— Помоги мне, — попросила я. — Не создавай себе дополнительных проблем.
— Знаешь что?! — воскликнула Блисс. — Ты абсолютно права. И о чем я раньше думала?
Она взмахнула сумкой и изо всех сил ударила ею меня по рукам.
Костяшки у меня заныли от удара, но я не разжала пальцев. Я просто не могла их разжать — от страха. Но было понятно: одним ударом Блисс не ограничится.
Я снова посмотрела на сцену. Если упасть вертикально вниз, ногами вперед, как бы прыгая с трамплина, есть шанс, что я всего лишь сломаю лодыжку или бедро — но сама мысль о свободном падении была невыносима. Когда Блисс снова размахнулась, готовясь нанести еще один удар, я взглянула влево. С прожектора свешивалась длинная толстая веревка, что-то вроде шкива, при помощи которого, видимо, можно было направлять луч света. Я мысленно прикинула расстояние. Если я смогу переместиться вбок по цепи, мне удастся ногами ухватиться за веревку. Главное, чтобы Блисс не поняла, что я собираюсь сделать.
Второй ее удар был еще сильнее; мне пришлось побороть в себе желание закричать и разжать пальцы. Блисс сделала шаг назад, обдумывая следующий ход, и тогда я быстро скользнула вниз. Послышался скрип — видимо, сдавало крепление на правой стороне. Блисс, возможно, даже не придется ничего предпринимать. Не исключено, что цепь оторвется сама и я грохнусь на сцену.
— Эй-эй, осторожнее, — посоветовала Блисс, услышав скрип. С ее лица не сходило выражение триумфа.
Теперь я могла дотянуться до веревки — по крайней мере ногами. Не было никак шансов на то, что удастся пустить в ход руки, и потому я предполагала покрепче зажать веревку бедрами. Но для начала мне было нужно раскачаться. Я взглянула вверх, на Блисс, и у меня сразу заныла шея.
— Сюда едут копы, — сказала я, пытаясь отвлечь внимание Блисс. — Мы договорились, что встретимся здесь.
— Ты сама знаешь, Бейли, что это неправда, — насмешливо отозвалась Блисс. — Ты пытаешься мне крупно соврать — а я не люблю вранье.
— Думаешь, я пришла сюда одна? Конечно, я позвонила в полицию, попросила подстраховать меня, потому что здесь должна была быть ты. Они все о тебе знают.
Блисс поцокала языком.
— Сомневаюсь, что женщина, у которой такая убогая фантазия в отношении обустройства собственного жилья — ох, Бейли, твоя квартира страшно старомодна! — .окажется достаточно проницательной, чтобы предупредить полицию. Я знаю, ты этого не сделала. Я тебя видела — ты все предпочитаешь делать самостоятельно.
Она выпрямилась и покачала головой, показывая свое неодобрение. Косяк заскрипел опять, на этот раз громче. Руки у меня начали дрожать. Если я собираюсь двигаться, то нужно делать это сейчас.
Я скосила глаза влево, одним быстрым движением выбросила ноги вперед и качнулась всем телом по направлению к веревке. Углом глаза я заметила, как Блисс, испуганная, отшатнулась — она не поняла, что происходит. Мои ноги коснулись веревки и крепко обхватили ее. Когда я уже собиралась отпустить цепь, то почувствовала, как она оборвалась — сначала справа, потом слева. Я бросила ее, и через две секунды она упала на сцену с громким лязгом.
Теперь я висела вниз головой, обхватив ногами веревку, точь-в-точь как цирковая акробатка.
— Ах ты, сука! — взвизгнула Блисс.
Кровь начала приливать к голове, ноги слабели. Вспомнив упражнения на занятиях по физкультуре пятнадцать лет назад, я умудрилась подтянуться и уцепиться за веревку обеими руками.
Несколько секунд я не двигалась, дрожа от напряжения, бедра горели. Однако нужно было шевелиться. Я ненамного опередила Блисс, но если она спустится на сцену быстрее, чем я, мне придется худо.
Я слегка ослабила хватку и начала сползать по веревке, стараясь не обращать внимания на жжение в руках. Я вытянула шею, пытаясь увидеть, что делает Блисс. Она стояла на площадке и наблюдала за мной, но как только наши взгляды встретились, она развернулась и исчезла — я услышала цокот ее каблуков на ступеньках. И поскорее заскользила вниз.
