Пылающие небеса

Глава 1

Управлять огнем было легко.

В сущности, проще некуда.

Говорят, когда маг стихий вызывает пламя, то понемногу отнимает его у каждого огонька в мире. Значит, Иоланта Сибурн воровала у многих, собирая миллионы искорок в одну мощную вспышку.

Вылепленный ею полыхающий шар идеальной формы двух саженей в диаметре завис над быстрыми водами речки Тяготы.

Иола шевельнула пальцами, и над огненным шаром аркой взмыла вода. Брызги вспыхивали на солнце, падали в пламя и шипели, превращаясь в струйки пара.

Опекун Иоланты, учитель Хейвуд, любил наблюдать за ее играми с огнем. И не только он. Все вокруг, от соседей до одноклассников, постоянно требовали, чтобы юная чародейка показала, как заставляет танцевать над ладонью маленькие огненные шарики. В детстве сама Иоланта точно так же упрашивала наставника пошевелить ушами и смеялась от удовольствия, хлопая в ладоши.

Однако интерес учителя лежал гораздо глубже. В отличие от всех остальных, желавших просто поразвлечься, он настаивал, чтобы Иоланта чертила язычками пламени сложные, запутанные узоры и рисовала целые картины. При этом он приговаривал: «Ух, какая красота», – и изумленно качал головой. А иногда изумление сменялось чем-то другим, весьма напоминающим тревогу.

Но прежде, чем Иоланта успевала спросить, в чем дело, учитель взъерошивал ей волосы и предлагал сходить поесть мороженого. За два года они съели очень-очень много мороженого – светничное для него и дынонасовое для нее, – сидя у окна в кондитерской миссис Хиндерстоун на Университетской аллее. До нее было всего-то пять минут ходьбы от их дома, расположенного на территории Консерватории магических наук и искусств – самого престижного учебного заведения во всей Державе.

Прошло много лет с тех пор, как Иоланта ела дынанасовое мороженое, но она до сих пор помнила терпкий освежающий вкус любимого лакомства, и как от него пощипывает язык.

– Ух, какая красота!

Иоланта вздрогнула. Однако произнесла эти слова женщина. Это оказалась миссис Нидлз, которая три раза в неделю готовила и убирала у учителя Хейвуда здесь, в Малых Заботах-на-Тяготе – деревеньке настолько отдаленной от Консерватории, насколько от нее вообще можно отдалиться, не покидая пределов Державы. Не то чтобы Хейвуд получал достаточно для найма экономки, но услуги миссис Нидлз полагались учителю как часть заработка.

Пришлось рассеять огненный шар, все еще висевший в воздухе над стремительной пенящейся рекой. Иоланта не возражала жонглировать перед детьми пламенными шариками размером с яблоко или управлять несколькими гирляндами танцующих огоньков на балу в честь солнцестояния в Малых Заботах. Однако смущалась, показывая умение работать с такими размерами, когда в руке достаточно огня, чтобы сжечь дотла целую деревню.

«Дважды подумай, стоит ли демонстрировать всем свои силы, – всегда предупреждал учитель Хейвуд, – если только ты не выступаешь в Грандиозном Цирке. Ты же не хочешь прослыть хвастунишкой или того хуже – чудовищем».

Иоланта обернулась и улыбнулась экономке:

– Спасибо, миссис Нидлз. Я просто практиковалась перед свадьбой.

– Я и не знала, что вы такой сильный маг, мисс Сибурн, – изумленно проговорила та.

В древние века, когда стихийники решали судьбы миров, никто бы даже не взглянул в сторону Иоланты дважды – с ее-то посредственными способностями. Однако время магии стихий уходило. Иоланта полагала, что в сравнении с большинством ныне живущих волшебников, которые с трудом вызывали достаточно огня, чтобы зажечь ночник – или достаточно воды, чтобы вымыть руки, – могло показаться, будто уровень ее силы действительно выше среднего.

– Миссис Оукблаф, Рози и вся родня жениха будут просто поражены, – продолжила миссис Нидлз, ставя на землю небольшую корзину для пикника. – И учитель Хейвуд, само собой. Он уже видел ваш номер?

