь себе представить? Но она баба была стойкая. Губы сожмет, подбородок задерет, как королева на эшафоте. Ее помурыжили да оставили в покое… Но она, конечно, всегда была со странностями. Иной раз как посмотрит, так мурашки по коже.

— Я такого за ней не помню.

— Это потому что тебя она любила! Много с тобой нянчилась. Пока могла. — Мама уперлась руками в колени и, охнув, встала. — Ладно, пошли, дочка, обедать, пока не остыло.

Ским метался по замку раненым зверем.

— Почему ее оставили одну? — Горсинт вжался в стену, будто именно он скинул кнессу с обрыва.

— Кто отправил ее на берег реки? — Парт попытался стать невидимым.

— Зачем?! Зачем он это сделал?!

— Это как раз очевидно, — еле слышно пробормотал Парт. — Она ваша жизнь. Носит под сердцем вашего ребенка. Убрать ее — обессилить вас.

— Чей это был план? — Взгляд Скима уперся в Гессмана, стоявшего у стены с лицом, белее мела.

— Кнест. — Деймур, стоявший рядом, очень тихо пытался привлечь к себе внимание. — Ваша Ясность…

Ским обернулся к нему с таким выражением лица, что Деймур почти пожалел, что позвал его.

— Я вас слушаю. — Его тон не обещал ничего хорошего.

— Я правильно понимаю, что раз вы живы, значит, кнесса тоже жива? Просто попала в другой мир…

— Просто? — Ским подозрительно тихо произнес это «просто».

— Не спешите, Ваша Ясность, — примирительно выставил руки вперед Деймур, — не спешите.

Ским замер, Парт откашлялся:

— Мне кажется, или представитель вида, умеющего путешествовать между мирами, недавно пытался заключить с вами союз…

Сикм повел подбородком, пытаясь понять, что хочет сказать его соратник.

— Химеры! — Парт всплеснул руками. — Химеры пришли к нам из другого мира! Надо уточнить, могут ли они….

Он не успел договорить, Ским уже бежал в подземелье.

— Я не могу вас отправить в другой мир. — Дея вжимала голову в плечи, но стояла на своем.

— Почему, демоны тебя разорви?

— Потому что вы есть Рузгард. — Дея почти шептала.

— Что за чушь ты несешь?! Я должен ее найти!

— Я не могу.

— Я уже уходил в мир демонов.

— Тогда вы не были Источником.

Ским рухнул на колени посреди комнаты, обхватил голову руками.

— Должен же быть выход.

— Он есть, — помедлив, отозвалась химера.

— Так чего же ты молчишь? — Источник подскочил к Дее, схватив ее за плечи. — Говори!

— Я могу попробовать найти ее.

— Ты? — Ским отпустил ее и отступил на шаг.

— Я. Мы, — химера явно подбирала слова, — мы с ней много общались. Не уверена, но мне кажется, я смогу найти ее след, — снова молчание. — Хочу попытаться.

Ским смотрел ей прямо в глаза, Дея взгляд не отводила.

— Похоже, у меня нет выбора, — произнес, наконец, Источник.

— Выбор есть всегда, — отозвалась химера. — Но если вы выбираете искать ее с моей помощью, то тут вы правы. Вариант только один. Довериться мне.

Лина с матерью разгребали антресоли. Старые туфли на шпильке, чайник без крышки, коробка с учебниками, трехлитровые банки и какая-то странная керамическая ваза. Они смеялись над своим скопидомством, пытались примерить туфли, выяснили, что они ни одной из них не подходят, долго гадали, откуда они взялись в их доме.

Насобирали два короба отменного мусора. Когда антресоль была уже почти пуста, Лина вытащила картонную коробку, оклеенную картинками и фотографиями.

— Мам, что это?

— О! Сокровища! — Мама, с волосами в паутине и пылью на очках, уже даже смеяться устала. — Сейчас мы это с тобой продадим и станем богатыми!

Лина села на ступени стремянки. Аккуратно протерла коробку рукой. На нее смотрели давно выцветшие глаза какой-то девчушки, стоявшей под елкой, рядом угадывалась картинка с курорта: море, пляж, обезьянка, сбоку была приклеена репродукция известной картины с букетом.

— Эта коробка твоей бабки. Вот. Недаром вспоминали ее недавно.

— Что там?

— Да что там может быть?! Письма, открытки. Да открой! Она уж явно не будет против.

