В которой мы то ли в круиз, то ли…
Тащимся по этапу
Утром голова не болела, а проклинала меня на все лады, тормоша желудок. Что там глаголил этот женоненавистник Иоанн Златоуст – как обзывала его молча. Женщина опасней всех диких животных? Что он понимал? Женщина и сама для себя опасней всех диких животных. Да и для самих диких животных. Такая дура, что… Слов нет. А ещё на войну собралась!
Услужливая девочка-горничная донесла, что часок хорошего посидения окончился незадолго до рассвета. На пятом кувшине. Что Сиятельная Камилла наблевала в коридоре. Сиятельная Эбигейл потерялась аж до подвала, откуда её приволок слуга. Сиятельная Салли единственная дошла до своих покоев ногами и сейчас спит. А вот Сиятельная Шарли шибко ругалась на всех Сиятельных подряд. Это за то, что они напоили Сиятельную Дженнифер до мычания и непопадания в двери. Отчего – как говорят – на лбу под маской у неё теперь здоровенная лиловая шишка.
А Сиятельная Розамунд – наябедничала девчонка – сказал госпоже патронессе, будто у их Сиятельной Ксейи мозги вылезли из чердака. Правда, не впервой. Но в этот раз под ними треснула перекладина трухлявой лестницы, отчего их окончательно отшибло. А её высокородие таная, дескать, от подруги не отстаёт, чем позорит нашего тана с невиданным усердием. И дворового кобелька – прежде чем угомониться – таная обидела почём зря! На всю Цитадель, дескать, кричала, будто этот паршивец завёл интрижку с её новыми меховыми сапожками. А старый привратник устроил кобельку трёпку за то, что он разодрал эти самые сапожки на лоскуты.
– Похмелиться есть? – заползла в мою спальню помянутая на беду королева.
Добросовестная ябеда пискнула и выпорхнула прочь, столкнувшись в дверях с Джен.
– Есть, – с трудом разлепила я губы.
– Где? – рухнула Кэм поперёк меня.
– Зде-е-есь, – вышибло из меня дух телом этой кобылы.
– Здесь его нет! – капризно возвестила Джен, бодренько обыскивая спальню. – Здесь только одно здесь. И твои тряпки.
Похмелиться – не ожидая наших неприличных воззваний – принесла сердобольная Розамунд. Я осторожно поинтересовалась: отчего Шарли не почтила нас ненормативными утренними приветствиями? Наша спасительница язвительно сообщила, что Шарли дрессирует прислугу. На предмет сплетен о шабаше Внимающих, которые будут стоить болтунам различных частей тела.
Последней на лечебные процедуры подтянулась Эби. Она держалась за голову и ныла, что кто-то выщипал у неё брови, причём изнутри. Кому как, а мне наша потрёпанная компания напоминала кучку бомжей, отрывших на помойке банку с пивом. Как жадно мы следили за каждым глотком друг дружки! И так дрожали пальцами, отнимая благословенный кувшин – Розамунд не удостоила нас посудой. Но, неприхотливых в похмелье землянок трудно чем-то обескуражить. А тем более оскорбить опохмелом с горла.
Как говорят у нас на святой Руси: всё, что нас не убивает, не грех и повторить. Мы усвоили вчерашнюю ошибку: нельзя говорить о серьёзном на пустой желудок и полный кувшин! Поэтому завтрак был обильным и жирным. Между вторым и третьим кувшином – при поддержке выспавшейся Салли – мы мигом накидали героический планчик. Рождённые ползать при нужде кинутся летать как миленькие! Мне кажется, пока Орден строил из себя клуб послушных и благопристойных, некоторые его члены окончательно охренели под лакировкой политики невмешательства.
Нынче нашу пятёрку тянуло вмешаться со страшной силой! Нашим сложным, засиженным тараканами натурам осточертело выглядеть дурами. Обрыдло плыть по чужому течению в болото, где нас могут и утопить – мерзость какая! Спасение утопающих – дело рук, а не вшивых нейтралитетов. На этой светлой мысли мы и чокнулись за войну до победного конца.
