Райская птичка

Глава 5

Они позавтракали рыбой, которую Луис поймал в тихой бухте и поджарил на угольках костра. Вскоре катер вновь заскользил по мерцающей поверхности океана, оставляя за собой яростную струю, опадавшую каскадом сверкающей белой пены. Линетт сидела на корме и наблюдала, как исчезает из вида атолл, пока он не стал всего лишь расплывчатым пятнышком на горизонте. В течение часа между ними не было сказано ни слова, и это молчание отдаляло их друг от друга, делало путешествие томительно долгим. Луис казался бесчувственным автоматом, механически выполняющим необходимые действия, а Линетт — частью багажа, сваленного в кучу на палубе.

Но девушка не возражала против этой тишины — ей о многом нужно было подумать, воскресить в памяти обрывки фраз, хранившиеся в глубинах ее памяти, и вновь поразмышлять над ними. «Ты как наркотик в моих венах. Ты заставляешь мое сердце биться быстрее каждый раз, когда я оказываюсь рядом с тобой…» Было ли это сказано искренне или же Луис всего лишь бросил наживку для ее впечатлительной натуры? Наверное, маркиз говорил такие слова любой красавице, с которой ему случалось оказаться наедине… Первое впечатление о Луисе Эстевасе оказалось ошибочным. Линетт ожидала, что он будет шокирован высказанным ею пренебрежением к условностям, но они поменялись ролями — Пират совершенно сбил ее с толку, продемонстрировав вольнодумство, которое превосходило даже вседозволенность, исповедуемую Мерли и ее приятелями. Линетт вздохнула, вспомнив обет, который она дала себе позавчера, когда бродила по Папеэту. Теперь она уже никогда не сможет быть самой собой и обречена до конца жизни играть чуждую ей роль. Она останется для Луиса Эстеваса холодной, искушенной в житейских делах дамой из светского общества, не позволяющей эмоциям управлять своими поступками. Если Пират случайно обнаружит, насколько хрупок барьер, за которым она прячется от него, он тотчас возобновит атаки и разоблачит ее жалкий обман. Пусть уж лучше думает, будто она равнодушна к нему как к мужчине. Догадавшись о том, что ему удалось пробудить в ней страсть, он не преминет воспользоваться этим в своих интересах. Она задела тщеславие Пирата, но его рана была царапиной по сравнению с глубокими шрамами, которые ей придется носить на своем сердце вечно…

Тусклыми, ничего не выражающими глазами Линетт смотрела на стремительно приближавшееся пятно, которое постепенно принимало форму острова. Когда катер подошел ближе, она увидела признаки жизни на маленькой пристани и на берегу — рабочие деловито сваливали в кучу мешки и коробки, готовя к отправке груз.

— Добро пожаловать на Парадиз! — мрачно усмехнулся Луис. — Надеюсь, тот факт, что это мой дом, не умалит удовольствия от вашего пребывания здесь.

Линетт не соизволила ответить на вызов и собиралась уже самостоятельно сойти на причал, но маркиз опередил ее, быстро перепрыгнув через борт катера и протянув к ней руки в готовности подхватить. Линетт, увидев, что у нее нет выбора, попыталась рассчитать свой прыжок так, чтобы приземлиться подальше от Луиса. Но за долю секунды до ее прыжка катер внезапно ударился бортом о деревянную опору пристани, девушка потеряла равновесие и полетела прямо в объятия маркиза, да с такой силой, что он пошатнулся. На секунду они прильнули друг к другу, чтобы удержаться на ногах, но, если совсем недавно Луис с радостью воспользовался бы такой возможностью подразнить ее, в данный момент он первый отстранился и спросил с ледяной вежливостью:

— Вы не ушиблись, мадемуазель?

— Н-нет, — запинаясь, ответила она, — но, боюсь, это я причинила вам боль…

— Совсем нет, мадемуазель, вы легкая, как перышко, — равнодушно проговорил маркиз и, взяв ее за руку, повел на берег.

Их сразу окружили островитяне, на смуглых лицах засверкали белозубые улыбки, все заговорили разом, засмеялись, радостно приветствуя Луиса. Он тоже улыбнулся, благодаря за радушный прием. Каждый стремился пожать ему руку, как будто он отсутствовал на Парадизе несколько лет. Линетт тоже была вовлечена в круг, ей тоже жали руку и похлопывали по плечу. Женщины, потрясающе красивые креолки в ярких платьях, облегающих чувственные фигуры, оставили детей играть на пляже и присоединились к шумной толпе мужчин. В черных, как терновые ягоды, глазах островитян светилась любовь к жизни и к своему хозяину.

Тот же огонек горел и в глазах Линетт, садившейся в автомобиль Луиса, когда они вдвоем наконец сумели вырваться из круга встречающих. Машина отъехала немного, и девушка, повернувшись, махала рукой до тех пор, пока последнее яркое платье и цветастая рубашка не исчезли вдали, слившись с буйной тропической растительностью. Счастливая улыбка, игравшая на губах Линетт, увяла, как только она услышала полный ненависти голос маркиза:

— Вы по-прежнему думаете, что я порю своих подданных, мадемуазель?

