Рыцарь Золотого Сокола

10

Когда придворные, возглавляемые Генрихом, удалились, из коридора еще долго доносились их шаги и смех. Наконец Джиллиана осмелилась поднять глаза.

Райен внимательно разглядывал ее. Оказывается, волосы у нее черные. Вот уже чего он никак не мог предположить — при такой светлой коже. На своем веку принц видел многих красавиц, но ни одна из них не могла сравниться с этой. Юная женщина на постели была так хороша, что кровь тотчас прилила к его чреслам.

Он сел в кресло и, откинувшись на спинку, стал любоваться нежным румянцем ее щек.

— Итак, что будем делать дальше? — спросил он с усмешкой.

— Я ведь говорила вам, что в свое время попрошу… об одной услуге.

— Да. Но, думаю, во избежание недоразумений вам лучше всего прямо объяснить мне, что вы от меня хотите.

— Я хочу… Мне нужен… ребенок, — неуверенно проговорила она.

Он не шелохнулся. Может быть, не расслышал?

— Мне нужен ребенок, — повторила Джиллиана, на сей раз громче и отчетливее. Она почему-то не могла оторвать взгляда от его длинных жестких пальцев, которые негромко постукивали по подлокотнику кресла.

— Прежде чем мы обсудим с вами этот вопрос, быть может, вы все-таки поведаете мне кто и зачем прислал вас сюда?

Она сердито откинула за спину длинные черные о волосы.

— Почему я должна вам что-то рассказывать? Я вас совершенно не знаю, вы же пока что не сделали ничего, чтобы вызвать мое расположение, скорее наоборот.

— А почему я, в свою очередь, должен вам верить? — возразил Райен. — Возможно, все ваши речи и поступки — не более чем спектакль, устроенный нарочно для меня, а сама вы — пособница Генриха.

— Если вы хоть что-то слышали о Талшамаре, вам должно быть известно, что Генрих повинен в смерти моей матери. О каком пособничестве вы смеете говорить? — Она почти кричала.

— Да, мне известно, как погибла королева Фелисиана. Но кто надоумил вас явиться к Генриху именно в этот день?

— Тот, кто желает вам добра.

— В Англии я знаю только одного человека, который желает мне добра. Это Ричард.

— Нет. На сей раз это был не Ричард, а королева Элинор.

Райен прищурился, на его щеках заходили желваки.

— Генрихова сука! С какой стати она взялась мне помогать?

Джиллиана как ужаленная подскочила с подушек встала на колени на краю кровати. Ее волосы разметались по плечам, глаза возмущенно сверкали.

— Да вы с ума сошли! Элинор спасла вам с сестрой жизнь. Я никому не позволю отзываться о ней непочтительно. Извинитесь немедленно!

При свечах Райену почудилось, что ее белоснежная рубаха окружена мерцающим ореолом. «Словно карающий ангел», — подумал он.

— Успокойтесь, миледи, и объясните мне: почему вы так рьяно защищаете Элинор? Что она для вас сделала?

— Что сделала для меня Элинор? Да все, что только было возможно! Это она пестовала меня с младенчества до самого моего прибытия в Лондон. Это она прислала меня на помощь к вам и научила, что говорить, чтобы спасти вас от верной гибели… Теперь вы заставили меня пожалеть, что я ее послушалась.

Некоторое время он задумчиво молчал, потом сказал:

— Значит, все то, что вы говорили сегодня утром Генриху, придумано королевой Англии ради моего спасения?

— Разумеется, а зачем же еще?

— Да, ее ненависть к Генриху должна быть безмерна, если столь немыслимые планы родятся в ее голове. Возможно, я и правда ошибаюсь. Может быть, Элинор действительно враг короля, но все же не могу взять в толк, что за дело ей до того, жив я или нет.

— Вы пытались помочь Ричарду, ее любимому сыну, и она благодарна вам за это. Многие думают об Элинор дурно — но ведь они не знают ее, как я. За эти годы мне не раз доводилось убеждаться в ее великодушии и доброте. Что же до ненависти к Генриху, то разве мы вправе ее осуждать? Она заключена в Солсбери, как в тюрьме. Король медленно, но верно губит ее. Ведь и мы с вами тоже ненавидим Генриха.

— Да. Вы за смерть своей матери, а я… — Райен осекся. — Словом, у меня на это есть свои причины.

Джиллиана снова перебралась к изголовью.

— И что же мы теперь будем делать? Развязав кожаные ремни, он стянул с себя обувь и принялся расстегивать безрукавку.

— У меня сегодня был тяжелый день. Если позволите, я тоже лягу в постель.

— Я… — вконец смутившись, Джиллиана зажмурила глаза. — Как вам будет угодно.

Он рассмеялся, отметив про себя, что у нее восхитительная манера краснеть.

— Разве можно устоять против такого заманчивого приглашения?

