Рикошет

Глава 1

За шесть недель до этого

Шел четвертый день суда над обвиняемым в убийстве Робертом Савичем. Детектив по расследованию убийств Дункан Хэтчер пытался понять, что происходит.

Как только заседание собралось после перерыва на обед, адвокат подсудимого Стэн Адамс попросил судью переговорить с ним наедине. Судья Лэрд, озадаченный не меньше помощника окружного прокурора Майка Нельсона, просьбу все же удовлетворил, и все трое удалились. Присяжные вышли в свою комнату, оставив публику гадать, что означают эти внезапные переговоры.

Они отсутствовали полчаса. С каждой минутой Дункан нервничал все сильнее. Ему хотелось, чтобы суд прошел без запинок и помех, которые запросто могли привести к апелляции или, не дай бог, опровержению приговора. Вот почему его так встревожил этот секретный консилиум.

В конце концов нетерпение выгнало его в коридор, где он принялся расхаживать взад и вперед, возле дверей зала заседаний, чтобы слышать, что там происходит. Отсюда, с высоты четвертого этажа, детектив наблюдал, как два буксира тянут торговое судно по каналу в океан. Но тревога оказалась сильнее, и он вернулся на свое место.

— Дункан, ради всего святого, сиди спокойно! Ерзаешь, как двухлетка. — Его помощница, детектив Диди Боуэн, коротала время, разгадывая кроссворд.

— Что они там обсуждают?

— Сделку о признании вины?[2] Может, непредумышленное убийство?

— Вернись на землю, — сказал он. — Савич и парковку в неположенном месте никогда не признает, а уж такое и подавно.

— Слово из девяти букв, то же, что «капитулировать».

— Сдаться.

Она удивленно взглянула на него.

— Так быстро? Как это у тебя получилось?

— Я гений.

Она примерила слово.

— Только не в этот раз. «Сдаться» не подходит. Тем более что букв в нем семь.

— Тогда не знаю.

Обвиняемый Роберт Савич сидел на своем месте с видом слишком беззаботным для человека, находящегося под следствием по делу об убийстве, и слишком самоуверенным, чтобы развеять тревогу Дункана. Словно почувствовав взгляд детектива, буравивший ему спину, Савич оглянулся назад и улыбнулся. А потом снова рассеянно забарабанил пальцами по подлокотникам, как бы вслушиваясь в одному ему слышную мелодию. Ноги он небрежно скрестил — само воплощение спокойствия.

Любому, кто не был с ним знаком, Роберт Савич мог показаться респектабельным бизнесменом с несколько вызывающей манерой одеваться. Сегодня он явился на суд в костюме сдержанного серого цвета; изящный покрой выдавал его европейское происхождение. Бледно-голубая рубашка, галстук цвета лаванды. Собранные в эффектный хвост волосы тщательно зачесаны и напомажены. В мочке уха блестел крупный бриллиант.

Но стильная одежда и безмятежность — лишь детали его лощеного образа, маска, за которой никто бы не распознал отъявленного злодея.

Он был арестован и предстал перед присяжными по обвинению в многочисленных преступлениях, среди которых несколько убийств, поджог и масса менее значительных нарушений. Почти все они были связаны с перевозкой наркотиков. Однако за все время своей долгой и бурной карьеры он только дважды привлекался к суду. Сначала по делу о наркотиках. Его оправдали, потому что не смогли обосновать обвинения, которые, честно говоря, выглядели довольно хлипко.

Второй раз его обвиняли в убийстве некоего Андре Бонне. Савич взорвал его дом. Дункан расследовал это убийство совместно с агентами из БАТО[3]. Совокупность улик, хотя, к несчастью, и косвенных, должна была работать на них. Но окружной прокурор поручил обвинение неопытному юристу, которому не хватило ни ума, ни опыта для того, чтобы убедить всех присяжных в причастности Савича. В результате присяжные не пришли к единому мнению[4].

Тем все и закончилось. Вдобавок выяснилось, что юный помощник прокурора утаил от исполнявшего обязанности защитника Стэна Адамса оправдывающие улики. Тот поднял такой шум, что в ведомстве прокурора юлой вертелись, лишь бы затянуть с вынесением приговора. Дело поставили в очередь, и оно, видимо, там бы и оставалось, пока небо не рухнуло бы на землю.