Линетт вспыхнула, раздосадованная тем, что он не забыл ее первых неосторожных слов.

— Я сожалею, месье. Мне нужно было сразу извиниться перед вами. Я не имела права так говорить.

— Однако ваше мнение обо мне не изменилось. Вернее, оно ухудшилось, так?

— А как может быть иначе? — не выдержала девушка. — Вы похитили меня, увезли на свой атолл, даже не спросив, согласна я или нет! Как вы смеете ожидать от меня уважения, когда я узнала вас настоящего? Все остальные видят в Луисе Эстевасе благородного аристократа, маркиза де Парадиз, но я, я встретилась с грубым и безжалостным пиратом, который скрывается за этим роскошным фасадом! И именно так я всегда буду относиться к вам, месье, для меня вы навсегда останетесь Le Pirat! — Линетт рискнула взглянуть в его сторону, смутилась, обнаружив, что смотрит прямо в загадочные синие глаза, и поспешно отвернулась. Ее сердце забилось еще сильнее, когда она почувствовала, как машина замедляет ход и останавливается.

Луис, все это время молчавший, заговорил, и в его голосе отчетливо звучало удивление:

— Я сожалею, что слышу от вас такое, мадемуазель. Грубый? Безжалостный? Вы действительно так обо мне думаете? Что я могу сделать, чтобы искупить вину? Я смиренно прошу прощения за мое поведение. Пожалуйста, скажите, что вы меня прощаете!

Его загорелое лицо было серьезным, когда он ждал ответа, и волна раскаяния захлестнула Линетт. Подавленный и покорный Луис Эстевас — зрелище не для слабонервных! Да, она сказала, что всегда будет думать о нем как о пирате, но только потому, что именно таким она и хотела его видеть. Именно в Le Pirat она и влюбилась…

— О, конечно, я прощаю вас!

— Вы в этом уверены? — спросил Луис с несвойственной ему робостью.

Линетт искренне улыбнулась и подтвердила:

— Да, совершенно уверена!

— И время, которое мы провели на атолле, останется нашей тайной? Вы обещаете, что никому не расскажете об этом?

Девушка энергично кивнула. Луис вздохнул с облегчением и, откинувшись на спинку обитого кожей сиденья, полез в карман за сигаретами. Закурил и удовлетворенно улыбнулся. Улыбка эта показалась Линетт зловещей. Смирение его исчезло так внезапно, что она испугалась. А когда маркиз повернулся к ней, его губы кривила знакомая пиратская ухмылка.

— Вы опять смеетесь надо мной! — возмущенно выпалила Линетт. — Вас ни в малейшей степени не заботит, узнает кто-то о проведенных нами наедине часах или нет!

— Напротив, мадемуазель, — небрежно возразил он, — это меня очень даже заботит. Впрочем, теперь, когда у меня есть ваше обещание, я спокоен. Видите ли, как вы сами абсолютно верно заметили, никто, кроме вас, не знает меня настоящего, и я хочу, чтобы все так и оставалось. Я не имею права забывать о чести семьи Эстевас, равно как и о своей обязанности подавать добрый пример моим островитянам. Что, если бы все они узнали наш маленький секрет? Моя бабушка была бы ужасно огорчена слухами, которые непременно возникли бы, реши вы рассказать кому-то о нашем… скажем так, любовном свидании. Я рад, что могу рассчитывать на ваше благоразумие.

Линетт смотрела на него с пробуждающимся презрением.

— Вы обманом вынудили меня дать это обещание! Но почему вы решили, что этот обман необходим? Могу заверить вас, месье, у меня так же, как и у вас, нет ни малейшего желания сообщать всему миру о том, что мы провели с вами ночь и день наедине. Единственное, о чем я молюсь, — голос ее задрожал от невыплаканных слез, — чтобы со временем я смогла забыть, что вообще вас знала!

Маркиз с видимым равнодушием пожал плечами, потянулся к ключу зажигания и холодно произнес:

— Я должен был увериться в вашем благоразумии прежде, чем представить вас бабушке. Она не из нашей эпохи и, следовательно, не поймет нашей с вами точки зрения на мораль. И хотя я продолжаю настаивать на полной свободе жить так, как хочу, я, тем не менее, понимаю, что обязан быть осмотрительным в своих поступках, чтобы избавить бабушку от страданий. Женщин ее поколения с детства и до старости опекали: сначала бдительные отцы, затем обожающие мужья. Она не поймет юных особ, таких, например, как вы, путешествующих по миру без дуэньи, хватающихся за любую возможность извлечь выгоду из красоты и богатства, полученных от мужчин, которых вы просто используете в своих целях. Несмотря на то, что я не осуждаю ваши нормы поведения, мадемуазель, моя бабуля никогда вас не одобрит. И еще, хотя сам я придерживаюсь современных взглядов в вопросах морали, я не допущу, чтобы их взяла на вооружение моя сестра. — Заметив, что девушка вздрогнула и собралась было возразить, он продолжил, скривив губы в печальной улыбке: — Да, я знаю, это своего рода двойной стандарт, но Вивьен унаследовала от бабушки очарование Старого Света, которое я нахожу пленительным, как, впрочем, и Жак. Он тоже не захочет, чтобы его невеста изменилась. Он знает: когда они поженятся, Вивьен будет любить его и повиноваться ему до конца дней. Для вас это, вероятно, звучит отчаянно скучно и старомодно, но Жак будет счастлив, а для Вивьен такой образ жизни станет столь же естественным, как дыхание. При условии, конечно, — быстрый мрачный взгляд синих глаз пронзил сердце Линетт, — что ее не испортит дурное влияние людей, которые могут исподволь внушить ей стремление к поверхностным удовольствиям, признаваемым вами, как и мной, приятным времяпрепровождением.