— Надеюсь, вы знаете, что надо делать? — Смущение Джиллианы неожиданно сменилось озабоченностью. — Мне хотелось бы зачать дочь, поскольку последние двести лет в Талшамаре правили королевы.

От таких слов Райен, только что скинувший короткую рубаху, застыл на месте.

— Я вижу, вы подходите к этому вопросу с холодной головой. Не уверен, что я сумею вам быть полезен, если в постели мне придется действовать по указке.

Некоторое время она смотрела на него в явном недоумении, потом решительно откинула черную прядь со лба.

— В таком случае скажите мне, что делать, и я все сделаю сама.

Присев на край кровати, он приподнял ее подбородок и заглянул в глаза.

— Послушайте, много ли вам вообще известно о том, что происходит в постели между мужчиной и женщиной?

Она отвела взгляд и негромко сказала:

— По правде говоря, ничего. В своей жизни я почти не сталкивалась с мужчинами — кроме сэра Хэмфри да священника, который иногда приходил к нам в монастырь.

— В монастырь? — удивленно переспросил он.

— До шестнадцати лет я воспитывалась в монастыре, а потом в Солсбери, у королевы Элинор, там она сама была моей наставницей.

Взгляд принца сделался вдруг холодным.

— Так это она внушила вам, что вам нужен ребенок от меня?

— Да нет же! Ваша недоверчивость приводит меня в отчаяние. Речь шла только о том, чтобы я объявила Генриху о своей якобы беременности. Но позже я сама поняла, что ребенок мне действительно необходим.

Его рука тяжело легла на ее плечо.

— Зачем?

— Моя жизнь будет в вечной опасности, пока я не произведу на свет сына или дочь, которые могли бы унаследовать талшамарский престол.

— Боюсь, что вы не продумали этот вопрос до конца. Вам не приходило в голову, что ребенок, родившийся от меня, будет в первую очередь моим наследником?

— Если я буду его матерью, то это будет мой ребенок, — сердито отвечала она. — Вы же можете иметь для себя наследника от любой другой женщины. Думаю, за этим дело не станет: придворные дамы всю дорогу пели мне о том, какой вы красавец и как бы они хотели оказаться на моем месте.

Губы Райена непроизвольно расплылись в улыбке.

— Вот как? Быть может, мне пойти отыскать кого-нибудь из них?

Джиллиана нерешительно коснулась его рукой.

— Я понимаю, вам, возможно, нелегко сделать то, о чем я прошу, — но ведь для меня это так важно.

— И вас не смущает даже то, что Генрих хочет отправить нас на Фалькон-Бруин?

— Что ж, пока мне придется ему подчиниться. Но как только дитя появится на свет, никто и ничто не сможет меня удержать: я вернусь в Талшамар.

— Признаться, я не мог и помыслить, что на свете существуют еще такие невинные создания, как вы.

— По-вашему, это очень скверно?

— Не в этом дело. Но вы так молоды — в определенном смысле слишком молоды. Право, рядом с вами я начинаю чувствовать себя бессовестным совратителем… — Он встал и, отойдя от кровати, начал снова одеваться. — Нет, Джиллиана, я не могу выполнить вашу просьбу.

Губы девушки дрогнули. Чем она его оттолкнула? Быть может, надо вести себя как-то по-другому? Она тихо слезла с кровати и подошла к Райену.

— Я вам не нравлюсь?

Они стояли сейчас возле окна, и ее синие глаза, казалось, вбирали в себя лунный свет.

— Отчего же, вы очень красивы. — Хладнокровие давалось ему нелегко.

— Я уверена, что у меня все получится очень хорошо, только скажите мне, что сделать.

Взгляд Райена скользнул к горловине ее ночной рубахи. Шелковые ленты на ней развязались, и в разрезе виднелись нежные выпуклости ее грудей. Его бросило в жар. Слава Богу, она не догадывается, что с ним происходит.

— Думаю, не стоит продолжать этот разговор. Сейчас у меня нет никакого желания обучать девственницу искусству любви. Возвращайтесь в постель.

Джиллиана, однако, не собиралась так легко сдаваться.

— Элинор всегда говорила, что я прекрасная ученица. И потом, у кого же мне учиться этому искусству, как не у собственного супруга?

— Я не могу считать себя вашим истинным супругом.

— Быть может, вы… У вас есть возлюбленная?

— Да.

Это признание почему-то причинило ей острую и неожиданную боль.

— Ваша любимая ничего не потеряет. Я прошу у вас только одну эту ночь. Неужели это слишком дорогая цена за вашу жизнь?

Он вдруг почувствовал смертельную усталость, как глупо сопротивляться в подобной ситуации.

— Миледи, никто не может поручиться, что именно сегодня вы примете мое семя.

— В таком случае мы оба будем считать наш брак неудавшимся. При первой же возможности я съезжу в Рим и попрошу Папу его аннулировать. — Помолчав немного, она добавила — Надеюсь, Генрих не узнает, что мы с вами не были сегодня вместе и что, стало быть, я свободна. Элинор боялась, что он станет вынуждать меня выйти за Джона… Он уже заговаривал об этом сегодня утром.

