Русалка Отборная в пряном посоле [СИ]

13.5

— Чего она второй раз «Ку» не говорит? — спросила я недоверчиво у Посейдона.

Тот с улыбкой пожал плечами.

Я же начинала замерзать. Подул еще какой-то холодный ветер… В общем, я решилась. Обратившись к Альберту, открытой душе, я попросила его колдануть.

Мужчина просиял и зашептал заклинания.

— Не наааадоо… — протянул Посейдон, но было уже поздно.

Воздух сгущался, словно кисель. Набежали на темное ночное небо еще более темные тучи, где-то громыхнуло, сверхнуло, брямкнуло.

И вот…

— КУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ! ДОСТАЛИ! КАКАЯ КУКУШКА ВАМ НОЧЬЮ БУДЕТ КУКОВАТЬ?! — раздался, знатно приправленный неизвестно откуда взявшимся эхом, ответ.

— Ой… — пискнула я, а птичка тем временем продолжила.

— Приперлись на кладбище, красавчики! На МОЕ кладбище! Ходят, как хозяева! Сейчас я покажу вам, кто тут хозяин!

Посейдон тем временем развил бурную деятельность по скорейшему омыванию моего многострадального хвоста водой, той самой, на бруньках. Видимо, тоже смекнул, что сейчас драпать придется.

Альберт Безумный же решился вступить в полемику.

— С чего это ты взяла, что кладбище — твое? Оно государственное! На казенные денежки моего папы сооруженное!

— А с того, что сейчас покойнички повстают из гробиков и все тебе скажут про то, где они хотели видеть и твоего папу, и его денежки! — ехидно заметила кукушка, а затем, шумно втянув в себя воздух, гаркнула: «ВОССТАНЬ».

Ну, и они восстали…

Я завизжала так, что несчастный Посейдон, находившийся рядом, даже невольно коснулся рукой уха.

А все потому, что трава под тяжелыми могильными плитами как-то нехорошо зашевелилась.

— Бежииииим! — заголосила я.

Посейдон насмешливо приподнял бровь.

— Все по желанию дамы! — сказал он и, ловко выловив меня из ванной, словно селедку из банки, перекинул через плечо и куда-то потащил.

— Лучше бы ноги вернул! Я так пересохну и умру! — проворчала я, привыкая к довольно скорому шагу мужчины.

— Не пересохнешь. Я — воплощение воды. А это значит, что пока ты со мной, тебе ничего не угрожает.