– Именно он и подал мне идею о большом огненном шаре, – солгала Иоланта.

Жители деревни могли считать учителя Хейвуда любителем мериксиды, пренебрегающим своей шестнадцатилетней подопечной, но она отказывалась говорить о нем иначе, чем как о внимательном, заботливом отце.

За семь лет, прошедших с тех пор, как начались их проблемы, Иоланта выработала определенную манеру поведения, вторую натуру, которую носила, словно панцирь. Глядя на Иоланту, люди видели просто душку: уверенную в себе, дружелюбную девушку, поразительно милую и любезную – разумеется, все это результат искренней заботы, коей ее окружали всю жизнь.

Иола выросла, настолько слившись с этой внешней оболочкой, что даже не всегда помнила, кто на самом деле под ней скрывается. Да и вспоминать об этом ей не особо хотелось. Зачем терзаться крушением иллюзий, путаницей в мыслях и гневом, если можно просто парить надо всем и притворяться жизнерадостной и очаровательной?

– Кстати, как вы себя сегодня чувствуете, миссис Нидлз? – задала Иоланта встречный вопрос. Если дать людям выбор, большинство предпочтет говорить о себе. – Как ваше бедро?

– Гораздо лучше, после того как вы дали мне ту мазь против боли в суставах.

– Чудесно! Но в этом не только моя заслуга, учитель Хейвуд помог мне с мазью – он всегда вертится рядом, когда я стою у котла.

Или, что более вероятно, на целый день запирается в своей комнате, не обращая внимания на стук Иоланты и подносы с едой, оставленные у него под дверью. Но миссис Нидлз об этом знать не стоит.

Никому не стоит.

– О, ему повезло, что у него есть вы, крупно повезло, – проворчала экономка.

Улыбка слегка поблекла… Интересно, она хоть кого-нибудь когда-нибудь вводила в заблуждение? Тем не менее из образа Иоланта не вышла:

– Возможно, я ведь время от времени делаю для него то одно, то другое. Но есть куда более легкие способы справиться с рутиной, чем растить мага стихий.

Они хором рассмеялись: миссис Нидлз – добродушно, Иоланта – придерживаясь своей роли.

– Ну да ладно. Я вам тут принесла кое-что поесть, мисс.

Экономка пододвинула корзину для пикника поближе.

– Благодарю. И если вам сегодня надо уйти пораньше, чтобы подготовиться к свадьбе, то, разумеется, можете это сделать в любой момент.

Так миссис Нидлз покинет дом прежде, чем раздраженный и дезориентированный учитель Хейвуд выйдет из оцепенения, вызванного приемом мериксиды.

Экономка приложила руку к сердцу:

– Это было бы чудесно! Я обожаю свадьбы, и мне хотелось бы выглядеть как можно лучше перед всей этой модной городской родней.

Свадьба Рози Оукблаф должна была состояться почти в ста верстах от Малых Забот, в столице провинции, Мидсуэлле. Во время церемонии Иоланте предстояло освещать путь, по которому жених и невеста пройдут рука об руку к алтарю. Считалось удачей, если путь освещает не просто наемный маг стихии, а подруга новобрачной, и никого особо не заботило, что Иола не столько дружила с Рози, сколько пыталась подкупить ее мать.

– Увидимся на свадьбе, – сказала Иоланта экономке.

Махнув на прощание рукой, миссис Нидлз совершила скачок, оставив после себя легкое искривление пространства, которое быстро исчезло. Иоланта посмотрела на часы – без четверти час. Она опаздывала.

И не только на свадьбу. Иоланта отставала с чтением академической литературы по меньшей мере на полсеместра. У нее по-прежнему не получались очищающие зелья. Каждое заклинание из «Магии былых времен» изо всех сил сопротивлялось попыткам его освоить.

А первый цикл вступительных экзаменов в высших учебных заведениях начнется через пять недель.

Магия стихий – древнейшая магия. Именно она испокон веку связывала чародея с целым миром, не требуя в качестве посредников ни слов, ни действий. Тысячелетиями магия тонких сфер была лишь бледной имитацией, пытаясь подобраться, но даже на шаг не приблизившись к силе и величию стихийной.

