Санта-Клаус, или Отец на Рождество

Глава 4

У Грейс-Энн ушло два дня на то, чтобы отмыть детскую, коридор и спальни слуг от творчества ее дорогих крошек.

У Уэра тоже ушло два дня, чтобы поправиться после ее визита. Так как констебль, магистрат и милиция [8] не ворвались в маленький дом викария, чтобы арестовать ее, то Грейс-Энн, по крайней мере, знала, что она не убила герцога. По деревне Уэрфилд гуляли слухи, что его светлость восстанавливается после недавних лондонских пирушек; что он страдает от сифилиса, да это и неудивительно; что он был ранен разбойниками во время путешествия на север.

Грейс-Энн не предлагала сплетникам своего мнения. Она огрызнулась на Пруденс, заявив, что вся эта праздная болтовня – только потеря времени, которое лучше было бы потратить на репетицию Рождественского представления или выпечку сдобных кексов, на которых начал внезапно настаивать отец. Этого выговора было достаточно, чтобы Пруденс умчалась с кухни в потоке слез, прямо в дом к Люси – испытывать новые прически. Не принимая в расчет кухарку и Мэг, Грейс-Энн осталась одна – чтобы собрать корзинки с едой для бедных, сделать Рождественские угощения для детей и заняться выпечкой для гостя, который может никогда не приехать.

Булочки Мэг пришлось скормить цыплятам – никто в приходе не был настолько беден, чтобы съесть их – а горничной строго-настрого приказали повнимательнее следить за близнецами. Грейс-Энн хотела, чтобы Мэг все время держала мальчиков в приличном виде на тот случай, если их царственный родственник нагрянет с инспекцией.

– Я только горничная, миссис Уоррингтон, мэм, а не колдунья.

– Попытайся.

Она вернулась к работе, продолжив делать леденцы и миндальное печенье, покрытые медом имбирные орехи и марципановых ангелов. Также Грейс-Энн удалось выпечь несколько маленьких пирожков с начинкой из изюма и миндаля, которые должны были приносить удачу. На самом деле, этих пирожков оказалось целая гора. При таком количестве пирожков – и такой же громадной удаче – герцог может и вовсе никогда не заявиться к ним.

Он приехал на третий день и выглядел еще более элегантным, чем запомнила Грейс-Энн, и оказался совершенно не к месту в убогой гостиной. Герцог привез ананасы из оранжерей Холда для ее матушки и переплетенный в кожу том проповедей для отца. Конечно же, они пригласили его к чаю.

Конечно же, Уэр принял приглашение. Не стоило и надеяться, что он откажется, упрямец, только не тогда, когда Грейс-Энн трудилась на кухне, ее волосы были влажными от пота, а самое старое ее платье было покрыто пятнами. Назло ему, перед тем, как отправиться переодеваться, она выложила на тарелку рядом с чайным сервизом кухаркины лепешки вместо своих свежевыпеченных пирожков с малиной.

Наверху в своей бедной спальне, бросив взгляд в маленькое зеркало, Грейс-Энн решила, что другое платье ничем ей не поможет. Ей нужно принять ванну, помыть голову, и поспать, чтобы избавиться от темных кругов под глазами, которые появились там из-за беспокойства насчет махинаций этого негодяя. Однако более важным, чем ее тщеславие, было держать прохвоста подальше от ее отца. Кроме того, все другие платья могли быть чище, но они были черными, и имели столько же привлекательности, как и этот напоминавший мешок наряд, который сейчас был на ней. Грейс-Энн торопливо умылась из таза едва теплой водой, стряхнула красноречивые кухонные остатки с юбок, и запихала густые волосы под просторный черный чепец.

Она промчалась вниз по лестнице, а затем остановилась под дверями гостиной, чтобы перевести дыхание. Упаси Бог, чтобы отвратительный распутник подумал, что она так торопится увидеть его!