Он сказал ей не прямо, но с жестокой решимостью, что не считает ее подходящей подругой для своей сестры! В первый раз Линетт горячо желала на самом деле быть такой свободной и беспечной, какой маркиз ее себе представлял, потому что тогда она была бы не способна чувствовать эту мучительную боль, которую он так беспечно ей причинил. Но гордость ответила на призыв о помощи, добавила твердости голосу и заставила Линетт нанести ответный удар:

— Вы лицемер! Вы потакаете своим низменным инстинктам, а потом ищете себе оправдание. Это не о чувствах вашей бабушки вы думаете, когда скрываете свои гнусные поступки, это ваше тщеславие не позволяет вам показать людям, какой вы есть на самом деле! Вы не перенесете, если кто-то вдруг узнает, что всемогущий маркиз де Парадиз такой же простой смертный, как и все остальные! Вы притворщик, месье, и я чувствовала это с самого начала! Вы все еще удивляетесь, почему я вас отвергла? Для меня мужчина должен прежде всего оставаться верным самому себе, быть настоящим, а не иллюзорной тенью!

— Иллюзорной тенью? — сквозь зубы повторил Луис со злобной недоверчивостью.

Он быстро выключил мотор и прежде, чем Линетт догадалась о его намерении, крепко сжал ее плечи сильными руками. В этом поцелуе прорвалось все неистовство, которое ему удалось подавить на острове, он пожинал плоды возмездия за ее презрение к нему и отказ от него. Она боролась молча, каждый кончик ее обнаженных нервов кричал: «Остановись!» Но маркиз пресекал все ее попытки освободиться и продолжал целовать, пока, в конце концов, она не обмякла, сломленная и покорная, в его объятиях. Только тогда он, почувствовав, что девушка признала поражение, отпустил ее. Линетт откинулась на спинку сиденья и даже не попыталась ответить, когда Луис бросил ей вызов:

— Как вам понравилось целоваться с тенью, мадемуазель?

Она отвернулась. Он долго смотрел на ее нежный профиль, по-детски мягкие завитки золотистых волос, падавших на лоб, и опахало ресниц, опустившихся на пылающую скулу. Нервная дрожь нарушала изящно очерченный изгиб ее рта…

Маркиз завел мотор, и машина помчалась дальше.

Мимо проплывал идиллический тропический пейзаж: пышная буйная зелень, поля тростника и кокосовые рощи, сквозь которые то тут, то там мелькал океан и виднелась береговая линия, но эти прекрасные виды не запечатлевались в оцепенелом мозгу Линетт, хотя она и смотрела пристально в открытое окно машины.

Луис увеличил скорость, надеясь, что это вызовет хоть какую-то реакцию у его молчаливой спутницы, но она не пошевелилась, казалось, даже не заметила, что мир за окном слился в один огромный калейдоскоп, в котором невозможно было различить отдельные объекты. Не видела она и хмурых взглядов, периодически бросаемых в ее сторону, и маркизу пришлось громко заговорить, чтобы вернуть ее к действительности, когда они почти достигли цели путешествия:

— Вот мы и приехали! Что вы думаете о моем доме?

С видимым усилием девушка вышла из глубокой задумчивости и обнаружила, что машина въезжает в высокие железные ворота, распахнутые створки которых были похожи на черное кружево. Она полуобернулась, чтобы разглядеть их получше, но ее внимание тут же было захвачено бархатистыми зелеными лужайками по обеим сторонам дороги, окаймленной экзотическими кустарниками, усеянными разноцветными пышными цветами. Вдалеке взметались к небу струи фонтана, под тенистыми деревьями стояли садовые скамейки, выкрашенные в белый цвет. Машина резко повернула, и Линетт, увидев дом, не смогла сдержать вздоха восхищения.

Это был особняк из белого камня в стиле старой колониальной архитектуры, сохранивший дух былых времен. Его стены увивал цветущий виноград, с тропической пышностью ниспадавший с крыши. Маркиз остановил машину перед резной дверью; Линетт, не дожидаясь, когда он поможет ей выйти, выскочила на усыпанную гравием дорожку и, рассмотрев дом поближе, заметила совершенно неожиданный здесь душистый горошек, смело карабкавшийся по решетке одного из окон. Вид этого английского растения вызвал волну тоски по родине, и только голос Вивьен, доносившийся из окна, помешал слезам, заполнившим ее глаза, хлынуть по щекам.

