Пылающие небеса

Глава 9

Каждая мысль причиняла мучительную боль.

Иоланта не знала, когда именно свалилась на пол, но страдать лежа было ничуть не хуже, чем в какой-либо другой позе.

Такой боли – грязной, животной, отвратительной – она еще никогда не испытывала; по нервным окончаниям словно кто-то проводил ржавыми лезвиями. Иоланта почти мечтала о чистой тьме удушья.

Не сразу, далеко не сразу она сообразила, о чем можно думать без возобновления пытки. К примеру, совсем не больно было представлять, как будущая жена принца, которая, вероятно, у него все-таки появится, изменяет ему с каждым слугой в замке. Или как дети его ненавидят. А больше всего Иоле понравилось рисовать в воображении, как его похороны оборачиваются фарсом и дебошем, потому что каждый житель Деламера считает за честь плюнуть на гроб правителя.

Иоланта и без уроков истории знала, что род Элберонов находится в упадке. Принц, несомненно, желал вернуть ему былую славу и показать себя во всей красе. Стать следующим Великим принцем. А Иоланта в его плане – крошечная пешка, равно как и для Лиходея она лишь вещь, из которой нужно выжать все возможное и выбросить за ненадобностью.

Иола чувствовала себя потрепанной и истощенной, как после ужасной болезни. Она почти не верила, что еще утром ее самой большой заботой была свадьба Рози Оукблаф. Казалось, все происходило сто лет назад – в другой жизни.

Взявшись за край стола, Иоланта поднялась.

Впрочем, эта ситуация – еле стоять на ногах, когда мир кружится вокруг тебя – не казалась такой уж незнакомой. Да, это жутко походило на уже многократно пережитое: всякий раз, когда учитель Хейвуд терял место, Иоланта думала, что положение безвыходно и выбраться уже не удастся.

Но теперь так и есть – положение действительно безвыходное. Просто конец всему, как она это понимала.

И что же делать?

Будто в ответ на ее вопрос, живот забурчал. Иола слишком нервничала, когда пила с мальчиками чай, и была погружена в свои мысли в гостинице. Она чуть не засмеялась. «Ты жива, а внизу дожидается ужин – что еще нужно?»

К этому Иоланта привыкла: идти вперед, несмотря ни на что; приспосабливаться даже к самому худшему.

Ничего другого не оставалось.

* * *

Тит постучал в дверь Фэрфакс, но ответа не получил.

– Не хочешь пойти на ужин?

Тишина.

Он спустился один и, к своему удивлению, едва шагнув в столовую, обнаружил там Фэрфакс, которая о чем-то увлеченно беседовала с Уинтервейлом. Точнее, тот проводил анализ сильных и слабых сторон команд соперничающих по крикету домов, а она внимательно слушала.

Должно быть, Уинтервейл сказал что-то забавное, потому что она запрокинула голову и засмеялась. Тит замер: Фэрфакс была ужасно красивой. Он гадал, как его однокашник может стоять так близко и ничего не понимать.

Уинтервейл все говорил и говорил, она же смотрела на него откровенно восторженным взглядом. У Тита зачесались руки дать наглецу в челюсть так, чтобы он влетел в буфет с посудой. Сложно поверить, что он знает Фэрфакс всего несколько часов: за это время она успела перевернуть всю его жизнь.

Тит подошел к ним. Фэрфакс быстро кивнула ему, после чего вновь обратила все внимание на Уинтервейла. К Титу присоединился Кашкари, и они разговорились о сжижении кислорода – об этом немагическом научном исследовании любознательный индиец только что прочел в газете.

Вскоре дверь столовой распахнулась, и, толкаясь и пихаясь, в помещение ворвались мальчишки, тут же усевшись за два длинных стола, предназначенные для учеников разных возрастов. Миссис Долиш расположилась во главе стола старших детей, а миссис Хэнкок – младших.

– Не прочтете ли вы молитву, миссис Хэнкок? – спросила миссис Долиш.

При упоминании имени миссис Хэнкок сидящая на противоположной от Тита стороне стола Фэрфакс напряглась. Он видел, что ей не терпится повернуться и хорошенько рассмотреть означенную особу, но Фэрфакс была достаточно осторожна, поэтому, подражая другим мальчикам, склонила голову.

– Отец наш Небесный, – начала миссис Хэнкок, – помоги нам в своем бесконечном милосердии; начинается новый семестр в этой старинной и прекрасной школе. Направь мальчиков на тропу усердия, и пусть их учеба будет плодотворной. Дай им здоровья и сил – как телесных, так и душевных. И пусть тысяча восемьсот восемьдесят третий год станет наконец годом наших побед в крикете. О, Всесильный Боже, ты же знаешь, что каждое лето мы старались как могли.