Решили поспать – теперь уже на трезвую голову. Но тут в спальню ворвались все наши ядовитые надсмотрщицы в полном составе. Шах злобно скрежетала зубками, избегая объятий Салли. Цах высокомерно продефилировала мимо нудящей извинения Эби и вспрыгнула на подоконник. Малютка Чах взлетела на колени лыбящейся Джен, принюхалась и улетела в угол, демонстративно вычихивая запах перегара. Лишь моя незыблемая умница Рах спокойно взобралась на мои колени и сурово тявкнула.
– Я свинья? – пришлось начать тест с самого очевидного.
Она отрицательно качнула головкой.
– Мы свиньи? – хихикнув, помогла мне Эби.
Рах презрительно фыркнула через плечо и подпрыгнула, изобразив лапками воробья на взлёте.
– Нартии прилетели, – тоном неоспоримого превосходство попала в яблочко Кэм. – Вам пора.
Рах утвердительно чирикнула и спрыгнула на пол. Подкатилась к моему дорожному мешку и проинспектировала затянутый узел, как гарантию готовности номер один.
– Может, отложим? – рискнула заикнуться я. – На завтра. Бошка болит. И настроение не походное.
Шах и Цах тут же облаяли саботажницу, а Рах одарила меня угрожающим взглядом. Пришлось взять себя в руки, чтобы взять руки в ноги.
Едва стемнело, мы выползли из Цитадели, пригрозив стражникам всеми карами небесными, если те побегут ябедничать прежде, чем мы ступим на материк. Ступив на него, отважная троица побегушниц рванула в лесок, за которым дрыхли самолёты.
– Привет, Гра-ара, – с нарочитой небрежностью профи бросила я чешуйчатой глыбе.
Зелёные прожекторы надвинулись на меня, наливаясь серебристой паволокой. Подруга серчала на опоздание и на мой запах – я заедала перегар самыми ядерными средствами. Гра-ара страшно жалела, что профукала путешествие на Мушбат. И теперь караулила каждую мою попытку слинять на сторону. Стоило Кэм заикнуться про открывающиеся возможности, и Гра-ара примчалась быстрей ветра. Зачем ей это – кромешная тайна, не стоящая траты нервов.
Рах согласилась со мной, примиряюще затренькав в расщеперенную ноздрю нартии.
– Привет, Рух-ара. Отлично выглядишь, – как ни в чём не бывало, поприветствовала я и вторую гору неудовольствия.
Та вытянула ко мне шею с сундуком, полным красивых таких перламутровых клыков. Крышка сундука распахнулась, выпустив в меня горловое вонючее шипение. Надо отдать должное девчонкам: не сдрейфили и не слиняли. Впрочем, с чего бы? Эби с Джен пылали страстным желанием полетать. Интересно полюбоваться их полётом без сёдел на тех инструментах пыток, которыми природа украсила спины нартий – небось, страстей-то поубавится. Но, не довелось: на их спинах красовались сёдла.
– А третья где? – бодренько поинтересовалась я из последних сил.
Третья глыба вылезла из-за спины Рух-ары. Но вежливо промолчала – мы не были представлены. Новая приятельница предпочла оставить своё имя при себе, согласившись на человеческую кличку. Рах добродушным мявканьем пригласила новенькую в команду.
– Я назову её Звёздочкой! – заблажила Джен на бегу сентиментальную бредятину.
Нартия задрала голову и глубокомысленно обозрела безоблачное ночное небо. Проинспектировала параметры упомянутых светил и дала добро на контакт. Я и глазом не успела моргнуть, как моя свекровушка влезла в седло, увязала себя ремнём безопасности и кинулась примерять башлык. Эби тоже была на подступах: чертыхающуюся врачиху Рух послала вверх тем же варварским способом, как некогда меня. В седле Эби первым делом присосалась к ладоням, зализывая порезы.
– Гра-ара, ты уверена, что хочешь встрять в нашу авантюру? – скрепя сердце, проявила я благородство, о чём тут же пожалела.
Башкой она махнула не сразу, чем подвесила моё сердце под небосвод. Даже чуток повздыхала, демонстрируя объёмы одолжения, с которым явилась.
– Ты скоро?! – прилетел уже с небес счастливый вопль Джен.
И я полезла на ненавистную спину горячо любимой подруги.
