Глава 12

23 ноября

Сомерсет

Мой кабинет был лучшим помещением во всем Стоунвелл-Корте. Правда. Богатые дубовые панели на стенах обрамляли самый великолепный вид из окон на океан. Это напомнило мне кавер-версию песни Дилана «All Along the Watchtower», созданную Хендриксом. Какая принцесса здесь жила? Сколько у нее было слуг? Естественно, я тоже чувствовала себя принцессой в этом доме.

Передо мной простирался Бристольский залив, и в ясный день было видно все побережье Уэльса на другом конце залива. В Сомерсете была потрясающая местность куда не посмотри. Я обнаружила, что внутри материка есть коммерческие лавандовые поля. Мили и мили пурпурных цветов наполняли воздух благоуханием, и они были так прекрасны, что разум едва мог переварить то, что видели глаза. Мне нравилось приезжать сюда на длинные выходные, и я знала, что Итану это тоже пошло на пользу. Он расцветал в тишине этого места.

Когда мы с Итаном обыскали все комнаты в доме, прикидывая, для чего могли бы их использовать, в момент, когда зашли в эту комнату, я поняла, что хочу именно эту. И самым удивительным оказался впечатляющий письменный стол, уже стоявший в комнате, подтверждающий, что другие считали ее отличным рабочим местом задолго до моего приезда.

Письменный стол был второй лучшей частью после вида. Массивный резной зверь из английского дуба идеально сочетался с искусной резьбой, которая смягчала его объем, делая в моих глазах совершенным, в плане дизайна. Мне нравилось представлять себя сидящей перед этим великолепным окном с видом на море и работающей над своими проектами для университета, или просто как место, где можно поговорить по телефону, или позалипать в сети.

Настоящее блаженство.

Я потягивала гранатовый чай и наслаждалась сверкающей синевой глубокого океана под небом прямо за моим окном. Я поняла, что могла бы сидеть здесь часами, но это не помогло бы чего-либо добиться — а у меня было ещё много дел. Кажется, немного рановато для режима «гнездования» во время беременности. Итан поддразнивал меня по этому поводу, когда прочитал об этом в книге «Чего ожидать, когда ждешь ребенка», которую он держал на прикроватном столике и тщательно изучал. И мой муж не был таким заядлым любителем чтения для удовольствия, как я. Он читал мировые и спортивные новости, а также отраслевые публикации, но не художественную литературу. Итан читал ради новых познаний и информированности. Мне показался забавным тот факт, что он зашел на сайт и прочитал книгу, чтобы узнать, как меняется мое тело и что будет дальше. Итан был так хорош в подготовке и планировании, и практически во всем, но особенно в том, как обо мне заботиться.

Я вздохнула после очередных мечтаний, зная, что есть задачи, требующие моего внимания. Не мои любимые, конечно. Но, с другой стороны, сомневаюсь, что кому-то нравится перебирать компьютерные шнуры. Я опустилась на четвереньки и заползла под стол, чтобы посмотреть, не просверлено ли сзади отверстие для подключения шнура питания. Кто-то, должно быть, использовал его в современную эпоху. Но, может, и нет. В голове появилась мысль: не мог бы Робби мне помочь. Я оперлась рукой о вогнутый внутренний угол и оттолкнулась, пятясь, чтобы выбраться из-под стола, когда услышала механический щелчок, затем пыльное скольжение дерева.

* * *

Дневники. Три из них лежали стопкой на столе. В кожаном переплете, позолоченном и перевязанном шелковой лентой, страницы которого хранили сокровенные мысли молодой женщины, жившей давным-давно в этом самом доме.

Когда я развязала затвердевшую от старости ленту и открыла первую книгу, я была очарована с первой страницы. До такой степени, что забыла обо всем остальном и потерялась в ее словах…

7 мая 1837 года

Сегодня я навестила Дж. и поделилась с ним своими новостями. Больше всего на свете я бы хотела, чтобы он понял мое сожаление, но знаю, что это невозможно до тех пор, пока я не встречу своего создателя. Тогда смогу узнать его чувства по этому поводу…

…Какова будет цена вины? Какой-то жалкий набор букв давит на меня своей тяжестью.

