Санта-Клаус, или Отец на Рождество

Глава 3

Герцог Уэр ненавидел те моменты, когда оказывался в глупом положении. Вот почему он так редко злоупотреблял вином. Алкоголь слишком часто заставляет человека забывать о своих манерах – или о моральных принципах, ослабляет связь между его мозгом и языком, до тех пор, пока один только Бахус ведает, что за бред начинает извергать пьяница. Вот почему в то утро после «Олмака», когда его светлость проснулся и обнаружил, что его голова лежит на столе в библиотеке, а во рту, по вкусу и ощущению, словно спрятался пересохший еж, первым его желанием было протянуть руку за путаным письмом, которое он предыдущей ночью написал вдове Тони. На самом деле, первым делом он уволил слугу, который раздвинул портьеры и впустил солнце, пронзившее гудящую голову герцога, как стрела, смазанная особенно едким ядом, тем, что вызывает у человека желание умереть и сделать это быстро.

Вторым делом он глотнул горячего кофе, принесенного услужливым лакеем, так что Ли снова нанял его на работу. Кофе лишь чуть-чуть помогло герцогу восстановить равновесие – но зато в его памяти всплыли все вчерашние события: «Олмак», предостережения Эллерби, тупоголовый план Кроу попросить у вдовы кузена одного из ее близнецов, и то, что идея Фэншоу не казалась такой уж дурацкой в три часа утра пьяному в стельку герцогу. Никому не нужна пара одинаковых мальчиков, логически рассуждал он. Другое дело – упряжка лошадей. Или пара дуэльных пистолетов. А мальчики – нет. Боже мой, он ведь на самом деле выразил эти высокопарные мысли в своем письме, вспомнил Уэр. Вот тогда-то он и потянулся за этим проклятым письмом.

Проблема заключалась в том, что герцог был щедрым хозяином, справедливым, но при этом требовал, чтобы его верные слуги работали расторопно. Они предвосхищали каждую его нужду и желание. Отсюда горячий кофе. И, как следствие, отсутствие письма. Увидев сложенное, запечатанное, присыпанное песком и франкированное письмо на столе его светлости, один из преданных слуг немедленно оправил послание по адресу.

В этот раз Уэр свалял первоклассного дурака.

Конечно же, он намеревался извиниться, когда приедет в Уэр-Холд, в Уорике. Естественно, это будет мучительно – извиняться за свое неджентльменское поведение перед деревенским ничтожеством, но эта женщина была вдовой его кузена, в конце концов. Герцог собирался исправить ситуацию, подняв содержание вдовы или что-то подобное. Но он вовсе не намеревался встретиться лицом к лицу с разбушевавшейся ведьмой спустя всего несколько часов после прибытия в родовое поместье.

Вдова Тони ворвалась в массивные двери древнего замка, словно Фурия [4], ищущая отмщения, уродливый черный плащ развевался позади нее, когда она увидела свою жертву, пересекавшую Большой Холл, и направилась к ней ожесточенными шагами.

– Вы! – закричала женщина, и ее крик, похожий на голос рока, эхом отозвался в комнате с высоким потолком, ошеломив герцога, его дворецкого, трех лакеев и горничную. Лиланд готов был поклясться, что вздрогнул даже один из комплектов доспехов.

Горгона [5] – или Грейс-Энн, потому что он наконец-то узнал жену своего кузена – надвигалась на Уэра. Лиланду пришлось напомнить себе, что джентльмен не бежит перед лицом опасности, особенно в присутствии своих слуг. Поэтому он отослал прислугу. Этот поступок оказался тактической ошибкой, потому что, как оказалось, миссис Уоррингтон сдерживалась до тех пор, пока они не остались наедине. У Валькирий [6] тоже есть свои правила. Теперь она набросилась на него, начав с бесчувственного и бесчеловечного, сделав небольшую паузу для заносчивого и деспотичного, прежде чем перейти к распутнику и повесе. Вдова не обвинила герцога в том, что он пристает к детям, но он мог видеть, что эти слова вертятся у нее на кончике языка. Она уже признала его виновным и, вероятнее всего, только дожидалась своего времени перед тем, как снять со стены одну из средневековых алебард и произвести казнь.

