Роза Черного Меча

25

Задолго до восхода солнца в поместье Стенвуд-Касл уже кипела жизнь. Луга под темным розовеющим небом были еще мокрыми от росы, когда жители окрестных сел начали стекаться к палаткам и шатрам, установленным вокруг арены для рыцарского турнира и огороженной части поля, предназначенной для рукопашной схватки. Еще со вчерашнего дня в закрытых ямах запекались в углях целые туши свиней и бычков, и теперь многочисленные группы работников усердно раскапывали землю, чтобы добраться до хорошо пропеченных туш. Собаки путались у всех под ногами, ожидая, когда и им что-нибудь перепадет от предстоящего праздника; через открытые ворота замка в обоих направлениях тек непрерывный поток повозок, пешеходов и снующих всадников.

Розалинда также поднялась еще затемно. Она распоряжалась доставкой разнообразной снеди на площадку поблизости от арены, специально отведенную для этой цели, и была бесконечно признательна Седрику, который, с присущей ему невозмутимостью, присматривал за отправкой множества бочек с элем и вином. Понаблюдав, как отъезжают одна за другой повозки, доверху нагруженные караваями хлеба, громадными кругами сыра и корзинами фруктов, Розалинда решила, что тут она может быть спокойна: Эдит и Мод сумеют доделать эту работу и без ее присмотра. Они доставят угощения на поле, разместят их на дощатых столах и позаботятся, чтобы никто не остался обделенным.

Однако, перепоручив столь важное дело своим помощникам, Розалинда не почувствовала никакого облегчения. Получалось, что ей теперь просто нечем заняться — разве что своим нарядом. И ее сразу же обуяла жажда деятельности. По крайней мере, когда дел выше головы, не приходится без конца изводить себя мыслями об ужасных событиях, которые могут приключиться. А эти убийственные мысли терзали ее всю ночь.

Впрочем, Розалинда понимала: станет ли она искать забвения в хлопотах или в праздности — от судьбы не уйдешь. Что бы Черный Меч ни предпринял против сэра Гилберта — когда это произойдет, никто не спасет его от грозы, которая неминуемо разразится, что бы ни сказала и ни сделала она сама.

Всю ночь напролет Розалинда молилась и плакала, неустанно перебирая четки. Сколько раз вскакивала она с постели, набираясь решимости отыскать отца и все ему открыть, раз навсегда покончив с убийственной неизвестностью. Но каждый раз колебалась, не зная, чего ей больше страшиться: того, что отец расправится с Эриком, или того, что сам Эрик не простит ей, если из-за ее вмешательства он упустит шанс отомстить. Розалинда достаточно хорошо понимала: даже если он потерпит неудачу, а ее отец почему-либо пощадит его жизнь — Эрик все равно не покинет Стенвуд, пока не отомстит сэру Гилберту и не объявит ее своей женой.

Возвращаясь к себе в спальню, Розалинда неохотно признала жестокую истину: то, что произойдет сегодня, — не в ее власти. Эрик и Гилберт столкнутся. Это неизбежно. И лишь потом она должна будет искать пути к спасению, если останется что спасать. На что она могла надеяться? Если Эрик расправится с сэром Гилбертом, ему нечего ждать пощады от ее отца, а если сэр Гилберт одолеет его…

Не будучи в силах даже в мыслях примириться с любым из этих исходов, Розалинда позволила своей душе поддаться спасительному оцепенению. Почти бессознательно совершая заученные движения, она вошла в спальню, сняла рабочее платье, налила немного воды из оловянного кувшина в лохань и, встав в нее, быстро вымылась. Расчесав длинные волосы, она не стала заплетать или укладывать их вокруг головы. Поверх чистой сорочки она надела платье, которое перешло к ней от матери, этот наряд доставали из сундука только в особо торжественных случаях. Ткань платья — полотно редчайшей выделки — переливалась на свету всеми оттенками темной синевы — от цвета вечернего неба до мерцающе-черного. Благодаря шнуровке из золотых и серебряных нитей платье плотно облегало стройный стан. Широкая кайма вокруг ворота была расшита таким образом, что производила впечатление великолепного ожерелья, которое полностью закрывало ее плечи. Надев узорный серебряный пояс с ключами на нем, она знала, что выглядит почти как королева.