…Жалко, что я должна все время рождаться в бесконечной тишине, разбивающая сердца всех тех, кого когда-либо любила.

…Сегодня я дала свое согласие выйти замуж за мужчину, который говорит, что ничего так не хочет, как заботиться обо мне и лелеять.

…Итак, я перееду жить в Стоунвелл-корт и начну совместную жизнь с ним, однако очень боюсь того, что меня ждет. Как я смогу когда-нибудь дойти до уровня, который от меня ожидают?

…Дариус Рурк еще не понимает, что я не заслуживаю того, чтобы меня лелеял какой-либо мужчина. Я разрываюсь на части, но, увы, не могу отрицать его желания в отношении меня точно так же, как я не смогла отказать своему любимому Джонатану…

М. Дж.

Марианна Джордж, которая позже стала Рурк, вышла замуж за мистера Дариуса Рурка летом 1837 года.

Волосы на затылке встали дыбом, когда я оторвалась от дневника и посмотрела на живописный вид. Совпадение было невероятным.

Моя книга Китса, первое издание стихотворений, подаренное мне Итаном в ту ночь, когда он сделал мне предложение, тоже принадлежала этой самой Марианне. Как я могла когда-нибудь забыть о моей Марианне? Всегда твой Дариус. Июнь 1837 года, изящными чернильными каракулями более ранней эпохи, в качестве надписи? Подарок любовника. Я бережно хранила то, что Дариус написал Марианне. Такая простая, но в то же время такая чистая в том смысле, какой он ее видел. Он любил ее, и все же, по каким бы то ни было причинам, Марианна чувствовала себя недостойной его любви. Чувство вины давило на нее. Как это происходит со мной. Как это происходит с Итаном.

И теперь мы жили в их доме? Я с трудом могла в это поверить. Она упомянула Джонатана — имя, вырезанное на статуе ангела-русалки в саду, одухотворенно обращенной к морю. Теперь я поняла, что статуя — это памятник ее погибшему Джонатану, а не могила. Потому что у него не было могилы. Джонатан потерялся в прекрасном, а иногда и ужасном море. Она любила его… а потом он утонул. И Марианна чувствовала, что именно она несет ответственность за то, что с ним случилось.

Она любила его… но он умер. Я понимала боль Марианны лучше, чем большинство людей. Понимала, потому что тоже жаждала избавиться от своей вины. Вероятно, со мной этого никогда бы не случилось. Некоторые вещи просто нужно принять, даже если результат не изменится никогда. Потому что факт оставался фактом: я знала, что значит чувствовать ответственность за потерю любимого человека… и кого никогда больше не увидишь в этой жизни.

Да, я чувствовала, что он наблюдает за мной, но это не отменяло огромной потери, которую я чувствовала, скучая по нему. Дыра в моем сердце, образовавшаяся после его смерти, все еще оставалась огромной. Чувство вины, с которым я боролась каждый день, все еще чувствуя, что это в основном моя вина, оставалось внутри меня. Я скучала по своему отцу. Я не осознавала, насколько сильно его любовь и поддержка защищали меня, пока не ощутила их потерю. Мне не хватало его присутствия. Я скучала по его любви. Я просто скучала по нему.

Папа, я так сильно скучаю по тебе…

Словно для того, чтобы вывести меня из грустных мыслей, я почувствовала пинок, а затем толчок локтем. Я улыбнулась и потерла свой увеличивающийся живот.

— Ну, здравствуй, ангел-бабочка.

Мой ангел ткнул меня под ребра, требуя ответа, заставив рассмеяться над выбором времени. К двадцати шести неделям движения больше не напоминали движения крыльев бабочки, но название засело у меня в голове.

— Я так понимаю, ты хочешь есть, а это значит, что мне нужно перекусить, да?