Однако в какой-то момент ситуация изменилась. Теперь магия тонких сфер обладала достаточными глубиной и гибкостью, чтобы удовлетворить любые нужды, и магия стихий стала ее неуклюжей старомодной кузиной из деревни, плохо приспособленной к требованиям современной жизни. Кому в наши дни нужны волшебники, наделенные властью над огнем, если освещение, обогрев и стряпня полностью обеспечиваются гораздо более безопасной и удобной беспламенной магией?

Без глубоких познаний в магии тонких сфер выбор профессии для стихийника оказывается до смешного мал: податься в цирк, в литейные мастерские или в каменоломни. Ни один из этих вариантов Иоланту не прельщал. А не сдав вступительные экзамены блестяще, она не получит стипендии и не сможет учиться дальше.

Иола снова посмотрела на часы. Нужно еще разок повторить ритуал освещения пути, а потом проверить в аудитории эликсир света.

Щелкнув пальцами, она соорудила новую пламенную сферу четырех локтей в диаметре. Еще один щелчок – и огненный шар увеличился в два раза и маленьким солнцем взмыл над крутыми, лишенными лесного покрова скалами противоположного берега.

Огонь был чистым наслаждением. Сила была чистым наслаждением. Хотела бы Иоланта с такой же легкостью подчинять себе учителя Хейвуда. Она переплела пальцы, затем резко их развела. Огненный шар разделился на шестнадцать пламенных вихрей, снующих в воздухе, словно стайка рыб, делая быстрые повороты в унисон.

Хлопок в ладоши. Вихри огня снова слились в идеальную сферу. Резким движением запястья Иоланта заставила шар быстро взмыть вверх и завертеться, посылая во все стороны лавину искр. Потом опустила руки вниз, наполовину погрузив огненный шар в реку, и над водой с шипением поднялась мощная струя пара. Свадьбу собирались провести рядом с большим зеркальным прудом, и Иоланта планировала в полной мере воспользоваться этим преимуществом.

– Остановись, – раздался голос за ее спиной. – Прекрати сейчас же.

Она застыла от неожиданности. Учитель Хейвуд… рановато он встал. Рассеяв огонь, Иоланта обернулась.

Раньше ее опекун был красивым мужчиной, золотоволосым и ладно скроенным. Теперь от его привлекательности не осталось и следа. Волосы безвольно свисали, обрамляя бледное лицо; под глазами темнели мешки. Телосложение его казалось настолько хрупким – иногда Хейвуд напоминал марионетку, – будто он рассыплется от малейшего удара. Как же больно смотреть на тень, оставшуюся от прежнего учителя. Больно каждую минуту.

Однако в глубине души Иоланта была взволнована тем, что он пришел понаблюдать за ее тренировками, и ничего не могла с этим поделать. Хейвуд довольно давно не проявлял к ней никакого интереса. Возможно, получится уговорить его помочь с учебой. Опекун обещал заниматься с ней дома, однако Иоланте приходилось учиться самой, и у нее накопилось множество вопросов без ответа.

Но для начала…

– Добрый день. Вы уже поели?

Ему не стоило совершать скачок на пустой желудок.

– Ты не можешь показывать подобное на свадьбе, – заявил учитель.

Уши Иоланты начали гореть, будто в них впились жала десятков пчел. Он пришел, чтобы сообщить ей это?

– Прошу прощения?

– Жених Рози Оукблаф из семьи коллаборационистов.

Ходили слухи, что Греймуры из Мидсуэлла сдали властям больше сотни повстанцев во время и после Январского восстания. Об этом было известно всем.

– Так оно и есть.

– Я не знал, – сказал учитель Хейвуд. Затем с посеревшим от усталости и напряжения лицом прислонился к большому валуну. – Думал, она выходит замуж за Греймора – из рода художников. Миссис Нидлз только что вывела меня из заблуждения, и я не могу позволить агентам Атлантиды увидеть, как ты управляешься со стихиями. Они тебя заберут.