Однако Розалинда чувствовала себя скорее рабыней, чем королевой, ибо знала, что она — впрочем, как и любая высокородная леди — только пешка в игре, которую ведут между собой мужчины. В ее отношениях с отцом, Эриком, Гилбертом, даже с Кливом — для любого из них ее желания всегда окажутся на втором месте после их собственных. Королева всего лишь пешка в монарших играх.

Стук в дверь прервал ее мрачные размышления, когда она только что успела зачесать волосы назад и закрепить их на затылке.

— Повозка ждет, миледи. Вы готовы?

— Готова, Седрик, — ответила она и вздохнула. Затем с высоко поднятой головой, горделиво выпрямив спину, шагнула к выходу — ей предстояло увидеть, как ее единственный, ее любимый встретит свою судьбу.

— Как все великолепно, правда, миледи?

Пока Седрик вез ее в маленькой повозке по направлению к главному шатру, он то и дело принимался выражать свои восторги, слишком захваченный шумом, суетой и многолюдьем, чтобы заметить отсутствие отклика с ее стороны.

— Эдит и Мод прекрасно управляются с кухней. Пажам приказано глядеть в оба и следить за порядком, где они ни окажутся. Для отца Генри и двух странствующих монахов поставлена специальная палатка, чтобы они могли оказать помощь тем, кому она понадобится. Я послал туда два бочонка воды и большой запас полотна для перевязок, — возбужденно частил Седрик. — Все оруженосцы, конечно, с лошадьми и раскладывают по местам оружие.

— А следует ждать, что кому-нибудь понадобится перевязка? — тихо спросила Розалинда.

Седрик бросил на нее быстрый взгляд, затем пожал плечами:

— В рыцарских поединках всякое бывает. Кто упал неудачно с лошади, кто копье плохо выставил… Но рукопашная схватка… — он остановился, как будто тщательно обдумывая слова. — Рукопашная схватка только игра. Лорды-предводители отрядов дружны между собой, их искусство в том и заключается, чтобы изобразить настоящее сражение, но так, чтобы не возникало серьезных опасностей для участников. Случается, конечно, что кто-нибудь слишком разгорячится и так войдет в раж, что его сразу и не остановишь. И потом, многих мужчин хлебом не корми, дай подраться. Так этих молодцов тренируют для войны. Так что если уж рукопашная началась, того и жди, что кому-нибудь пустят кровь. Но чтобы убили кого — это редко бывает, — добавил он как бы в утешение.

Для Розалинды это было слабым утешением. Когда она вышла из повозки и двинулась к помосту для зрителей, у нее дрожали колени и сосало под ложечкой. Однако не сам по себе рукопашный бой внушал ей такую тревогу. Она верила, что и Эрик, и отец достаточно искусны, чтобы защитить себя от чрезмерно горячих противников, которые могли оказаться у них на пути. Но в ходе этой игры Эрику вполне мог представиться случай, которого он так ждал, — возможность приблизиться к Гилберту.

Если бы Розалинду так не терзало беспокойство, она могла бы получить немалое удовольствие, созерцая поединки турнира. Один за другим на арену выезжали рыцари, которых сэр Эдвард считал достойными столь ценного приза, как рука его дочери.

Пришпорив скакунов, соперники устремлялись навстречу друг другу. Конский топот и крики многочисленных зрителей становились все громче, и нарастающее возбуждение толпы каждый раз достигало предела, когда противники сталкивались. Бывало, что ломалось древко копья. Как правило, рыцарь, выбитый из седла, падал на пыльную землю, самостоятельно встать на ноги он не мог — тому препятствовала либо рана, либо просто тяжесть собственных доспехов и оружия, — и тогда оруженосцы спешили оказать ему помощь. Победитель же отъезжал на исходный рубеж в конце поля в ожидании вызова от следующего соперника.

Медленно, но неуклонно число всадников на арене уменьшалось, и наконец их осталось всего двое. Превозмогая мучительную головную боль, Розалинда следила, как двое могучих рыцарей готовятся к решающему поединку. Головы обоих были спрятаны за кольчужными капюшонами и стальными шлемами, но она узнала их по развевающимся знаменам: цветами сэра Эдольфа, восседающего на могучем боевом коне гнедой масти, были синий и золотой, а у сэра Гилберта — золотой и черный. Под седлом у него был огромный черный жеребец, с которым вчера был в такой дружбе Эрик.