— У нас замечательный ребенок, детка, и я полностью согласен. Тебе действительно нужно поесть, — сказал Итан позади меня, кладя свои большие руки мне на плечи и глубоко вдыхая. Он провел щетиной по моей шее, покрывая поцелуями чувствительное местечко. Я прислонилась к нему спиной и вытянула шею, чтобы получить лучший доступ, и вдохнула сама — от него всегда так восхитительно пахло. Моему мужчине тоже нравилось нюхать меня. Везде. Немного извращенно, но это показывало, насколько он откровенен со мной. Мне нравилась честность. Мне нужна была честность, чтобы функционировать в наших отношениях.

— Ах, ты снова поймал меня на том, что я разговариваю сама с собой.

— Не с собой, а с маленьким салатом-латук, и в этом вся разница. Не думаю, что нам нужно отправлять тебя в больницу Бетлема (прим. психиатрическая больница), — съязвил он.

— На этой неделе салат-латук? — Я покачала головой, думая о том, как забавно мне показалось, что он мог запомнить каждый фрукт и овощ на этом сайте для беременных. Однако он каждый раз был прав. Я уже начала думать, что у него, возможно, фотографическая память. Итан помнил все в то время, как у меня уже был «мозг во время беременности» и я забывала практически все, чему когда-либо училась. Я почувствовала еще один толчок. — Вот, потрогай. Малышка толкается.

Он развернул стул и опустился передо мной на колени, быстро задрав мою рубашку и приспустив пояс леггинсов, чтобы обнажить мой бугорок. Я указала на место, где происходило действие, и мы оба наблюдали. Это заняло минуту, но затем медленное движение того, что, скорее всего, было крошечной ножкой, натянуло мою кожу так же ясно, как день, прежде чем быстро вернуться обратно.

— О-о-о, ты это видела? — Удивленно спросил он.

— Эм, да, — кивнула я. — Я почувствовала.

Он очень нежно поцеловал это местечко и прошептал:

— Спасибо, что присматриваешь за своей мамой и следишь, чтобы она ела вовремя. — Затем он посмотрел на меня с серьезным выражением лица — не суровым, но и не улыбающимся — просто напряженным и полным эмоций.

— Что? — Спросила я.

— Ты потрясающая, ты знаешь это?

Я поднесла руку к его щеке и задержала ее там.

— Почему это?

— Из-за всего, что ты мне дала. Из-за того, что можешь дать. — Он снова опустил глаза, обхватив мой живот обеими ладонями. — Создаешь жизнь здесь, внутри. — Он снова перевел взгляд на меня. — За то, что любишь меня таким, какой я есть.

Мое сердце сжалось от небольшого укола боли при последнем его слове. Итан все еще боролся с тем, что рассказал мне об ужасных пытках Майка, когда тот был заключенным. Мне было неприятно думать об этом, но я могла только представить, насколько значительно больнее было Итану вспоминать, чем мне слышать об этом и представлять. Итан пережил это. И не мог забыть, потому что его подсознание заставляло его заново переживать этот ужас по собственной прихоти. Но я работала над поиском места для его терапии через доктора Розуэлл — это то, в чем он чувствовал себя комфортно, и что могло бы научить его полезным техникам и методикам, чтобы облегчить некоторые его мучения. Другие альтернативы я отказывалась принимать. Итан собирался найти какое-то облегчение, и я была полна решимости помочь ему в этом.

— Я не хочу, чтобы ты был другим, кроме того, какой ты есть. Ты именно такой, каким должен быть. — Я наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, но он встретил меня первым, окутав глубоким поцелуем, от которого у меня перехватило дыхание, когда он наконец отстранился.

— А теперь, если бы латук прямо сейчас не просил еды, я бы увел тебя куда-нибудь, миссис, и по-настоящему показать, как можно хорошо провести время. — Он дерзко приподнял брови, глядя на меня, прежде чем с решительной эффективностью вернуть мои леггинсы и рубашку в прежнее положение. — Но, увы, не могу. — Он встал первым, затем помог мне подняться, взяв за руку, и поднес ее к своим губам для нежного поцелуя. — После Вас, миледи.