— За Джона? Но он же совершенный слюнтяй.

— Вас это уже не будет касаться. Как только ваша сестра достаточно окрепнет, мы все вместе отправимся на Фалькон-Бруин, и там я обещаю возвратить вам вашу свободу.

Райену вдруг стало неловко оттого, что он не оправдал ее надежды.

— Было бы очень великодушно с вашей стороны, если бы вы возвратили мне ее, не требуя ничего взамен, — сказал он, чтобы скрыть смущение, но Джиллиана не слушала его.

— Мне снова придется скрываться, чтобы ни Генрих, ни Филипп не могли меня отыскать. Само по себе это не очень бы меня удручало, но талшамарцы будут считать себя обманутыми, оставшись вновь без королевы. Я не смогу спокойно править, не имея наследника. — Она подняла на него глаза. — Скажите, что мне делать?

Он отвернулся. Что он мог ей сказать? Уверенность, только что владевшая им, уже улетучилась. В тяжелую минуту она самоотверженно пришла к нему на помощь и спасла их с Кассандрой от гибели, он же ничего не хочет дать ей взамен. Она, безусловно, умна, хотя, разумеется, еще очень молода и неопытна. Райену нечасто доводилось встречать женщин столь благородной души. Его собственная мать, а возможно, и Катарина не шли с нею ни в какое сравнение. Да, Талшамар получит превосходную правительницу, тут Элинор не ошиблась.

— Как мне вас называть? — спросил он.

— Зовите… Зови меня Джиллианой, Райен. Думаю, так будет лучше всего.

— Джиллиана, как объяснить вам…

— Тебе, — перебила она.

— Хорошо. Как объяснить тебе, что ребенок, родившийся у нас с тобой, будет в первую очередь наследником моего престола? Неужели это так трудно понять?

— Но ведь твой отец умер. Разве это не делает тебя королем страны?

— Я в плену. Ты слышала, что сказал сегодня Генрих? Он назначил регентшей мою мать. Ясно, что без его поддержки она недолго продержалась бы на престоле.

— Не могу взять в толк — как мать может отбирать власть у родного сына?

— Тебе следовало хорошенько порасспросить об этом Элинор. Она, возможно, рассказала бы немало интересного о предательстве и обмане в собственной семье.

— Если ты не перестанешь говорить гадости о королеве Элинор, я не буду продолжать разговор. — Она вернулась к кровати и села на край. — Делай что хочешь, я больше не побеспокою тебя. Кстати, можешь отправляться спать куда угодно. Он печально улыбнулся.

— Не думаю, чтобы Генрих сегодня выпустил меня отсюда. Ведь мы с тобой, кажется, разыгрываем влюбленных? Не забывай, жизнь наша пока висит на тоненьком волоске.

— Ты ценишь свою жизнь гораздо больше, чем я свою, — надменно заметила она. — Я лучше приму смерть, как сделала моя мать, чем соглашусь оставаться заложницей Генриха Плантагенета.

— Жизнь, — тихо повторил Райен. — На что мне она, когда народ мой в неволе? Я был готов умереть сегодня утром — и умер бы… но явилась ты со своей нелепой выдумкой.

Ей вдруг стало искренне жаль его.

— Тебе, наверное, нелегко жилось в эти последние несколько месяцев.

— Ты не знаешь мою мать — иначе ты поняла бы, почему мое сердце болит за судьбу моих подданных. Она любит только себя да дорогие безделушки. Дорвавшись до власти, она за какой-нибудь год оберет людей дочиста.

— Моя мать погибла ради того, чтобы я жила и смогла когда-нибудь править Талшамаром. Вот так я понимаю настоящую любовь.

— Увы, такую любовь мне познать не довелось. Лучше бы моя мать достойно умерла, чем при жизни покрыла себя таким позором.

Джиллиана в душе согласилась с ним, но вслух ничего не сказала.

Они немного посидели молча, потом Райен сказал:

— Ложись спать. Ты, наверное, очень устала.

— А ты?

— Я. тоже посплю… на другой стороне кровати.

— Как угодно, — холодно произнесла Джиллиана.

Она забралась под покрывало и отвернулась. Наверное, в ней что-то не так, раз Райен отказывается зачать с нею дитя. Он как будто не желает к ней даже притрагиваться. Но долго раздумывать на эту тему ей не пришлось, скоро веки ее сомкнулись, и она уснула.

Она не почувствовала, когда Райен лег рядом, спиною к ней, и не догадывалась, как волновала его ее близость. О, он очень желал к ней притронуться — а еще лучше прижаться к ней всем телом, заключить в объятия и любить, как она того хотела.

Но он знал и то, чего она никак не могла понять: если у них родится дитя, это очень осложнит жизнь им обоим.

В эту ночь принц Райен Рондаш еще долго не мог уснуть.