Вдруг веревка рванулась, как будто кто-то ее дернул, и прожектор, к которому она была привязана, задрожал. Прежде чем я успела сообразить, что случилось, он начал опускаться. Я покрепче ухватилась за веревку — и я, и прожектор летели вниз. Прожектор остановился в нескольких футах над сценой — в отличие от меня. Я грохнулась на пол, скорчившись от боли, и в ту же самую секунду в лодыжке у меня что-то щелкнуло. Ногу пронзила боль.
Я полежала какое-то время, чтобы собраться с силами, но потом заставила себя встать. Я не могла определить, сломана у меня нога или растянута, но болела она адски. Я огляделась. В любую секунду через левую дверь могла ворваться Блисс. Оптимальным вариантом спасения для меня было бы бежать — но я понимала, что она легко меня догонит. Я быстро огляделась в поисках импровизированного оружия. Возле задника, прислоненная к комоду, стояла хоккейная клюшка. Ковыляя, я пересекла пыльную сцену и схватила ее.
Что-то было не так. Блисс уже давно должна была спуститься. Может, она думает подкараулить меня, когда я попытаюсь покинуть театр? Я знала лишь то, что мне нужно отсюда выбраться.
Я захромала по маленькой сцене, направляясь к двери, которая, как мне было известно, вела в коридор, куда выходили гримерки и уборные. Внезапно на пороге, в десяти футах от меня, появилась Блисс. Руки она держала за спиной, как будто собираясь преподнести мне неожиданный подарок. Очевидно, она спустилась по лестнице и сделала крут, чтобы зайти с другой стороны.
— А я и не знала, что ты играешь в хоккей, Бейли, — усмехнулась она с издевательским восхищением. — Я должна была догадаться, что, несмотря на все свои крутые шмотки, в душе ты еще школьница. Кстати, я позаимствовала несколько твоих топиков, когда заходила к тебе, — надеюсь, ты не против?
— Блисс, — я старалась говорить спокойно, — почему бы тебе не остановиться сейчас? Не создавай себе дополнительных проблем.
— Ты хочешь сказать, что если я не убью тебя, так будет лучше для меня? Бейли, мне все время кажется, что ты считаешь меня дурой.
— Нет-нет, ты очень умна. И очень талантлива. Ты обвела вокруг пальца моего консьержа.
— Ради Бога!.. «Оскара» за такое не дадут. Разумеется, я подражала твоему голосу, но у вашего консьержа мозг размером с грецкий орех.
— А где ты слышала мой голос?
Она скромно улыбнулась:
— В баре. Я все время стояла прямо у тебя за спиной. Те девушки рядом со мной… Значит, одной из них была Блисс.
— Выходит, ты подмешала наркотик мне в пиво и отправила сообщение Крису?
— Да.
— Что ты против меня имеешь, скажи на милость?!
— Ты слишком любопытна, Бейли. Бродишь вокруг моего дома, оставляешь мне сообщения, докучаешь бедной Терри…
— А где настоящая Терри?
— Уехала в отпуск. Знаешь, работа в страховой фирме так безнадежно скучна…
Может, Блисс и ее убила?
— Расскажи мне о Томе.
— Бейли, если я не ошибаюсь, ты просто тянешь время. Честное слово, у меня кончается терпение.
— Я хочу услышать твою версию — очень хочу. Ты поехала в Анды, чтобы увидеться с ним?
— Том никогда не говорил мне, что у него там дом. Вероятно, хотел сделать сюрприз, когда дела у него наладятся. Но я провела небольшое расследование и все выяснила. Конечно, я очень расстроилась, когда узнала, что он развлекается там с другой женщиной, которая не только неизмеримо ниже его по уровню, но вдобавок и плохая актриса. Ты видела ее губищи? Она же была похожа на бегемота!
— Так ты убила Тома из ревности?
Блисс хихикнула.
— Нет, Бейли, — твердо сказала она. — В тот день я порвала с Томом. И по его реакции поняла, что если он не сможет быть со мной, то ему незачем жить. Он умолял, чтобы я избавила его от мучений. Слава Богу, на крыльце лежал топорик.
— А зачем понадобилось сжигать труп? И… Том был уже мертв?
— Я не жестока, Бейли. Конечно, он был уже мертв. Я просто оказалась не в силах смотреть ему в лицо. Ацетон отлично горит.
— А потом ты вернулась домой — не полетела в Майами?
— Да. Если хочешь знать, я провела ночь в квартире Тома — в память о старых добрых временах. Я ему это пообещала.
Вот, значит, кто оставил включенным свет. — А…
— Ты что, на ток-шоу?! Мне уже надоело отвечать на вопросы.