Глаза Иолы расширились. О чем он? Разве она не услышала бы, питай Атлантида к магам стихий особый интерес? Насколько Иоланта знала, владение стихиями не привлекало внимание Атлантиды.

– Да в каждом цирке есть дюжина чародеев, которые умеют делать то же, что и я. С чего бы Атлантиде мной интересоваться?

– Потому что ты моложе и у тебя гораздо более сильный потенциал.

Две тысячи лет назад она бы не задавала ему подобных вопросов. Разногласия между королевствами тогда решались войнами магии стихий. Хорошие стихийники высоко ценились, а великие… ну, они считались ангелами во плоти. Но это было две тысячи лет назад.

– Потенциал для чего?

– Для величия.

Иола прикусила нижнюю губу. В больших количествах мериксида вызывала галлюцинации и паранойю. Однако Иоланта всегда тайком разбавляла сделанную учителем настойку сахарным сиропом. Неужели у него был тайник, о котором она не знала?

– Я была бы не прочь стать великим магом стихий, но за последние пять сотен лет ни одна живая душа не слышала ни об одном Великом. И вы забываете, что я не могу управлять воздухом – невозможно стать Великим, если не контролируешь все четыре стихии.

– Это неправда, – покачал головой Хейвуд.

– Что именно?

Он не ответил на ее вопрос, лишь добавил:

– Ты должна меня слушаться. Если Атлантида узнает о твоей силе, ты окажешься в огромной опасности.

Иоланта сама предложила освещать путь к алтарю на свадьбе. Она представить себе не могла, что подумает о ней мать невесты, миссис Оукблаф, если за считанные часы до церемонии Иола вдруг объявит, мол, передумала.

Ее карманные часы пробили один удар.

– Прошу прощения. Мне нужно вылить из котла эликсир света.

Она также вызвалась позаботиться о свадебной иллюминации. Эликсир серебристого света ныне был в моде, но сделать его истинно серебристым, безо всяких голубоватых оттенков, весьма тяжело и отнимает массу времени. А созрев, эликсир светится ровно семь часов.

Вся затея находилась под угрозой срыва. Иоланта начала с пяти порций, и лишь одна пережила процесс загустения. Тем не менее дело того стоило. Оукблафы хотели показать более богатым будущим родственникам, что способны устроить впечатляющую изысканную церемонию, и удачно выполненный эликсир серебристого света имел большое значение для достижения этой цели.

Иоланта совершила скачок, надеясь, что Хейвуд за ней не последует.

Учащиеся отдыхали на весенних каникулах. Без обычного гула голосов в аудитории было пусто и тихо. Оборудование для лабораторных работ располагалось в дальнем конце комнаты под портретом принца. Иоланта сняла крышку с самого большого котла и перемешала его содержимое. Эликсир налип на лопатку, густой и непрозрачный, как дождевые облака. Идеально. Три часа охлаждения – и он начнет излучать свет.

– Ты слышала хоть слово из того, что я сказал? – снова раздался за спиной голос учителя.

Судя по интонации, он не злился, только был очень утомлен. Сердце Иоланты колотилось, пока она распаковывала серебряный кувшин, который ей дала миссис Оукблаф, чтобы перелить туда эликсир света. Иола не знала почему, но всегда подспудно ощущала, что каким-то образом несет ответственность за состояние Хейвуда. И это совсем не походило на простое чувство вины от того, что она не могла позаботиться о нем так, как ей хотелось.

– Вам следовало перекусить. Ваша мигрень становится гораздо сильнее, если вы вовремя не поедите.

– Я не хочу есть. Я хочу, чтобы ты меня выслушала.

Голос опекуна нынче редко звучал по-отечески – Иоланта и не помнила, когда слышала такие заботливые нотки в последний раз. Она обернулась:

– Я слушаю. Но не забывайте, пожалуйста, что подобные громкие заявления – будто мне будет угрожать опасность со стороны Атлантиды, если я всего-навсего проведу обыкновенный ритуал освещения пути к алтарю – требуют убедительных доказательств.