На дворе середина осени. У поверхности земли она, конечно, промозглая, дождливая, но вполне терпимая. А на верхотуре, да на скорости я так задубела, что не в состоянии даже мёрзнуть. Торчала на Гра-аре новогодней сосулькой и клялась себе, что больше никогда. Нартиям-то хорошо – им плевать на метеорологию в их броне. Машут себе крыльями, катаются на пузе по восходящим потокам и млеют, как малышня на ледяной горке. А меня не спасает даже калорифер, засунутый природой куда-то между печёнкой и гландами Гра-ары. Я бы предпочла залезть туда, внутрь, прямо к нему под горячий бочок! Вот только гигантский желудок нартии мне точно не пройти в изначальной физической форме.
А главное гадство в том, что нартии вздумали установить олимпийский рекорд и чешут, как заведённые, без перекуров. Муж Клор – наш любознательный нартиевед – установил опытным путем, что интенсивность физической нагрузки благотворно влияет на их внутренний подогрев. Революционная мысль.
Два дня кряду мы присаживались через каждые три-четыре часа. И лишь один раз на полноценные пять часов, чтобы нартии набили брюхо и слегка переварили обед. Равнины под фюзеляжем закончились к утру третьего дня, явив взору огромный восточный хребет. Отупев от собачьего холода и нескончаемого полёта, я давным-давно позабыла оставленную в прошлом тысячелетии Цитадель. И ощущала себя старой шлюхой, отпахавшей в обозе всю столетнюю войну целиком с запасными панталонами в котомке. Мне было безразлично: куда и зачем меня тащат. Что со мной сделают по приезду, и как это отразится на международной политике. Я профессионал, но так себя ещё ни разу не жалела! Потому, что так жестоко со мной ни разу и не обращались.
И не со мной одной. На втором полноценном привале у подножия первой полноценной горы Джен съехала по крылу Звезды поленом. Так и шлёпнулась на землю, не согнувшись ни в одном суставе. Малышка Чах вылезла из тёплого гнёздышка под её курткой и что-то благодушно мурлыкнула. Затем кинулась поцеловаться с Рах, вытекшей из меня с достоинством опытного пилота.
Эби изобразила спортивное приземление на ноги, с которых и полетела носом вперёд. Ловкая, как рыбий малёк, Цах покинула её в полёте и рванула вслед за мелькнувшими в траве хвостами. Как ни странно, мои руки заработали первыми. С неимоверным трудом я выцарапала из сумки Рах заветную флягу Сарга – его прощальный подарок. Зубами вырвала из неё пробку. В солдатской бормотухе нашего Вотума сапоги растворяются – Джен вся исплевалась, переводя добро. А вот Эби приложилась смачно – еле отобрала драгоценную живую воду, взбодрившую мой труп.
– Что в этом армейском нектаре? – чуток оживилась она, вытирая обветренные губы.
– Немного пороха, – вяло сострила я. – Капля афродизиака и враки, враки, враки. Враки о наших прелестях и об их подвигах.
– Думаю, я и есть полноценная героиня, – пролепетала Джен куда-то себе в пупок. – Но прежде не решалась себя за это похвалить.
– У меня в башке скачет обр с колючкой под хвостом, – призналась Эби и сделала первый шаг.
Меня же посетила вторая странность: я почти ровно дошагала до озирающейся неподалёку Гра-ары. И добралась до мешков на её спине. Подруга одобрительно проследила за мной перекосившимся взглядом. Слегка помогла при спуске и направилась перекусить. Я же избавила от поклажи сначала птицу Рух, а после и Звезду, которая тотчас умчалась догонять эскадрилью. После охоты нартии залягут в спячку, стало быть, ночёвке на твёрдой земле быть.
Каменный уголь и глиняная бутыль с зажигающей смесью выкатились из опрокинутого мешка самостоятельно. На радость деревянной спине! Цена этого подвига осталась тайной и для меня самой, но вскоре лишённые иллюзий драконьи наездницы прилипли к огню, размораживая конечности.
Вопреки привычке, лайсаки жались тут же, фыркая и оттряхивая лапки от холодной грязи. Измученная в полёте ледяным травяным пойлом Розамунд, я первым делом заварила чаёк. Две рафинированные британки ещё долго не могли пропихнуть в себя ни кусочка пищи – всё заливали и заливали внутренности горячей водой.