Розалинда не заметила, как позади нее поднялся с места Клив, не слышала, как молилась Маргарет, чтобы победителем стал ее брат. Она понимала только одно: если Гилберт будет выбит из седла, а то и ранен — пусть даже не очень тяжело, — он не сможет принять участие в рукопашной. А тогда никакой стычке между ним и Эриком не бывать! Вцепившись руками в подлокотники кресла и подавшись вперед, Розалинда застыла в напряженной неподвижности.

По сигналу рога оба коня сорвались с мест, понукаемые всадниками, и устремились к центру поля, набирая скорость. Двое рыцарей привстали в стременах, пригнувшись вперед, держа щиты наготове и угрожающе выставив копья. Их столкновение ознаменовалось треском ломающегося древка, которое ударилось о сталь, и воплями сотен глоток. Менее чем через секунду всем уже было ясно, кто победил, хотя Розалинде, наблюдавшей, как коренастая фигура сэра Эдольфа качнулась в седле назад, а затем головой вниз соскользнула на землю, казалось, что это длится бесконечно долго.

— Нет! — закричала Розалинда, бессильно колотя кулаками по креслу. — Нет!

— Эдольф! — в это же время воскликнула Маргарет, в страхе вскочив с места.

— Тише, с ним не случилось ничего страшного, — уговаривал Клив девочку, удерживая ее на месте: она была готова броситься к своему поверженному брату.

— Пусти! — умоляла Маргарет, заливаясь слезами и пытаясь вырваться.

— Вы разве хотите унизить его еще больше своим появлением на поле? По-вашему, ему понравится, если сейчас вокруг него будет суетиться девочка? — В это время Эдольф пошевелился, перекатился на бок и с помощью оруженосца сумел подняться и встать на ноги. — Вот видите, — сказал Клив, отпуская Маргарет, у него все в порядке.

Когда девочка неохотно уселась на место, потихоньку вытирая слезы, Клив обратил внимание на Розалинду.

— Миледи?.. — спросил он, заметив ее побледневшее лицо с широко раскрытыми глазами. Проследив за ее взглядом, прикованным к торжествующему Гилберту, Клив нахмурился и шагнул к ней ближе. — Миледи, вы так сильно надеялись, что победителем турнира сегодня станет сэр Эдольф?

Розалинда вздрогнула от неожиданности; она и не подозревала, что он совсем рядом.

— Сэр Эдольф? — повторила она в замешательстве. — Нет… то есть… — Она вздохнула и еще раз бросила быстрый взгляд на сэра Гилберта, который принимал поздравления от толпившихся вокруг него рыцарей, включая ее отца.

— Я надеялась, что сэр Гилберт проиграет, — прошептала Розалинда.

— Не вы одна, — пробормотал Клив. В голосе его звучала столь явная и неожиданная досада, что это ее насторожило. Удостоверившись, что внимание Маргарет теперь сосредоточено совсем на других предметах, Розалинда обратилась к Кливу:

— Тебе чем-то не нравится Гилберт?

Клив пожал плечами, сомневаясь, следует ли ему признаваться, что дело совсем не в этом.

— В нем есть что-то такое, что мешает отнестись к нему с подлинным уважением, — загадочно ответил он.

— И все же он — уважаемый рыцарь и искусный воин.

— Для мужчины этого недостаточно, — возразил мальчик. — У меня почему-то вызывает сомнения его честь.

Честь… Розалинда сразу же вспомнила одну из своих стычек с Эриком. Тогда она бросила ему в лицо обвинение, что у него нет чести, — обвинение, порожденное страхом и гневом. Но он ошеломил ее ответным ударом, заявив, что именно она поступает не по чести, если нарушает обет, принесенный в день весеннего обручения. Возможно, обрушивая друг на друга эти упреки, каждый из них в чем-то был прав. Но сейчас, не имея к тому ни единого основательного повода, Розалинда, как и Клив, была убеждена, что Гилберт — человек, начисто лишенный чести.

— Так или иначе, победитель сегодня он. А это значит, что завтра, во время рукопашной схватки, он будет в самой гуще сражения, — прошептала она обреченно.

— Да уж, во время рукопашной… — угрюмо повторил Клив, снова возбудив любопытство Розалинды.

— Ты знаешь что-нибудь насчет рукопашного боя? — спросила она нерешительно. — Затевается… что-то ужасное?..

