Рикошет

Глава 23

— Внешний вид ужасен, — благоговейно понизив голос, сказал Дотан Брукс. — Ты ведь знаешь, как выглядят утопленники, а она как раз из их числа. — Он оглядел Дункана. — Мокрая была, совсем как ты сейчас.

С одежды и волос Дункана текло.

— Я только вернулся, и мне сразу же позвонили. Не хотел терять время на переодевания.

Он приехал в морг со всей возможной поспешностью; До бара «У Смитти», где осталась машина, пришлось бежать под дождем. Они с судебным экспертом стояли на почтительном расстоянии от судьи, чтобы тот мог побыть наедине с трупом на каталке. Тело было полностью закрыто простыней; открытой оставалась только правая рука, которую судья сжимал в своих ладонях. Он плакал, не таясь.

Тело обнаружила команда буксирного катера под пристанью для буксиров. От моста Талмадж до пристани было Далеко.

— Почему она не всплыла раньше? — спросил Дункан.

— Думаю, зацепилась за что-нибудь под причалом. Рыбы ее как следует поели. И на завтрак, и на обед, и на ужин. Потом она каким-то образом отцепилась от того, что ее удерживало, вот и всплыла.

— Как же он опознал ее, если труп так обезображен?

— По родинке. В нижней части живота, частично закрытой волосами на лобке. О такой может знать только муж или любовник. Я сказал, что мы можем подождать с идентификацией, пока не получим записи зубной формы, но он настаивал, хотел взглянуть. Когда увидел ее лицо, то есть то, что от него осталось, чуть в штаны не наложил. Сказал, что это не может быть его красавица Элиза. А когда заметил родинку — у него чуть инсульт не случился, честно тебе говорю. Так и свалился бы на пол, если бы я его не подхватил. — Дотан достал из кармана брюк пакетик «Эм-энд-Эмс», вскрыл. — Будешь?

— Нет, спасибо. Есть следы борьбы с Наполи? Дотан сунул в рот горсть конфет и принялся жевать их, с шумом разгрызая.

— Пока нет, да и откуда им взяться. Я посмотрю повнимательнее, когда буду делать вскрытие. Никаких пулевых ранений, если ты про это.

— Причина смерти — утопление?

— Если так, в легких будет вода.

— Во что она была одета?

Дотан подвел его к стерильного вида столику, на котором были разложены наручные часы на кожаном ремешке и три предмета одежды — до предела грязные и промокшие. Несмотря на замызганный вид, их можно было узнать.

— Судья говорит, это ее часы, — сказал судебный эксперт. — И одежда, в которой он видел ее в последний раз.

— Ему легко узнать. Он сам ее покупал.

Дункан оставил Дотана дожевывать свои конфеты и подошел к каталке. С левой стороны, чтобы видеть лицо судьи. Он притворился, что разглядывает мертвое тело под простыней, но на самом деле разглядывал убитого горем мужа Элизы.

Тот утер слезы тыльной стороной ладони, поднял глаза и кивнул в знак приветствия:

— Детектив.

— Все, кто участвовал в расследовании, передают вам свои соболезнования.

— Благодарю.

Дункан собрался с духом и приподнял край простыни. Дотан смягчил краски. Живот у Дункана скрутило. Разложение сделало черты настолько неразличимыми, что это и лицом-то назвать было нельзя. Одно ухо между тем осталось нетронутым. Он заметил, что оно было проколото, но без сережки. Волосы мокрые, спутанные непредсказуемым течением реки; на вид они были того же цвета и длины, что у Элизы. Он опустил простыню.

— Вам, должно быть, нелегко увидеть ее такой. Судья зажмурил глаза.

— Не можете представить, что это за боль.

— И вы уверены, что это ваша жена?

Он открыл глаза и с упреком посмотрел на Дункана:

— Вне всяких сомнений.

— Судья Лэрд, я не хочу спорить с вами. Просто людям случалось неверно идентифицировать тела. Вас бы не вызвали сюда, если бы ситуация не была такой трагичной. Вы были напуганы, эмоционально и физически истощены. В таких обстоятельствах легко ошибиться.

— Я не ошибся. Доктор Брукс рассказал вам о родинке?

— Да.

— Я не мог ее спутать.

— Разумеется. В любом случае мы окончательно убедимся, когда получим записи зубной формы.

