Развод и девичья фамилия (СИ)

23

— Только не плакать, только не плакать, Ада, — уговариваю себя, выруливая со стоянки.

В зеркало заднего вида высматриваю своего мужа, скоро уже бывшего.

Он постоял немного, глядя вслед моей машине, потом повернулся и пошёл в сторону… кажется к своей машине… мне уже это не интересно.

Как же не интересно, а слёзки на глаза так и просятся.

Не хочу ничего о нём знать. Пусть ходит куда хочет, делает, что хочет, но уже без меня.

Громко всхлипнув, вздохнула.

Он столько лет был моим мужем.

Только моим.

Я просто не в курсе, сколько из них он был чьим-то ещё.

Хоть и утверждает, что всё это нелепые случайности.

А Лёшка принёс мне столько доказательств, хватит по самое не могу, до конца жизни помнить не забывать.

Снова представились наши 15 лет… и обрыв сразу по их завершению.

Не будет ни шестнадцатой, ни семнадцатой годовщины нашего брака. И двадцатой тоже не будет. Пятнадцать лет и обрыв.

Пытаюсь вспомнить тот момент, когда мне стало некогда.

Пытаюсь и не могу. Отмотать назад все его взгляды, его позы, его движения. Когда они стали другими.

В какой именно момент он разрешил себе воспользоваться ещё кем-то?

Может быть это была случайность, или удобный момент, может он долго решался, осторожничал, присматривался, аккуратничал… Теперь этого уже не знает никто, только сам Прохор может знать тот самый момент. Только он может ответить на вопрос, когда всё началось.

Да какая разница, всё равно уже ничего не исправить.

Прохор

Какое-то наглаженное чмо, трогает моею жену!

Быстрым, пружинящим шагом поднялся по лестнице, дёрнул массивную дверь, вошел в холл и остановился.

Двое охранников, которые меня под белы руки выводили из зала, стоят и о чём-то весело друг с другом беседуют.

Как только я сделал шаг, чтобы пройти сквозь металлоискатель, они оба сразу напряглись и преградили мне дорогу.

Так. Я понял. В таких условиях я только больше себя закопаю.

Не стоит бить морду адвокату прямо в здании суда. Хорошо, что трезвые мысли у меня в голове тоже имеются.

И хоть я очень зол, после того как увидел покрасневшие от поцелуев губы Ады. Я слишком хорошо знаю, как они выглядят после моих поцелуев. А теперь её целовал этот ублюдок.

— Какие-то проблемы? — спрашивает один из охранников, из-под бровей глядя на раздумывающего меня.

— Никаких проблем, парни, — я натянуто улыбнулся, повернулся и пошел прочь.

Не хватало мне ещё тут проблем, до трёх предупреждений и штрафа я уже доигрался. Дальше пятнадцать суток, а там посадить могут.

Нужно остыть.

Я вышел на улицу.

Тяжело, больно, неприятно видеть мою красавицу жену рядом с лощёным непонятным пассажиром. Очень неприятно.

И сделать ведь ничего не могу.

Бессилен.

Доиграюсь, что ещё и подходить к ней запретят.

Как же всё это бесит. Просто выворачивает.

Ада

Всю неделю я морально готовилась к следующему заседанию. Готовилась к нападкам Прохора, его агрессии, которая проявляется каждый раз, когда мы встречаемся.

С одной стороны мне даже нравится, что его реакция именно такая, что он не спокоен, не равнодушен. Как может, борется, пусть и такими методами. Борется за меня.

Другое дело обратная сторона этой возбуждённой агрессии. Тут можно много чего приписать — не хочет прощаться с куском бизнеса, жаба душит видеть меня рядом с другим привлекательным и сильным мужчиной. Чувства собственника не дают успокоиться. Хочет иметь всё и сразу. Отдавать своё — тяжело.

Не знаю, какие им двигают мотивы, мне всё равно.

Ага, если бы, было всё равно, как я пытаюсь уверить саму себя.

Два раза звонил Лёша, спрашивал всё ли у меня в порядке, готова ли я к новому испытанию. Отвечала, что готова.

После того поцелуя, мне как-то не очень приятно от его звонков. Не знаю почему.

Знаю одно, я точно не хочу повторения этого поцелуя.

Через неделю, в два часа тридцать минут, я подъехала к зданию суда. Сегодня второе заседание.

Надеюсь, Прохор хорошо обдумал своё поведение в прошлый раз и сегодня, будет более спокойным и благоразумным.

Я на это очень рассчитываю. Не хочется принимать радикальные меры. Леша сказал, что в таком случае можно получить постановление суда о том, чтобы запретить ему приближаться ко мне.

Надеюсь, до этого не дойдёт.

Лёша уже ждёт меня у двери в зал. Приближаюсь, а он осматривает меня взглядом, в котором читается его невыносимая тоска по мне.

Я ведь понимаю, что он больше проигрывает эту тоску передо мной. Показывает, будто страдает, так он меня хочет. А я, жестокая, ему не даю.

Уже сто раз пожалела за эту неделю, что вообще в это ввязалась. Можно было стравиться и без адвоката. Все эти доказательства, которые он накопал, они только сделали меня ещё более несчастной.

За всё это я уже должна ненавидеть Прохора, а я не могу заставить себя его ненавидеть. Не могу и всё.

— Ну что, готова? — Гаврилов смотрит на мои губы.

— Готова, — киваю и поворачиваюсь, чтобы идти в зал.

— Подожди, нас позовут, — он берёт меня за руку, сжимает предплечье, тянет обратно, невольно делаю шаг и упираюсь плечом в его грудь, он обхватывает меня за плечи.

— Лёш, не надо, сразу выбираюсь, и дверь в зал открывается.

Выглянула секретарь. Я оттолкнула руку Лёшки.

— Шуваловы, — девушка посмотрела на меня так, будто я только что стояла тут и обнималась с адвокатом.

Да что ж такое?

Какие-то нелепые, дурные случайности одна за другой.

Вошли в зал, поздоровались с судьёй, сели.

— А супруг чего опаздывает? — строго глянула судья поверх очков.

— Придёт никуда денется, — ответил за меня Лёша, пока я пожимаю плечом.

В этот момент дверь открылась, входит… о, блин, я знаю кто это.

— Добрый всем денёк, — обаятельно улыбнулся пожилой мужчина.

Зорин Андрей Викторович.

Если не ошибаюсь — давний друг отца Прохора.

Вот чёрт.

Я слышала о нём от Прохора и его матери много разных историй. Про то, как он разгромно выигрывает все суды. А сейчас он вроде бы отошёл от дел и только иногда в крайних и особых случаях… что-то затрепыхалось моё сердце от волнения и неприятных предчувствий…