Дункан тяжело переживал поражение. Несмотря на допущенные молодым обвинителем промахи, он воспринял его как личную неудачу и решил из кожи вон вылезти, чтобы покончить с процветавшей криминальной деятельностью Савича.

На этот раз все надежды он возлагал на обвинителя. Савичу было предъявлено обвинение в убийстве Фредди Морриса, одного из своих многочисленных подчиненных, наркодилера, пойманного тайными агентами Управления по борьбе с наркотиками на изготовлении и распространении метамфетамина. Улики против Фредди Морриса были неопровержимы, обвинительный приговор практически гарантирован, так что для рецидивиста наставали трудные времена.

УБН[5] и полиция сообща предложили Фредди сделку — снять часть обвинений и значительно сократить тюремный срок в обмен на сведения о своем боссе Савиче — акуле преступного бизнеса, за которой они на самом деле охотились.

Подсчитав грозивший ему срок, Фредди согласился на сделку. Но тщательно спланированная операция не состоялась — кто-то успел убрать Фредди. Его нашли на болоте. Он лежал ничком с дырой в затылке.

Дункан не сомневался, что на этот раз Савичу не избежать обвинительного приговора. Обвинитель был настроен более пессимистично.

— Дунк, надеюсь, ты прав, — сказал накануне вечером Майк Нельсон, наставляя Дункана в предстоявшем ему выступлении в качестве свидетеля. — От твоих показаний многое зависит. — Выпятив нижнюю губу, он задумчиво прибавил: — Боюсь, Адамс подловит нас на отсутствии достаточного основания для ареста.

— У меня было полно оснований допросить Савича, — возразил Дункан. — Поначалу на наше предложение Фредди заявил, что, если он всего лишь пукнет в нашу сторону, Савич тут же отхватит ему язык. Я осматривал Фредди. Ему не просто вышибли мозги, но и язык отрезали. Причем, по словам судмедэксперта, когда он был еще жив. Как считаешь, это недостаточное основание для того, чтобы немедленно отправиться к Савичу?

Дункана и Диди вызвали на место этого жуткого преступления, когда тело Фредди еще не остыло, а кровь не запеклась. Офицеры из УБН сцепились с агентами по борьбе с наркотиками из отдела полиции Саванны, выясняя, кто больше прокололся, охраняя Фредди.

— Три ваших человека должны были следить за каждым его шагом! — вопил один из агентов УБН.

— А ваших было четверо. И куда они все смотрели? — орал в ответ агент по борьбе с наркотиками.

— Они думали, что у себя дома Фредди в безопасности.

— Вот как? Мы тоже так думали.

— Черт, — федеральный агент не сдерживал ругательств. — Как ему удалось проскользнуть мимо нас?

Кем бы ни был убийца Фредди, наркодилер стал для них абсолютно бесполезным; выяснять из-за него отношения значило попусту терять время. Оставив Диди разнимать осыпавших друг друга проклятиями и бранью противников, Дункан направился к Савичу.

— Я не собирался его арестовывать, — объяснил он Майку Нельсону. — Приехал к нему в офис, чтобы допросить. Богом клянусь.

— Дунк, ты с ним подрался. И это может нам повредить. Адамс не даст присяжным пропустить мимо ушей подобный эпизод. Будет намекать на грубое поведение при исполнении, а может, сразу тебя обвинит. Неправомочный арест. Черт, я даже представить не могу, какой сюрприз он преподнесет.

Уверенности нет ни в чем, настойчиво повторил он в заключение. И случиться на суде может всякое.

Дункан не мог понять, чем окружной прокурор так озабочен. Для него все было четко и ясно. С места убийства Фредди Морриса он направился прямиком в офис Савича. В кабинет проник без предупреждения и застал Савича в компании женщины, позднее опознанной по фото из полицейского архива как Люсиль Джоунз. Она стояла перед Са-вичем на коленях. Фелляция была в разгаре.

