Пылающие небеса

Глава 16

Принц со стуком ударился головой об пол.

Иоланта вскрикнула – получилось хриплое чириканье.

Ее поразили разоблачения инквизитора. Затем испугали: что, если принц ее выдаст? Затем обожгла боль, словно кто-то орудовал горящей головней в ее черепе. Иола содрогалась, крылья бесполезно трепыхались.

Принц не забыл вытащить ее из-под мантии перед падением.

До этого момента Иоланта думала, что страдает лишь она, что он ошибся, считая инквизитора неспособной влиять на разум птиц и рептилий. Но когда колени принца подогнулись, поняла: не она, а он был целью инквизитора.

Его пытали, а Иоланта – возможно, из-за уз кровной клятвы – разделяла его боль.

При виде его рук, бессмысленно скребущих мраморный пол – так заживо погребенный царапает крышку гроба, – охватившая ее боль мгновенно утратила власть. Принцу было гораздо хуже, чем ей.

Иоланту испугали его остекленевшие глаза. Она не ожидала, что из всех людей именно он, с его полным самоконтролем и безупречной подготовкой, окажется столь уязвимым.

Не просто ранимым – беспомощным.

«Если только я ему не помогу».

Но она не настолько сильна, чтобы расшатать фундамент Инквизитория или хотя бы стены этой комнаты. А если использовать огонь или воду, станет очевидно, что действует магия стихий.

Может, выклевать глаза инквизитору? От одной мысли замутило. К тому же, это неосуществимо. Иола способна подняться с земли, но лететь быстро или ровно не получится, что делает ее бесполезной в качестве оружия.

Иоланта в отчаянии огляделась. Сверху на кованой железной цепи свисал светильник: четыре рожка, а в каждом – фарфоровый светящийся шар на плоской чаше.

Заклинание неразбиваемости придумано для стекла, не для фарфора. Если раскачать светильник, сферы выкатятся из него и, пролетев аршинов десять, разобьются вдребезги там, где сидит инквизитор.

Но надо создать не слишком сильный порыв ветра, иначе та мгновенно заподозрит присутствие мага стихий.

Слишком сильный? Иоланта, неспособная поднять в воздух даже клочок бумаги?

Направленный порыв ветра, который будет неощутим на уровне пола. И с первой попытки, чтобы, когда инквизитор заметит неладное, дело было уже сделано.

Способна ли она на это?

Боль осколком пронзила левый глаз. Иоланта вздрогнула. Принц на полу дернулся и прижал руки к ушам. Сквозь его пальцы сочилась кровь.

Этот вид шокировал Иолу почти до бесчувствия. «Я должна его отсюда вытащить».

Она попыталась отбросить колебания и сосредоточиться, покуда не превратится в единую цель. Но сомнения упрямо не выпускали из своей хватки. «У тебя никогда не получалось, – нашептывал мягкий голос. – Даже когда тонула в меду, не смогла. С чего же решила, что сейчас сможешь?»

Мед был иллюзией. А это реальность. На кону душевное здоровье принца. Иоланта, возможно, упрекала его в безумии, но она скорее выклюет инквизитору глаза, чем даст ей разрушить его мозг.

Иола отсекла все лишнее, позволяя себе помнить лишь о тех чувствах, которые испытывала, когда управляла огнем – или молнией. Ту абсолютную уверенность. То пронизывающее до глубины костей чувство связи.

На задворках сознания по-прежнему ютилась неуверенность.

Время истекало. Инквизитор встала, исходящая от нее угроза вызвала у Иоланты удушье.

Она закрыла глаза. «Сделай это. Сейчас же. И в точности как я хочу».

Тишина, последовавшая после этого приказа, казалась бесконечной.

«Как ты смеешь мне не повиноваться? Ну же. Немедленно!»

Послышался глухой удар, а за ним – звук бьющегося фарфора и странный вопль. Затем внезапно наступила тишина. Иоланта открыла глаза. В комнате для допроса стало светло как днем, на полу блестел разлившийся эликсир, чье свечение больше не пригашали сферы.

Дверь резко распахнулась. В комнату вбежали маги.

– Ваше превосходительство! – кричали слуги инквизитора.

– Ваше высочество! – вторил Лоуридж.

Принц, скорчившись, лежал на полу. Кровь испачкала его лицо, воротник и пол под его головой.

Иоланту чуть не затоптали, когда она поскакала к нему. Она захлопала почти бесполезными крыльями, врезалась в голень одного стражника и, проскользнув под пахом другого, со всей силы бросилась к принцу и кое-как приземлилась на плечо.