Именно учитель Хейвуд познакомил Иоланту с концепцией того, что громкие заявления требуют убедительных доказательств. Она впитывала каждое сказанное им слово, чувствуя гордость и эйфорию – ведь стала почти дочерью для этого красноречивого эрудированного мужчины.

Но все это в прошлом. Ошибки и обман Хейвуда стоили ему одного места за другим, и выдающийся ученый, которому когда-то судьбой было предначертано величие, оказался на посту деревенского школьного учителя – и к тому же снова опасно близок к потере работы.

Опекун покачал головой:

– Мне не нужны доказательства. Мне всего лишь нужно забрать данное тебе разрешение поехать в Мидсуэлл на свадьбу.

Единственная причина, по которой Иоланта собиралась в Мидсуэлл, – это возможность сохранить за Хейвудом место. Пошел слух, мол, родители, которым не понравилось пренебрежение учителя их отпрысками, потребовали, чтобы миссис Оукблаф, деревенский распорядитель, его уволила. Иоланта надеялась, что если обеспечит зрелищное освещение пути к алтарю, не говоря уже об эликсире серебристого света, то, возможно, получится уговорить миссис Оукблаф вынести решение в пользу Хейвуда.

Если уж отдаленная деревня, отчаянно нуждающаяся в школьном учителе, не хочет держать его на работе, то кто захочет?

– Вы кое-что забываете, – напомнила Иоланта. – Законы четко говорят: когда подопечной исполняется шестнадцать, ей больше не нужно разрешение опекуна, и она вольна идти куда хочет.

Она уже полгода как могла уйти.

Учитель Хейвуд вытащил из кармана фляжку и сделал глоток. Иоланта почувствовала приторно-сладкий аромат мериксиды, но сделала вид, будто ничего не заметила, хотя предпочла бы вырвать флягу и выбросить ее в окно.

Однако между ними больше не было тех тесных взаимоотношений, когда члены семьи действительно злятся друг на друга. Теперь они стали незнакомцами, которые придерживались особого перечня правил: никаких обсуждений его пагубной привычки, никаких упоминаний о прошлом и никаких планов на будущее.

– Тогда ты просто должна поверить мне, – серьезно произнес учитель. – Мы обязаны тебя защищать. Держать тебя подальше от глаз и ушей Атлантиды. Поверь мне, Иола. Пожалуйста.

Ей очень хотелось. После всей его лжи – «Нет, это не договорной поединок. Нет, это не плагиат. Нет, это не взятки» – Иоланта все еще хотела доверять учителю Хейвуду так, как когда-то: всецело, безоговорочно.

– Извините, – отозвалась она. – Не могу.

До этого момента Иола никогда открыто не признавала, что может надеяться только на себя.

Хейвуд отшатнулся и пристально посмотрел на нее. Пытался ли он отыскать ребенка, который неприкрыто его обожал? Который последовал бы за ним на край света? «Эта девчушка все еще здесь», – хотела сказать ему Иоланта. Если бы только учитель взял себя в руки, она бы с радостью позволила ему позаботиться о ней, для разнообразия.

Опекун склонил голову:

– Прости меня, Иоланта.

Это был не тот ответ, которого она ожидала. Дыхание ускорилось. Хейвуд действительно хотел извиниться за все, что заставило ее потерять веру в него?

Внезапно он направился к котлам, по пути откручивая колпачок фляжки.

– Что вы…

Учитель вылил остатки мериксиды из фляжки прямо в эликсир света, над которым Иоланта до изнеможения трудилась две недели. Затем повернулся к ней, безмолвно стоящей с открытым ртом, и крепко обнял:

– Я поклялся тебя защищать, и сдержу слово.

К тому времени, как Иоланта поняла, что натворил опекун, он уже выходил из классной комнаты.

– Я сообщу миссис Оукблаф, что сегодня вечером ты не сможешь осветить путь к алтарю, поскольку слишком стыдишься своей неудачи с эликсиром света.

* * *

Иоланта уставилась на испорченное варево – ровную поверхность грязно-зеленой жидкости без единого намека на тягучесть. Эликсир серебристого света, который она обещала миссис Оукблаф. Вот только ни за какие деньги его нельзя приготовить в последний момент!