Луис тоже услышал голос сестры и жестом предложил Линетт пройти в дом. Она вбежала в холл, нетерпеливо ожидая встречи с подругой, но ее глаза, привыкшие к яркому свету, поначалу ничего не смогли различить в темном помещении. Восторженный визг заставил ее повернуться в ту сторону, откуда он прозвучал, и через пару секунд она была в объятиях подруги. Прием оказался сердечным и трогательным.

— Линетт, дорогая! Я не ожидала увидеть тебя так рано! Как прекрасно, что ты уже здесь! — Вивьен одарила Луиса благодарным взглядом. — Спасибо, что привез ее сюда так скоро! — Подхватив Линетт под руку, она потащила ее к одной из дверей, выходящих в холл. — Ты должна познакомиться с моей бабулей, дорогая, она томится желанием с тобой пообщаться!

От этих слов у Линетт по спине пробежал холодок. Невероятно, но она только теперь осознала, что бабушка Вивьен и была в тот роковой вечер спутницей Луиса в ресторане Папеэта и наверняка слышала ее разглагольствования по поводу брака с испытательным сроком… А Вивьен тем временем уже втолкнула подругу в очаровательную гостиную, где сидела царственная старая графиня, дружески болтая с веселой полной леди. Вивьен бросилась вперед и напугала их обеих, радостно закричав:

— Бабуля! Луис приехал и привез с собой мою дорогую подругу Линетт Саутерн! Посмотри, вот она!

Графиня нахмурила брови, и Линетт отчаянно захотелось выбежать из комнаты. Но в следующее мгновение у нее отлегло от сердца.

— Право, дитя мое, сколько раз я должна просить тебя не кричать так, когда ты обращаешься ко мне? Я совсем не такая глухая, как ты, по-видимому, думаешь. — Неодобрительно взглянув на смутившуюся внучку, графиня повернулась, лучезарно улыбаясь, к Линетт и протянула ей руку. — Я рада, моя дорогая, что вы смогли приехать. Вивьен целыми днями пела вам дифирамбы, и, я уверена, вы как раз тот друг, в котором она нуждается, чтобы усмирить неподобающий леди избыток энергии. Я совершенно отчаялась заставить ее хотя бы понять, что подобное поведение pas comme il faut [7] для молодой женщины ее положения в обществе. Надеюсь, вы окажете на нее положительное влияние.

Глаза Линетт обжигало слезами, когда она отвечала на приветствие графини. У нее за спиной придушенно кашлянул Луис, и она затылком почувствовала его насмешливый взгляд. Он вышел вперед, чтобы поцеловать свою бабушку, а Вивьен тем временем представила Линетт пожилую леди, которая оказалась подругой графини со времен их девичества. Миссис Реддиш, англичанка, овдовела много лет назад и с тех пор проводила свой ежегодный отпуск на Парадизе.

— Вам здесь понравится, дитя мое, — заверила она Линетт, заметив, что девушка нервничает. — Но думаю, тебе, Вивьен, лучше показать своей подруге ее комнату прямо сейчас, чтобы она смогла немного отдохнуть перед ужином. Мы, англичане, не так привычны к солнцу, как вы, французы, и гораздо быстрее утомляемся. — Она вновь с улыбкой повернулась к Линетт: — Не так ли, дорогая?

Линетт чуть не заключила старушку в объятия за такую чуткость. Она отчаянно нуждалась в уединении, чтобы восстановить силы. Присутствие Луиса болезненно действовало на ее издерганные нервы, но она боялась показаться невежливой, к тому же Вивьен всем своим видом выразила разочарование после слов миссис Реддиш и взглядом умоляла подругу отказаться от отдыха. Зато Луис внезапно встал на сторону гостьи.

— Делай, как сказала миссис Реддиш, Вивьен. Мы провели целый час в пути, и мадемуазель Саутерн будет гораздо более восприимчивой к твоей болтовне после того, как немного отдохнет. Я и сам собираюсь быстро принять душ и подремать часок.

По его тону было ясно, что он не намерен продолжать спор, так что Вивьен нехотя согласилась:

— Хорошо, Луис, я сделаю, как ты просишь. Но горе тому, кто дерзнет разлучить нас с Линетт после ужина! — Она весело схватила подругу за руку и увлекла за собой к двери.

Девушки взбежали вверх по веерообразной лестнице с низкими ступеньками и направились по коридору к двери комнаты, предназначенной для Линетт. Вивьен быстро ей все показала и, сделав шаг к выходу, остановилась в задумчивости.

— Луис, как всегда, прав: ты выглядишь совершенно измученной. Обязательно поспи. Я зайду за тобой вовремя, чтобы ты успела одеться к ужину.

Добрые слова и обеспокоенное лицо Вивьен оказали гибельное действие на Линетт, ей пришлось приложить усилие, чтобы удержать слезы.

— Спасибо, дорогая, — хрипло сказала она, — за такое понимание. Обещаю, что вечером буду самой лучшей собеседницей. Я не хочу, чтобы ты пожалела, что пригласила меня сюда.

— Этого никогда не случится! — уверенно заявила Вивьен, прежде чем закрыть за собой дверь.