Упомянутый Дунканом в утренних показаниях, этот факт произвел настоящую сенсацию. Зал замер. Задремавший судебный пристав мгновенно проснулся и рывком выпрямился. Одна пожилая дама сконфуженно покачивала головой. Другая, ее ровесница, казалось, была смущена самим существованием подобного слова. Один из четырех мужчин-присяжных с восхищенной ухмылкой разглядывал Савича. Тот изучал ногти, словно раздумывал, не заглянуть ли потом на маникюр.

По словам Дункана, когда он вошел к Савичу в кабинет, тот рванулся к оружию.

— У него на столе лежал пистолет. Он попытался его схватить. Я понимал — если это ему удастся, я буду мертв.

— Возражаю, ваша честь, — вскочил Адамс. — Это умозаключение.

— Принимается.

Майк Нельсон переформулировал вопрос и вместе с присяжными сумел установить, что Дункан бросился на Савича, защищая себя от возможного нападения. Завязалась бурная драка, но в результате Дункану удалось обуздать Савича.

— А когда вы обездвижили мистера Савича, — спросил прокурор, — вы забрали пистолет в качестве улики, детектив Хэтчер?

Вот она, ловушка.

— Нет. К тому моменту, когда мне удалось связать Савича, и пистолет, и женщина исчезли.

Обоих с тех пор не видели.

Дункан арестовал Савича за нападение на полицейского. Пока расследовалось это обвинение, Дункан, Диди и другие офицеры полиции завели против него дело об убийстве Фредди Морриса.

У них не было увиденного Дунканом пистолета, того самого, из которого, как они были уверены, меньше чем за час до ареста Савич застрелил Фредди Морриса. Они не могли привлечь в качестве свидетеля Люсиль Джоунз. У них не было ни следов, ни отпечатков автомобильных колес, потому что на месте преступления прилив смыл все еще до того, как обнаружили тело.

Единственное, что у них было, — это свидетельские показания нескольких агентов, слышавших, как Фредди испуганно клялся, что за сотрудничество или хотя бы простой разговор с властями Савич отрежет ему язык и убьет. А так как местонахождение Люсиль Джоунз оставалось неизвестным, Савич не мог обеспечить себе стопроцентное алиби. Окружному прокурору случалось выигрывать и при менее значительных доказательствах, поэтому дело передали в суд.

Нельсон предполагал, что адвокат Савича наголову разобьет Дункана сегодня же, на перекрестном допросе. Во время перерыва на обед он пытался его настроить.

— Он будет обвинять тебя в умышленном преследовании. Скажет присяжным, что ты уже долгие годы точишь зуб на его подопечного.

— Черт возьми, так и есть, — ответил Дункан. — Этот сукин сын — убийца. Ловить убийц — .моя прямая обязанность. Я присягу давал.

Нельсон вздохнул.

— Только постарайся, чтобы это не выглядело как личная неприязнь, ладно?

— Попробую.

— Даже если это так.

— Майк, я же сказал, попробую. Но, пожалуй, это становится личной неприязнью.

— Адамс будет доказывать, что у Савича есть разрешение носить оружие и сам по себе пистолет не может служить основанием для обвинения. А потом он станет утверждать, что пистолета вообще не было. Может, он даже скажет, что и женщины никакой не было, и в рот она ничего не брала. Он будет отрицать, отрицать, отрицать, чтобы нагородить в мозгах присяжных гору сомнений. Возможно, он даже попытается опровергнуть твои показания из-за отсутствия подкрепляющих свидетельств.

Дункан знал, с кем имеет дело. Ему уже приходилось встречаться со Стэном Адамсом. Однако он волновался, как все пройдет.

В нетерпении он смотрел на дверь кабинета судьи, ожидая, когда же она откроется. Наконец та распахнулась.

— Всем встать, — нараспев скомандовал судебный пристав.

Дункан вскочил на ноги и, пока все трое занимали свои места в зале, рассматривал выражения их лиц. Потом наклонился к Диди:

— Что скажешь?

— Не знаю, но мне все это не нравится.

Его напарница обладала сверхъестественным даром просчитывать людей и ситуации; только что ее слова подкрепили охватившее его самого недоброе предчувствие.

Еще один плохой знак: Майк Нельсон сидел, отвернувшись, и даже не взглянул в их сторону.

Стэн Адамс уселся рядом со своим клиентом и похлопал Савича по рукаву дорогого костюма.