— Конечно. Завтра я предоставлю доктору Бруксу все, что ему нужно. — Он посмотрел на закрытое простыней тело. — О, как бы я желал ошибиться. Но увы — это Элиза. — Он наклонился к руке, которую сжимал в своих ладонях. Она была мертвенно-белого цвета и — Дункан знал это — холодная и омерзительная на ощупь. Судья поцеловал ее. Выпрямившись, он сказал: — Очень сложно быть государственным служащим, когда у тебя личное несчастье.

— Даже в своем горе вы остаетесь в центре внимания, — сказал Дункан, поняв, к чему тот клонит.

— Пресса, я думаю, уже поджидает у входа.

— Исчезновение вашей жены наделало шума. Теперь пора поставить точку.

— Сейчас я не могу общаться с прессой. И потом, я хочу побыть с Элизой как можно дольше, пока доктор Брукс не начнет вскрытие. — Голос изменил ему. Судья закрыл глаза рукой.

Дункан обогнул каталку и подошел к судье.

— Судья, я уверен, что доктор Брукс подождет столько, сколько вам будет нужно. Мы выставим снаружи охрану, чтобы оградить вас от прессы, когда вы будете уходить. А пока пусть с ними разбирается отдел по связям с общественностью.

Он повернулся, чтобы уйти, но судья остановил его:

— Детектив Хэтчер, мы с вами сначала немного не поладили. Должен вам сказать, что вы были необычайно деликатны со мной, пока длился весь этот кошмар. Знайте, что я высоко ценю все, что вы сделали для меня и жены.

Дункан пожал протянутую ему руку. Но, глядя судье в глаза, он думал: «Далеко не все, что я сделал для твоей жены, ты бы оценил так высоко, ах ты, лживый сукин сын».

Она сидела на полу в ванной комнате, где он приковал ее наручниками к стоку под раковиной. Когда он потащил ее в ванную и надел наручники, она сопротивлялась, как тигрица. Она умоляла его не оставлять ее здесь, но он ушел. Сказал, что это для ее же безопасности. На самом деле Дункан боялся, что она обманет его и снова сбежит.

Он по-прежнему думал, что она в сговоре с Савичем. Перед тем как выйти из дома, он установил сигнализацию. Хотя по возвращении лампочки на панели светились как обычно, не зарегистрировав вторжения, он поднялся по лестнице, держа наготове пистолет.

Она была одна, в той же позе, в какой он ее оставил, только больше не сердилась. Или просто была слишком измотана, чтобы наброситься на него, когда он присел и расстегнул наручники. Он помог ей встать на ноги.

— Что случилось? — спросила она. Он подождал, пока она помассирует затекшие запястья, потом снова надел наручники. — О, пожалуйста, не надо, — умоляюще сказала она, пока он щелкал замком. — Зачем?

— Мне так спокойней.

— Ты мне по-прежнему не веришь?

Он заглянул в шкаф, достал сумку из грубой ткани, бросил ее на кровать и раскрыл «молнию».

— Кроме дождевика, с собой что-нибудь есть?

— Нет. Ты видел Като?

— Да. Видел.

— Где?

— В морге.

— И он опознал мой труп?

— Там были твои часы.

— Наполи заставил меня снять их и отдать ему.

— В машине их не было.

— Тогда, вероятно, их унес Савич.

— Вероятно. — Ему о многом надо было узнать, но только после того, как они уедут в безопасное место. — Где ты была эти десять дней? — спросил он, открывая один за другим ящики комода и зашвыривая вещи в сумку.

— В доме на Хилтон-Хэд. Я сняла его полгода назад, заплатила сразу за год вперед, но впервые воспользовалась им только на прошлой неделе.

— Как ты добралась до острова?

— Некоторое время назад я купила себе подержанный автомобиль и оставила на платной стоянке. Так я могла быстро уехать, если бы мне понадобилось. Той ночью я дошла туда пешком от моста.

Он замер и посмотрел на нее.

— А потом вернулась? — Один из маршрутов на остров проходил через мост Талмадж.

— Нет. Свернула на шоссе.

— Вернуться через мост было бы слишком большой наглостью, даже для тебя, — съязвил он. И продолжил сборы. — Как ты сумела раздобыть дом, машину и все остальное, если муж приставил Наполи за тобой следить?