Капитан стражи проверил пульс принца, беспокойно хмурясь.

– Он еще жив, сэр? – спросил один из стражников.

– Да, – ответил Лоуридж. – Мы должны без промедления доставить его в безопасное место.

Но Баслан преградил путь:

– Я требую отчета о том, что случилось с госпожой инквизитором.

Иоланта только теперь заметила, что инквизитор тоже лежит на полу, а вокруг толпятся встревоженные приспешники. Лица не разглядеть, но, похоже, она, как и принц, была без сознания.

Капитан выпрямился во весь рост и навис над Басланом:

– Как вы смеете спрашивать, что случилось с инквизитором? Что она сделала с нашим принцем? Если вы сейчас же не уберетесь с моей дороги, я сочту это провокацией войны и начну действовать соответственно.

Иоланта еле дышала. Она отчаянно боялась, что инквизитор необратимо навредила принцу, и даже не задумывалась, что, вмешавшись в допрос, вызвала дипломатический кошмар.

Баслан заколебался.

А капитан Лоуридж – нет. Из церемониальных копий двух стражников и собственной накидки он соорудил временные носилки. Солдаты уложили на них принца и вслед за своим командиром промаршировали прочь из допросной.

Колесница все еще стояла во дворе. Капитан Лоуридж осторожно уложил бесчувственное тело принца на пол и сам взялся за поводья. Солдаты Атлантиды закрывали выезд. Иоланта задергала крыльями. Если придется, рискнет ли она еще раз вызвать молнию?

– Освободите дорогу властителю Державы! – Гулкий голос капитана Лоуриджа, казалось, разносился на версты вокруг. – Или вы объявите ему войну. И ни один из вас больше не увидит Атлантиду.

Солдаты смотрели друг на друга. Наконец один сдвинулся в сторону на шаг, а за ним и остальные. Сержант открыл тройные ворота. Капитан Лоуридж быстро вывел колесницу наружу, стража принца верхом двинулась следом.

Кавалькада мгновенно достигла границ Инквизитория. Лоуридж свистнул, пегасы, повинуясь команде, расправили крылья, и колесница взлетела в воздух.

– В Цитадель! – крикнул капитан подчиненным.

– Нет, – возразил принц. Иоланта подскочила. Она не думала, что он уже пришел в себя. – Не в Цитадель. В замок.

Его глаза оставались закрыты, голос звучал тихо и слабо, но он явно был в полном сознании.

– Есть, сир, – ответил капитан. И повторил приказ принца: – Мы немедленно отправляемся в замок.

– Канарейка, – пробормотал принц.

Иоланта прыгнула на его окровавленную ладонь, и та сомкнулась над ней. В другое время Иола запротестовала бы против слишком тугой хватки, но сейчас была безумно рада, что ему достает сил так ее держать.

Они скакали к скоростному воздушному пути, ночной транспорт над Деламером уступал дорогу королевскому штандарту, реявшему над колесницей. Сопровождавший ускорение толчок подсказал Иоланте, что отряд покинул Деламер. Никогда прежде она не была настолько счастлива испытывать удушье.

Когда их выбросило на другом конце пути, принц закряхтел от боли.

Иоланта потерлась птичьей головой о край его ладони. Почти в безопасности – и с ними все будет хорошо.

– Ваше высочество, не могли бы вы... – начал капитан, когда кавалькада оказалась над Лабиринтными горами.

Принц вытянул волшебную палочку и что-то слабо пробормотал. На юго-востоке в небе загорелся яркий свет, освещая самые высокие башни замка.

– Благодарю вас, сир.

Капитан двинулся в направлении факела. Иоланта забыла, что из-за хаотичного перемещения гор даже живущие в замке должны искать его каждый раз, когда уезжают и возвращаются.

Принц попросил приземлиться у посадочной арки на крыше, а не во дворе. И, позволив капитану вытащить себя из колесницы, опирался на него при ходьбе.

Камердинер, слуги и орда пажей примчались наверх и сгрудились вокруг повелителя. Тот своим лучшим капризным тоном велел им удалиться, оставив его в одиночестве.

– Держитесь подальше, идиоты. Мне нечем дышать.

– Придворный врач уже в пути, – сказал слуга.

– Отошлите его.

– Но, сир...

– Отошлите его, или я отошлю вас. Мне не нужны люди, считающие, будто меня нужно латать после простой беседы с этой горгоной.