Мальчики захихикали. Миссис Долиш, сама едва не смеясь, зашикала на них.

Фэрфакс вскинула голову, и удивление было прямо-таки жирными чернилами написано на ее лице. Она что, полагала, будто агенты Атлантиды не могут оказаться вполне очаровательными людьми? Ребята этого дома любили миссис Хэнкок едва ли не больше, чем даже миссис Долиш.

– Господь, мы благодарим тебя за щедрость этого ужина, – продолжила оратор. – За миссис Долиш, нашу стойкую начальницу. Даже за мальчиков, которых мы нежно любим, однако, если верить прошлому опыту, захотим придушить голыми руками еще до конца этой чудесной недели.

Смех стал громче.

– Но все равно мы очень рады, что все наши мальчики вернулись к нам в целости и сохранности, особенно Фэрфакс. Надеюсь, в этом семестре он больше не будет лазить по деревьям.

Руки Фэрфакс, лежащие на столе, напряглись. Она снова опустила голову, словно хотела скрыть беспокойство за то, что ее выделил из толпы враг.

– Отвлекаясь от всего этого, мы хотели бы постичь тебя, о, Господь, и служить тебе каждое мгновение наших жизней. Ибо Твое есть Царство и сила, и слава во веки веков. Аминь.

– Аминь, – повторили мальчики.

На стол подали жареную корюшку, спаржу и апельсиновое желе – Фэрфакс, вероятно, с такими блюдами прежде не сталкивалась. Ела она немного. Через три минуты уронила салфетку, повернулась на месте и, поднимая вещицу, наконец бросила быстрый взгляд на миссис Хэнкок.

По мнению Тита, миссис Хэнкок была гораздо более привлекательной женщиной, чем пыталась казаться. Она отдавала предпочтение бесформенным платьям бесчисленных оттенков скучного коричневого цвета, а волосы всегда прятала под большим белым чепцом. Но вот что действительно оставляло прочное впечатление искусственности, так это выступающие зубы – Тит не верил, что они и правда такие огромные.

К его облегчению, миссис Хэнкок, говорившая с мальчиком по левую от себя руку, кажется, не заметила внимания Фэрфакс. И, к еще большему его облегчению, та долго не пялилась. Честно говоря, вообще не пялилась. Если бы Тит не наблюдал за ней, ожидая чего-то подобного, то мог бы и не заметить этот беглый мимолетный взгляд.

Фэрфакс тем временем дальше демонстрировала свое нежелание есть, жуя спаржу так, словно это опилки. Теперь уже повернулась миссис Хэнкок и пристально посмотрела на ее затылок.

Тит быстро опустил глаза. Сердце неистово колотилось. А вдруг женщина скорее распознает в вернувшемся ученике девчонку? Она уже что-то подозревает или же обращает внимание потому, что номинально Фэрфакс – лучший друг принца, и за ним нужно тщательно следить?

– Передай соль, – обратился Уинтервейл к Фэрфакс.

Солонка – маленькая оловянная чашка – стояла прямо перед ней. Вот только в любом приличном доме Державы блюда подают уже приправленными по вкусу каждого сидящего за столом. Если только Фэрфакс никогда не помогала с готовкой, она наверняка даже не знает, как выглядит соль.

Но прежде, чем Тит смог что-то сделать, она уверенно взяла себе щепотку соли, посыпала на корюшку и передала солонку.

Тит потрясенно уставился на Фэрфакс и получил в ответ взгляд, полный чистейшего осуждения.

Вскоре они с Уинтервейлом снова увлеченно болтали о крикете. Титу удавалось более-менее связно отвечать Кашкари, но он не мог сосредоточиться, то и дело отвлекаясь на Фэрфакс и ее нового друга, явно наслаждавшихся общением.

А еще на взгляды, которые бросала на них миссис Хэнкок – ведь это явно уже больше, чем просто случайность.

Разговор о крикете не ограничился временем ужина – он продолжился в комнате Фэрфакс, причем Тита подчеркнуто не пригласили.

Вернувшись к себе, он открыл комод, стоявший рядом с кроватью, и достал шар Хансена последней модели – пишущую машинку, походившую на механический игольчатый валик, где кнопки-иголочки располагались на медном полушарии.

