Ревность

23

На следующее утро Дэвид с ней не разговаривал. Шон видела, как он сидел в постели, читая записку от Мег, занимавшую на этот раз обе стороны листка. Выражение его лица не менялось. Шон была уверена в том, что он знает: она не спит – они оба слишком хорошо знали друг друга. Ей захотелось прервать молчание, сказать, что она сожалеет или что-нибудь в этом роде, но она боялась его ответа. Больше всего она боялась, что он не ответит ей вовсе.

Действительно ли она ожидала, что он воспримет известие о разводе стоически? Конечно, она не должна была выпаливать это таким образом. Она вовсе не хотела причинять ему боль, но ее охватила паника: она испугалась собственных чувств. Прошлой ночью она желала его близости; и она не могла этого допустить. Ей оставалось только сказать ему о разводе – это был единственный способ сохранить дистанцию.

«Ну что ж, это сработало», – подумала она, глядя, как он одевается и выходит из палатки. У нее было сильное искушение остаться в палатке подольше, до тех пор, пока он не покинет лагерь, чтобы не встречаться с ним лицом к лицу. Но предстояло слишком много работы, чтобы так вот прохлаждаться.

Все сидели за столом. Шон прошла мимо них, к дереву, на котором размещались игрунки, и остановилась перед клеткой с недавно пойманным семейством: самцом, самкой и детенышами. Теперь она уже не сомневалась: это был не тот самец. Самка его игнорировала и поворачивалась в его сторону только затем, чтобы передать ему малышей.

– Овсянка остынет, Шон, – предупредила ее Тэсс. Шон скованной походкой подошла к столу и заняла единственное место, оставшееся свободным, – прямо напротив Дэвида. Он не поднимал головы. Дэвид смотрел в свою пустую тарелку из-под каши, и Шон показалось, что она отчетливо видит ту ношу, которая сгорбила его плечи, превратив его в усталого пожилого человека.

– Сегодня у нас речная прогулка, – объявила Тэсс, прикуривая сигарету. Они поплывут на каноэ вверх по течению, объясняла она, затем погасят все огни и будут дрейфовать вниз по течению. Это даст им возможность подкараулить животных, которые, воспользовавшись покровом ночи, выйдут к водопою. Эта затея напомнила Шон о тех ночных поездках по лесу с выключенными фарами, которые так пугали Дэвида.

– Я не поеду, – сказал Дэвид.

– О, поедем с нами, Дэвид, – воскликнула Мег. – У нас не будет больше такого шанса сделать потрясающие снимки.

Он покачал головой.

– Мне не хочется.

– Во время моей последней экспедиции в джунгли я участвовал в подобной прогулке, – уговаривал Дэвида Ивен. – Этого действительно нельзя пропускать.

Шон решила принять огонь на себя.

– Я уверена, что мы поймали не того самца, – вдруг выпалила она. Все посмотрели на Шон. – Самка интересуется им только как заботливым отцом.

Ивен положил ложку в свою пустую тарелку.

– Ну и что ты предлагаешь? Чтобы мы отпустили его и начали ловить другого?

Шон знала, что это было бы безумием. Эта пара совокупится, когда придет время; оба они – прекрасные родители. Почему она должна заботиться о том, чтобы самка была привязана к самцу?

– Я думаю, что она чувствует потерю, – сказала Шон. – Я думаю, что она страдает.

Ивен терпеливо улыбнулся в ответ.

– Мозг самки величиной не больше желудя. Все, что она чувствует, это голод и чесотка.

После завтрака Шон и Ивен понесли Чио-Чио к тому семейству, которое обнаружили Дэвид и Мег. Эта группа, которую Ивен окрестил потерянным семейством, выглядела отлично: на гнездовом дереве обитали по меньшей мере четыре или пять подростков. Возможно, один из них и был тем эльфом, которого они безуспешно преследовали.

Они оставили Чио-Чио с потерянным семейством и направились к сухопутному семейству. В ловушку попались две игрунки, обе – годовалые самки.

– Две сразу, – воскликнул Ивен, когда они несли пленниц к лагерю. – Это следует отметить. Давай захватим Робин и Дэвида и пойдем купаться.

Шон покачала головой.