Конечно, подлатать принца было необходимо. Он потерял так много крови. И из ушей.

И тем не менее одержал победу. Большую часть толпы он оставил за дверями своих покоев, а прочие были допущены лишь в переднюю.

Придворному врачу, который не посчитался с желаниями принца и все равно пришел, он не только отказал во входе в спальню, но и дал отповедь:

– Вы смеете намекать, что я не способен проговорить десять минут с инквизитором и обойтись без медицинской помощи? За какого слабака вы меня принимаете? Я, полымя вас возьми, наследник самого дома Элберона! И мне не нужны всезнайки-костоправы после легкой болтовни с этой атлантийской ведьмой.

Даже камердинер получил отлуп, как только помог принцу снять мантию.

– Убирайся.

– Но, сир, позвольте хотя бы умыть вас.

– А кто, по-твоему, умывает меня в школе? Я не из старого порядка принцев, которые не могут сами подтереть себе задницу. Убирайся.

Камердинер запротестовал. Принц вытолкал его из спальни и хлопнул дверью ему в лицо.

Затем покачнулся, ухватился за фруктовое деревце, росшее в лакированном горшке и, шатаясь, добрел до туалета, где его вырвало.

Иоланта печально чирикала там, где ее оставили – прямо за закрытой дверью туалета. Из кранов пошла вода. Послышался плеск. Принц вернулся бледным как смерть, но с более-менее отмытым от крови лицом.

Он поднял канарейку и, выпрямившись, покачнулся.

– Сегодня днем ты хотела оказаться со мной в ванной, не так ли, милая? Что ж, сейчас твое желание исполнится.

* * *

Как только наполнилась аметистовая ванна, Тит забрался внутрь прямо в одежде. Он смыл кровь с перышек Фэрфакс, затем прочитал пароль. В следующее мгновение они уже сидели в другой ванне, пустой, а его одежда и птичьи перышки были абсолютно сухими.

– Добро пожаловать туда, где я должен был учиться, – пробормотал Тит.

Бывший монастырь – место уединения и созерцания, убежище сидевших на троне. Использовался он и для учебы, чистый воздух и отдаленность от мирских развлечений считались полезными для воспитания юных наследников.

Тит ежегодно по несколько месяцев между итонскими семестрами проводил здесь в чтении, практике и экспериментах. Для того, кто должен хранить секреты, монастырь казался раем, свободным от шпионов и наблюдателей настолько, насколько возможно в эти дни. Здесь не было лакеев, за исключением тех, кого принц решал взять с собой, а приходящие слуги появлялись лишь раз в неделю, чтобы поддерживать порядок.

Неуклюже, словно сонное дитя, Тит выбрался из ванны. Держась для устойчивости одной рукой за стену, он побрел по длинным гулким коридорам, останавливаясь каждую минуту, чтобы закрыть глаза и перевести дух.

Всякий раз при этом перед его взором разыгрывалась зловещая сцена: виверны и бронированные колесницы в небе в грациозном смертельном танце. Впервые видение посетило Тита в комнате для допросов, вытеснив образ матери и ее канарейки, прямо перед тем, как приступ ужасной боли лишил его сознания.

А теперь все повторялось, стоило закрыть глаза более чем на несколько секунд.

Фэрфакс защебетала, едва он распахнул дверь хранилища.

– Да, я создал свою лабораторию по подобию этого места. Но здесь все гораздо больше, правда?

Хранилище было раз в десять больше, а на его полках стояли все известные магическому сообществу вещества. Тит открыл ящики и сощурился – от головной боли двоилось в глазах.

– У нас проблемы. – Он и хотел бы заткнуться, но сыворотка правды все еще пульсировала в венах, а слабость была слишком сильна, чтобы с ней бороться. В любом случае Иоланта ничего не вспомнит, когда вернется в человеческий облик. – Боюсь, я не убедил инквизитора ни в чем, кроме желания пойти на экстраординарные меры, чтобы скрыть от нее правду.

Фэрфакс затрепетала в его руке. Или, возможно, задрожал сам Тит.

Он вылил себе в глотку набор лекарств, за ними – две бутылки тоника. По вкусу они напоминали простоявшую пару недель склизкую тухлую воду. Тит не потрудился сделать их менее противными, думая, что при необходимости окажется достаточно мужественным, чтобы не придираться к таким мелочам, как вкус и текстура.

Он ошибался и доказал это новым походом в туалет с целью избавиться от содержимого желудка.