Иолу затопила горькая волна отчаяния. Ради чего она так старалась? Зачем беспокоилась о сохранении места за учителем Хейвудом, если никого другого это не волновало, и меньше всего – его самого?

Однако Иоланта слишком привыкла игнорировать жалость к себе и разбираться с последствиями поступков наставника. Она уже была у книжных полок, вытаскивая талмуды, которые могли помочь. В «Зельях для начинающих» ни слова не говорилось об эликсирах света. В справочнике школьника «Типичные ошибки зельеварения и как их исправить» лишь пояснялось, что делать, если эликсир выделяет отталкивающий запах, загустевает или не переставая шипит. «Руководство по зельеварению. Популярные и редкие снадобья» предоставляло читателю подробную историческую справку и только.

От безысходности Иоланта взялась за «Энциклопедию зелий».

Учитель Хейвуд любил «Энциклопедию», непонятно только, почему. Это ведь самая претенциозная в мире толстенная книга! Оказалось, что в разделе, посвященном эликсирам света, основной текст после вступительных параграфов написан клинописью.

Иоланта продолжала листать страницы, надеясь на какой-нибудь параграф на латыни, на которой она отлично читала, или хотя бы на греческом, который при необходимости могла разобрать со словарем. Но кроме клинописи попадались только иероглифы.

Вдруг, совершенно неожиданно, взгляд Иоланты наткнулся на сделанную от руки заметку на полях, которую она смогла прочесть: «Как бы вы ни испортили эликсир света, его всегда можно восстановить ударом молнии».

Иоланта моргнула – и поспешно откинула голову назад: она и понятия не имела, что в глазах стоят слезы. И что это за совет такой? Если выставить любой эликсир под ливень, это нанесет зелью непоправимый ущерб, похоронив всякую надежду на его восстановление.

Если только… Если только автор заметки не имел в виду нечто другое – вызванную молнию.

Хельгира Беспощадная обладала властью над молниями.

Вот только Хельгира – героиня фольклора. Иоланта прочитала все четыре тома в тысячу двести страниц «Жизни и деяний великих магов стихий». Ни один реально существовавший стихийник, даже великий, не мог управлять молниями.

«Как бы вы ни испортили эликсир света, его всегда можно восстановить ударом молнии».

Автор этой строчки, очевидно, не сомневался, что подобное вполне осуществимо. Завитки и черточки в написанных словах плясали на полях с веселой убежденностью. Однако когда Иола подняла глаза, лицо принца на портрете не выражало ничего, кроме пренебрежения к ее безумной идее.

Иоланта на секунду прикусила щеку изнутри. Потом достала пару толстых перчаток и схватила котел.

Что ей терять?

* * *

Принц был на полпути к тому, чтобы поцеловать Спящую красавицу.

Он вспотел, одежда его превратилась в лохмотья, из раны на руке все еще сочилась кровь. И вот она, его награда за сражение с драконами, охраняющими ее замок, – чиста, невинна и красива, но без особого изыска.

Принц подошел к Спящей красавице; его сапоги по щиколотку утопали в пыли. В сером свете, пробивающемся сквозь грязь на окнах, виднелась свисающая по всему чердаку, словно плотный театральный занавес, паутина.

Принц сам продумал каждую деталь декораций. Когда ему было тринадцать, казалось крайне важным, чтобы убранство чердака безошибочно свидетельствовало о вековой запущенности. Но теперь, тремя годами позже, вдруг подумалось, что лучше бы он позаботился об общении с красавицей.

Если бы принц только знал, что хочет услышать от девушки! Или наоборот.

Он опустился на колени рядом с кроватью.

– Ваше высочество! – эхом отразился от каменных стен голос его камердинера. – Вы просили разбудить вас в это время.

Как принц и полагал, с драконами он подзадержался. Он вздохнул:

– И жили они долго и счастливо.

Принц не верил в счастливые концы, но эти слова были паролем к выходу из Горнила.