Коробка была заклеена. Лина спустилась, взяла нож и аккуратно поддела крышку. Мама была права. В коробке лежала стопка новогодних открыток, адресованных бабушке от какой-то Маши. Вероятно, Мария Дмитриевна, подумала Лина. Бабушкина школьная подруга. Кажется, они ни разу после школы не виделись, но всю жизнь переписывались. Под стопкой с открытками лежал старый лотерейный билет. Бабушка выиграла по нему будильник. Это Лина помнила, она была уже школьницей. Маленький, красный. Он размером был чуть крупнее пятака, но так противно звенел. Быстро сломался, и, кажется, все этому были рады. По крайней мере, никто его не чинил. Позолоченная чайная ложка с буквой Т на ручке, поцарапанная погремушка, несколько фотографий и старинный кулон. Лина подняла украшение на уровень глаз. Оно казалось ей смутно знакомым, хотя она не помнила, чтобы бабушка его носила.

— Мама, что это?

— А! Кулон. Ей подарил кто-то, но она не носила, — мама подошла и села рядом, — говорила, что это не модно.

— Красивый.

— Да! Мне тоже нравился, но такие тогда и правда не носили. А сейчас хэнд-мейд вроде в моде! — Мама протянула руку к украшению. — А что, шнурок поменяй и носи!

— Да! Идея!

Лина продолжала держать кулон. Что-то он ей напоминал. Грубое дерево обрамляло сердцевину из камня и смолы. Это было похоже на янтарь, только цвет странный. Сизо-коричневый. Кажется, янтарь таким не бывает. Может, опал? Вот и блики какие-то играют. Лина всмотрелась. Нет, это не блики. На нем рисунок. Завитушка. И именно эта завитушка не давала Лине покоя. Девушка никак не могла понять, в чем дело, но она определенно видела этот рисунок раньше.

— Ты чай пить идешь?

— А?

— Чай говорю, заварила.

— А, иду.

— Иди, а то я уже третий раз зову.

Лина опустила кулон в карман халата и пошла на кухню.

Остаток дня они с мамой отдирали обои и выносили мусор. Лина устала так, что еле нашла в себе силы принять душ. Не была бы вся в штукатурке — и мыться бы не стала.

Она лежала в постели и перебирала в уме события последних дней. Мысль о новых обоях плотно переплеталась с воспоминаниями о Рузгарде. Запах штукатурки напомнил ей уборку в Горхольде. Сами собой всплыли воспоминания о другом мире, о тех, кого она там оставила. Она вспомнила, как начинались их со Скимом отношения, как они впервые поцеловались, как он, можно сказать, обманом, затащил ее замуж. Это все было в доме Парта.

Стоп! Лина аж подскочила на кровати. В доме Парта! Эти светящиеся шары, которые то скручивались, то растягивались в ленту. Лина вспомнила, где видела эти завитушки. Она встала и, не включая свет, чтобы не разбудить маму, принялась шарить по карманам. Вот он! Кулон. Или… амулет?

Взмокшими от волнения ладонями Лина сжала странный камень. Как там ее учил Ским? Свети. Нет. Это не световой кристалл. Иди. Нет. Куда идти-то… Лина глубоко вздохнула, подумала. Световые шарики были проводниками по дому мага. Она попыталась представить Рузгард. Его небо, его поля со странными цветами. Вспомнила людей. Парта, Горсинта, Скима… Еще раз выдохнула:

— Веди!

Амулет чуть вздрогнул и, будто вспоминая, что надо делать, чуть-чуть нагрелся. Завитки на его поверхности ожили и налились красным светом. По щекам у Лины потекли слезы, она села на пол прямо посреди комнаты.

— Миленький мой, я хочу вернуться. Веди!

На Горхольдском плато бушевал отчаянный весенний ветер. Он всю зиму был заперт за морем и теперь старался наверстать упущенное: овеять каждый сантиметр камня, погнуть каждую нетронутую им ветку, всколыхнуть каждую травинку.

Мужчины стояли полукругом у знакомого им алтаря. Вообще-то химерам не нужно было специальных заклятий и храмов для перемещения. В первый переход Дея ушла прямо из городского зала, надменно улыбнувшись своим конвоирам. Вернулась ни с чем. Второй раз тоже ушла из замка. И третий… На пятый раз химера вернулась полулежа на полу, впившись пальцами в камни пола, словно с усилием выцарапывая у небытия нужную ей реальность. Парт рассматривал ее с любопытством и восхищением. Ским морщился. Она тяжело дышала, рычала и скалилась. Попросила воды, выронила кружку, которую ей подали. Маги переглянулись между собой:

— Ей нужен отдых.

— Сама решу, когда отдыхать!

— Позвольте… — Парт запнулся. — Помочь.

Химера подняла озлобленный, но измученный взгляд, показывая, что готова слушать. Тогда они привели ее на алтарь. Восстановили магический круг, прочли заклятья, истончающие стены миров. Дея молча смотрела на работу Парта, укутавшись в тяжелый плед. Он закончил, ладонью накрыл огонь, защищая его от того самого непонятного ветра, посмотрел на химеру. Кажется, в его взгляде было настоящее уважение. Кажется, Дея это почувствовала. Она вздернула подбородок, скинула плед и шагнула на камень.