Тит вставил лист бумаги в полуцилиндрический каркас. Кнопки начали двигаться, приводя в движение короткие клапаны под ними и образуя слова и предложения, которые составляли ежедневный отчет Далберта принцу.

Этот отчет, частично застенографированный, частично зашифрованный, показался бы бессмысленным его школьным товарищам – и большинству магов тоже, если уж на то пошло. Но Титу половинка страницы поведывала столько же, сколько целая английская крупноформатная газета.

Обычно он получал информацию о решениях парламента, сегодня же в сообщении не упоминался ни регент, ни премьер-министр. Только сведения, которые Далберт собрал на Фэрфакс и ее опекуна.

Хейвуд родился на самом крупном из островов Сирены – живописном архипелаге, расположенном на юго-западе от основных земель Державы. Его отец владел прибыльной рыболовной флотилией, мать была специалистом по сохранению рыбных запасов. У пары родилось трое детей: Хелен, умершая еще в детстве, Гиперион, юнцом сбежавший из дома, и, наконец, Горацио, достигший таких высот, что любой родитель мог бы гордиться таким сыном.

Записи о его образовании оказались достаточно типичны для одаренного и амбициозного юноши. Он поступил в Консерваторию, где его потрясающие способности выделялись даже на фоне прочих в немалой степени талантливых учеников. В конце третьего года его родители один за другим скончались, и Хейвуд связался с кутилами. Далее к отчету прилагался списочек из множества незначительных нарушений, хотя успехи молодого мага в учебе ничуть не уменьшились.

Все гулянья резко прекратились, когда он взял на себя попечительство одиннадцатимесячной девочки – Иоланты Сибурн. О сироте ранее заботилась троюродая бабка, но, заболев, она связалась с человеком, который значился следующим в завещании покойных Сибурнов и должен был взять на себя ответственность за малышку.

Что интересно, из-за опекунства разыгрался небольшой спор. Объявился другой друг семьи – женщина, заявившая, мол, еще до рождения Иоланты Сибурны попросили включить ее в завещание как того, кто позаботится о ребенке в маловероятном случае их кончины.

Однако в завещании обнаружилось лишь имя Хейвуда, на чем, собственно, дело и закончилось.

Некоторое время все шло прекрасно, но семь лет назад опекуна Иоланты поймали на жульничестве: он сделал межуниверситетский матч по поло договорным. Его перевели на более низкую должность в Институт Магии Былых Времен, где Хейвуд незаконно заимствовал одну из хорошо известных исследовательских работ, которая была еще свежа у всех в памяти. Лишившись и этого места, маг нашел работу учителя в какой-то никому не известной школе. Жизнь все еще ничему его не научила: он принимал взятки от учеников в обмен на хорошие оценки.

Хейвуд творил непростительное, но хранительница памяти так и не вмешалась.

Девочку зарегистрировали как мага стихий третьей степени. Дар редкий, и все же встречается гораздо чаще, чем четвертая степень, означающая власть над всеми стихиями. Судя по оценкам за учебу, Иоланта не собиралась подаваться в уличные артисты – а ведь в нынешние времена именно таким становился выбор многих стихийников, вынужденных глотать огонь ради заработка.

Интересный факт: чем глубже Хейвуд увязал в неприятностях, тем лучше были оценки Иоланты и громче похвалы от ее школьных учителей. Прекрасное качество – способность направлять свои страх и разочарование на достижение цели.

* * *

Распахнулась дверь, и в комнату вбежал Уинтервейл.

Скомкав отчет, Тит бросил его в камин.

– А стучаться тебя не учили?

Уинтервейл схватил его за руку и потянул к окну:

– Черт, что это?

Бронированные фаэтоны по-прежнему неподвижно висели в ночном воздухе.

– Воздушные экипажи Атлантиды. Они появились еще до ужина.

– Почему они здесь?

– Я же тебе говорил, что сегодня столкнулся с инквизитором – видимо, это ее взбесило, – ответил Тит. – Вперед! Брось в них камень и начни революцию.

– Начал бы, если бы смог бросить камень так высоко. А их не волнует, что их могут увидеть?

– С чего бы? Англичане в любом случае все свалят на немцев.

Уинтервейл покачал головой:

– Нужно опять сходить проверить маму.

– Передай от меня привет.

Тит подождал минуту, затем направился к двери Фэрфакс и постучал:

– Это Тит.

К его удивлению, она ответила:

– Входи.

Босая, в ночной рубашке, она сидела на кровати и играла с огоньком в форме китайской головоломки: одна ажурная сфера внутри другой, а внутри той – еще одна.