Приковыляв обратно, Тит снял Фэрфакс с полки, куда посадил ее прежде, и отправился в другую часть хранилища, по дороге прислоняясь к стенам, дабы сохранять устойчивость.

– Мне нужно превратить тебя обратно, – сказал он, показывая Фэрфакс найденный стеклянный флакон с белыми гранулами. – Ты бы и сама превратилась в течение ночи, но лучше сделать это, пока я еще в сознании.

Затем отсчитал три гранулы. Канарейка пылко потянулась к ним, но Тит остановил ее клюв рукой:

– Нет, пока нет, если только ты не планируешь появиться передо мной обнаженной. Подожди, ты как раз это и собиралась сделать, да?

Соответствующий взгляд не удался – в висках снова застучало, и он поморщился.

Канарейка сильно клюнула его в тыльную сторону ладони.

– По-моему, леди слишком много возражает[3], – процитировал Тит. – Неважно. Ты же не знаешь Шекспира, невежда.

С Фэрфакс в руке он зигзагами направился в соседнюю комнату, где временами спал, когда допоздна задерживался в хранилище. Вытянул простыню, накрывавшую тонкий матрас, посадил птицу на кровать, положил перед ней три гранулы и вновь накрыл всю кровать простыней, пряча под ней и Фэрфакс. Затем стянул с себя тунику и сапоги, чтобы ей было, что надеть. Тунике тоже досталось крови, но при данных обстоятельствах ее можно было считать вполне чистой.

– Помни, это будет неприятно, и ты не сможешь двигаться сразу по превращении. Я подожду в хранилище.

Через несколько секунд она зачирикала, возможно, пытаясь удостовериться, что он освободил помещение.

– Я еще здесь, ковыляю потихоньку, – отозвался принц.

Фэрфакс снова защебетала. Вероятнее всего, она велела ему поторопиться, но Тит решил немного повеселиться. В его жизни так не хватало смеха.

– Ты беспокоишься? Представь, как себя чувствую я, дорогая.

Она чирикнула дважды подряд. Хотел бы он чувствовать себя лучше – тогда воображаемая беседа с ней явилась бы достойным использованием его времени.

– Как ты можешь помочь? Если бы только ты... – Тит остановился.

Он пытался, хоть и без видимого успеха, навести мосты между ними. Но разве это единственное его желание? Нет, амбиции Тита простирались гораздо дальше, чем казалось. Он хотел, чтобы она...

– Влюбилась в меня. – Тит ясно услышал слова, вытянутые из него сывороткой правды. – Если бы ты меня любила, все стало бы гораздо проще.

* * *

Превращение было ужасным, словно сотня грызунов пыталась проложить себе дорогу из-под кожи Иоланты.

Затем она лежала на месте, не в силах пошевелиться – и не только из-за физической слабости.

То, чего хотел этот юноша, пугало.

Иоланте посмеяться бы над его запросами. Ничто в нем не привлекало ее: ни корона, ни черное сердце, ни красивое лживое лицо.

И все же она внутренне трепетала, поскольку то, чего он хотел, не казалось невозможным.

Или невероятным.

* * *

– Я не умер и не при смерти, – сказал Тит в ответ на донесшийся от двери судорожный вздох Фэрфакс.

Она, неровно дыша, уже стояла рядом:

– Тогда почему лежишь на полу?

Приняв большинство своих лекарств, он вновь потерял сознание. А когда пришел в себя, легче всего казалось просто оставаться на месте.

– Ты заняла ближайшую кровать. Кстати, как прошла трансформация?

Фэрфакс не ответила, только подняла его на ноги и наполовину довела, наполовину дотащила до кровати в соседней комнате.

– Ты уверен, что не умираешь прямо сейчас?

– Абсолютно. Я умру при падении, а не удобно лежа в кровати.

– Что?

Проклятая сыворотка правды все еще бушевала в венах. Надо следить за собой – Фэрфакс уже не птица.

– Не сделаешь мне чаю? Все необходимое найдешь в хранилище, в буфете под глобусом.

Она одарила его взглядом суженных глаз, но вышла и вернулась через несколько минут с двумя дымящимися кружками и жестянкой непортящегося печенья.

Тит попытался сесть.

Фэрфакс твердо положила ладонь ему на грудь:

– Лежи.

– Как же мне пить чай лежа?

– Забыл, кто я? – К нему подлетела капля, цветом и прозрачностью напоминающая дымчатый кварц. – Вот так и будешь пить лежа.