— Вы такой джентльмен, мистер Блэкстоун, — сказала я, шествуя впереди него. — По какому случаю? — Спросила я.

В ответ он резко шлепнул меня по заднице.

— О!

Я взвизгнула:

— Не говори, что ты вот так просто шлепнул меня по заднице, Блэкстоун!

Он рассмеялся глубоким смехом, который я любила, и отпрыгнул за пределы моей досягаемости.

— Боюсь, что так и было, детка, теперь перенеси свою потрясающую американскую задницу на кухню, чтобы мы могли тебя накормить.

— Тебя ждет расплата, — сказала я, оглядываясь через плечо и прищурив глаза.

— Обещаешь? — Сказал он мне на ухо. — Что ты собираешься делать?

— О… не знаю. Может, что-то… вроде этого… — Я развернулась и схватила его за промежность, легко найдя свою цель, слегка сжав его ценность. — Дернуть тебя за яйца в обмен на шлепок по моей заднице звучит справедливо.

Выражение его лица было бесценным, а рот был открыт от удивления.

— Я держу тебя за яйца, Блэкстоун, — напомнила я ему.

Он рассмеялся и наклонился, чтобы поцеловать меня.

— Для меня это не новость, моя красавица.

* * *

— Я же говорил тебе, это сюрприз. Ты должна доверять мне. — Я осторожно повел ее вперед, шелковый шарф на ее глазах служил повязкой. — Хочу показать тебе, прежде чем все начнут приходить к нам на День благодарения.

Моя девочка решила устроить ужин в честь Дня Благодарения у нас дома и пригласить всех присоединиться к американскому празднику, который мы официально не отмечали в Англии, но под таким сильным влиянием наших американских друзей по ту сторону воды, безусловно, набирал обороты в Великобритании. Бринн хотела устроить приятную домашнюю вечеринку, которая послужила бы своего рода новосельем, поэтому мы устраивали ее, а остальную часть дня нам придется убирать за всеми гостями. Мой папа и Мари путешествовали вместе, так же как Нил и Элайна. Фред, Ханна и дети, конечно, плюс Кларксон и Габриэль. Наш дом был бы битком набит гостями, и пришлось бы делить свою девочку со всеми остальными несколько дней.

Я никогда не хотел делить ее с кем-либо.

Она принюхалась.

— Я чувствую запах гвоздики, значит, мы, должно быть, недалеко от твоего офиса?

В доме больше не курят.

Я вернулся к своей привычке делать это раз в день после того, как допустил промах в ночь ультиматума сенатора — кровавого змея-хуесоса. Простите, вице-президент Соединенных Штатов Америки. Он стал им, как только новый президент был утвержден в Белом доме. Колт-Оукли действительно победил на выборах в США ранее в этом месяце с большим отрывом. Иметь сына, тяжело раненного солдата, было отличным способом пробудить патриотизм и завоевать голоса избирателей. И, по-видимому, это было несущественно, если один и тот же сын издевался над молодыми девушками со своими друзьями на вечеринках и снимал происходящее на видео. Оползень не стал неожиданностью ни для кого из нас.

Бринн, казалось, смирилась с тем, что навсегда оставила свое прошлое позади, и за это я был ей очень благодарен. Она почти ничего не рассказала мне ни об Оукли, ни об их встрече. Лишь то, что этот визит взволновал ее меньше, чем ожидалось, но я надеялся, что она обсудила это с доктором Розуэллом, потому что мне была невыносима мысль о том, что она страдает из-за него. Тот визит в больницу был достаточно тяжелым для меня, поэтому я не мог представить, что она чувствовала, видя его, разговаривая с ним… и прикасаясь к нему. Я закрыл глаза и отогнал мысли о Лансе Оукли подальше. Я вдохнул пьянящий аромат моей девочки перед собой и сосредоточился на том, что я хотел ей показать.

— Сейчас ты так непреклонен. Иногда я забываю, насколько ты бываешь напористым.