– Не стоит играть с огнем, – посоветовал Тит.

– Тебе тоже, – не поднимая взгляда, отозвалась Фэрфакс. – Полагаю, ты пришел, чтобы обсудить освобождение моего опекуна?

Голос звучал ровно. Она держалась с почти противоестественным спокойствием, словно точно знала, как хочет поступить с Титом.

В то время как он понятия не имел, что же делать с ней.

– Я права? – надавила Фэрфакс.

Титу пришлось напомнить себе, что, поклявшись на крови всегда говорить ей правду, он не может и дальше лгать – по крайней мере, в ответ на прямые вопросы.

– Я пришел забрать свою запасную палочку и обсудить твое обучение. Но можно поговорить и о твоем опекуне.

Фэрфакс вытянула палочку из-под матраца и бросила Титу.

– Так давай поговорим о нем.

– Через несколько дней я собираюсь вернуться в Державу. И пока буду там, схожу в Инквизиторий, проведаю его.

– Почему не прикажешь, чтобы его выпустили?

Этим вопросом она явно намеревалась его задеть. У Тита не могло быть такой власти даже по достижении соответствующего возраста.

– Из-за инквизитора мое влияние строго ограничено.

– Тогда что ты можешь сделать?

– Во-первых, мне нужно узнать, в подходящей ли он форме для того, чтобы его спасать – может, да, а может, и нет. Все зависит от того, что сделала с ним инквизитор.

– А что ты подразумеваешь под формой, неподходящей для спасения?

– Если у него помутился рассудок, я не стану рисковать и вытаскивать его из плена. Тебе придется смириться с потерей опекуна.

– А если он в порядке?

– Тогда нужен план. Моей целью остается самому не угодить в Инквизиторий.

– Тебе же не составит труда добыть нужные сведения?

– Да. Но я не хочу, чтобы знали о моей личной заинтересованности.

– Разве нет человека, которому ты можешь доверять?

Тит замялся.

– Нет, если речь идет о тебе или связанных с тобой планах – любой сможет нажиться, предав нас.

– Думаю, такой лживый человек, как ты, везде видит обман, – нарочито сладким голосом заявила Фэрфакс. – Прекрасно понимаю, почему никто не хочет добровольно из-за тебя рисковать.

Ее слова попадали в цель, раня, точно стрелы из английского лука.

С одной стороны, Титу хотелось закричать, что ничего он не жаждет столь же сильно, как доверия и сплоченности. Но в словах Фэрфакс была доля истины, этого он отрицать не мог. Он соткан изо лжи, вся его жизнь определялась тем, что другие не знали и не могли о нем знать.

Но с ней – с Фэрфакс – все должно было быть по-другому. Им предстояло стать товарищами, и разделенные вместе опасности, разделенная на двоих судьба должны были сплотить их. А сейчас из всех, кто презирал Тита, Фэрфакс, несомненно, презирала его наиболее сильно.

– Теперь и ты видишь, какие сложности возникают при спасении твоего опекуна, – выдавил он, ненавидя холодность, пронизывающую каждый слог. – И это в случае, если он еще не утратил разум.

– Я сама решу, в подходящем ли он состоянии ума для того, чтобы его выручать.

– И как же ты это сделаешь?

– Пойду с тобой в Инквизиторий. Должно быть, у тебя имеется способ вернуть меня в Державу – иначе, куда бы ты дел Фэрфакса на время каникул?

– Ты же в курсе, что можешь попасть в ловушку, заявившись в Инквизиторий?

– Я готова рискнуть.

Тит начал понимать, что имеет дело с незаурядной особой. Конечно, с ее-то потенциалом, она никогда и не была посредственностью. Но способность управлять стихиями – это почти как… талант в спорте. Огромная власть над стихиями не всегда подразумевает наличие выдающегося ума.

Однако Фэрфакс явно обладала силой воли и стальным характером. В то время, когда менее стойкая девушка – да и юноша, если уж честно – уже сломалась бы под натиском бед или неконтролируемого гнева, эта решила противостоять Титу и получить как можно больше контроля над ситуацией.

Она могла стать прекрасным союзником и грозным врагом.

– Ладно, – согласился Тит. – Пойдем вместе.

– Договорились. Что ты хотел рассказать о моем обучении?

– Что оно скоро начнется – завтра утром, если быть точным, – и что ты должна подготовиться к трудностям.

– Почему так скоро и какие трудности?

– Потому что у нас нет времени. Взрослый маг обладает властью над тем же количеством стихий, что и в конце подросткового возраста. Ты еще растешь?