— Наверное, постоянного наблюдения не было.

Или Наполи утаил часть информации, чтобы позже выложить судье как новую ставку в игре и еще обогатиться.

— Где теперь машина?

— На прежнем месте. Сегодня вечером я узнала из новостей, что поиски прекращены, и вернулась с Хилтон-Хэд. Оставила машину на платной стоянке и пешком пришла сюда.

— Аренда дома и машины. Да от этого останется целая кипа документов. Их даже слепой без труда отыщет.

— Почему же тогда никто не отыскал их, пока меня не было?

— Очко в твою пользу, — кисло согласился Дункан. — Но я не хочу рисковать. Ты должна оставаться в тени.

— Сколько?

— Пока я не придумаю, что делать.

— Со мной?

— Со всем. Твой муж предоставил труп, чтобы мы перестали тебя искать и закрыли дело. Мне нужно выяснить, почему.

— Пожалуйста, не называй его моим мужем.

— Вы с ним женаты.

— Я его презираю.

Несколько секунд он смотрел ей в глаза, потом ушел в ванную и собрал из шкафчика туалетные принадлежности.

— Как ты провернула эти сделки? Дом, машину?

— Под вымышленными именами. Я купила машину с рук в Южной Каролине. Там она и зарегистрирована. Като ничего про это не знает. Я уверена.

— А я нет, — сказал он, ссыпав туалетные принадлежности в сумку поверх одежды. — Мне это не нравится.

Он заглянул в шкаф, проверил, не оставил ли чего важного, потом забрал с верхней полки пистолет и коробку с пулями. Положил их в сумку и застегнул «молнию».

Затем огляделся, думая, увидит ли он эту комнату снова. Но времени на сентиментальные размышления не было. Он подобрал плащ Элизы и отдал ей в скованные наручниками руки.

— Куда мы едем? — спросила она.

— Еще не знаю. Но здесь тебе оставаться нельзя. Ты мне пока нужна мертвая. Разувайся. — Она принялась молча развязывать шнурки кед. Он сунул их в карманы дождевика. Торопливо вытер полотенцем следы в ванной. — Если кто-нибудь придет тебя искать, я не хочу, чтобы он увидел твои следы.

— Кто придет меня искать?

— Может, твой дружок Савич.

— Мы не друзья с Савичем. Особенно если он узнает, что я видела, как он застрелил Наполи.

Дункан на это не ответил, перекинул через плечо ремень сумки и, взяв Элизу за руку, стал спускаться по лестнице, ведя ее за собой.

— Я оставил машину в переулке. — Он провел ее через темный дом в кухню, к черному ходу.

Приоткрыл дверь и осторожно выглянул в сад. Как и все сады города, этот изнемогал от дождя. Растения согнулись под тяжестью воды. Ничего особенного Дункан не заметил; никакого движения, только дождь льет по лужам.

Он достал ее кеды из карманов, всунул в них ее босые ноги.

— Так, двинулись. — Он потянул ее за руку, но она осталась стоять на месте. Он повернулся. — В чем дело?

— Теперь ты мне поверил?

Несколько секунд он смотрел на ее мрачное лицо, потом спросил:

— У тебя есть родинка на лобке, наполовину скрытая волосами?

Она выразительно посмотрела на него.

— Там было темно, — пояснил он. — Я мог ее не заметить.

— Нет у меня никакой родинки.

— Тогда я тебе почти поверил.

Сев в машину и включив двигатель, он проверил бензин. Почти полный бак. Хорошо. Он не хотел по пути останавливаться; надо было сразу помчаться во весь дух, выжав из «Доджа» все, что можно.

Оставалось еще одно дело. Он достал мобильный и набрал номер Диди. Она ответила с первого звонка. Даже не поздоровалась, а сразу спросила:

— Ну как там в морге?

— Холодно.

— Ты знаешь, про что я.

— Судья Лэрд все еще там.

Поскольку он был главным детективом, Жерар поручил ему освидетельствование тела в морге, а Диди отправил на пристань допросить людей, обнаруживших тело. Дункан вкратце пересказал разговор с судебным экспертом и судьей Лэрдом, помня, что Элиза тоже слышит его слова.

— Судья убит горем, — закончил он.