У Дункана живот напрягся от предчувствия беды.

Подойдя к кафедре, судья дал судебному приставу знак позвать назад присяжных. Затем опустился в свое кресло и тщательно оправил мантию. Передвинул поднос с графином и стаканом воды на полдюйма вправо и поправил микрофон, хотя нужды в этом не было.

Когда вернувшиеся присяжные расселись по местам, он объявил:

— Дамы и господа, приношу свои извинения за возникшую задержку, но вопросы подобной важности требуют безотлагательного решения.

Судья Като Лэрд пользовался популярностью и у публики, и у журналистов, с которыми любезничал словно герой-любовник. В свои без малого пятьдесят он выглядел на тридцать и походил на кинозвезду. Несколько лет назад он даже сыграл судью в эпизоде снимавшегося тогда в Саванне фильма.

Перед камерами он чувствовал себя в своей стихии; стоило подняться шумихе вокруг преступления, преступников или закона, у него уже было наготове лакомое заявление. Сейчас он говорил своим хорошо известным публике бархатным тоном.

— Мистер Адамс обратил мое внимание на следующий факт: во время опроса судом присяжных на предмет выяснения их беспристрастности и непредубежденности присяжная под номером десять не сообщила о том, что ее сын записан в группу подготовки при отделе Чатем-Метрополитан полиции Саванны.

Взглянув в сторону присяжных, Дункан увидел пустое кресло во втором ряду.

— О господи, — еле слышно шепнула Диди.

— Я побеседовал с ней, — продолжил судья Лэрд. — Она не имела намерения вводить суд в заблуждение, просто не подозревала, как подобное упущение может повлиять на исход этого дела.

— Что?

Диди толкнула Дункана локтем, чтобы тот попридержал язык.

Судья посмотрел на них, но речи не прервал.

— Выбирая присяжных, защита и обвинение имеют право удалить любого, имеющего потенциальную возможность повлиять на приговор. По мнению мистера Адамса, присяжный, член семьи которого скоро станет полицейским, может иметь сильное предубеждение против любого обвиняемого по уголовному делу, в особенности по делу о таком вопиющем убийстве, как это.

Он выдержал паузу, затем продолжил:

— Я согласился в этом с адвокатом и, таким образом, вынужден объявить подобное судебное заседание незаконным, — он стукнул своим молоточком. — Присяжные, вы свободны. Мистер Адамс, ваш клиент может идти. Судебное разбирательство закрыто.

— Вы что, смеетесь! — сорвался с места Дункан.

Судья осадил его взглядом, в котором светилась вся сила закона, и голосом таким твердым, что раскрошил бы и алмаз, ответил:

— Нисколько не смеюсь, детектив Хэтчер, уверяю вас. По проходу между рядами Дункан дошел до заграждения и указал пальцем на Савича.

— Ваша честь, вы не можете выпустить его отсюда.

За спиной у Дункана вырос Майк Нельсон и тихо сказал:

— Дунк, успокойся.

— Если хотите, мистер Нельсон, вы можете требовать повторного рассмотрения дела, — сказал судья, поднимаясь и собираясь направиться к выходу. — Но прежде советую вам найти более весомые улики.

Посмотрев на Дункана, он добавил:

— Или свидетелей понадежнее. Кровь бросилась Дункану в лицо.

— По-вашему, я лгу?

— Дункан.

Диди, подойдя сзади, взяла его за руку и пыталась увести между рядами к выходу, но он рывком освободился.

— Это был самый настоящий пистолет. Только что дымок из дула не шел. И женщина тоже была. Когда я вошел, она вскочила и…

Стук молоточка судьи заставил его замолчать.

— Все это вы сможете рассказать на следующем заседании. Если оно состоится.

Внезапно перед ним появился улыбающийся Савич, заслонив собой весь свет.

— Снова продул дело, Хэтчер.

Майку Нельсону пришлось вцепиться Дункану в рукав, иначе тот перепрыгнул бы через заграждение.

— Ты у меня еще сядешь, сукин сын. Заруби это себе на носу. Вокруг задницы наколи. Ты у меня еще сядешь.