Удивительно, но короткий сон и правда освежил Линетт. Она проснулась, чувствуя себя достаточно бодрой, и позволила себе еще немного поваляться в постели, разглядывая роскошную обстановку комнаты, на которую едва взглянула поначалу. Сейчас она могла посмеяться над смутными страхами, откликавшимися головной болью и нервным напряжением. Графиня ее не узнала, значит, можно начать наслаждаться отдыхом и чарующей природой!

Линетт с удовольствием потянулась и принялась обдумывать, что надеть к ужину. «Еще один вечер, — напомнила она себе, — в компании Луиса. Всего один!» — и ее пульс участился. Завтра утром он уедет, и она наконец вздохнет свободно. Он должен уехать завтра, потому что у него остались незаконченные дела в Папеэте… Вдруг в ее памяти возникло красивое надменное лицо Клаудии де Корсель, и ревность обожгла сердце. Но Линетт не собиралась терять с таким трудом обретенное самообладание и тут же выбросила выводящее из душевного равновесия видение из головы. «Луис Эстевас не для тебя, — сказала она себе беспощадно, — так что тебе должно быть абсолютно безразлично, что влечет его обратно в Папеэт».

Линетт спрыгнула с кровати и подошла к застекленной двери на балкон. Бледно-желтые шелковые занавески тихо покачивались от прикосновений легкого бриза. С балкона открывался вид на аккуратные холмистые лужайки, за которыми виднелся мерцающий под солнцем океан. Она могла бы стоять так вечно, впитывая в себя этот божественный пейзаж, но совесть бестактно напомнила ей о необходимости одеться к ужину, и Линетт с неохотой вернулась в комнату.

Какой-то добрый домашний дух распаковал, пока она спала, все ее вещи и развесил платья в большом гардеробе из светлого дерева. В комоде лежало ее нижнее белье, на стеклянной поверхности туалетного столика расположились щетка для волос, заколки и косметичка. Линетт босиком протопала по бледно-желтому узорчатому ковру, создававшему в сочетании с зелеными стенами иллюзию пребывания на прохладной, заполненной цветами поляне. Шепот воды в фонтане за окном давал волю фантазии.

Раздевшись, Линетт направилась в смежную с ее спальней ванную комнату, представлявшую собой прохладный грот, облицованный кафелем цвета океанских волн. Утопавшая в полу мраморная ванна с блестящей хромированной фурнитурой была отделана серебром.

Приняв ароматическую ванну и накинув халатик, Линетт начала задумчиво рассматривать содержимое своего гардероба, когда в дверь постучалась Вивьен.

— Пора одеваться, Линетт! — крикнула она.

— О, входи, Вивьен, я давно уже встала! Помоги мне выбрать платье.

Вивьен с энтузиазмом ворвалась в комнату и окинула цепким взглядом наряды в шкафу. Затем, немного поколебавшись, озадаченно повернулась к Линетт:

— Но где же те великолепные, необычные одежды, которые я ожидала увидеть? Тот брючный костюм, например, что был на тебе в Папеэте?

— Я все раздала, — засмеялась Линетт. — Я носила их только потому, что так одевались мои спутники, иначе я выделялась бы среди них, как белая ворона. Если честно, мне было ужасно не по себе в тех дурацких нарядах, хотя я старалась не подавать виду.

— Ага… — Вивьен понимающе кивнула. — Эту часть истории я обязательно должна услышать позже, когда у нас будет время поговорить, а пока… — Она взяла платье нежно-розового цвета и протянула его Линетт. — Сегодня надень вот это, дай Луису возможность насладиться видом настоящей английской красоты. Он уже давно пресытился роскошными креолками и получит истинное удовольствие, любуясь тобой! — Лукаво усмехнувшись в испуганное лицо подруги, Вивьен направилась к выходу, бросив через плечо: — Я должна бежать! Мне самой еще нужно принять ванну, а Луис и бабуля всегда сердятся, если я опаздываю к ужину. Не жди меня, просто спускайся вниз, когда будешь готова. Дверь в столовую прямо напротив лестницы.

Весело махнув рукой, она исчезла в коридоре, оставив подругу в полной растерянности. Беспокойно нахмурившись, Линетт принялась одеваться. Нужно было выбрать другое платье, размышляла она. Вечер уже обещал стать для нее суровым испытанием и без легкомысленных замечаний Вивьен, поэтому Линетт хотелось выглядеть как можно незаметнее, затеряться где-нибудь на заднем плане до отъезда Луиса. Но не обижать же подругу!

В конце концов Линетт в розовом платье спустилась в холл и, чтобы отсрочить свое появление в столовой, принялась разглядывать роскошное убранство. Здесь легко можно было перенестись во времена пиратов Эстевасов, которые обставили дом бесценным антиквариатом и предметами искусства из разных стран мира. Мысли о награбленном добре, как ни странно, скорее добавили романтики окружающей атмосфере, нежели развеяли ее. Линетт рассматривала старинный столик, инкрустированный перламутром, когда позади вдруг раздался знакомый голос:

— Я вижу, вы поклонница антиквариата, мадемуазель. Вы не перестаете удивлять меня своей противоречивостью. Я полагал, вы предпочитаете футуристический дизайн.