Клив долго созерцал поле, подготовленное для рукопашной, и лишь потом обернулся к своей госпоже. В тени от навеса Клив почему-то казался старше Розалинды. Сейчас он уже больше походил на мужчину, чем на мальчика. И когда он заговорил, слова прозвучали по-взрослому, чуть ли не покровительственно.

— Чему быть, того не миновать, леди Розалинда. Человек остается самим собой и делает то, что должен делать… и не стоит рассчитывать на иное. — Затем неожиданно он взял руку Розалинды и, низко склонившись, поцеловал ее:

— С вашего разрешения, миледи, я должен вернуться к своим обязанностям.

Перед уходом он напоследок снова бросил на Розалинду беспокойный взгляд — и снова это был мальчик, которого она знала так много лет.

— Постарайтесь не волноваться, миледи. Этим делу не поможешь.

— А молитвы помогут?

Он пожал плечами:

— Трудно сказать. Во всяком случае они не повредят.

Если рыцарский турнир был воспринят с одинаковым восторгом и обитателями замка, и окрестными жителями, то одно ожидание рукопашного боя довело их до лихорадочного состояния. По краям просторного поля развевались знамена: у сэра Вирджила Райзинга — красное с белым, у сэра Эдольфа Блэкберна — сине-золотое; у сэра Гилберта — черное с золотом, а у ее отца — зеленое с золотом. Рыцари занимали места в общем строю с ратниками. В этом бою все должны были сражаться только пешими, чтобы в славной мужской забаве могло участвовать больше бойцов.

Даже со своего места на другой стороне поля Розалинда без труда различала Эрика среди людей Стенвуда. Его высокий рост и мощное телосложение притягивали ее взгляд, словно магнит; она смотрела на него, одетого в боевую кожаную тунику, и чем дальше, тем сильнее ею овладевал страх. Ничем хорошим это не кончится, думала она. Только бедой.

Однако, сколько ни убивайся, изменить ход событий не в ее власти. Протрубил рог, и отряды отступили назад, за свои знамена, готовые начать сражение. Все, кто до сих пор еще мешкал у столов с угощениями, быстро набили полные рты и бросились искать удобное место, чтобы полюбоваться сражением. Затем над полем из конца в конец пронесся более низкий и мощный сигнал рога, и притихшее было поле наполнилось шумом сражения.

Розалинда не могла усидеть на месте, когда противоборствующие отряды ринулись вперед, размахивая своими орудиями и выкрикивая боевые кличи своих домов. Когда послышались первые удары металла о металл, лязг мечей и глухой стук дубинок, она заломила руки, чувствуя, как поднимается к горлу тошнота от страха и отвращения. Однако невозможно было отвести взгляд от захватывающего зрелища, когда волны атакующих сошлись, готовые по доброй воле крушить человеческую плоть. Несмотря на то что поле было заранее полито водой, которую заблаговременно подвезли сюда в бочках, пыль взвихрилась, когда отряды устремились на прорыв обороны противников. Розалинде было известно, что целью каждого отряда был захват чужих знамен. Побежденным надлежало тут же покинуть поле, и так должно было продолжаться до тех пор, пока на поле не останется один отряд-победитель. Но знала она еще и то, что для двух участников сражение не будет игрой.

В начале рукопашной Розалинда видела Эрика справа от сэра Эдварда. Он орудовал дубинкой, сметая все на своем пути. Когда поднялась пыль и ряды сражающихся перемешались, она потеряла его из виду и была близка к панике. Только увидев на другом конце поля знамя Гилберта и его отряд, еще не столкнувшийся с силами Стенвуда, она поняла, что неизбежная схватка между Гилбертом и Эриком пока не началась.

А тем временем мысли Эрика, находившегося в самой гуще возбужденных, но добродушных бойцов, тоже были поглощены предстоящей встречей с Гилбертом. Сама по себе эта перспектива ничуть не страшила его. По сути, он так жаждал оказаться лицом к лицу с этим мерзавцем, который готовил ему столь позорную гибель, что сейчас ему приходилось заботиться лишь об одном: как бы в нетерпеливой жажде поскорей добраться до Гилберта не покалечить ненароком кого-нибудь из тех, кто был у него на пути. Молниеносным движением правого плеча вниз он принял удар длинного меча одного из рыцарей Райзинга на свою прочную дубинку. Затем с легкостью, которая дается лишь многолетним опытом, сделал стремительный выпад и резким толчком выбил вверх меч из рук изумленного противника.