Клокочущим от ярости голосом Савич сказал:

— Мы еще увидимся. И скоро. — И послал Дункану воздушный поцелуй.

Адамс торопливо провел своего клиента мимо Дункана. Тот посмотрел на судью.

— Как вы можете его отпускать?

— Не я, детектив Хэтчер. Закон.

— Но закон — это вы. По крайней мере, так должно быть.

— Заткнись, Дункан, — прошипела Диди. — Мы будем активнее искать Люсиль Джоунз. Может, найдется пистолет. Рано или поздно мы посадим Савича.

— Лучше рано, чем поздно! — рявкнул Дункан, даже не пытаясь сдержать голос. — Лучше бы он сел сегодня. Мы могли упечь его за чертову решетку прямо сейчас, только для этого нужно, чтобы судья был на стороне полицейских, а не преступников.

— О черт, — простонала Диди.

— Детектив Хэтчер, — судья наклонился над кафедрой и пронзил Дункана взглядом. Затем сказал тоном великомученика: — Понимая, как вы сейчас расстроены, я готов оказать любезность и не принимать во внимание ваше последнее заявление.

— Да вы в дерьме ничего понять не сможете. Если бы вы, ваша честь, хотели оказать мне любезность, то заменили бы присяжного и не объявляли судебное разбирательство незаконным. Если бы вы хотели оказать мне любезность, то дали бы нам шанс посадить убийцу за решетку и добиться справедливости.

Каждый мускул на лице судьи напрягся, однако он по-прежнему превосходно владел голосом.

— Советую вам покинуть здание суда, прежде чем вы скажете то, за что я буду вынужден отправить вас под стражу.

Дункан ткнул указательным пальцем на дверь, в которую только что вышли Савич со своим адвокатом:

— Савич водит вас за нос так же, как меня. Ему нравится убивать людей, а вы только что подарили ему право убить еще кого-нибудь.

— Я поступил согласно закону.

— Нет, вы всего-навсего…

— Дункан, пожалуйста, — сказала Диди.

— …обосрали меня. А также людей, которые избрали вас, потому что поверили вашим обещаниям приструнить преступников вроде Савича. Вы утопили в дерьме присутствующего здесь детектива Боуэн, людей прокурора и всех тех, кто пытался засадить этого ублюдка. Вот что вы сделали, ваша честь.

— Руки вверх!

— Что?

— Слово из девяти букв, которое означает «капитулировать».

Диди изумленно смотрела на Дункана, пока он усаживался к ней в машину и пристегивался.

— Именно это тебе нужно сообщить первым делом после сорока восьми часов, проведенных за решеткой?

— У меня было время об этом поразмыслить.

— «Руки вверх» — два слова, гений.

— Спорим, они подойдут?

— Этого мы никогда не узнаем. Я выбросила кроссворд.

— Не справилась? — поддразнил он, зная, как задевает Диди его умение разгадывать кроссворды гораздо быстрее ее. Был у него такой талант. А у Диди не было.

— Нет. Выбросила, чтобы не напоминал мне о твоем безобразном поведении в суде. — Она вырулила со стоянки отделения для задержанных правонарушителей и поехала к центру города. — Когда ты собственным языком надрал себе зад.

Дункан в мрачной задумчивости ничего не ответил.

— Слушай, Дункан, я понимаю, почему тебе нужен Савич. Нам всем нужен Савич. Это дьявол во плоти. Но осыпать нецензурной бранью судью при исполнении обязанностей? Это верх безумия. Ты навредил не только себе, но и отделу. — Она бросила на него быстрый взгляд. — Конечно, у меня нет никакого права читать тебе нотации. Ведь в нашей паре ты старший.

— Спасибо, что не забыла.

— Я говорю тебе это как друг. Ради твоего же блага. Твое рвение достойно восхищения, но надо держать себя в руках.

Не испытывая ровным счетом никакого рвения, Дункан мрачно смотрел в окно. Саванна жарилась под палящим солнцем. Воздух был пропитан влагой. Раскисший, вялый пейзаж казался таким же утомленным, как и он сам. Сражавшийся с влажностью кондиционер в машине Диди терпел одно поражение за другим. Рубашка на спине Дункана уже насквозь промокла.

Он вытер со лба капли пота.