— Этого следовало ожидать, — сказала Диди. Она всегда отличалась практичностью. — Утром ты сказал, что дело будет закончено, когда найдут тело.

— Да, я так говорил. Она помолчала.

— Как ты сам ?

— Хорошо. Ты не прикроешь меня на пару дней? Хочу отдохнуть.

Диди сразу озаботилась его умственным и эмоциональным состоянием. По ее мнению, ему сейчас ни в коем случае не следует оставаться в одиночестве. Она даже предложила ему сходить к психотерапевту и обсудить внутренние конфликты, вызванные покойной миссис Лэрд.

Он не мог обсуждать это открыто, когда Элиза сидела совсем рядом, поэтому просто заверил свою напарницу, что несколько дней отдыха — это именно то, что ему нужно.

— Диди, мне надо расслабиться. Хочу забить на все, собраться с мыслями — тогда я буду свеж как огурчик и снова начну рваться в бой. Я перезвоню тебе через пару дней. — Он попрощался прежде, чем она успела спросить, куда это он направляется в свой самозваный отпуск.

— Интересно, кто она? — сказала Элиза, когда он убрал телефон. — Женщина в морге с моими часами? Кто она?

У Дункана было мнение на этот счет, но он промолчал. Ему многое надо было узнать от Элизы, пока он сможет полностью ей поверить.

— Блондинка. Примерно твоего роста и телосложения. И судья Лэрд великолепен в роли убитого горем мужа. Если бы я не видел тебя своими глазами, я бы поверил, что он оплакивает обезображенный труп любимой супруги.

Подъехав к мосту Талмадж, они оба напряглись и выдохнули, только когда переехали на другую сторону.

Федеральное шоссе 17 Южной Каролины было плохо освещенной, узкой и опасной трассой, печально известной своими многочисленными дорожными авариями. И все же Элиза заметно расслабилась, как только Саванна осталась позади. Она подобрала ноги под себя и развернулась к нему. Он заметил, что она дрожит.

— Тебе холодно? — спросил он, не веря своим глазам.

— Включи, пожалуйста, печку.

Он включил. Хотя сам обливался потом. Она прислонилась щекой к подголовнику. Он чувствовал, что она разглядывает его профиль, но не отрывал глаз от бегущей навстречу дорожной разметки. «Дворники» отчаянно боролись с мощными струями дождя.

— У тебя ведь могут быть неприятности? — спросила она.

— У меня уже полно неприятностей. Они начались, когда я ушел из морга, зная, что это не ты.

Она долго молчала. Потом сказала:

— Они начались гораздо раньше, Дункан.

Когда он набрался смелости взглянуть на нее, она спала.

Она спала всю дорогу, даже когда он наконец затормозил. Он погасил фары и вышел. Дождь немного поутих. Посыпанная устричными раковинами дорога заскрипела под его шагами. Когда он открыл дверцу с ее стороны, Элиза встрепенулась.

— Приехали.

Она выпрямилась и заморгала:

— Куда?

— Я вымокну.

— Ой. Прости. — Она неуклюже вылезла, мешали наручники. — Чей это дом?

— Принадлежал моей бабушке.

Небольшой дом стоял на сваях, чтобы не затопило. Он помог Элизе подняться по деревянным ступеням.

— Осторожно, они скользкие.

Достал ключ из-под цветочного горшка, где он всегда хранился, открыл дверь и придержал, чтобы Элиза смогла войти.

— Когда бабушка умерла, он перешел к моей маме, — сказал Дункан. — Но мама однажды чуть не утонула, когда была маленькой, и теперь боится воды, если ее набирается больше, чем ванна. Иногда папа приезжает порыбачить. Я могу бывать здесь, когда вздумается, но делаю это редко.

— Почему? Он замечательный.

— В темноте. А днем ты увидишь рассохшееся дерево, облупившуюся краску, ржавые петли. Он стоит почти на воде, так что следить за ним — целое дело.

Когда он зажег настольную лампу, Элиза с улыбкой смотрела на него:

— Ты любишь этот дом.

Ее тихая проницательная улыбка, тон голоса придали моменту какую-то нежную интимность. А сейчас было совершенно неподходящее время для нежностей.

— Я часто проводил здесь лето, — отрезал он.

Она подошла к ближайшему окну, раздвинула занавески и выглянула.