Выражение ее лица колебалось между гневом и скорбью, и Тит не мог определить, что побеждало.

– Я могу сесть, чтобы выпить чашку чая.

– Не надо. Я была там. И знаю, что с тобой сделала инквизитор. Я видела, как у тебя шла кровь из ушей.

Он втянул воздух:

– Ты помнишь?

– Да.

Прежде чем впервые испытать переоблачение, Тит прочитал всю существующую по теме литературу. Изменение формы относилось к по-настоящему древней магии, потому, даже учитывая, что ее не одобряли и временами объявляли вне закона, в записях и исследованиях недостатка не было.

За полторы тысячи лет осталось лишь две записи о магах, утверждавших, будто помнят время, проведенное в животной форме. Большинство ученых считали, что те маги или преувеличивали, или лгали.

Но Фэрфакс явно не лгала. Она могла узнать о том, что случилось в Инквизитории, только опираясь на свою собственную память.

– Как?

– Не знаю. Думаю, это может быть связано с клятвой кровью. Я должна была поддерживать непрерывность сознания, чтобы избежать опасности предать свои слова.

Тит почти не слышал сказанного ею, поскольку вспоминал, что наболтал сам. «Если бы ты меня любила, все стало бы гораздо проще».

Фэрфакс продолжала говорить, ругая его за отказ позволить придворному лекарю провести осмотр, невзирая на кровотечение из ушей.

– У меня не шла из ушей кровь.

– Не ври. Я видела.

– Я не могу тебе врать – клятва, помнишь? Кровь шла из вен на запястьях – в моих браслетах спрятаны лезвия. Придворный врач бы все понял. Потому я и не мог с ним встретиться. Нельзя допустить, чтобы до инквизитора дошло, что я не так плох, как казалось.

По изумленному взгляду Фэрфакс Тит не мог определить, хотелось ей его стукнуть или обнять. Вероятно, первое. Он скучал по тем коротким часам, когда она обняла бы его. И никогда не нравился себе больше, чем в то время, когда нравился ей. Когда она им восхищалась.

– Откуда ты узнал, что тебе понадобятся лезвия? – спросила Фэрфакс с прежним подозрительным видом.

– При инквизиции у тех, кто теряет рассудок, часто сначала идет кровь отовсюду. Я надеялся, когда у меня начнется кровотечение, инквизитор сочтет, что зашла достаточно далеко.

Она прихватила зубами верхнюю губу:

– Она остановилась?

– Нет, – покачал головой Тит. И скривился от резкой боли, вызванной этим движением. – Что там произошло? Капитан Лоуридж сам решился сломать двери?

Вмешательство в допрос не допускалось никогда. Если Лоуридж действительно сделал это, придется немедленно разжаловать его, чтобы капитан успел скрыться от гнева инквизитора.

– Нет. Ее подчиненные ворвались первыми, когда услышали ее крик. Капитан Лоуридж, впрочем, от них не отставал.

Тит нахмурился:

– Но что заставило ее закричать?

* * *

Иоланта рассказала про свою тактику, но думала не об этом. Ее по-прежнему трясло от признания, что принц запланировал кровотечение из ушей.

Хотя стоило бы больше беспокоиться о том, что он пытается влюбить ее в себя, но Иоланта могла думать лишь о мальчике, чей кот был убит у него на коленях, мальчике, росшем в страхе перед тем днем, когда и он сам окажется под властью того же мага мысли.

Она вспомнила о точности его заклинаний – результате бесконечных лихорадочных тренировок. А это немагическое притворное кровотечение? Сколько раз принц репетировал с лезвиями в рукавах, падая на холодные гранитные полы монастыря в надежде, что при встрече с инквизитором получит шанс сохранить разум?

– Я качнула люстру. Сферы со светящимся эликсиром выпали. Мои глаза были закрыты, но, думаю, одна из них попала прямо в инквизитора – я слышала звук удара перед тем, как все разбилось. А твое вызволение из Инквизитория – это уже заслуга капитана Лоуриджа.

Иоланта не рассчитывала на благодарность, но ожидала, что принц обрадуется. В конце концов, он так беспокоился из-за ее неспособности управлять воздухом. Сейчас же она не только спасла его, но и доказала, что является редчайшим из созданий, магом, способным контролировать все четыре стихии.

Однако изумление на лице принца сменилось мрачностью. Он откинул простыню и попытался встать:

– Почему ты мне раньше не сказала?

Иоланта схватила его за руку, чтобы поддержать:

– Я думала, что ты на последнем издыхании.