Пока миссис Уоррингтон ругала его на все корки на английском, испанском, португальском и простонародном кокни – плавание домой, должно быть, было очень интересным, догадался он, – Лиланд воспользовался этим временем, чтобы рассмотреть возлюбленную Тони. Возлюбленную, ха! Он помнил милую юную невинную девушку, которая тихо говорила, была простодушна и доверчива, прекрасна и нежна, как и ее имя. Уэр помнил, что счел Тони счастливчиком. Его кузену все еще везло; ему больше не придется иметь дело с этой мегерой. Кроме того, что она превратилась в грубую крикунью, Грейс-Энн похудела, ее кожа потемнела от испанского солнца – и она совсем отстала от моды. Ее траурное платье больше напоминало бесформенный мешок, а волосы были зачесаны назад в беспорядочный пучок, прикрытый черным чепцом, который даже под страхом смерти не надела бы его самая последняя судомойка. А ее нос покраснел от холода. Крошечная капля повисла на его кончике. Вдова была просто великолепна.

Уголки рта Уэра поползли верх, отчего Грейс-Энн едва не хватил удар.

– Ну-ну, смейтесь. Для вас все это – большая шутка, то, что вы можете разрушить целую семью! «Я хотел бы попытать силы в воспитании детей», – процитировала она фразу из злополучного письма. Лиланд поморщился, но прежде, чем он смог извиниться, вдова продолжила свою высокопарную речь: – Почему вы не можете остановиться на том, чтобы пробовать свои силы в рисовании картин маслом или сочинении стихов, как и все другие праздные, бесполезные дилетанты, принадлежащие к вашему классу? Подумать только, что Тони умер, защищая ваш образ жизни, когда французы, в конце концов, могли принести нам правильные идеи!

Теперь, когда ее грудь вздымалась, чтобы поспевать за этой тирадой, Уэр мог видеть, что Грейс-Энн похудела далеко не везде. В действительности, рождение детей вызвало не только появление безумного материнского инстинкта. Если ее прилично одеть…

– Вы можете склонить моего отца на вашу сторону, – кричала Грейс-Энн, – и попросить своего беспутного друга принца-регента защищать ваше дело. Вы можете потратить все свое состояние, до последнего пенса, подкупая юристов. Кто его знает, может быть даже Бог на вашей стороне, иначе Он никогда не привел бы вас сюда, чтобы издеваться надо мной. Но все это не имеет значения! Я клянусь всем, что мне дорого, что вы никогда не отберете у меня сыновей!

Уэр собирался предложить свои искренние извинения, в самом деле, собирался. Но вместо этого он услышал, что делает предложение совершенно иного характера:

– Так как вы не позволяете мне взять мальчика, моя дорогая, то, возможно, вы будете готовы приехать вместе с ним? На одной из сдаваемых в аренду ферм пустует коттедж. У вас будут все удобства, которые только можно купить за эти самые пенсы. Я могу быть очень щедрым.

– Вы можете отправляться к дьяволу!

Боже, каким-то образом он сумел забыть, что она – дочь викария, а не искушенная городскими удовольствиями вдова. Что еще раз доказывало, что прирожденный дурак может выставить себя на посмешище и без помощи алкоголя.

Грейс-Энн застыла на месте, ее рот открывался и закрывался, но она не издавала ни звука. По всей вероятности, она не могла придумать таких слов, которые сочла бы достаточно грязными для него. До того, как она сумела сделать это, Лиланд заткнул ей рот самым удобным – для него – из всех существующих способов. Ему уже целую вечность хотелось попробовать на вкус эти розовые губки. А теперь у него была причина. Следует признать, что причина была не очень основательной, но все же достаточно громкой, чтобы заглушить голос его совести.