На следующий день мы перевалили через гору и пошли петлять промеж склонов и скал. Вечером приземлились у деревеньки в десяток дворов, что втиснулись между крутым склоном и крохотным озерцом. Всё тут выглядело вполне уютно и мирно. Особенно жители, засевшие в погреба с запасами еды и молитвами.
Единственным подпольщиком, поднявшимся на поверхность, оказался охотник с огромным луком и безальтернативной отвагой в глазах. Пока Гра-ара, подняв тучи пыли и снега, втискивалась в узкую деревенскую площадь, я инспектировала её испортившееся настроение. Подругу что-то тревожило и весьма настойчиво. Она буквально препятствовала мне в спуске на одеревеневших негнущихся ногах, из-за чего пострадали мои штаны. Опустив крылья, но высоко задрав голову, Гра-ара поводила ею и многообещающе скалилась. На её плече балансировал меховой столбик – Рах поддерживала подружку в её тревогах.
Обречённый на подвиг охотник стоял, как вкопанный, готовясь подороже запросить за свою жизнь. Зрелый мужик лет пятидесяти с телом голливудского героя и лицом, выращенным для плаката «Строитель коммунизма». Серые глаза, тяжёлая бровь, гордый нос, размашистые скулы и пара шрамов – бабская погибель! Особенно в упаковке шикарной шевелюры светлых прядей, падающих на плечи. Он мужественно пересчитал все тридцать шагов, по которым я проволокла к нему свою окаменевшую мумию.
– Да благословит твою землю Кишагнин, – мучительно разлепила рот Внимающая, стащив заледеневший башлык. – Твой дом и твой род. Да будет благосклонен к твоему народу Акзунамтиль.
Богиню земли с плодородием и бога всех знаний с ремёслами я поначалу сочла уместными и достаточными. К чему в таком тихом местечке боги войн, смертей, небесных громов и морских вод? Мне не хотелось шевелить отмороженным языком, и оттого на ум пришёл ещё один весьма насущный небожитель.
– Да прольёт на твою землю свой благотворный огонь Кугудишум, повелевающий солнцем.
– Ты… Внимающая? – всё никак не мог поверить собственным глазам этот тормоз.
– Да, – устало призналась я и цапнула карабкающуюся по ноге Рах, чтобы погреть об неё руки: – А кто ты?
– Прости, Сиятельная, – наконец-то встряхнулась эта статуя римского полководца. – Я… никогда не видел сестёр Ордена Отражения. И не думал…
– Что мы тоже слеплены из мяса и волос? – недовольно пробурчала Эби, подгребая к нам с Цах, обёрнутой вокруг ручонок на манер муфты. – Я зовусь сестра Эби. Это сестра Ксейя. Там, – махнула она рукой за спину, – сестра Джен. Как твоё имя, и кто ты такой?
– Охотник, – озвучил мужик очевидное. – Арнэр. По прозвищу Харлат.
Рах присвистнула. Рекомендация громкая, если учесть, что харлаты представляли собой почти точный аналог земных волков. Вот только переросли их на голову, если не больше. У нас на западе их было немного. И в жизнь людей они встревали крайне редко, обходясь подножным кормом. В наших Палестинах полно ретивых придурков, фанатеющих по охотничьим забавам – вспомнить только выставку трофеев Варкара. Тошнотная экспозиция.
– Ты так кровожаден? Или осторожен? – прицепилась Эби к прозвищу охотника.
– Второе, – буркнул тот, стараясь не смотреть ей в маску.
– Что здесь происходит? – закрутила я башкой. – Почему люди попрятались под землю? Вам что-то угрожает?
Арнэр поражённо уставился на меня, формулируя в башке максимально осторожный вопрос, мол, откуда знаешь?
– Вы тут что, – продолжала брюзжать Эби, – совсем одичали? Весь Руфес третий год таскает из конца в конец слухи о могуществе Внимающей Ксейя, а ты…
– Так это правда? – опешил сексапильный зверобой с глазами трёхлетнего пупса.
– Что у вас случилось?! – поднажала я голосом, как делала моя математичка после объявления о грядущей контрольной работе по логарифмам.