Линетт, удержав свои эмоции в узде, медленно обернулась и спокойно ответила:

— Старинные вещи очаровательны, но только когда они на своем месте.

Луис был неотразим. Белоснежная рубашка и белый смокинг ярко контрастировали с бронзовым загаром. На черных брюках — отутюженные, острые как бритва складки. На манжете, выглянувшем из-под смокинга, когда он небрежно скрестил руки на груди, сверкнула бриллиантовая запонка. Он окинул девушку взглядом с головы до ног, но она храбро выдержала этот придирчивый осмотр, в первый раз успешно призвав к порядку своенравные ресницы.

— Не все вещи лишаются своей красоты, когда их убирают из естественного для них окружения, мадемуазель, — усмехнулся маркиз. — Вы, например, напоминаете мне сейчас прекрасную английскую розу и… — он дотронулся кончиками пальцев до ее щеки, с интересом наблюдая, как восхитительный румянец расцветает на скулах девушки, — чуждое вам окружение ни на йоту не умалило вашего утонченного совершенства.

Линетт вдруг поняла, что не сможет оказать сопротивление, если он вздумает ее поцеловать, но громкий, отдавшийся эхом звон гонга напугал их обоих, вдребезги разбив мимолетные чары. Тяжело дыша, девушка повернулась, готовая броситься в бегство, и, как будто в ответ на свою мольбу, услышала смех Вивьен и голос графини. Маркиз шутливо поклонился, признавая свое поражение, открыл дверь в столовую и пропустил Линетт вперед.

Во время ужина, изысканно сервированного в мерцающем сиянии свечей, вставленных в тяжелые резные канделябры, Линетт заставляла себя не смотреть на Луиса, который сидел во главе стола. Она слушала его красивый голос, когда он отвечал на вопросы бабушки или на остроты Вивьен, и сердце ее замирало. Но вступать в разговор с маркизом девушка боялась, а еще страшнее было встретиться с ним взглядом, поэтому она выказала такой интерес к беседе с миссис Реддиш, что старая леди была явно польщена и с большим удовольствием болтала обо всем на свете. Когда же речь коснулась ее излюбленной темы — острова, миссис Реддиш превзошла себя. Она давно успела обследовать каждый уголок Парадиза, изучила все его кустарные промыслы и теперь охотно делилась накопленными сведениями. Линетт узнала об уборке тростника, выращивании бананов и специй, живо представила себе туземцев, ловящих рыбу острогами, и технологические процессы, сопровождающие производство и очистку рома.

Вивьен уже давным-давно предпринимала попытки направить разговор в общее русло, но была вынуждена довольствоваться болтовней со своим сводным братом и графиней. Луис тоже, как она заметила, был недоволен тем, что все внимание Линетт сосредоточено на рассказах миссис Реддиш. Наблюдая тайком, как брат раздраженно барабанит длинными тонкими пальцами по столешнице и мрачно хмурит брови каждый раз, когда смотрит в сторону Линетт, Вивьен пришла к внезапному заключению: он в нее влюбился! Мысленно поздравив себя с этим приятным открытием, она решила ускорить счастливую развязку.

— Все это хорошо, конечно, но слышать — не значит видеть! — громко заявила Вивьен. — Миссис Реддиш, — она очаровательно улыбнулась старой леди, — великолепная рассказчица, но почему бы тебе не посмотреть на красоты острова собственными глазами, Линетт? Уверена, — она бросила озорной взгляд на маркиза, — Луис с радостью покажет тебе остров, не так ли, братец?

Линетт испуганно посмотрела на маркиза и тотчас потупилась, увидев сверкнувший в его глазах вызов.

— Ну разумеется, — спокойно сказал Луис, — мне доставит огромное удовольствие сопровождать мадемуазель Саутерн в экскурсии по Парадизу!

Линетт густо покраснела. Но прежде чем она успела вежливо отказаться, вмешалась Вивьен:

— О, Луис, не будь таким церемонным! Я думаю, Линетт не станет возражать, если ты будешь обращаться к ней на «ты» и по имени. А ты, милая, — она повернулась к подруге, — должна звать его просто Луис!

Отклони она это предложение после целых суток, проведенных с ним на атолле, Луис изрядно позабавился бы, так что Линетт пришлось покорно кивнуть. Маркиз тоже подтвердил свое согласие с самым что ни на есть серьезным видом. Но Линетт знала, что он втайне смеялся над ней, когда говорил:

— Прекрасная идея. Линетт, а теперь позволь мне услышать, как ты скажешь: «Я очень хочу, чтобы ты показал мне завтра остров, Луис».

Взгляды всех сидевших за столом были обращены в этот момент на нее, и девушка была вынуждена подчиниться. С пылающими щеками она повторила фразу, споткнувшись на имени — оно чуть было не прозвучало в ее устах как «Люцифер». Веселый смех Вивьен вовремя пришел бедняжке на помощь, а графиня, которая скорее умерла бы, чем призналась, что глухота не позволила ей до конца разобраться в разговоре, вдруг осведомилась:

— Вам понравилась наша французская кухня, дитя мое? Она не каждому по вкусу. Что касается меня, я люблю экспериментировать и стремлюсь отведать как можно больше традиционных блюд в каждой стране, которую посещаю.

