Санта-Клаус, или Отец на Рождество

Глава 16

Лайам прибыл почти в одно время с майским депозитом. Он не знал, что делать, бросил свои дела в Таттерсоллз и приехал умолять Грейс-Энн о помощи. Пру заболела. Она ничего не ест и не встает с кровати.

– И она говорит, что ненавидит маленького.

– Никогда! – Грейс-Энн даже не могла представить себе ничего подобного. Она вспомнила, как ощущала себя, когда носила близнецов – и при этом очень напоминала выброшенного на берег кита – тем не менее, Грейс-Энн была веселой, приходила в восторг от того, что носит новую жизнь.

– Да, она ненавидит младенца, – повторил Лайам. – И старая Мара-повитуха очень беспокоится, вот так. – Лайам покачал головой, в его рыжих волосах на солнце появились золотые искры. Они сидели возле здания школы, на виду у всей деревни. Грейс-Энн не стала бы выбирать это место для встречи, но альтернативы не было.

У них были и другие проблемы, продолжал Лайам. Никто не хотел обвенчать их. Англиканский викарий не мог провести церемонию, потому что Пруденс была несовершеннолетней; католический священник попросил Пру принять их веру и поклясться, что младенец будет расти католиком. Она отказалась. Грейс-Энн расслышала горечь в голосе Лайама, когда он рассказывал ей об этом обстоятельстве; сам-то он был готов отказаться от своей церкви. Они могли бы провести древнюю ирландскую церемонию связывания рук, но Пру заявила, что в Англии это не будет признано, и, что еще хуже, отец Лайама настаивал на том, что если венчание не состоится в католической церкви, то в глазах Господа они не будут женаты. Так что в их городке Пруденс считалась падшей женщиной. Никто из женщин, кроме старой Мары, не навещал ее, даже для того, чтобы предложить крайне нужный совет. А Пру и Джилли Халлоран, отец Лайама, постоянно были на ножах.

– Сами видите, что у меня не было другого выбора, кроме как оставить там мою дорогую крошку. Она слишком слаба, чтобы путешествовать, а я добрался быстрее, вместе с лошадьми, потому что спал в амбарах и все такое. – Он потер пятно на кожаных бриджах. – Теперь я должен уезжать, клянусь Богом. Нам нужны деньги, которые принесет аукцион, и мы должны поддерживать складывающуюся репутацию племенной фермы Халлоранов, знаете ли.

Грейс-Энн понимала, что всем будет лучше, если Халлораны станут заниматься разведением лошадей. Она также видела, что у нее нет выбора, кроме как отдать Лайаму все деньги, какие только возможно, вместе с адресом мистера Олмстеда, поверенного его сиятельства в Лондоне.

– Он узнает, как получить специальное разрешение, чтобы англиканский священник смог поженить вас. Я напишу банковский чек без указания суммы и попрошу его выдать столько средств, сколько будет необходимо, авансом за счет моих доходов. Сначала мы позаботимся о том, чтобы узаконить вашего ребенка, а позже подумаем о глазах Господа и вашем отце.

Лайам уставился на свои загрубевшие от работы руки.

– Я не знаю, захочет ли теперь Пру выйти за меня замуж.

– Это вариант даже не рассматривается. Жизнь ребенка не должна быть разрушена из-за того, что Пру не в настроении, только не тогда, когда я смогу что-то сделать по этому поводу.

Как Грейс-Энн и догадывалась с самого начала, у нее тоже не осталось выбора. Хочет она или нет, но ей придется поехать к сестре, оказать ей помощь, подарить комфорт, утешение – и заставить эту дурочку выйти замуж.

От викария не было никакой помощи, и не то, чтобы Грейс-Энн ожидала чего-то иного.

– Если ты покинешь мой дом, – кипел он от злости, – то ты покинешь его навсегда. Не возвращайся. Обе мои дочери теперь все равно что мертвы для меня.

Грейс-Энн повернулась к матери, которая всхлипывала в носовой платочек, сжимая его дрожащими руками.

– Мама, – проговорила она, – мы ведь и твои дочери тоже. – Грейс-Энн знала, что почувствовала бы, если бы кто-то попытался запретить ей видеться с сыновьями. – Мама? – Миссис Беквит зарыдала громче. Грейс-Энн отправилась укладывать вещи.

Разорвать отношения с Беквитом было одним делом, а бросить вызов герцогу – совсем другое. Уэр не хотел, чтобы она увозила близнецов из его владений. И он сам говорил, что будет очень недоволен, если Грейс-Энн увезет мальчиков туда, где он не сможет видеться с ними.

Тогда ему не следовало уезжать в Австрию и хорошо проводить там время, сказала себе Грейс-Энн, бросая в сундук нижнее белье. Как часто он виделся с Уилли и Лесом после отъезда туда? Она читала лондонские газеты, когда они доходили до нее, и не могла не слышать, как обитатели деревни Уэрфилд следили за перемещениями «своего» герцога. Она даже знала имя его австрийской любовницы. Княгиня, ничуть не меньше. Грейс-Энн желала ей всего наилучшего. Пусть эта женщина сделает Уэра счастливым и занятым, взмолилась она, и удержит его подальше от Англии.