Когда рыцарь попытался вновь завладеть своим мечом, Эрик опрокинул его на землю сильным ударом по голени, а затем приставил к его груди конец своей дубинки.

— Объявляю вас пленником Стенвуда, — коротко уведомил он побежденного рыцаря и двинулся дальше, не пожелав даже оглянуться и удостовериться, что тот покинул поле, как того требовали правила игры: его ждала другая, куда более важная игра.

Когда Эрик ринулся вперед, чтобы встретить свою следующую жертву, он заметил с мрачным удовлетворением, что золотое с черным знамя Гилберта тоже продвинулось к середине поля. Слева крушил противников сэр Эдвард, и это подстрекнуло Эрика усилить напор. Одного бойца он вывел из строя сильным ударом локтем в грудь, другого остановил на бегу, резко выдвинув свою дубинку; споткнувшись о неожиданное препятствие, тот рухнул на землю. Красноречивыми движениями Эрик изобразил мнимые «смертельные» удары в грудь каждого из них, после чего переступил через распростертые тела и устремился дальше, силой прокладывая себе путь к предстоящему возмездию.

Когда войска сэра Вирджила слегка подалось под неистовым натиском Эрика, боевые силы Стенвуда несколько переместились вправо и в результате удалились от сэра Гилберта, который теперь теснил ратников сэра Эдольфа. Эрик растерянно смотрел на другую сторону поля, на того единственного человека, кого решил встретить с оружием в руках. Однако ему пришлось отложить на время исполнение своих замыслов, поскольку над ухом уже раздавались громогласные приказы сэра Роджера:

— Правый фланг! Бери их в кольцо! Отрезай Райзингу путь к отступлению, а мы пока рванем прямиком к знамени!

В первое мгновение Эрик не двинулся с места и только бросил яростный взгляд на черно-золотое знамя Дакстона. Он похлопал по вложенному в ножны мечу, который висел у него на боку, и тут его грубо подтолкнул сэр Роджер:

— Шевелись, парень! Делай как сказано!

Эрику потребовалась вся сила воли, чтобы не обратить свою дубинку против распалившегося капитана. Роджер не был ему врагом, и Эрик это знал. В бешенстве он стиснул зубы и сосредоточился на задаче.

— Эй! Наша берет! Наша берет! — разнесся крик сэра Эдварда, когда изрядно потрепанный отряд сэра Вирджила удалось зажать между двумя рядами Стенвуда.

Будто в подтверждение его слов, знаменосец сэра Вирджила, окруженный стеной своих защитников, которые с трудом удерживали оборону, сделал шаг назад. Однако позади него уже была занесена дубинка Эрика. Ударив дубинкой по мечу одного из воинов — сначала вниз, а потом резко вверх, Эрик добился того, что рука, сжимавшая рукоять меча, заметно ослабела, и тогда он схватился с противником за обладание клинком. Наконец меч оказался у него в руках, и с торжествующим криком Эрик прорвался сквозь ряды бойцов. Резким ударом меча Эрик перерубил древко, кинув знамя на землю.

Один из рыцарей сэра Эдварда подхватил полотнище, но сам не удержался на ногах, когда на него набросился сэр Вирджил собственной персоной в отчаянной попытке вырвать у него заветный символ.

Поскольку стяг Стенвуда в трехрядном кольце ратников все еще горделиво развевался на своем месте, судьба сэра Вирджила была решена. Когда в конце концов он встал на ноги, так и не вернув себе утраченную святыню, и опустил меч в знак своего поражения, весь его отряд прекратил сопротивление.

Сэр Эдвард поднял свой меч, наслаждаясь победой именно над тем человеком, которого так давно стремился одолеть. Он сиял от радости, хотя сам едва дышал после тяжелого сражения.

— Отличная работа, парни! — кричал он, обращаясь к окружавшим его бойцам. — Так держать!..

Не успели еще отзвучать эти слова, когда отряд Стенвуда подвергся мощной атаке с тыла.

— Это сэр Эндрю Билингем! — раздался приглушенный крик сэра Роджера.