— Только расскажи мне о Локет, — сказала я, стараясь говорить спокойно и ровно, несмотря на страх и свербящую боль в лодыжке. — Зачем ты ее убила? Когда Том умер, она перестала быть для тебя угрозой.
— Локет, как и ты, была не в меру любопытна. Наверное, она что-то знала — она говорила об этом с тобой.
— Ты… ты была той девушкой со спортивной сумкой? — заикаясь, спросила я. — Той, что заговорила с Локет возле лодочной станции?
Я вдруг поняла: так все и было. Та девушка казалась не в меру назойливой.
— Ты думаешь, Бейли, что знаешь все мои трюки. Но ты ошибаешься.
Она вынула правую руку из-за спины. В ней был зажат нож с черной рукояткой и сверкающим лезвием — примерно двадцати сантиметров в длину. Ноги у меня от ужаса как будто наполнились свинцом.
— Думаешь, полиция тебя не вычислит? — спросила я. — Они узнают, что ты была в театре.
Блисс деланно рассмеялась:
— Бейли, у меня есть свой ключ. Никто, кроме тебя, не знал, что я сюда приду. Ну и кроме Терри, Но, как я сказала, сейчас она вне зоны доступа.
Я покрепче перехватила клюшку, почувствовав, что Блисс вот-вот от разговоров перейдет к действиям. Слегка повернув голову, прикинула, сколько времени у нее уйдет, чтобы настигнуть меня, если я брошусь к левой двери. Но в следующее мгновение Блисс ринулась на меня с ножом.
Я занесла клюшку и изо всех сил огрела противницу. Я надеялась выбить нож, но Блисс его не выпустила, хотя и пошатнулась от боли.
— Ах ты, сука, да как ты посмела?!
Она поудобнее перехватила нож и занесла его над головой, готовясь пронзить меня. И снова бросилась вперед.
Я опять замахнулась, но за секунду до удара Блисс вскинула свободную руку и умудрилась перехватить клюшку. Рывок — и мое оружие полетело в зрительный зал, с грохотом отскочив от спинки стула.
— Обидно, — сказала Блисс, и на ее лице отразился неестественный восторг.
Я быстро оглядела сцену. Там не было ничего, что могло бы мне помочь, — только кровати, шкафчики и розовый коврик. Я начала пятиться, стараясь не подходить слишком близко к краю сцены; лодыжка болела так, что я едва была в состоянии думать о чем-то еще, кроме нее. Пятясь, я натолкнулась на лампу — она стояла позади меня, чуть левее. Лампа слегка покачнулась.
Блисс, учащенно дыша, готовилась к новому удару. Я сделала еще один шаг назад и обеими руками схватила лампу. Та была прочная, но не такая массивная, как мне показалось, — возможно, полая внутри. Я размахнулась ею изо всех сил, как ребенок — игрушечной саблей. Свет погас — шнур выдернулся из розетки.
Раздался глухой удар. До меня донеслось шарканье туфель — Блисс балансировала, пытаясь удержаться на ногах, но, судя по всему, упала — я услышала, как она с грохотом рухнула со сцены.
Я прищурилась, пытаясь что-то разглядеть. Слева, из коридора, падал слабый свет. Вытянув перед собой руки, я пошла в том направлении.
В коридоре я вновь обрела способность видеть — на стенах горели лампы. Волоча ногу, я со всей возможной скоростью заковыляла обратно в фойе. Приблизившись, я услышала какой-то шорох. Сердце у меня так и замерло, когда я подумала, что это Блисс, которая пришла в себя и быстро пробежала через зрительный зал.
Но когда я выглянула в фойе, то не поверила своим глазам. Там стоял детектив Уиндгейт, а рядом с ним — низкорослый мужчина восточной наружности.
Я вышла к ним, и Уиндгейт изумленно вскинул голову.
— Что тут творится? — спросил он. Оба взглянули на мою поврежденную ногу.
— Здесь Блисс Хэммел, — сказала я. — Она пыталась убить меня ножом, но я ее оглушила. Должно быть, она ранена — не знаю, насколько серьезно.
Уиндгейт сердито взглянул на своего спутника и снова обернулся ко мне.
— Оставайтесь здесь, слышите? Если пошевельнете хоть пальцем — я вас арестую.
— Ладно, — кротко отозвалась я.
— Где она? — резко спросил он.
— Вон там, — сказала я, указывая на двойные двери, ведущие в зрительный зал.
Я устроилась в одном из потрепанных кресел, а Уиндгейт и коротышка пересекли фойе и, с пистолетами на изготовку, осторожно открыли дверь. Свет из фойе ворвался в зрительный зал. Там по-прежнему царил полумрак, но детектив и его спутник хотя бы видели, куда идут.