Что было чистой правдой. Бринн была бойцом по натуре. Девушка, которая вошла с поднятыми кулаками, готовая нанести удар или получить в подбородок. Мне это понравилось, и тогда я подумал, что это делает ее еще сексуальнее.

— И я думаю, что это чертовски горячо, детка.

Она тихо рассмеялась над моим последним комментарием; от ее сексуального звука мой член затвердел, а в голове замелькали все возможные варианты.

— Хорошо, мы пришли, — прошептал я ей на ухо, располагая ее тело именно так, как хотел, чтобы вид был наилучшим, когда она увидит сюрприз. — И думаю, ты должна знать, что я ждал этого шесть месяцев. Шесть долгих месяцев я думал об этом моменте, — драматично признался я.

Это долгий срок, Итан, согласна. Такое чувство, что я ждала шесть месяцев, чтобы снять эту повязку с глаз.

Я коснулся ее губ пальцем, затем медленно обвел их.

— Такой умный ротик, детка, и у меня ещё много планов на будущее… но прямо сейчас хочу, чтобы ты увидела сюрприз, поэтому я сниму с тебя повязку. — Я начал развязывать шарф, когда ее дыхание участилось. Мои слова завели ее. — Кстати, этот шелковый шарф на тебе чертовски сексуален. Думаю, следует как-нибудь воспользоваться им снова, — прошептал я ей в шею.

— Мммм, — очень тихо простонала она. Просто низкий хриплый звук, который многое говорил мне о ее истинных чувствах по поводу повязки на глазах. Я это запомню.

— Твой сюрприз, — сказал я, убирая шарф.

Она моргнула, глядя на свой портрет, молча наблюдая за происходящим. Мне было интересно, видит ли она это так же, как и я. Ноги длиной в милю, направленные прямо вверх со скрещенными лодыжками, рука, прикрывающая грудь, тактично растопыренные пальцы между ног, волосы, разметавшиеся по полу в разные стороны.

То же самое изображение Том Беннетт прислал мне по электронной почте, когда просил помощи в обеспечении безопасности его дочери. В тот вечер я увидел ее очаровательную фотографию в галерее, когда познакомился с ней, и купил импульсивно, не зная, что галерее требуется шесть месяцев для показа, прежде чем они отдадут ее мне. Портрет моей прекрасной американской девушки — теперь в моем владении в единственном экземпляре.

Однозначно захватывает дух.

— Наконец-то у тебя это получилось. — Ее голос был низким и мягким, когда она изучала огромное полотно, занимающее доминирующую стену в моем кабинете в Стоунвелле.

— И правда.

— Моя фотография действительно очень много значит для тебя, Итан. — Она прижалась ко мне всем телом, когда мы оба смотрели на портрет.

— О, да, это точно.

— Почему? — Спросила она.

— Ну, этот образ — первая часть тебя, на которую я когда-либо обращал свой взгляд. Я увидел эту фотографию и понял, она должна быть у меня. Это был просто определяющий момент, который не могу толком объяснить, но который прекрасно понимаю.

Я медленно провел вверх и вниз по ее рукам, опускаясь губами к основанию ее шеи. Я высунул язык, чтобы попробовать ее кожу на вкус, наслаждаясь тем, как она наклонила голову и обнажила для меня свою шею. Все время такая щедрая, она никогда не переставала меня удивлять.

— Я никогда не встречала коллекционера до той ночи, пока не встретила тебя, — задумчиво сказала Бринн. — Мысль о том, что ты купил мой портрет, а потом встретился со мной лично… тоже была очень важным моментом для меня. Та ночь — ты стоял там в своем темно-сером костюме — то, как ты смотрел на меня с другого конца комнаты, — это было то, чего я никогда не забуду. До самой смерти.

Ее слова пронзили меня до глубины души.

— Я не смог бы забыть тот момент, даже если бы попытался, Бринн. Он врезался в мою память.

— Почему, Итан?