— Где мы?

— Леди-Айленд. Вон там Бофорт.

Большая часть находившегося по ту сторону города была погружена в темноту, только несколько огней мигали сквозь дождь, отражаясь в неровной поверхности канала, отделявшего город от острова.

Она отвернулась от окна и принялась разглядывать комнату.

— Он маленький, — сказал он чуть враждебнее, чем хотел. Он вспоминал особняк, в котором она жила с Като Лэрдом. — Кухня, — указал он. От жилой части ее отделяла только перегородка из мебели. — Там пусто. Я съезжу за едой завтра. Спальня. Ванная там.

Она подошла к двери в спальню и заглянула. Повернулась и указала на пианино. В такой маленькой комнате оно казалось огромным и важным.

— Бабушкино?

— Она любила играть. То, что у меня дома в городе, тоже принадлежало ей.

— А ты играешь?

Он услышал, как отвечает «иногда», и вдруг понял, что впервые признался в этом публично.

Она посмотрела на него, потом спросила:

— Кто-нибудь будет тебя здесь искать? Он покачал головой.

— Даже детектив Боуэн? Он снова покачал головой.

— Ты кого-нибудь приводил сюда?

Никого. Но он не хотел, чтобы она об этом знала. Она и так уже узнала о нем много личного, что в данных обстоятельствах было излишним.

Чтобы дать ей и себе это понять, он выдернул из розетки телефонный провод чуть более энергично, чем следовало. Затем обмотал провод вокруг телефона.

— У тебя есть мобильный?

— Он остался в сумочке.

— За десять дней…

— Дункан, мне некому звонить. И потом, если бы у меня был телефон, ты бы его почувствовал, когда меня обыскивал.

Когда он к ней прикасался. При этом воспоминании Дункан решительно повернулся и вышел, унося с собой бабушкин телефон. Он прогрохотал по ступенькам к машине, запер телефон в бардачке и достал с заднего сиденья сумку. Когда он вернулся, Элиза стояла возле двери в ванную.

— Я не могу… — Она подняла руки в наручниках.

Он расстегнул замок и снял наручники. Она поблагодарила, зашла в ванную и закрыла дверь.

Он поставил сумку на пол и расстегнул «молнию». Быстро зарядив лежавший в ней пистолет, он положил его сверху на шкафчик для безделушек, к самой стене, чтобы Элиза его не заметила. Чтобы достать его, ей понадобилось бы встать на что-нибудь.

Когда она вышла из ванной, он бросил ей шорты и футболку. Она поймала двумя руками.

— Переодеться тебе не во что, а ты вся промокла. Я решил, что спать в этом тебе будет удобно.

— Спасибо.

— Не за что.

Он зашел в спальню, достал из шкафа стеганое одеяло и подушку, принес в гостиную и швырнул на диван. Снял ботинки.

— Я отрубаюсь.

— Если хочешь спать на кровати, я отлично устроюсь на этом диване, — сказала она.

— Чтобы на меня набросился призрак бабушки? — Он покачал головой. Она улыбнулась; но когда увидела, как он смотрит на нее с другого конца комнаты, улыбка сбежала с ее лица.

— Разве ты не будешь расспрашивать меня о Като и Савиче?

— Утром.

— Много придется рассказывать.

— Утром.

— Ладно. Утром я все объясню. Спокойной ночи. Она пошла в спальню, но он ее остановил:

— Элиза?

Впервые он назвал ее по имени; это оказалось неожиданным для них обоих.

— Я должен это знать, — сказал он. — Если ты соврешь, я это пойму.

— Я не стану врать.

— Ты спала с Савичем?

— Нет, — сразу же и без колебаний ответила она. По его горящему взгляду было видно, как важно ему убедиться в правдивости ее слов. Она мягко, но решительно повторила: — Нет, Дункан.

Ему показалось, что кулак, сжимавший его сердце, ослабил жесткую хватку.

— Спокойной ночи.

В восемь часов утра судья Като Лэрд давал пресс-конференцию. Ее транслировали все местные телерадиостанции. С минуты на минуту должны были начать. Судья уже стоял на возвышении, в свете прожекторов и ждал сигнала. Рядом находился начальник полиции Тэйлор. Звукооператоры прилаживали микрофоны. Суетились журналисты всех мастей, переговаривались друг с другом, выбирали удачную точку съемки.