— Она, наверное, где-то в первых рядах, — громким шепотом сказала я и принялась наблюдать, как детективы идут по проходу.
Нашли они ее быстро. Я услышала, как один из них что-то сказал, потом Блисс начала кричать, хотя мне не удалось разобрать ни слова. По крайней мере я ее не убила. Иначе получилась бы крайне неприятная ситуация.
Я сдержала слово и даже пальцем не пошевелила — учитывая плачевное состояние моей лодыжки, шевелиться мне было нелегко. Теперь, когда у меня появилась возможность ее осмотреть, я обнаружила, что нога распухла, как будто под кожу засунули теннисный мяч.
Через пять минут в фойе торопливо вышел Уиндгейт. Увидев его, двое полицейских в форме застучали в стеклянную дверь. Уиндгейт жестом велел им войти и приказал помочь «детективу Квану» в обыске здания.
— Вы не знаете, тут еще кто-нибудь есть? — спросил он меня.
— Нет, но сегодня спектакль, так что, наверное, скоро начнут собираться зрители. А что вы здесь делаете?
— Скажите спасибо Харпер Айкинс. Ей позвонила какая-то женщина, которая представилась вами, но, видимо, ей не было известно о том разговоре, который состоялся у вас с Харпер. Та подумала, что это, возможно, Блисс, которую вы привели в ярость своими розысками. Мисс Айкинс позвонила мне и сказала, что вы собираетесь сюда. Я же вас предупредил, чтоб вы были осторожны!
— Но до сегодняшнего вечера я даже не думала, что убийца — Блисс!
— Вы сильно пострадали?
— Повредила лодыжку. Надеюсь, это всего лишь растяжение.
— Я вызвал «скорую». Пока они едут, давайте отойдем куда-нибудь и поговорим.
Я предложила зайти в гримерку; Уиндгейт помог мне допрыгать до ближайшей из них. Я примостилась на узенькой скамейке, а Уиндгейт пошел в буфет за льдом. Через две минуты он вернулся, неся в старом полотенце пригоршню кубиков; я осторожно приложила этот компресс к опухоли. Детектив взял стул и сел рядом со мной.
— Я, пожалуй, пока воздержусь от вопросов, — сказал он. — Может быть, вы сами изложите свою версию событий?
— Свою версию? — переспросила я. — Похоже на шутку.
— Мисс Хэммел заявляет, что вы заманили ее сюда и пытались убить.
— Как вы можете ей верить? — воскликнула я. — Это она заманила меня сюда и пыталась убить! Это она убила Тома и Локет! Она сама мне призналась!
Уиндгейт скептически взглянул на меня и неторопливо разгладил усы. Я не знала, действительно ли он меня подозревает или просто хочет напугать, сделать так, чтобы я выложила ему все.
— Блисс — очень хорошая актриса, которая наверняка будет безбожно врать, — продолжала я. — Именно она пробралась в мою квартиру, позвонив консьержу от моего имени. Мне она представилась своей соседкой по комнате — Терри. Судя по всему, ее она тоже убила.
Я говорила слишком быстро и слишком возмущенно, но меня страшно разозлила сама возможность того, что Блисс сможет управлять ситуацией и создавать мне проблемы.
— Ладно, расслабьтесь, — сказал Уиндгейт. — Я хочу в точности знать, что вы предприняли с тех пор, как мы с вами в последний раз разговаривали. С тех пор, как вы пообещали быть осторожной!
Полагая, что он не требует рассказать абсолютно все, я умолчала о сексе на кушетке и объяснила, что отправилась в театр, дабы выяснить значение строки из Шекспира, что Блисс обманом заставила меня пройти через ту дверь, предварительно открыв задвижку, и что я была вынуждена отбиваться от нее лампой, точно воин-джедай световым мечом, когда она набросилась на меня с ножом.
— Так вы говорите, что пришли к столь блистательному заключению благодаря цитате из Шекспира? — с сомнением спросил Уиндгейт. Он скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.
— Трудно назвать это блистательным заключением, — сказала я. — Я с самого начала раздумывала над тем, что может значить эта строчка из «Укрощения строптивой». Когда я увидела на афише имя Блисс, то поняла, что она вполне могла наведаться в Анды. Вы натолкнули меня на мысль о мании, и я вдруг подумала, что, возможно, Блисс, узнав об измене Тома, оказалась способна на большее, чем бомбардировать его дурацкими открытками. Может быть, у нее навязчивая идея. Я ни в чем не была уверена. Я подумала: если я поговорю с Блисс, то пойму, что она собой представляет. Я собиралась немедленно вам позвонить, если что-нибудь выяснится.