— Иди сюда. — Я повернул ее так, чтобы заглянуть в ее прекрасные карие-зелено-серые глаза, и провел большими пальцами по ее скулам. — Я не мог забыть тебя в ту ночь, потому что когда впервые увидел лично… это был момент, когда я снова ожил.

Ее глаза приобрели остекленевший вид. Когда она испытывает сильные эмоции, я вижу это в ней, поэтому знаю, что слова имеют для нее значение. Они были правдой. Встреча с Бринн в тот первый раз… каким-то образом вернула меня к жизни, и ничего из этого не было запланировано или ожидаемо. Просто так получилось.

— Это правда. Ты заставила меня захотеть жить в то время, когда я знал, что ничего и никогда не ждет меня в будущем, — повторил я.

— Я люблю тебя, Итан.

— Я люблю тебя еще больше, моя красавица.

Выражение ее лица сменилось с эмоций на что-то другое. Что-то столь же замечательное, на мой взгляд, — пылкий «я хочу тебя» взгляд.

— Итак, ты упоминал о каких-то планах занять мой рот, — промурлыкала она тихим голосом, ее глаза потемнели, веки слегка опустились.

— Есть идеи, детка? — Удалось спросить так, чтобы мой голос не сильно дрогнул.

Она опустилась на колени на толстый восточный ковер под нами и дала мне самый превосходный ответ. С ее столь же превосходным и очень занятым ртом.

* * *

— Бринн, дорогая, тебя следует поздравить с превосходным ужином. За День благодарения, — с энтузиазмом провозгласил тост мой папа, поднимая бокал вина, — и я говорю, что это прекрасная идея, которую, думаю, мы должны повторять каждый год. Сделаем это традицией для нашей семьи.

— Полностью согласна, Джонатан, — начала Мари. — Да, моя милая Бринн, это было так чудесно. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз наслаждалась американским блюдом на День благодарения, которое ты приготовила с бататом и клюквенным соусом. На меня навевают действительно счастливые воспоминания. Я так рада, что ты решила подарить нам День благодарения, и мне бы хотелось сделать это нашей новой традицией, как сказал Джонатан. — Она посмотрела на моего папу взглядом, полным преданности.

Я знал, что двоюродная бабушка Бринн по происхождению была наполовину американкой, но всю свою сознательную жизнь провела в Англии. Мари тоже встретилась с моим отцом чисто случайно, взглядами. Я не был точно уверен, что происходит между ними двумя, но была довольно хорошая догадка. Об этом я узнал бы после сегодняшнего вечера, в зависимости от того, какие комнаты они использовали или не использовали для сна.

Все по очереди обошли стол, произнося тосты и выражая признательность моей девочке за ее усилия, как и положено. Даже Зара выразила искреннюю признательность за тыквенный пирог, который немного напомнил ей имбирный пряник, но гораздо мягче.

Бринн поблагодарила их всех за то, что пришли разделить этот момент с нами, покраснев от похвалы гостей; такая грациозная и скромная. Она была искусным поваром, но это я уже и так знал. Бринн начала готовить для меня, как только мы начали встречаться, и я просто списал это на свое огромное везение в том, что мне удалось заполучить девушку, которая была хороша во всем, что делала.

В моей жизни были две области, в которых мне сопутствовала удача. Одна из них — это карты — какое-то время, — пока я не оставил это в прошлом. Другая заключалась в том, чтобы найти ее. И этот подарок был навсегда — пока я не испущу свой последний вздох.

— У меня есть тост, — сказал я, поднимая бокал. Глядя на лица своей семьи и наших друзей, которые пришли к нам, чтобы вместе отпраздновать День благодарения, все это казалось очень уместным.

Впервые я осознал, что благодарность — это моя правда.

— Моей прекрасной американской девочке за то, что напомнила нам всем о необходимости быть благодарными. — Я устремил свой взор исключительно на нее. — Но в основном… потому что она помогла мне увидеть все благословения в моей жизни, которых раньше не замечал. Она — причина, по которой мне есть за что быть благодарным. — Я сказал громко, чтобы все услышали. Всю правду. — Она — мой День Благодарения.

Загрузка...