Линетт уставилась на серебряную вилку, которую собиралась поднести к губам, и вдруг поняла: она понятия не имеет, что ест сейчас и что ела раньше. Блюдо напоминало по виду жареного цыпленка или какую-то дичь, но было ей совершенно незнакомо.

— Восхитительное мясо, очень нежное, — сказала она, опуская вилку. Но надеюсь, вы простите мне мое невежество, если я спрошу, что это такое?

Графиня улыбнулась:

— Это жемчужина французского кулинарного искусства, дитя моя. Деликатес, который высоко ценится здесь и во Франции, — жареная голубка.

Сначала Линетт подумала, что неправильно поняла, потом ее вилка звякнула о тарелку, лицо побледнело, и к горлу подкатила тошнота. Перед мысленным взором Линетт тут же предстали нежно воркующие создания с мягким оперением — такими она привыкла видеть голубей в поместье отца, где их так же любили и баловали, как шустрого спаниеля и двух сиамских кошек. Убийство этих очаровательных птиц, по ее мнению, являлось чудовищным преступлением.

Луис поднялся со своего места и поспешно направился к ней. Под изумленными взглядами графини, миссис Реддиш и Вивьен он резко отдал одному из слуг приказ убрать ее тарелку, затем обнял девушку за плечи и ласково произнес:

— Идем, мы немного прогуляемся на свежем воздухе, и ты сразу почувствуешь себя лучше. Не волнуйся, — бросил он сестре, когда та запоздало вскочила, чтобы прийти на помощь. — Я сам позабочусь о Линетт.

Вивьен подчинилась. Луис подвел Линетт к балюстраде террасы и ждал с молчаливым сочувствием, давая ей время надышаться прохладным ночным воздухом. Она ощущала тепло его ладони на своей спине и прильнула к нему, ища утешения и покоя. Они молча стояли в тропических сумерках под небом цвета индиго, украшенным звездами и ярким серпом луны, вдыхали крепкий аромат изобилующего цветами сада. Линетт была благодарна Луису за понимание, сострадание и лишенные страсти прикосновения, неожиданные и умиротворяющие. «Он никогда раньше не проявлял ко мне такой нежности — только нетерпеливую страсть», — подумала девушка, и с этой ясной мыслью пришло желание узнать получше именно эту грань загадочной натуры маркиза.

Линетт подняла голову, Луис наклонился к ней и тихим голосом, в котором внезапно проявился легкий французский акцент — неужели от волнения? — спросил:

— Ты пришла в себя?

Она робко кивнула и прошептала:

— Да, спасибо. Я сожалею, что так глупо вела себя. Что думают обо мне Вивьен и графиня, не говоря уже о миссис Реддиш? Они, наверное, считают меня сумасшедшей!

— Не беспокойся. Уверен, они все понимают.

— Но как они могут понять?! — воскликнула девушка. — Для них мясо голубки — деликатес! А ты? — Она умоляюще взглянула на Луиса. — Ты действительно понимаешь мои чувства? Или только притворяешься?

Луис вздохнул:

— Как это типично для англичан: быть равнодушными, даже бессердечными к людям и вместе с тем излишне чувствительными к страданиям животных. Я не могу сказать, что вполне понимаю вас, англичан, но мне совершенно ясно одно: ты была вполне искренна в своем отвращении при виде того, что для нас является привычной едой. Но ты бы не отказалась от жареного цыпленка или фазана, верно? Разве кудрявый ягненок менее прелестен, чем воркующая голубка?

Она молчала, тогда Луис решительно приподнял ее голову за подбородок:

— Ну же, Линетт, ответь мне?

— О, Луис! — Она вновь спрятала лицо на его плече. — Ты смеешься надо мной!

Маркиз уже не мог сдерживаться и громко расхохотался. Его веселье было таким заразительным, что Линетт тоже засмеялась. Когда они немного успокоились, Луис торжественно заявил:

— Я очень рад, что ты не лишена еще одной знаменитой черты англичан — чувства юмора. Я думал, что глубоко оскорбил тебя, но ты все же нашла забавную сторону в происшествии! — Он проницательно взглянул на девушку. — Знаешь, маленькая птичка, ты меня очень заинтриговала. Ни одна женщина еще не осмеливалась так вести себя со мной. Ты пробуждаешь желание и даешь отпор, озадачиваешь, смешишь и даже оскорбляешь меня, и все это в течение нескольких часов. У меня сердце то сжимается от жалости, то начинает петь от радости. Кто научил тебя этим уловкам? Ты родилась искусительницей или долго над этим работала?

Линетт отпрянула от него и запинаясь ответила:

— Н-но я вовсе не такая… не такая сложная личность… Я никогда не пыталась никого обманывать! — И, когда Луис недоверчиво засмеялся, выкрикнула: — Ты говоришь обо мне так, будто я — изысканное шампанское, а на самом деле я так же проста, как… как… стакан воды!