— Что вы имели в виду, когда сказали, что Блисс представилась своей соседкой по комнате?
— Она пришла сюда под видом своей соседки, Терри. Точно так же она поступила, когда я наведалась к ней домой. Постарайтесь выяснить, где сейчас настоящая Терри. Возможно, Блисс ее убила.
— Когда вы поняли, что «Терри» на самом деле — Блисс?
Я задумалась.
— К несчастью, лишь когда свалилась с лестницы. Но в глубине души, наверное, я думала об этом все последнее время.
— Почему?
Холод от импровизированного компресса стал нестерпимым, так что я сняла его и положила на стол. Лодыжка не только сделалась до неприличия огромной, но и переливалась жутковатыми оттенками багрового и фиолетового.
— Меня не покидала мысль о том, как человек, который изводил меня этими жуткими звонками, умудрился узнать мой телефон — и почему позвонил сразу же после того, как я обнаружила тело Тома. Я задумалась, не принадлежит ли он (точнее, она) к числу моих знакомых. В тот день я оставила свой номер Терри, сказав ей, что ищу Тома. Она объяснила, что лишена возможности связаться с Блисс, — а значит, Блисс никак не могла мне позвонить! Потом, волосы Терри. Они были очень странного оттенка; в какой-то момент я поняла, что это парик.
Уиндгейт потеребил усы.
— Во всяком случае, как там она? — спросила я.
— Возможно, сотрясение мозга и пара переломов. Не уверен. Но лучше пойду проверю. Если я оставлю вас здесь, с вами все будет в порядке?
— Да. И не могли бы вы заодно поискать мою сумочку? Она свалилась с плеча, когда я упала.
Сумочку мне принес не Уиндгейт, а патрульный; потом, прежде чем я успела разыскать в ней мобильник, появились двое медиков. Они осмотрели меня и сказали, что лодыжка растянута, но скорее всего не сломана.
— Значит, мне не нужно ехать в больницу? Я могу обойтись лечением на дому?
— Вам придется поехать, — сказал Уиндгейт, заглядывая в дверь. — Необходимо составить протокол. Я позвоню вам завтра утром, в девять. Вы меня поняли?
— Да.
Когда меня несли на носилках, чувствовала я себя глупее некуда. К этому моменту на улице собралась толпа зевак. Пока врачи загружали меня в машину «скорой помощи», я увидела, как из театра выносят еще одни носилки. На них неподвижно лежала Блисс в своем мешковатом свитере. Парик свалился с ее головы; длинные светлые волосы сбились и прилипли к коже головы. Увидев ее в такой близости от себя, я почувствовала, как у меня колотится сердце.
Меня доставили в больницу Святого Винсента — всего в нескольких кварталах от моего дома. В последний раз я была в клинике, когда мне нужно было извлечь песчинку из глаза, и прождала я четыре часа, прежде чем меня исцелили. Но сегодня, видимо, пострадавшие не валили валом; совсем скоро меня доставили в смотровую и сделали рентген. А потом я сидела на кровати и прислушивалась, как за тускло-зелеными занавесками оглушительно кашляет какой-то мужчина. Поблизости заплакал ребенок; мать ласково пыталась его успокоить. Даже я, не изведавшая доныне тяги к материнству, знала, что повторять плачущему ребенку «ш-ш-ш» можно с тем же успехом, что и читать ему «Божественную комедию».
Мне нужно было, невзирая на весь этот шум, позвонить Красавчику. Я не стала звонить ему из театра, потому что не хотела возбуждать подозрений Уиндгейта, и теперь умирала от желания поскорее поведать ему всю эту жуткую сагу. Я должна была выплакаться. Хотя схватка с Блисс стоила мне лишь поврежденной лодыжки, я чувствовала себя абсолютно разбитой. Когда Красавчик не взял мобильник, я позвонила ему на домашний.
К моему ужасу, ответила женщина. Номер Красавчика я внесла в список уже давно, так что никакой ошибки быть не могло.
— Можно Ригана? — несмело спросила я. Возможно, к телефону подошла уборщица — хотя для человека, который смахивает пыль метелочкой из перьев, голос у нее был слишком самоуверенный.
— Его еще нет, — сказала она. — Что-нибудь передать?
Она произнесла эти слова с удовольствием, как будто уловила мое замешательство и откровенно им наслаждалась.