Окружающая сказка поблекла – Спящая красавица, чердак, пыль, паутина. Зажмурившись, принц шагнул в небытие, а открыв глаза, обнаружил себя растянувшимся на кровати в собственной спальне. Его ладонь лежала поверх старинной книги детских сказок.

Мысли в голове туманились. Правая рука пульсировала в том месте, где хвост виверны разрезал кожу. Но ощущение боли – лишь игра разума. Раны, полученные в воображаемом мире Горнила, не переносились в реальность.

Принц сел. Зачирикала его канарейка, запертая в инкрустированной драгоценными камнями клетке. Он слез с кровати и просунул пальцы сквозь прутья птичьей тюрьмы. Затем вышел на балкон, бросив взгляд на огромные позолоченные часы в углу спальни: четырнадцать минут третьего – точное время, упомянутое в видении матери. Вот почему, погружаясь в свои короткие полусны-полувидения, принц всегда просил разбудить его именно в этом часу.

В реальном мире его дом, построенный на высоком отроге Лабиринтных гор, был самым известным замком во всех магических государствах, гораздо более величественным и прекрасным, чем любой дворец, в котором могла обитать Спящая красавица. С балкона открывался великолепный вид на водопады, тонкими ленточками вьющиеся вниз на сотни верст, и голубые предгорья, усыпанные точками сотен озер, которые наполнялись талым снегом. А вдалеке виднелись плодородные долины, кормящие хлебом все его королевство.

Однако принц едва взглянул по сторонам. Балкон заставил его напрячься, поскольку именно здесь – по крайней мере, согласно видению – принцу суждено встретиться со своей судьбой. Начало конца для предсказанной ему роли наставника, камня, положенного для перехода через реку – того, кто не выживет в конце поисков.

За его спиной, шаркая ногами и шурша шелковыми верхними одеждами, собрались слуги.

– Не хотите ли немного освежиться, сир? – масляным голосом спросил Гилтбрейс, главный служитель.

– Нет. Подготовьте все к моему отъезду.

– Мы полагали, ваше высочество покинет нас завтра утром.

– Я передумал. – Половина слуг получала жалование у Атлантиды, так что при любой возможности принц причинял им неудобства, постоянно меняя свои планы. Необходимо, чтобы они поверили, будто он просто капризный ребенок, которого не интересует ничего, кроме собственной персоны. – Оставьте меня.

Слуги ретировались ко входу на балкон, но продолжали за ним следить. За пределами личной спальни и ванной принц почти всегда был под наблюдением.

Он окинул взглядом горизонт, ожидая – и страшась – этого еще не произошедшего события, которое уже определило весь его жизненный путь.

* * *

Иоланта выбрала вершину Закатного утеса – скалы, находящейся в нескольких верстах к востоку от Малых Забот-на-Тяготе.

Они с учителем Хейвудом жили в деревне уже восемь месяцев, почти целый учебный год, но у Иолы все еще перехватывало дыхание от гористой местности Южного приграничья: глубоких теснин, отвесных склонов и стремительных горных рек. На многие версты вокруг деревня была единственным оплотом цивилизации, противостоящим необузданному размаху дикой природы.

На вершине Закатного утеса, в самой высокой точке окрестностей, жители деревни водрузили флагшток, на котором развевалось знамя Державы. Сапфировый стяг плескался на ветру, серебряный феникс в центре блестел под лучами солнца.

Опустившись на колени, Иоланта почувствовала что-то холодное и твердое. В траве, окружавшей основание флагштока, обнаружилась вкопанная в землю бронзовая табличка. Надпись на ней гласила: «DUM SPIRO, SPERO».

– Пока дышу – надеюсь, – пробормотала Иоланта.

Потом обратила внимание на высеченную на табличке дату: «3 апреля 1021 г.». День, когда казнили баронессу Соррен и отправили в изгнание барона Уинтервейла. Именно эти события ознаменовали конец Январского восстания – первого и единственного случая, когда подданные Державы с оружием в руках поднялись на борьбу против господства Атлантиды, которая де факто управляла их страной.

Развевающийся стяг сам по себе не казался чем-то выдающимся – по крайней мере, этого Атлантида еще не запретила. Но табличка, упоминающая о восстании, являлась актом открытого неповиновения здесь, в малоизвестном уголке Державы.