Смех его замер, черные брови внезапно сошлись на переносице. И маркиз медленно произнес, словно только что это осознал:

— Но мужчина может прожить без шампанского. А без воды — нет…

Вивьен, слышавшая смех брата, неуверенно вышла на террасу. Увидев, как близко друг к другу они стоят, попятилась, не желая навязывать им свое присутствие, но, отступая, она ударилась лодыжкой о горшок с цветком и невольно ойкнула от боли, чем мгновенно привлекла их внимание. Линетт поспешно воспользовалась случаем сбежать.

— О, Вивьен, ты меня искала? — Она смущенно хихикнула и сделала шаг к подруге, — Я не знаю, как объяснить свое поведение. Вы с бабушкой, вероятно, думаете, что я дурно воспитана…

— Мы все отлично поняли, chйrie, — улыбнулась Вивьен, — ни о чем не беспокойся. Миссис Реддиш нам все объяснила!

Удивляясь, как такое может быть, — ведь она сама с трудом понимала себя, — Линетт вошла в столовую и остановилась в нерешительности. Обе старые леди ласково улыбались ей.

— Входите, дитя мое, не стойте там, как будто ожидаете от меня взбучки. Должна признаться, поначалу ваше отвращение к еде весьма меня озадачило, но моя подруга Хелен, — графиня наклонила голову в сторону миссис Реддиш, — напомнила мне эпизод из моей собственной биографии. Я, знаете ли, имела неосторожность осведомиться об ингредиентах блюда, которое с наслаждением ела у нее в гостях на севере Англии несколько лет назад. Ох! — Графиня в ужасе всплеснула руками при этих воспоминаниях. — Блюдо называлось «черный пудинг» и на вкус было божественным, но когда мне сказали, что его основой является бычья кровь… — Она любезно подождала, пока все отсмеются, и снова обратилась к Линетт: — Обещаю, ma petite, вас будут заблаговременно информировать о том, что подается на стол. И больше никаких жареных голубей!

Легкое недоразумение было забыто. Весь вечер миссис Реддиш, Вивьен и графиня окружали гостью нежной заботой, и Линетт впервые за долгие месяцы чувствовала себя уютно, ей казалось, что наконец-то она находится среди настоящих друзей.

Позже у них с Вивьен состоялся долгожданный разговор. Они болтали в спальне Линетт, когда та уже готовилась ко сну. Растянувшись на кровати, Вивьен наблюдала, как подруга смывает перед зеркалом макияж, и внимательно слушала ее рассказ. Поначалу неуверенно, затем с отчаянной решимостью Линетт открывала подруге свое сердце. Она говорила об отце, о том, как он поставил ей ультиматум, о Мерли и ее никчемных приятелях, о мире праздных молодых людей и бессмысленной жизни на Таити. Вивьен прекрасно поняла, что поступок Эдгара Саутерна смертельно ранил Линетт, но она была достаточно мудра, чтобы не обсуждать этого человека с подругой, хотя у нее внутри все пылало от возмущения.

Подойдя к неподвижно сидевшей перед зеркалом Линетт, Вивьен тихо сказала:

— Я знаю, что ты чувствуешь, chйrie, потому что до тех пор, пока я не встретила Жака, мне тоже казалось, что у меня нет никого по-настоящему близкого.

— Но у тебя ведь есть Луис и бабушка…

— Графиня мне не родная бабушка — мать Луиса была ее дочерью и первой женой моего отца. И я знаю, что он любил Жанну до последней минуты ее жизни. Мать Луиса умерла, когда ему было девять лет, и через три года после ее смерти отец еще раз женился. Год спустя родилась я. Моя мама часто говорила со мной об отце. Она думала, что я слишком мала, чтобы понять душевные страдания женщины, любящей мужчину, сердце которого осталось в могиле его первой любви. И верно, лишь много лет спустя я начала вспоминать ее слова и постигать их смысл. Как-то мама сказала мне: «У мужчин из рода Эстевас необузданный темперамент, они властны, суровы и порой жестоки, но если их сердце однажды отдано, оно отдано навечно!» — и горько разрыдалась. Вскоре после этого мои родители погибли — утонули во время шторма. Луис очень тяжело переживал смерть отца. Он совершенно обезумел, стал неуправляемым, выдумывал все новые и новые шалости, изводил всех, кто был вокруг него. Вот тогда сюда приехала графиня, чтобы присматривать за нами, и я выросла с любовью к ней, как будто была ее плотью и кровью. Но у меня всегда оставалось ощущение, что на первом месте у нее стоит Луис… — Эти слова Вивьен произнесла совсем тихо, ее губы задрожали. — Вот почему я страстно желаю, чтобы мы с Жаком поскорее поженились. — К ней вдруг вернулась прежняя веселость. — Еще три месяца, и я стану мадам Вийокс!

Целый час девушки болтали о предстоящей свадьбе, сражаясь с нападавшей на них дремотой, наконец в дверь постучала графиня и приказала Вивьен дать подруге поспать. Оставшись в одиночестве, Линетт еще немного полежала, размышляя о том, что сказала мать Вивьен. В памяти кружились слова: «У мужчин из рода Эстевас необузданный темперамент, они властны, суровы и порой жестоки, но если их сердце однажды отдано, оно отдано навечно!»