Грейс-Энн не думала, что герцог откажет ей в ежемесячном содержании из принципа – только не после того, как, по сообщениям, купил княгине браслет, стоимостью в сто вдовьих пенсий. И она отказывалась даже предполагать, что герцог Уэр, как бы он не был высокомерен или разгневан, позволит своим подопечным голодать с досады на то, что не каждое его желание и каприз были исполнены. Лиланд имел властную, но не жестокую натуру.

Конечно же, не возникало даже вопроса о том, чтобы оставить мальчиков здесь. Если бы герцог был дома, с достойным уважения мистером Мильсомом и армией слуг, с детской, которая занимала целое крыло, и обширным парком, то Грейс-Энн могла бы задуматься о том, чтобы на время расстаться со своими ангелочками. То, что у нее появилась сама мысль оставить драгоценных крошек здесь, служило признаком, показывало, настолько велика ее уверенность в привязанности его светлости к мальчикам. Это – и еще страх перед перспективой провести несколько дней – или, возможно, недель, – в закрытом экипаже со своими бесценными ангелами. Даже у материнской любви есть свои пределы.

Она и Лайам наняли самую комфортабельную карету в Уэрфилде, самого надежного кучера, лакея, у которого были младшие братья. К несчастью, няня Мэг отказалась покидать молодого человека, с которым она состояла в близких отношениях; Сьюзен была нужна дома; Берту тошнило, когда она путешествовала в карете; а Джун очень боялась плыть по морю. Другими словами, все они готовы скорее отправиться на ручной тележке в ад, чем в Ирландию на ненадежном качающемся корабле.

Если ни одна горничная не захотела путешествовать с ними, то собаку никак нельзя было оставлять дома. В тот момент, когда Герцог увидел, как начинают паковать один их сундучков мальчиков, он никогда больше не выпускал близнецов из вида. Кроме того, викарий выбросил бы колли на улицу за шелковистое ухо в ту же секунду, когда экипаж Грейс-Энн завернул бы за угол. Опять же, Герцог оказался единственной верной нянькой, которая теперь у нее была.

Когда они были готовы, Грейс-Энн сняла последние деньги со своего счета и написала в банк, попросив направить ее следующие депозиты на адрес, который ей дал Лайам: для передачи его отцу, Уиклоу, Ирландия.

Они выехали, а затем разделились. Удостоверившись, что компания Грейс-Энн направилась по нужной дороге, Лайам как можно быстрее помчался в Лондон, чтобы завершить собственные дела. Затем он должен был навестить мистера Олмстеда, доставить письмо Грейс-Энн к его светлости, которое объясняло ее поступки, получить специальное разрешение и встретиться с ней у причала паромной переправы на берегу залива Кардиган.

Грейс-Энн упаковала головоломки, книги и целые корзины игрушек. Все это было просмотрено в первое же утро.

Остальную часть путешествия невозможно было описать приличными словами. Грейс-Энн надеялась, что детям понравится Ирландия, потому что она скорее останется там на десять лет вести чье-нибудь хозяйство, чем рискнет предпринять еще одну такую же экспедицию.

Как только экипаж разгрузили, кучер и грум вознаградили себя двухдневной пьянкой – но только после того, как половина графства разделила их с компанией Уоррингтонов. Теперь всего лишь следовало ждать в гостинице, которую порекомендовал Лайам.

Комнаты оказались чистыми, еда – приемлемой, а прислуга – дружелюбной. Грейс-Энн научилась доверять мальчикам и позволять им больше общаться с незнакомцами. У нее не осталось выбора, если она хотела иметь хотя бы секунду свободного времени. Слава Богу, что у них был Герцог, который всегда следовал за мальчиками.

Дни шли, а от Лайама не было никаких вестей. Ни посыльного, ни письма. Грейс-Энн находилась в одиночестве с двумя маленькими мальчиками, у нее заканчивались деньги, а прислуга в гостинице с каждым часом теряла свою дружелюбность. Что же могло случиться с Лайамом? Несчастный случай, предположила Грейс-Энн, но тогда он прислал бы весточку. Если только он не погиб. Нет, сильный, здоровый мужчина вроде Лайама не может протянуть ноги подобным образом. Альтернатива была еще хуже: что он взял ее деньги, банковский чек, письмо, высвобождавшее ее средства – и отправился неизвестно куда.