Когда началось восстание, Иоланте было шесть лет. Учитель Хейвуд забрал ее и присоединился к жителям, массово покидающим столицу Державы, Деламер. Несколько недель они жили во временном лагере беженцев на дальней стороне Змеистых холмов. Взрослые взволнованно шептались. Дети играли с какой-то почти безумной энергией.

Возвращение к нормальному образу жизни произошло как-то внезапно и странно. Никто не рассказывал о ремонте в Консерватории, понадобившемся, чтобы заменить поврежденные крыши и опрокинутые статуи. Никто не рассказывал ни о чем из того, что произошло.

В тот единственный раз, когда Иоланта столкнулась с девочкой, с которой познакомилась в лагере беженцев, они неловко помахали друг другу и смущенно отвернулись, будто в этом фарсе было нечто постыдное.

За годы, прошедшие с тех пор, Атлантида лишь усилила мертвую хватку вокруг Державы, оборвав все ее контакты с внешним миром и расширив свое влияние в королевстве через широкую сеть открытых коллаборационистов и тайных шпионов.

Время от времени до Иолы доходили слухи о бедах, случавшихся поблизости: лишение средств к существованию одного знакомого по подозрению в неблагоприятной для интересов Атлантиды деятельности; исчезновение родственника одноклассницы в стенах Инквизитория; неожиданный переезд целой семьи, живущей вниз по улице, на один из самых отдаленных островов Державы.

Еще ходили слухи о назревании нового повстанческого движения. Слава небу, учитель Хейвуд не проявлял к этому никакого интереса. Атлантида была чем-то вроде погоды или местоположения королевства – нечего даже пытаться что-то изменить; можно только приспособиться, вот и все.

Иоланта спустила и свернула флаг, отложив его в сторону, чтобы не повредить. На мгновение она задумалась, действительно ли подвергнет себя опасности, показав перед всеми трюк с огнем и водой. Нет, совсем не верится. Первые два года, после того как учитель Хейвуд потерял место в профессуре Консерватории, они жили по соседству с семьей мелких коллаборационистов, и он никогда не запрещал Иоле показывать детям фокусы с огнем.

Она подтолкнула котел, чтобы его металлический бок коснулся шеста, дабы обеспечить лучшее поглощение заряда молнии. Потом отмерила от шеста пятьдесят больших шагов для пущей безопасности.

Просто на всякий случай.

Иоланта поразилась, что вообще к чему-то готовится. Да, по нынешним меркам она прекрасный маг стихий, но не идет ни в какое сравнение с Великими. Что заставило ее думать, будто она достигла таких высот мастерства, о которых упоминается только в легендах?

Иола посмотрела на безоблачное небо и глубоко вздохнула. Она не могла объяснить, почему, но интуитивно чувствовала верность анонимного совета из «Энциклопедии». Нужна лишь молния.

Но как ее вызвать?

– Молния! – выкрикнула Иоланта, направив указательный палец в небо.

Ничего. Не то чтобы она ожидала результата с первой же попытки, но все-таки слегка разочаровалась. Возможно, могла бы помочь визуализация. Иола закрыла глаза и представила яркую жаркую вспышку, линией соединяющую небо и землю.

Снова ничего.

Тогда она закатала рукава блузки и достала из кармана волшебную палочку. Сердце забилось сильнее – прежде Иоланта никогда не использовала ее для магии стихий.

Палочка служила усилителем магической энергии; чем мощнее сила, тем мощнее получалось усиление. Если Иоланта снова допустит ошибку, то ее затея потерпит крах. Но если добьется успеха…

Дрожащей рукой Иола подняла волшебную палочку над головой и вдохнула так глубоко, как только могла.

– Да порази уже этот котел! Я не могу ждать целый день!

Первая вспышка появилась необычайно высоко в атмосфере, и казалось, будто она зародилась над другим концом континента. Линия белого пламени прочертила небосвод и грациозно изогнулась поперек безоблачного голубого неба.

А затем устремилась к Иоланте – жгучая ослепительная смерть.