Уэр думал, что ее губы будут горячими от пламени ее гнева, но они были такими же холодными, как и зимний день за окном. И они были крепко сжатыми, такими же неподатливыми, как сосулька. В целом, объятие оказалось не слишком многообещающим. Но от вдовы пахло сиренью, а несколько локонов ее волос выбились из стародевичьего пучка, с тем, чтобы он смог увидеть их медово-золотистый цвет. Пришлось удовлетвориться этим.

Лиланд отпустил ее и отступил, ожидая пощечины. Он заслужил этого, заработал – и вытерпит все как полагается мужчине. Но пощечина так и не последовала. Вместо этого толстый каблук прочного, прагматичного, немодного ботинка опустился на пальцы его ноги, обутой в бальные туфли, и это действие сопровождалось командой:

– Отправляйтесь искать женщину с такими же низкими моральными принципами, как и у вас, если сможете.

А затем, пока герцог прыгал на одной ноге, колено, обтянутое прочным, строгим и в высшей степени немодным платьем, ударило его между ног.

– Пойдите и сделайте собственных детей, если сможете.

Господи, Уэр забыл, что она к тому же была женой солдата.

Ну и ну, совершить самый дурацкий, самый безмозглый поступок из всех, какие только можно было сделать, упрекала себя Грейс-Энн, подбирая поводья пони, запряженного в тележку. Нанести визит одной в дом холостого джентльмена – конечно же, он подумал, что она какая-то потаскушка! А затем она еще и ударила его. Как она могла оказаться такой дурочкой?

А она-то считала себя такой умной, когда подкупила Джема, привратника Уэр-Холда, с просьбой послать одного из сыновей к ней в дом священника, как только Уэр приедет. Грейс-Энн собиралась добраться до герцога прежде, чем ее отец сможет прийти с ним к соглашению, точно так же, как он это сделал с ее брачным договором. Она собиралась дать его светлость время сменить одежду, освежиться, возможно, слегка перекусить. Затем она смогла бы вызвать его на разумный, продуманный разговор о его тупоголовой идее украсть ее сына.

Вместо этого Грейс-Энн проехала через английский парк мимо декоративного озера, где раньше был ров замка, прямо к парадной двери, где опускная решетка когда-то защищала от захватчиков, а два грума выбежали, чтобы подержать поводья пони, словно бедняжка Пози была горячим боевым конем. Третий грум подошел, чтобы помочь ей спуститься, и это оказалось такой небывалой процедурой, что Грейс-Энн едва не упала сама и не уронила его с собой. Затем массивная парадная дверь открылась задолго до того, как она смогла протянуть руку к дверному молотку, и дворецкий в парике поклонился ей. Два лакея в пышных ливреях молчаливо стояли по обеим сторонам дверного проема, словно подставки. Позади них Большой Холл сверкал ярче, чем декабрьский день снаружи: в два часа дня здесь горело больше свечей, чем в доме священника изводили за один зимний месяц. Грейс-Энн заморгала. Сделав два шага в вестибюль, она ощутила, как у нее потекло из носа от запаха выпекаемых фруктовых пирожков с пряностями, даже несмотря на то, что кухня должна быть где-то далеко отсюда. Еще один шаг – и ее замерзших щек коснулось приветственное тепло от огня, пылающего в двух каминах, достаточно больших, чтобы сжечь весь Шервудский лес, расположенных в двух концах похожего на пещеру помещения. На обеих каминных полках располагались огромные композиции из остролиста, плюща и звезд из мишуры, в то время как резные перила внушительной лестницы и каждая стена были декорированы гирляндами из веток ели и красных лент. А если верить сынишке Джема, то только герцог, единственный человек, приехал отпраздновать Рождество в этом доме.

А вот и Уэр, шагает по обюссонскому ковру, такому красивому, что он мог бы висеть на стене. Он выглядел безукоризненным, элегантным даже в неформальной одежде, что говорило о превосходном портном и требовательном камердинере. Тони назвал бы его первоклассным, стильным до крайности. А Грейс-Энн мысленно назвала его алчным.

У него было все, у его светлости герцога Уэра. А у нее были только ее сыновья.