– Не думаю, что Дэвид захочет с нами пойти. Ночью я сказала ему о разводе.

Ивен повернулся и посмотрел на нее.

– Ты очень удачно выбрала время. Он проводит ночь в джунглях, борясь за выживание, и ты приветствуешь его возвращение этой новостью.

– Я была вынуждена, – устало объяснила Шон. – Он пытался добиться близости со мной.

– С ним все в порядке?

Она остановилась и поставила клетку на тропинку. Она нуждалась в передышке. Ей необходимо было увидеть над собой древесный шатер, пронизанный солнечными лучами.

– Я не знаю, – тихо ответила она. – Не думаю, что все в порядке хоть с кем-нибудь из нас.

После ужина они сели в каноэ. Дэвид все же согласился к ним присоединиться, и было очевидно, что время, проведенное с Мег, подняло его настроение. За десертом, состоявшим из дынь и бананов, Дэвид и Мег поддразнивали друг друга каверзными вопросами, касающимися оперы. Теперь фрукты можно было не экономить, так как осталось поймать эльфов только из потерянного семейства. Во время ужина Дэвид ни разу не взглянул на Шон, как бы говоря ей: «Видишь ли, Шон, ты ошибаешься, если думаешь, что весь мой мир вращается вокруг тебя одной».

Настроение в лодке царило почти праздничное, все были возбуждены предвкушением предстоящего приключения. Вверх по течению они продвигались с зажженными фонарями. Шон сидела на носу, освещая фонарем путь прямо по курсу. Встретилось только одно опасное место, где поток раздваивался и слева показались барашки белой пены.

– Выше по течению водопад, – объявила Тэсс, сворачивая в правый рукав потока.

Даже с зажженными фонарями речка ночью выглядела жутковато. Робин прижалась к Ивену, и он обнял ее рукой. Шон хотелось бы, чтобы Робин сказала Ивену о своей беременности. Это положит конец его томлению по Шон. Он перестанет искушать ее.

Луч фонаря Шон выхватил гряду валунов, протянувшихся вдоль берега, и она с изумлением заметила небольшое металлическое каноэ, лежавшее на берегу кверху дном.

– Где-то здесь, в миле от нас, работает группа орнитологов, – пояснила Тэсс. – Они прилетели на вертолете.

Итак, у них были соседи. Казалось странным, что они, в конце концов, не так уж изолированы от мира.

Пройдя еще милю, они развернули лодку. Ширина потока здесь не превышала длины каноэ, и несколько минут ушло на то, чтобы освободиться от вьющихся стеблей, обхвативших их за плечи. Тут Тэсс выключила свой фонарь, и Шон последовала ее примеру. Их мгновенно поглотила густая непроницаемая мгла.

– О Боже, – простонала Робин.

– Тише, – шепнула Тэсс, когда лодка медленно поплыла по течению. – Мы должны соблюдать полную тишину.

Шон положила свое весло на колени и почувствовала, как прохладная струйка воды стекает ей на лодыжку. Воздух наполнился запахами, которых она прежде не замечала, особенно густым был запах почвы и влажной древесины. Деревья превратились в огромные зыбкие тени, медленно проплывавшие мимо них по обе стороны потока.

Шон смотрела в темноту, туда, где сидел Дэвид. Как может он это выносить? Она нагнулась к нему и дотронулась до его руки незажженным фонариком.

– Возьми его, – шепнула она, и это были первые слова, сказанные ею Дэвиду за весь день.

– Спасибо, у меня есть свой.

Шон снова села на нос лодки и попыталась расслабиться. Тэсс неожиданно зажгла свой фонарь, указывая им на левый берег. У края воды стоял тапир. Освещенный лучом фонаря, он казался удивленным. Его короткое тело, напоминавшее туловище гиппопотама, выглядело как валун. Он поднял голову и издал негодующий вопль, прежде чем исчезнуть в лесной темени.

Тэсс выключила фонарь.

– Мне только второй раз удается встретить тапира во время речной прогулки, – призналась она.

– Мне это не нравится, – пожаловалась Робин. – Это животное стояло слишком близко.

– Да, – поддразнил ее Ивен, – бежать было некуда.