– Откуда мне знать?

– Именно. Времени нет. Так как сегодня был сложный день, я жду тебя утром в шесть. Послезавтра – в половину шестого. А потом, до конца семестра, – в пять.

Фэрфакс молчала.

– Ранний подъем пойдет тебе на пользу. Ты не захочешь пользоваться уборной, когда там кто-то еще.

Ее губы сжались в тонкую линию, но опять не прозвучало ни слова. Однако огонь в ее руке слился в сплошной шар, тут же покрывшийся шипами. Без сомнения, Фэрфакс жаждала загнать пламя прямо Титу в глотку.

– Насчет купания: возможно, ты не захочешь мыться в общих ваннах. Я скажу Бентону, чтобы принес горячую воду в твою комнату.

– Как мило с твоей стороны, – пробормотала она.

– Моя щедрость не знает границ. Я также захватил тебе еды. – Тит опустил бумажный сверток на ее письменный стол. Фэрфакс толком не поела ни за чаем, ни во время ужина, и он сомневался, что в гостинице все было иначе. – Пирог для сладких снов – съешь его, и будешь спать спокойно.

Вообще-то, этим пирогом Тит сам боролся с бессонницей. Ему предстояла очень долгая ночь…

– Хорошо. Значит, я без проблем встану на наше занятие.

Внезапно Фэрфакс дернулась, плечи резко выдвинулись вперед, будто ее ударили в живот, пальцы сжались в кулаки. Огненный шар превратился в синий комок чистого пламени.

– Думаешь о том, как будешь учиться спустя рукава?

Клятва требовала от нее полной отдачи!

Фэрфакс скорчила гримасу и выпрямилась, не сказав ни слова.

Нельзя было оставлять ее так, не дав выпустить пар. «Пусть лучше время от времени отыгрывается на мне».

В голову пришла неожиданная мысль.

– Знаю, ты хочешь наказать меня. Я разрешаю. Сделай все самое плохое, на что только способна.

– Этим я накажу лишь себя.

– Но не когда ты заручилась моим согласием. Если нравится, можешь каждую минуту представлять, как сжигаешь меня дотла. Придумывай и пытайся исполнить любые наказания, только убивать меня нельзя.

Фэрфакс фыркнула:

– В чем подвох?

– Подвох в том, что мне можно защищаться. Желаешь меня ранить? Придется попотеть.

Она наконец-то подняла на Тита задумчивые глаза.

– Давай же, попробуй.

На мгновение она застыла, а затем указательным пальцем нарисовала в воздухе круг. Огненный шар превратился в огненную птицу, и та, сначала поднявшись вверх, тут же ринулась на Тита.

– Fiat ventus.

Птица отважно махала крыльями, но не могла подлететь к нему из-за вызванной заклинанием струи воздуха.

Фэрфакс щелкнула пальцами, и, вобрав весь огонь из камина, птица увеличилась в четыре раза.

– Ignis remittatur.

Слова Тита отправили пламя обратно в камин.

Фэрфакс прищурилась:

– А что же ты сделаешь сейчас? Вновь используешь старый добрый щит?

Внезапно вся комната заполыхала огнем.

– Ignis suffocetur.

Огонь погас под весом заклинания.

Тит смахнул с рукава несуществующую крупицу пепла.

– Палочку можно переломить по-разному, Фэрфакс.

* * *

Она недооценила принца.

Он хитер и безжалостен. Но Иола не сразу поняла, что он к тому же выдающийся волшебник. Не так-то просто одолеть магию огня магией тонких сфер, а принц легко справился даже без помощи палочки.

«Кажется, ты здорово подготовился». Иоланта и не подозревала, насколько здорово. Он совсем не нормальный шестнадцатилетний мальчик – скорее, наполовину демон в школьной форме.

– Пока ты мне не ровня, Фэрфакс. Но когда-нибудь станешь. И чем усерднее будешь учиться, тем скорее сможешь наказать меня по своему усмотрению. Только представь ужас в моих глазах, когда я начну молить о пощаде.

Иолантой очень ловко манипулировали. Принц хотел, чтобы она работала как проклятая для достижения его цели, а в качестве приманки использовал свое будущее унижение. Но не этого хотела Иола. Ей бы только стать…

Она быстро отгородилась от любой мысли о свободе и попросила:

– Пожалуйста, уйди.

Принц вытащил палочку:

– Ignis.

Маленький огненный шар ожил и по его приказу подлетел к Иоланте.

– Твой огонек, Фэрфакс. Увидимся утром.