Поэтому она и пнула его.

Нанести жестокое телесное увечье другому человеку было неслыханным, вульгарным, грешным поступком. Ударить мужчину, который обладал огромным влиянием и контролировал твою жизнь, было еще хуже. Это была глупость за пределами разрешимых действий. Грейс-Энн пожалела, что не может пнуть себя за то, что поступила как простушка. Вместо этого она постучала ногами о дощатый пол повозки. Пози с отвращением фыркнула.

– И я так думаю, – согласилась Грейс-Энн.

В самом деле, герцог мог устроить так, что папа лишится своего прихода, хрупкую миссис Беквит выбросят на мороз, красавицу Пруденс принудят к проституции, всю семью сошлют в Ботани-Бей [7]. Он может сделать все, этот всемогущий герцог Уэр – как только сумеет подняться с пола.

Теперь он будет всегда ненавидеть ее.

Как Грейс-Энн могла поступить так неделикатно? Маме будет стыдно, что ее дочь продемонстрировала отсутствие хороших манер. Тони было бы стыдно за жену. Нет, решила Грейс-Энн, прищелкнув языком Пози, чтобы лошадка перестала волочить ноги и перешла на иноходь, Тони не стал бы стыдиться ее. Он гордился бы ее умением защитить себя от нежелательных приставаний. Именно он научил ее этому, в конце концов. Тони беспокоился насчет грубых солдат, испанских крестьян, французской армии. Ему следовало бы опасаться собственного кузена.

Негодование Грейс-Энн перешло с ее собственной глупости на дурную славу герцога. Несомненно, его дурная репутация распутника была вполне заслужена этим негодяем. Опять же, честно размышляла она, легко было догадаться, что Уэр очень, очень хорош на избранном им пути к гибели. Впечатлительные женщины – конечно же, сама она к таким не относится, а просто пытается быть объективной – сочли бы привлекательными его смеющиеся карие глаза и красивой формы рот. Темные кудри герцога так и напрашивались на то, чтобы их взъерошили, а ястребиный нос только добавлял характера к прочим классически привлекательным чертам лица.

Уэр был не так красив, как Тони, лояльно подумала Грейс-Энн. Но красивая внешность Тони была скорее мальчишеской. Лиланд же имел крошечные морщинки, выдававшие зрелого мужчину. Плюс к этому он излучал достоинство и уверенность в себе, которые яркий Тони никогда так и не приобрел. Герцог к тому же оказался шире в плечах и выше ростом, чем ее муж, что не было очком в пользу Уэра, так как в его объятиях она ощутила себя побежденной, запуганной и слабой. Ей пришлось признать, что у его светлости хорошая фигура, даже по сравнению с молодыми офицерами в превосходном физическом состоянии, с которыми она раньше общалась. Да, Грейс-Энн могла понять, почему глупые женщины могут поддаться обаянию герцога, если не возражают оставаться при этом в тени.

Даже на их свадьбе Тони дразнил шафера за то, что тот выглядит великолепнее жениха. Господи, элегантный герцог был даже великолепнее невесты! Все деревенские девушки пялились на него, а матроны вздыхали. Было в Уэре что-то впечатляющее, командное, уверенное… аристократическое. За исключением того случая, когда она видела его в последний раз, стонущего на полу.

Грейс-Энн потуже стянула плащ вокруг себя. Никогда она так не скучала по Тони и не ощущала себя такой беззащитной – хотя, очевидно, не совсем беззащитной, – но уязвимой в своем положении, в роли женщины. И при этом не только физически. Женщины не могли обращаться с деньгами или посещать университет; они не могли занимать какие-то должности или иметь должностные полномочия. Если они посещали мужчину в одиночестве, то считались распущенными, а единственная область, где была им гарантирована безопасность – их детская – таковой вовсе не являлась.