Липкие нити паутины прильнули к лицу Шон, и она смахнула их пальцами. Она слышала, как реагировали на прикосновение паутины пассажиры, сидевшие позади нее. Затем снова все стихло. Послышался хруст веток под ногами животного, подбиравшегося к воде где-то спереди от них. Шон развернула фонарик на звук и включила его. Ягуар. При свете фонаря его глаза сияли, как красные угольки. Он стоял так близко, что ему хватило бы одного легкого прыжка, чтобы оказаться в центре каноэ. Но ягуар стоял неподвижно, провожая их мягким поворотом головы. Только когда лодка удалилась от него на безопасное расстояние, в ней раздался дружный вздох облегчения.

Они находились уже недалеко от лагеря, когда послышались отдаленные раскаты грома. Дождь! Она должна забрать Чио-Чио, гостившую у потерянного семейства, как только они вернутся обратно.

Во мраке послышался шепот Дэвида: он перекинулся несколькими словами с Мег, и та засмеялась. Вдруг Дэвид запел. Он пел по-французски, и Шон сразу узнала мелодию, которую он часто напевал, бродя по дому. Голос Дэвида наполнил собою темноту ночи, пока они продвигались вдоль черного туннеля, образованного водой и деревьями.

Через несколько минут к нему присоединилась Мег; ее голос звучал неуверенно, но до боли сладко и выразительно. У Шон возникло ощущение, что она подслушивает. Это была любовная беседа, хотя, конечно, они не любовники.

Когда пение смолкло, наступила тишина, которую разорвал уже близкий раскат грома.

– Это было чудесно, – воскликнула Робин. – Откуда это?

– «Искатели жемчуга», – ответил Дэвид. – Дуэт вообще-то написан для двух мужских голосов, но Мег сумела спеть изумительным баритоном.

Мег мягко и как-то робко засмеялась. Нет, они не любовники. Еще не любовники.

Дождь начался, когда они выбирались из каноэ. Через секунду все промокли насквозь. Казалось, вода хлещет отовсюду, они очутились во власти водной стихии.

Чио-Чио! Шон схватила фонарь и устремилась к тропинке, ведущей к потерянному семейству, но Ивен поймал ее за руку.

– Ты не можешь идти под ливнем, – заявил он. Его черные волосы прилипли ко лбу, вода стекала с бороды.

– Не могу же я ее оставить там в такую ночь. – Шон представила себе Чио-Чио, такую деликатную и беззащитную в своей клетке. Она попыталась освободить руку, но Ивен держал ее крепко.

– Ты не можешь идти, Шон.

Она опустила руки. При свете лампы она увидела, что ее ноги на дюйм погрузились в грязь. Вода слепила глаза. Речка выйдет из берегов и затопит тропинку. Идти было нельзя.

Она разделась снаружи палатки и повесила свою одежду рядом с одеждой Дэвида на веревку для сушки. Дэвид уже лежал в постели, читая при свете своего фонарика. Он не поднял глаз, когда она вошла.

Шон вытерла полотенцем лицо и шею и стала искать в пакете чистую майку. Все было влажным: ее одежда, полотенца, тренировочный костюм, которым она набила наволочку. Только здесь можно по-настоящему оценить сухой жар лета в Сан-Диего.

Она легла в постель, простыня прилипала к ногам. Шон старалась не касаться тела Дэвида. Дождевая вода скопилась на крыше палатки, и стенки шатались под ее весом.

– Как ты думаешь, палатка не свалится? – спросила она.

– Нет. – Дэвид перевернул страницу.

Где-то вдалеке упало дерево. Шон услышала треск ствола, скрежет корней, выдираемых из земли. Земля дрогнула, когда дерево упало в кусты. Затем снова стихло, слышался только шум дождя.

– Дэвид, мы придумаем что-нибудь насчет детей.

– Хорошо.

Шон вздохнула и стала разглядывать тени, блуждавшие по крыше палатки. Почему ей так тяжело? Дэвид вышел из-под ее контроля. Раньше все козыри были у нее в руках. Она сама решала, заговорить ли ей с ним, прикоснуться ли к нему, зная, что он всегда воспримет это с благодарностью. Теперь он волен сказать: «Я не хочу с тобой разговаривать, Шон». И только себя может она винить за эту перемену. Она сама выпустила его из пределов своей власти.