Неужели ее на самом деле бросили, оставили в затруднительном положении в Уэльсе, где люди говорят на непонятном диалекте? Все выглядело именно таким образом. Теперь у Грейс-Энн был выбор. Она могла отвезти мальчиков домой – но не в дом викария, потому что у нее не было там дома, – но домой в Англию, в Лондон. Грейс-Энн могла отдаться на милость поверенного герцога мистера Олмстеда, который, без сомнения, позаботится о ней и мальчиках, до тех пор, пока не сможет связаться с Уэром и сообщить ему о ее глупости. Или она могла продолжать путь без Лайама через пролив в Ирландию, где ее должна была ждать следующая часть средств, чтобы спасти сестру от мистера Джилли Халлорана, который выглядел таким же непреклонным моралистом, как и их собственный отец.

Ирландия оказалась ближе.

– Что она сделала? – Стропила Уэр-Хауса на Гросвенор-сквер практически затряслись от этого вопля разбитых иллюзий. Лиланд едва мог поверить, что Грейс-Энн Уоррингтон, самая добродетельная из всех вдов, женщина, прежде обладавшая чистотой Мадонны, сбежала с ирландским грумом. Ад и все дьяволы, ведь она отклонила его собственные любовные заигрывания! Однако таково было послание от управляющего Уэр-Холла, и вот здесь было написано, что она сняла со счета все до последнего гроута, будь оно проклято!

Герцог даже не мог помчаться в Уорик, ведь ему нужно было должным образом представиться в Уайтхолле, провести бесконечные совещания по поводу мирных переговоров и слухов насчет возвращения корсиканца. Бога ради, что значит еще одно мнение насчет будущего европейской политики по сравнению с судьбой двух маленьких мальчиков? Знаменитые дипломатические навыки Уэра на протяжении следующей недели оставляли желать лучшего, после чего он смог приказать подготовить спортивный экипаж и умчался в свою загородную резиденцию.

То, что Лиланд обнаружил там, заставило его обеспокоиться еще больше. Управляющий клялся, что видел миссис Уоррингтон и Лайама Халлорена вместе, уютно устроившимися возле здания школы.

Его экономка, вызванная Мильсомом, который, как обычно, сопровождал своего хозяина в деревню, сообщила, что видела, как эти двое бесстыдно целовались и обнимались на главной улице.

Нет, это младшая сестра, Пруденс Беквит, водила компанию с ирландским конюхом сквайра, поклялся Лиланд.

В ответ экономка тут же поклялась, что вся деревня знает о том, что мисс Пруденс уехала путешествовать в компании богатой леди за месяц до этого. К тому же она накупила новых красивых нарядов прямо в Уэрфилде. Прошел слух, что она направлялась в Вену на все эти шикарные приемы. Она имела бы там большой успех, мисс Пруденс.

Если Пруденс была в Вене, подумал Лиланд, то он – обезьяний дядюшка. Девица уцепилась бы за полы его фрака в ту же минуту, как ее нога ступила бы на землю столицы австрийской империи. Именно так – или она оказалась бы самой последней кометой на небе полусвета.

Мильсом фыркнул, выражая свое недовольство тем, что его светлость сплетничает со слугами, так что Лиланд отправился к сквайру. Халлоран уехал, все верно, подтвердил Макстон, и ему было жаль, что парень покидает его.

– Знатно обращается с лошадьми, знаете ли. – Конечно, при этом сквайр был рад, что его Люси была помолвлена с респектабельным молодым джентльменом, иначе ему пришлось бы отослать мальчишку намного раньше. – И при этом знатно обращается с леди, если хотите знать. В самом деле, как только красавица младшая сестра покинула деревню, так этот парень стал встречаться с вдовой. У Грейси есть своя особенная красота, но вот Пру – просто ослепительна.

Лиланд решил, что пожилого мужчину подводит зрение и интеллект, так что его замечания можно пропустить мимо ушей. Но это не касалось викария Беквита.

– Я не знаю и мне все равно, – прорычал он, когда от него потребовали указать местонахождение Пруденс и Грейс-Энн. – Изысканные наряды, красивые мужчины, неслыханные идеи в голове. Все мои наставления прошли впустую, их мать от рыданий сойдет в безвременную могилу, а домашнее хозяйство придет в запустение. Нет, я не хочу говорить об этих распутных девках. У меня больше нет дочерей.

Лиланд ударил хлыстом по обутой в сапог ноге.

– А ваши внуки?

– Ха! Единственный приличный поступок, который совершила эта проститутка – это то, что она и ирландец забрали с собой этих адских бесов. У меня больше нет внуков.

– Тогда, скорее всего, у вас больше не будет здесь поста викария, если вы не можете выказывать больше щедрости духа и всепрощения. Я думаю, что именно это вы должны проповедовать, Беквит, а не обливать ближних грязью и злословить.

Герцог вернулся в Уэр-Холд, приказал упаковать вещи и приготовить экипаж. Он выехал на главную дорогу, но где-то через четверть мили, на первом перекрестке, повернул обратно к замку. Вернувшись на подъездную дорожку, Уэр бросил поводья груму, поднялся по ступеням и заколотил в дверь.

– Мильсом! – закричал он, когда изумленный лакей открыл тяжелую дверь. – Где же, черт побери, стоит на якоре моя яхта?