Тут уже стало не до разговоров. Жестокая атака застала отряд Стенвуда врасплох, и теперь слышались только приглушенные проклятия и злобная брань. Все без исключения люди сэра Эдварда почувствовали на себе силу удара стремительного нападения. Однако долгожданная победа над сэром Вирджилом была слишком свежа в их памяти, чтобы они позволили так легко отнять у них заслуженную славу.

Когда накатила первая волна атаки, Эрик мгновенно оценил обстановку. Люди Гилберта, неустанно штурмующие позиции сэра Эдольфа, находились за отрядом сэра Эндрю. Эрику было ясно: если его возмездие должно быть совершено в строгом соответствии с законами чести, то нельзя допускать, чтобы Стенвуд проиграл. Поколебавшись несколько мгновений, он выбрался из хаоса схватки и двинулся вокруг границы поля.

Синее с белым знамя сэра Эндрю было надежно защищено спереди, однако с тыла его прикрывали только трое. С воинственным кличем Эрик метнулся к ним. Обрушившись на первого бойца, он уложил его; другой был повержен одним взмахом дубинки. Третий защитник обернулся — как и знаменосец, — но было уже слишком поздно. Дубинка всей тяжестью опустилась на плечо рыцаря — и его рука онемела. Оставшись без защиты с тыла, знаменосец попытался отступить к середине поля и при этом натолкнулся на своих же товарищей. Знамя покачнулось. Эрик размахнулся длинной крепкой дубинкой еще раз, и оно вместе с древком повалилось на землю.

Множество рук — рук Стенвуда — устремилось к нему, и победа стала несомненной.

Эрик не стал задерживаться, чтобы насладиться триумфом. Сейчас уже ничто не стояло на пути к его мести. Он нашел глазами сэра Гилберта, который возглавлял свой отряд, ведущий атаку на знамя сэра Эдольфа. В этот момент Гилберт поднял голову и оглянулся, их взгляды встретились. Эрик понимал, что сэр Гилберт намеревался просто оценить положение сражающихся. Потом Гилберт напрягся, и Эрик почувствовал, что узнан. Ему не нужно было видеть, какое бешенство вспыхнуло в глазах Гилберта, защищенных забралом шлема, или слышать вырвавшееся у того проклятие. Все встало на свои места.

Без колебаний Эрик отбросил дубинку и вытащил меч, который до того был у него в ножнах. Он поднял длинный темный клинок в угрожающем приветствии и двинулся навстречу врагу, но не успел сделать и двух шагов, как был остановлен сэром Роджером, с силой схватившим его за предплечье.

— Вернись к остальным! — сердито рявкнул он.

— Потом, — непреклонно отрезал Эрик, стряхнув его руку.

— Дьявол тебя побери, от тебя только и жди беды! — взъярился Роджер. — Я не потерплю у себя в отряде ослушников!

Но Эрик уже не слышал его угроз. Внезапным броском он настиг сэра Гилберта — и все было забыто. Его грозный черный клинок, вернувшийся из конюшни к своему законному владельцу, со смертоносной точностью уже падал на Гилберта, но тот тоже не был новичком в искусстве владения мечом. С криком ярости он встретил стремительное нападение, отразив удар мощным ответным выпадом. Его глаза сверкали холодной ненавистью, когда он свирепо взглянул на Эрика.

— Зря я тогда не задержался! Надо было собственными глазами проследить, как тебя повесят! — прорычал Гилберт после того, как они, обменявшись ударами, отступили на шаг друг от друга.

— У тебя не останется времени, чтобы долго сожалеть об этой ошибке, — ответил Эрик холодным, сдержанным тоном.

— Я позабочусь, чтобы тебя первого насадили на вертел в аду и хорошенько поджарили!

С этими словами Гилберт занес меч и, призвав на помощь все свое искусство, атаковал Эрика. Но Эрик слишком долго ждал своего часа, чтобы оставить Гилберту хотя бы мимолетную надежду на победу. Рассчитанные, сокрушительные выпады противника он встречал, используя всю мощь и крепость своих рук. Яростные рубящие удары Гилберта не достигали цели, неизменно встречая на пути несокрушимый черный меч. Эрик бросился вперед в попытке лишить Гилберта равновесия. Это был рискованный бросок, поскольку теперь Эрик оказался в пределах досягаемости для оружия своего врага. Но когда Гилберт пошатнулся, Эрик понял, что его риск имел смысл. Он рванул тяжелый клинок на себя, услышав скрежет металла, и теперь был готов нанести смертельный удар.