— Хоть я и принял сегодня утром душ, все равно от меня несет тюрьмой.

— Жутко было?

— Не особо, но возвращаться туда я больше не собираюсь.

— Жерар тобой недоволен, — сказала она. Лейтенант Билл Жерар был их непосредственным начальником.

— Судья Лэрд отпускает Савича на все четыре стороны, а Жерар недоволен мной?

Диди притормозила на красный сигнал светофора и посмотрела на Дункана.

— Я должна тебе кое-что сказать. Обещай, что не станешь беситься.

— А я-то думал, нотации закончились.

— Ты просто не оставил судье другого выбора.

За два года, которые Диди работает его напарницей в отделе по расследованию убийств, Дункан ни разу не замечал в ней хотя бы отдаленных проблесков материнского инстинкта. Теперь же ее лицо им почти светилось.

— После всего, что ты наговорил судье, он фактически обязан был обвинить тебя в неуважении к суду.

— Значит, у нас с его честью много общего. Я тоже чувствую себя обязанным обвинить его в неуважении к суду.

— По-моему, судья тебя понял. А Жерару приходится ходить по струнке, блюсти политику отдела. Он не может допустить, чтобы его детективы пререкались с судьями.

— Ладно, ладно, я осознал, что был не прав. И понес заслуженное наказание. На следующем заседании по делу Савича обещаю вести себя по-джентльменски и блеять барашком. Но только до тех пор, пока судья Лэрд будет к нам снисходителен. В конце концов, он перед нами в долгу.

— Хм, Дункан.

— Что значит «хм»?

— Сегодня днем звонил Майк Нельсон. — Она помедлила, вздохнув. — Окружной прокурор считает, что на Савича у нас нет достаточных…

— Я ведь не желаю этого слышать, верно?

— По его словам, с судом поторопились, вину мы бы все равно не доказали, поэтому он не станет назначать нового заседания. До тех пор, пока мы не найдем железобетонной улики, которая на сто процентов докажет причастность Савича.

Дункан боялся чего-нибудь в этом роде. И все же бояться было не так горько, как выслушивать правду. Он уперся затылком в подголовник и закрыл глаза.

— И какого черта я цепляюсь к Савичу и подобной ему мрази? Всем же наплевать. Кажется, окружной прокурор гораздо сильнее озабочен мной, чем дикарем, прошлой ночью убившим жену из-за пережаренной отбивной. Он сидел в соседней камере и раз двадцать повторил мне, что сукина дочь давно на это напрашивалась.

Он со вздохом повернул голову и посмотрел в окно на росшие вдоль бульвара могучие дубы. Свисавший с них испанский лишайник как будто съежился от жары.

— Я просто хочу сказать: чего мы суетимся? — риторически вопросил он. — Время от времени отстреливая перевозчиков наркотиков вроде Фредди Морриса, Савич выполняет полезную социальную функцию, разве не так?

— Не так. Потому что не успеет тело этого перевозчика остыть, как у Савича уже будет готова ему замена.

— Вот я и говорю, ради чего стараться? Все мое рвение, о котором ты упоминала, выдохлось. Я теперь пальцем не пошевельну. Хватит.

Диди скорчила гримаску.

— Знаешь, сколько мне лет? — спросил он.

— Тридцать семь.

— Восемь. Через двадцать лет мне стукнет пятьдесят восемь. Простата увеличится, а дружок усохнет. Поредеют волосы, нарастет брюшко.

— Откуда такой мрачный взгляд на мир?

— Оттуда, — огрызнулся он, резко выпрямившись в кресле и пристукивая указательным пальцем по панели приборов в такт своим словам. — Просто эти двадцать лет пройдут впустую. А таких, как Савич, будет еще больше, и все они продолжат убивать. Так ради чего все это?

Диди свернула к бордюру и остановилась. Вдруг до него дошло, что она привезла его домой, а не на судебную стоянку, где осталась его машина после того, как Дункана обвинили в неуважении к суду и вывели из зала.