– Ловцы, – брякнул он, не успев прийти в себя.
– Во имя корсета Кишагнин! Иногда жалеешь, что нам нельзя убивать, – прошипела Эби, сжав размороженные кулачки.
– Ловцы нартий, – опомнился Арнэр.
– Кто?! – хором опешили уже мы.
За спиной громогласно хрюкнула Гра-ара, призывая нас мобилизоваться. Она подобралась ближе, отчего наш красавчик стал пружинестей в членах. За её плечами грозно застыли ещё пара динозавров. Их глаза опасно серебрились, почти утратив естественную зелень радужки. Дело пахло керосином. Взбесившееся животное – это страшно. А взбешённая нартия – полная катастрофа! Она не то, что резонов – вообще меня не услышит.
– Кто и где? – первой мобилизовалась Эби, в голосе которой заскрежетало железо.
– Это не наши, – перешёл на деловой тон и Арнэр. – Пришлые из Сахлии. Раньше редко, кто отваживался. А потом прослышали, что на западе нартий оседлали.
– Звери превратились в домашний скот? – жёстко усмехнулась добравшаяся до нас Джен.
– Вроде того.
– А ты? – грозно вопросила Эби под звонкую трель Цах.
– Никогда.
– Он не врёт, – выдала я результат экспертизы, а Рах подтвердила. – Они охотятся за яйцами или за молодняком?
– Раньше искали только гнёзда. А нынче заявились с сетями. В кабаке, пока наливались пивом, трепались о том, как ловчей скручивать крылья и хвосты, – поведал Арнэр не столько нам, сколько нартиям.
Гра-ара задумчиво качнула головой, чем несказанно порадовала собеседника. Понятное дело: коли понимает, значит, не зверь, значит можно договориться по-человечески. Рух злобно заворчала и затопотала – уж мы-то с ней знали цену и сетям, и абордажным крючьям. Но Гра-ара слегка прищелкнула хвостом, и она притушила разгорающийся гнев. Ей было с чего гневаться, а мне пугаться: если уж Рух – здоровенную кобылу – спеленали сетями, то у молодняка шансов не было. Конечно, есть ещё папы и особенно мамы, но люди – сволочи хитрые и жестокие. Придумают, как извернуться, чтобы вывернуться с добычей.
– Ты знаешь, куда они направились? – как можно спокойней спросила я, поглаживая озлобившуюся Рах.
– Слыхал. Если только они ещё куда не свернут, – предостерёг Арнэр.
– Эти горы, я полагаю, ты знаешь, как собственные ладони?
– Знаю.
– Проводишь?
Охотник мгновенно понял, на что ему придётся пойти в случае согласия. Глянул поверх моей головы на Гра-ару – та слегка качнула головой, дескать, не дрейфь, не уроню. Арнэр не без моей помощи унял страхи, привёл в порядок чувства и согласился послужить Ордену Отражения. Как бы там ни было, в седло он залез весьма ловко.
Мужику досталось то ещё удовольствие: под задницей нартия, на коленках Внимающая, перед носом лайсак. Он напялил новенький башлык и сжал раскоряченными ногами кольчужные бока между шипами – в седельные карманы я бы его не впустила ни за какие богатства! А через несколько минут мы уже неслись над соседней долиной, утыканной острыми скальными клыками.
– Великий Тармени! – приглушённо прогудело у меня над ухом. – Как здорово!
Нашёл, кого поминать придурок: бога войны женатого на смерти. Лучше бы воззвал к повелителю ветров, чтобы Лугалан повытаскивал из-под нашего дельтаплана воздушные ямы. Впрочем, я, как всегда, беспокоилась не о том. Гра-ара не летела, а рыскала промеж горных склонов. Вынюхивала охотников за нартиями, убравшихся из деревни аж пять дней назад.
Собственно, оттого её жители и ушли под землю: страшились мстительного налёта. Они знали, что такое воздушные бомбардировки, при которых два-три хороших попадания булыжником – соответствующего калибра – оставляют от дома лепёшку. Оттого и жили на цыпочках, опасаясь разбудить лихо. Даже стада большого не заводили: всё равно разворуют по зиме оголодавшие троглодиты.