С алтаря уходить было действительно легче. Дея уже не казалась такой измученной. Вернулась трижды. Первый раз ее не было пару часов, второй раз всего минут десять, третий раз застряла на сутки. И вот ушла снова. Ее не было день. Маги уже подумали о смене караула, когда реальность вздрогнула, встрепенулась и слегка изменилась. Облачко пыли, взметнувшееся на камне, стало мелкой незаметной женщиной. Вернулась химера. Одна.

Дея уже который раз возвращалась с неудачей. С каждым разом она выглядела все потрепаннее, а глаза горели уже не досадой, а настоящей злобой.

— Не совсем уверен, что могу давать вам советы, — Парт укутывал ее в одеяло — ведьма вернулась вся мокрая, будто вынырнула откуда-то, — но не сделать ли вам снова перерыв.

Ским, стоявший тут же, стиснув зубы, отвернулся. Ему не о чем было разговаривать с Деей. Она вернулась без Лины, это было очевидно. Химера метнула ему в спину злобный взгляд и чуть не зарычала:

— Я обошла все миры, в которых ездят подземные повозки! — Ским остановился. — Все, в которых женщине не нужно убивать птицу, чтобы готовить! И все, в которых лошадь знают, но не используют! Я не знаю, где она!

— Достоверно мы можем знать только одно, — вздохнул Парт. — Она жива.

Химера поднялась, шатаясь, подошла к Скиму:

— Дайте мне вашей крови…

Источник резко развернулся:

— Не приближайся, тварь!

Химера замерла на месте и закрыла глаза. Тонкая морщинка пролегла между бровей. Уголки губ ее обвисли, волосы выбились из прически и были предоставлены ветру. Все в ее облике показывало усталость и смирение.

— Когда я говорила, что пришла сюда за помощью, я не врала. Когда предложила вам свою силу, не врала. Когда искала вашу жену, не врала. Не вру и сейчас. Я не могу найти ее во множестве миров. Но могу найти вашего сына. Я же столько раз это объясняла.

Ским зло выругался и соскочил вниз на камни, намереваясь уйти по тропе к подземному ходу. Уже на повороте его догнал Парт.

— Ваша Ясность. — Ским не оборачивался, Парт бежал за ним, не разбирая дороги. — Ваша Ясность… — Источник продолжал идти, как шел. Парт споткнулся, выругался: — Да стой же ты, упрямый осел!

Ским замер. Парт покрылся испариной.

— Я хотел сказать, Ваша Ясность…

— Упрямый осел?

Парт глубоко вдохнул.

— Ваша Ясность, — с нажимом произнес он, — перед тем как отправлять вас в мир к демонам, я много прочитал о перемещениях и вынужден признать, что Химера права. Кровь — лучший проводник. — Маг стоял перед Источником, опустив глаза.

— Если она познает мою кровь, то сможет принимать мой облик.

— Ваша Ясность… — Парт запнулся и поднял взгляд. — Несколько дней назад вы приняли решение довериться ей. — Ским молчал, а Парт продолжил: — Все же речь идет о вашем сыне…

— О Лине! — Ским схватил мага за грудки. — Речь идет о женщине, которую я люблю!

— Тем более, — ровным тоном произнес болтавшийся в воздухе Парт.

Ским отпустил его и отошел. Маг молчал, молчал и Ским. Он бы с радостью прожег Парта взглядом, но тот не дал ему такой возможности, просто склонившись и отступив.

— К демонам всех вас! — Источник в три прыжка вернулся на плато, приблизился к Дее.

— Если ты меня обманешь, я истреблю всех химер, которых найду. Поняла?

И без того бледная Дея, казалось, стала просто серой, однако не отвела взгляд:

— Я честна с вами. И … — она помедлила. — Я сама очень хочу ее найти.

— Почему же? — Ским ждал рассуждений о том, что его жена носит его наследника, что это важно для Рузгарда, что Лина есть нить его и часть жизни его, что он есть Рузгард, а значит, благополучие его жителей зависит от его благополучия, но Химера подняла взгляд и очень тихо произнесла:

— Она называла меня подругой.

Молчание, нарушаемое лишь пением ветра, повисло на плато. Ским достал кинжал, сжал в своей ладони. Медленно протащил лезвие, протянул Дее окровавленную руку. Та, не говоря ни слова, коснулась теплой, красной струйки, растекавшейся по руке Источника. Сначала несмело, будто пробуя ее на вкус кончиками пальцев, затем настойчивее, накрыла его руку своей, вжалась со всей своей нечеловеческой силой и очень хищно улыбнулась.