— В общем, нам пришлось отступить. Завтра…

— Отступить? Отступить? Да мы мертвы, как несчастный Фредди Моррис. Теперь любая мелкая сошка, которая втайне робко подумывала вступить в сделку с нами или с Федералами, до смерти напугана расправой. Савич использовал Фредди, чтобы предостеречь других. Теперь все твердо знают: проболтался — значит умер, и умер безобразной смертью. Никто ничего не скажет, — сказал он, подчеркнув последние слова.

И впечатал кулак в ладонь.

— Не могу поверить, что этот ловкий сукин сын снова ускользнул. Как ему удается? Ни у кого нет такого сверхъестественного везения. Или такой изворотливости. Наверное, однажды на своем заваленном трупами пути он встретился с дьяволом и заключил с ним сделку. Все черти, какие есть в аду, должны работать на него. Но я клянусь тебе, Диди, — если даже это будет последнее, что я сделаю… — Он заметил ее улыбку и замолчал. — Что?

— Ничего, Дункан. Кажется, ты снова полон рвения. Он резко выругался, расстегнул ремень безопасности и толкнул дверцу.

— Спасибо, что подвезла.

— Я зайду. — Прежде чем выйти из машины, она сняла с крючка над задней дверцей пакет из химчистки.

— Что это?

— Костюм для сегодняшнего вечера. Переоденусь у тебя, тогда не придется тащиться домой, а потом обратно в центр.

— Какого еще вечера?

— Ужин в честь награждения. — Она испуганно взглянула на него: — Только не говори, что забыл.

Он запустил пальцы в свою буйную шевелюру.

— Забыл. Прости, напарница, но это сегодня не для меня. Сегодня он не хотел видеть никаких копов. Не хотел встречаться с Биллом Жераром в полуофициальной обстановке, потому что отлично знал: завтра его первым делом вызовут к начальнику в кабинет и со смаком надерут задницу. Чего он вполне заслуживает после устроенного им скандала в суде. Его гнев был справедлив, просто он дал ему волю не в то время и не в том месте. Диди права — он только навредил делу. Савич, наверное, остался этим очень доволен.

Диди нагнулась, подобрала с дорожки к дому газеты и хлопнула ими Дункана по животу.

— Ты пойдешь на этот ужин, — сказала она и стала подниматься по кирпичным ступеням, ведущим ко входной двери его дома.

Отперев ее, они зашли внутрь; Дункан бросился к висевшему на стене термостату и подрегулировал кондиционер.

— А с какой стати у тебя отключена сигнализация? — спросила Диди.

— То и дело забываю код.

— Ты никогда ничего не забываешь. Просто ленишься. Дункан, не включать сигнализацию просто глупо. Особенно сейчас.

— Почему «особенно сейчас»?

— Из-за Савича. Его слова «Мы еще увидимся. И скоро» походили на угрозу.

— Надеюсь, он на меня нападет. Тогда у меня появится оправдание.

— Для чего?

— Для того, чтобы исполнить свой долг. — Он швырнул спортивную куртку на стул и пошел по коридору на кухню, расположенную в задней части дома. — Где комната для гостей и ванная, ты знаешь, — сказал он, указывая на лестницу. — Располагайся.

— Дункан, ты идешь на этот ужин вместе со мной, — сказала Диди, преследуя его по пятам.

— Нет, я иду на кухню выпить пива, а затем приму душ, съем сэндвич с ветчиной и горчицей, так чтобы до слез продрало, а потом…

— Сыграешь на рояле?

— Я не умею играть на рояле.

— Что верно, то верно, — ядовито заметила она.

— Потом, наверное, посмотрю какой-нибудь матч по телевизору и завалюсь пораньше спать. Ты представить себе не можешь, до чего я соскучился по своей кроватке за две ночи тюрьмы. Зато я точно знаю, что не собираюсь наряжаться и не иду на ужин.

Она уперла руки в бока.

— Ты обещал.

Открыв холодильник, он не глядя достал банку пива, со щелчком открыл и смахнул ладонью выступившую пену.

— Это было до того, как я отсидел в тюрьме.

— Я получу поощрение.

— Ты его заслужила. Поздравляю. Расколола вдову, раскроившую ломом череп мужа. У тебя острый нюх, напарница. Горжусь тобой. — Он поднял банку пива, как будто сказал тост, и пригубил.

— Ты не понимаешь. Я не хочу идти на праздничный ужин одна. Ты будешь моим кавалером.