Принц шатался, но смотрел свирепо.

– Пойми одно. Когда ты сама в опасности, тебя не должно волновать, жив я или умер. Моя задача – направлять и защищать тебя, пока могу, но в конце лишь один из нас будет иметь значение, и это не я.

Он был так близко, его жар, казалось, проникал прямо в Иолу. У основания его шеи осталось неправильной формы пятнышко засохшей крови, которое принц не успел смыть. Под распущенными рукавами виднелись следы проколов на запястьях там, где лезвия вонзались в кожу.

Сильная боль разгорелась в сердце Иоланты. Она могла еще удержаться и не влюбиться в него, но отныне не способна по-настоящему его презирать.

– Мы должны сейчас же вытащить тебя из Державы, – сказал принц. – Прежде, чем инквизитор поймет, что в допросной был еще кто-то, обладающий властью над стихиями.

Он уже шел, нетвердо держась на ногах. Иоланта обхватила его за пояс.

– Я должен вернуться в свои покои в замке. Зелье для трансформации лежит в моей сумке. Отведи меня в ванную наверху. Затем спустись и уничтожь все следы, по которым можно заподозрить твое присутствие. Инквизитор решилась покуситься на мой рассудок. Точно так же она способна ворваться в мою святая святых.

Иоланта напряженно кивнула и двинулась быстрее, таща принца за собой.

В ванной он наклонился и включил краны.

– Ступай. И возвращайся скорее.

Она поспешила сделать, как он просил. И вновь взбежала по лестнице и добралась до ванной комнаты в тот момент, когда принц опять материализовался, на сей раз насквозь промокший, держа в руке не фляжку, а что-то похожее на бутылку тоника для волос.

– Где зелье?

Принц выбрался из ванны и направил волшебную палочку на тоник:

– In priorem muta.

Бутылка превратилась в разделенную на части флягу, которую Иоланта тут же схватила. Отпивая зелье большими глотками, она направила свободную руку на принца и вытянула всю влагу из его промокшего нижнего платья – ночь выдалась прохладная, и он уже начинал дрожать. Затем, пока пила второй раствор, убрала пролитую принцем воду.

– Как всегда, ясно мыслишь в критической ситуации, – пробормотал тот.

Переход в птичью форму оказался не только неприятным, но и дезориентирующим. Все вокруг быстро выросло до размеров гор.

Принц взял Иоланту в руку:

– Пора идти.

* * *

– Сир, вы хотите попасть на поезд, идущий не в Слау, а в Лондон? – с сомнением уточнил Далберт.

– Именно.

Тит проверил свое тело, одежду и вещи, читая одно заклинание за другим, дабы выявить следящие метки и другие чуждые предметы. Чисто.

– Но, сир, в вашем состоянии...

– Еще больше причин отправляться без промедления. Ты видел, что со мной сделала инквизитор. Дом Элберона для нее ничего не значит. Чем дальше я буду от нее, тем безопаснее.

Далберт по-прежнему не выглядел убежденным, но уступил и поднял сумку Тита.

В спальню громко постучали.

– Ваше высочество, к вам леди Калиста, – объявил из-за двери Гилтбрейс.

Именно этого Тит и боялся. Он схватил клетку Фэрфакс и жестом приказал Далберту сохранять молчание и следовать за ним.

– Ваше высочество, – послышался голос леди Калисты. – Мы с регентом совершенно подавлены слухами о судорогах, которые неожиданно приключились с вами во время визита в Инквизиторий.

– Поспеши, – прошептал Тит Далберту. – Они попытаются конфисковать мой транспорт.

Они скользнули в потайной ход, бравший начало в гардеробной принца, и побежали. Тит мечтал, чтобы его желудок повременил с восстанием. Секретный проход оканчивался под чердаком. Перескакивая через ступени, они поднимались по винтовой лестнице, голова кружилась все сильнее с каждым поворотом. Снизу доносился грохот погони.

Вот наконец и чердак. Они бросились в железнодорожный вагон, Тит закрыл дверь, а Далберт метнулся к рычагам. Едва рука слуги сомкнулась на рукоятке, как в дверь ворвалась фаланга стражников.

– Давай! – приказал Тит.

Далберт потянул за рычаг. Вагон дрогнул и с силой ввернулся в пульсирующий кровоток, коим являлась британская железная дорога.

Стук стальных колес о рельсы еще никогда не звучал так сладко.

Фэрфакс была в безопасности. Пока.