Никто никогда не стал бы угрожать мужчине тем, что заберет у него детей. Никто не осмелился бы, даже если бы он плохо обращался с ними. В самом деле, ее отец часто проповедовал со своей кафедры о том, что нужно выколачивать порочность из детей, а мужчины среди паствы согласно кивали. Он даже угрожал применить свои проповеди к Уилли и Лесу, если те еще раз коснутся грязными руками его книг. А мальчики только искали в них картинки.

Эта последняя мысль напомнила Грейс-Энн о том, что сестры Макгрудер обещали заказать для нее несколько детских книжек с картинками на Рождество. Ей следовало проверить заказ, главным образом потому, что ее причиной для выезда сегодня днем были поручения в деревне. Викарий Беквит сказал ей, что кухарке понадобились какие-то особые травы и специи, как будто это могло улучшить ужасные кулинарные навыки этой женщины. При той низкой плате, которую предлагал викарий, было удивительным, что кухарка могла вскипятить воду для чая. Но папа оптимистично согласился и дал Грейс-Энн несколько шиллингов на то, чтобы совершить чудо. Грейс-Энн подхлестнула Пози, заставив лошадку перейти почти на рысь, с тем, чтобы они смогли добраться до деревни до наступления ночи.

Деревня была наполнена разговорами про герцога. Заметила ли миссис Уоррингтон флаги, развевающиеся над Холдом и сигнализирующие о его прибытии? А слышала ли она о том, привез ли герцог с собой компанию? Деревне не помешали бы покупатели.

В маленькой платной библиотеке старшая мисс Макгрудер была уверена, что герцог привез невесту домой на Рождество. Так романтично. Младшая мисс Макгрудер полагала, что он пригласил толпу единомышленников-распутников, чтобы устроить оргию. Жена бакалейщика заявила, что слышала – Уэр подыскивает себе жену; ее муж сказал, что запер дома дочерей. Никто не хотел говорить о репетиции хора или о рождественской пьесе воскресной школы.

Расстроившись еще больше, Грейс-Энн направила Пози обратно по тому пути, откуда они приехали. По дороге домой ей пришлось проехать мимо холма, с которого Уэр-Холд командовал окружающим ландшафтом. Замок выглядел мрачным и грозным, как и всякая старая крепость, которой он являлся, с зубчатыми башнями и бойницами вместо окон. С этого места Грейс-Энн не могла видеть озеро или сады или современное крыло, построенное на месте снесенной куртины. Все, что она видела – это неприступную твердыню, которая находилась здесь целую вечность. Ей сильно повезет, если она не окажется в подземной тюрьме одной из башен.

Грейс-Энн вошла в дом священника через кухню после того, как распрягла Пози. Кухарка спала в углу, сжимая в руке полупустую бутылку кулинарного вина. Мэг, деревенская девушка, которая выполняла обязанности няни, была по уши в муке.

– Хозяин приказал мне помочь кухарке сегодня днем, мэм. Мы должны сделать что-то особенное к чаю. Викарий сказал, что, без сомнения, его светлость нанесет визит, и мы должны быть готовы.

Если им нужно приготовиться, подумала Грейс-Энн, то следует запереть окна и двери и позаимствовать охотничьи ружья у сквайра. Вслух же она сказала:

– Я уверена, что ты постараешься как следует. А мальчики с моей сестрой?

– О, нет, мэм. Мисс Пруденс была так взволнована предстоящим визитом герцога, что ей пришлось пойти к своей подруге Люси и спросить у нее совета, что надеть. Но не беспокойтесь, я дала мальчишкам задание: помогать делать рождественские украшения. Только для детской, знаете ли, где преподобный не станет возражать. Я научила крошек делать цепочки из бумаги. – Мэг вытерла нос тыльной стороной ладони, перед тем, как вернуться к вымешиванию теста. – Я нашла ту цветную бумагу и клей, который вы использовали для создания костюмов для представления. И несколько кусочков перьев и блестящую краску, которые пошли на крылья ангела.

Грейс-Энн хватилась за край стола.

– Ты оставила трехлетних мальчиков одних со всеми этими вещами?

– Не надо волноваться, мэм. Я забрала у них ножницы.