Со своего места под навесом Розалинда видела, как неожиданно развернулись события на поле, и ею овладело отчаяние. Да, она знала заранее, что Эрик собирается встретиться лицом к лицу с Гилбертом, но страх за Эрика от этого не становился менее мучительным. Гилберт мог убить Эрика! И даже если не он, это наверняка могли сделать другие!

На другой стороне поля, наполовину скрытые завесой пыли, фигуры двух сражающихся были различимы с трудом. Она отчетливо видела только длинный темный клинок в руках Эрика, и, как ни терзал ее страх, она гадала, где он раздобыл этот меч.

Разумеется, не она одна наблюдала за поединком. Остальные участники схватки, затеянной ради развлечения, мгновенно остановились, когда два противника сошлись в бою не на жизнь, а на смерть. Бойцы сэра Гилберта в негодовании бросились к своему лорду, чтобы защитить его, но к месту поединка первым поспел сэр Роджер. С яростным воплем он выставил свой меч между ними, прежде чем клинок Эрика смог нанести удар. Выкрикнув короткую команду, он решительно вклинился между Гилбертом и Эриком, загородив собой гостя и обратив лицо к своему своевольному подчиненному.

— Чтоб ты провалился, проклятый ублюдок! — орал он, явно возмущенный таким нарушением правил состязания. Жестами он подавал знаки ратникам Стенвуда, которые еще топтались в нерешительности позади Эрика. — Что стоите, олухи?! Я сказал — взять его!

Если бы Розалинда не ухватилась за опору навеса так крепко, то сейчас, несомненно, потеряла бы сознание. До сих пор она могла только с ужасом созерцать происходящее. Не все слова, произносимые на поле, были ей слышны и понятны. Она видела вооруженных людей, толпившихся за спиной Эрика, она слышала злобный голос сэра Гилберта, яростно выкрикивавшего обвинения:

— …Грязный ублюдок, которого мы изловили на дороге в Данмоу, заслужил виселицу!.. Я требую, чтобы его повесили сейчас же!

Эти слова вывели Розалинду из оцепенения. Она не раздумывала и не строила планов, когда выбежала из-под навеса. Она не обращала внимания на гул встревоженной толпы. Ею владела только одна мысль — спасти любимого! Среди людей, которые окружили Гилберта и Эрика, находился и ее отец. Может быть, он снизойдет к ее отчаянной мольбе о милосердии? Может быть, когда он узнает, что это его зять…

Но сердцем Розалинда чувствовала — на подобный исход рассчитывать не приходится. И в этот момент она увидела огромного боевого коня, которого обихаживал Эрик, — коня Гилберта. Поспешно повернув в ту сторону, она бросилась к оставленному без присмотра вороному. Она не колебалась, даже когда он насторожился и дернул головой. Розалинда разобрала длинные поводья, но прежде, чем ей удалось побудить жеребца сдвинуться хоть на шаг — к чему тот явно не был расположен, — в воздухе послышался негромкий продолжительный свист.

Тотчас великолепный конь напрягся, уши у него встали торчком, а умные глаза обратились туда, откуда донесся свист. Тихо и коротко заржав, он сорвался с места, выдернув поводья из рук Розалинды, и стрелой полетел прямо к плотной толпе в середине поля.

То, что увидела Розалинда, проследив взглядом за вороным, наполнило ее страхом и благоговейным изумлением. Эрика удерживали четверо мужчин, хотя он еще воинственно сжимал рукоять своего черного меча. Гилберт подался вперед с очевидным намерением нанести смертельный удар, пока Эрик не в состоянии защитить себя. И финал был бы предрешен, если бы конь не разметал толпу, неожиданно врезавшись в самую ее гущу. В результате столь непредвиденного вмешательства кто-то толкнул Гилберта, его меч слегка отклонился вправо. Когда жеребец оказался почти рядом, Эрик мощным рывком кинулся к нему.

Розалинда пронзительно закричала от ужаса, уверенная, что Эрик тут же будет растоптан копытами. На поле бойцы бежали кто куда, испуганно раздавшись в стороны с пути неукротимого скакуна. Она увидела, как Эрик взлетел на спину коня и во весь опор помчался в сторону леса. Сердце Розалинды готово было выпрыгнуть из груди от радости.

Ее молитвы были услышаны!