Он захохотал, расплескав пиво.

— Это же не кадриль. И потом, с каких пор тебе понадобились кавалеры ? Честно говоря, я это слово от тебя впервые слышу.

— Если у меня не будет кавалера, грубияны из нашего отдела меня со свету сживут. Уорли и компания скажут, что я не смогу назначить кому-нибудь свидание, даже если от этого будет зависеть моя жизнь. Дункан, ты мой напарник. В твои обязанности входит прикрывать меня, в том числе и от тех мужланов, с которыми мне приходится вместе работать.

— Позвони копу из отдела улик. Как его? Ну, тому, который всякий раз смущается, когда тебя видит. Пригласи его в кавалеры.

Она брезгливо поморщилась.

— У него влажные руки. Терпеть этого не могу, — сказала она и расстроено добавила: — Дункан, всего на пару часов.

— Прости.

— Ты просто не хочешь, чтобы нас видели вместе.

— Что за бред? Нас постоянно видят вместе.

— Но на вечеринке — никогда. Там могут оказаться люди, которые не знают, что мы с тобой напарники. А вдруг, не дай бог, они примут меня за твою подругу. То, что ты встречаешься с этой кучерявой коренастой пигалицей, может навредить твоей репутации неутомимого мачо.

Он решительно поставил банку с пивом на стол.

— Ты меня с ума сведешь. Во-первых, у меня никогда не было такой репутации. Во-вторых, кто считает тебя пигалицей?

— Уорли назвал меня вертикально обделенной.

— Уорли — козел. И ты вовсе не коренастая. Просто крепко сложена. Мускулистая, оттого что пашешь, как собака. А волосы у тебя кучерявятся из-за химии.

— Так за ними проще ухаживать, — воинственно сказала она. — Не лезут в глаза. А откуда ты знаешь, что я делаю химию?

— Свежая химия всегда пахнет. Раньше мама часто завивалась дома. Запах неделями не выветривался. Папа умолял маму сходить в парикмахерскую, но, по ее словам, там слишком дорого брали.

— В салон красоты, Дункан. Никто больше не называет их парикмахерскими.

— Я-то знаю. А мама — нет.

— А они знают про твой арест?

— Да, — грустно сказал он. — Мне был положен один телефонный звонок, так что я им позвонил. Они волнуются, если ничего не слышат обо мне пару дней. Теперь гордятся мной, хотя и беспокоятся. Сама знаешь, как это бывает.

— Вообще-то не очень, — сказала она тем особенным угрюмым тоном, какой всегда появлялся у нее при упоминании, даже вскользь, ее родителей. — А про Савича они знают?

Он пожал плечами:

— Про него я умолчал.

— И как они отнеслись к тому, что их сын в тюрьме?

— Однажды им уже приходилось платить за меня залог, еще когда я учился в школе. Распитие спиртных напитков несовершеннолетними. Ну и досталось мне тогда. В этот раз папа посоветовал мне защищать правду до конца. Я, конечно, не сказал, что правду я защищал нецензурной бранью.

Диди улыбнулась:

— Повезло тебе с родителями.

— Знаю. — По правде говоря, Дункан в самом деле понимал, насколько ему повезло. У Диди с родителями были натянутые отношения. Желая увести разговор от неприятной для нее темы, он сказал: — Я говорил, что папа осваивает высокие технологии? Сочиняет свои проповеди на компьютере. У него есть диск с полной версией Библии, можно найти любую цитату с помощью одной клавиши. Но не всем это нравится. Один консерватор из прихожан убежден, что Интернет это и есть Антихрист.

Она рассмеялась:

— Возможно, он прав.

— Может быть. — Он взял пиво и отпил еще глоток.

— Хоть мне никто и не предлагал, но я бы с удовольствием выпила диетической колы.

— Извини. — Он открыл холодильник, пошарил внутри и с воплем отдернул руку. — Черт!

— Что такое?

— Напрасно я не включал сигнализацию.

Диди оттолкнула его, заглянула в холодильник, ее лицо перекосилось, она отшатнулась, как и Дункан.

— Что это?

— Если тебе интересно мое мнение, это язык Фредди Морриса.