Савич наблюдал за происходящим на экране телевизора. Звук был выключен. Он видел, как судья почувствовал вибрацию телефона, видел, как тот достал его и поднес к уху, видел, как шевельнулись его губы, когда он отрывисто сказал: «Да?»

— Доброе утро, судья. Звоню, чтобы выразить свои соболезнования.

Разумеется, Като Лэрд сразу же узнал его голос. Савич смотрел, как меняется выражение на лице судьи: с трагической гримасы несчастного вдовца на мину человека, проглотившего слизняка. Савич представил, как напрягся у судьи сфинктер. Судья нервно огляделся, нет ли кого-нибудь рядом, чтобы подслушать разговор. Отошел в сторону от шефа полиции, который разговаривал с подчиненным.

— Судья, у вас верхняя губа вспотела, — сказал Савич. — Надо бы подправить грим перед началом пресс-конференции.

Судья взглянул на одну из бесчисленных наставленных на него камер и понял, как Савич может его видеть.

— Мир телевидения приветствует вас, — сказал Савич. Все это невероятно его развлекало.

— Спасибо за звонок, — сказал судья, глядя в камеру, потом отвернулся.

— Надеюсь, труп вас удовлетворил?

— Да. Она была прекрасна во всех отношениях. Савич захохотал.

— И родинка пришлась очень кстати.

— Да, в трудную минуту это настоящее спасение.

— Рад, что смог оказаться полезным, судья. Дома в почтовом ящике вас ждут записи зубной формы. Разумеется, с именем покойной жены. До чего приятно, что у нас сложился такой гармоничный обмен. Вам нужно было тело…

— Да. Детектив Хэтчер невероятно дотошный следователь.

— А Элиза и после смерти продолжала доставлять неприятности. К счастью, у меня была готова ей замена, женщина, которую нужно было убрать так же, как Элизу.

— Я всегда полагался на вашу готовность помочь, равно как и на бесчисленные возможности.

— Рад быть обязанным, — усмехнулся Савич. Он заметил, что судья мрачно поглядывает на шефа Тэйлора, который нетерпеливо постукивал пальцем по наручным часам.

— Спасибо, что позвонили, — сказал судья, — но пора начинать. Я должен идти.

— Не давай отбой, Като. — Савич увидел, как от его резкого тона напряглись плечи судьи.

— Я бы ни в коем случае не стал этого делать, если бы время не поджимало.

— У Наполи было всего несколько секунд, чтобы позвонить мне с заднего сиденья машины Элизы, когда она вернулась. Но все прошло по плану. Я забирал его с моста Тал-мадж. До моего приезда он должен был изображать из себя водителя, у которого сломался автомобиль. — Он затрясся от смеха. — Когда я приехал, вид у него был еще тот. Он сказал, твоя безвременно почившая устроила заправскую драку, прежде чем ему удалось сбросить ее с моста.

— Я не знал, что ты с ним говорил.

— Коротко. Очень коротко. Прежде чем его убить. Я хотел убедиться, что проблема с твоей женой решена для нас раз и навсегда.

— Еще раз спасибо за столь пристальное внимание. Я непременно отблагодарю за эту услугу.

— Разумеется, отблагодаришь. Но я убил Наполи не только ради того, чтобы услужить тебе, Като. — Он помолчал, чтобы судья как следует понял, что тон их разговора меняется. Наконец продолжил: — Твой следопыт Наполи выслал мне серию интересных фотографий.

Он многозначительно замолчал, слышно было только, как тяжело дышит судья.

— Это я могу объяснить.

— Като, не надо ничего объяснять. И так ясно, что этими фото ты бы воспользовался, чтобы надуть меня.

— Ни в коем случае, ни в коем случае, — быстро ответил судья, понизив голос. — Даже не волнуйся из-за этого.

— Я не волнуюсь, — ласково сказал Савич. — Наше партнерство остается таким же прочным. И твоя, и моя проблема решены. Если только Наполи сказал правду.

— Правду о?..

— Смерти Элизы. Мейеру Наполи было бы под стать отправиться к создателю с ложью на устах. Может, она вовсе не умирала.

— Это невозможно.

— Не глупи, Като. Возможно все.