Герцог непринужденно сидел на протертом до дыр диване, выглядя так, словно только что шагнул с Бонд-стрит. Его белоснежный шейный платок являлся чудесным примером накрахмаленного совершенства, темно-серые панталоны не имели даже малейшего намека на складки, а блестящие, как зеркало, сапоги отражали все дыры в протертом ковре. Для ее глаз Уэр представлял собой портновский манекен – кого-то, кто не трудился ни одного дня в своей жизни.

Рядом с паразитирующим совершенством сидела Пруденс. Эта плутовка не имела права пить чай в компании, а тем более – делить узкий диван с признанным распутником. Казалось, Пруденс полностью состояла из розового муслина, кружевных лент и белокурых локонов – а также нарумяненных щек, если только Грейс-Энн не ошибалась. Маленькая особа сидела слишком близко к Уэру, ловила каждое его слово, глядела на него сквозь густые, темные ресницы, которых у нее не было еще этим утром. Не имело значения, какие банальности изрекал герцог, в ответ раздавался звенящий смех Пруденс, а на ее щеках появлялись ямочки. Грейс-Энн перевела взгляд на мать, надеясь, что та смотрит на развязные манеры Пруденс неодобрительно и с упреком, но вместо этого увидела, что у миссис Беквит новый кружевной чепец, нарумяненные щеки и трепещущие ресницы. Боже мой, не удивительно, что Уэр ожидал, что все женщины будут падать к его ногам! Благодаря небо за то, что она сделана из более прочного материала, Грейс-Энн поджала губы и шагнула в комнату.

Вот наконец-то и она, маячит в дверном проеме, как плохо вышколенный лакей. Лиланд размышлял, сколько еще ему придется отвергнуть вульгарных приманок от маленькой сестрицы, прежде чем поставить ее на место. Негодница была прелестной девчонкой, легкой добычей любого холостяка, насколько он мог видеть, хотя сам вовсе не собирался торговаться за эту неоперившуюся райскую птичку. Даже если бы мисс Пруденс и не была дочерью викария, то он всегда предпочитал флиртовать с более искушенными особами. Девственницы были сущим адом. Однако она составит желанную компанию в постели какому-нибудь мужчине – если только им не удастся вскоре выдать ее замуж. Очень жаль, что мисс Пруденс была слишком мала в то лето, которое Тони провел в Уорикшире; умаслить ее было бы гораздо легче, чем ту колючую женщину, на которой женился Тони.

Миссис Уоррингтон уже вытянулась в струнку, как только зашла в комнату, а герцог еще даже не поздоровался с ней. Лиланд вздохнул. Он знал, что задолжал извинение этой чопорной женщине – а может быть даже два или три. При этом герцог знал, что она ненавидит его и не доверяет ему, возможно, не без причины. Несносная вдова не собиралась облегчать ему жизнь. Уэр снова вздохнул, а затем встал и поклонился, потом взял руку, которую она протянула, но из осторожности не стал подходить близко.

– Я так и не выразил вам надлежащих соболезнований, кузина, – проговорил он, пытаясь не морщиться при виде очередного ужасного платья и отвратительного чепца. – Я уверен, что вам должно ужасно не хватать Тони, особенно в это праздничное время. Он был отличным человеком, хорошим солдатом и замечательным другом.

Викарий прервал ее произносимую шепотом благодарность.

– Да, да, но как вы сказали, это время веселья, а не скорби. – Лиланд не смог увидеть ни единого признака приближающегося праздника, не говоря уже о веселье, в этой мрачной комнате, но вернулся на свое место после того, как вдова быстро извинилась и вышла под предлогом помощи кухарке с чаем.

Пруденс немедленно подхватила нить разговора.

– А это особенное праздничное время для Уэрфилда, учитывая то, что вы, ваша светлость, после длительного перерыва снова находитесь в резиденции. Вы останетесь надолго? Если так, то, возможно, вам стоит подумать над тем, чтобы дать в замке бал. Моя подруга Люси говорит, что ее сестра помнит, как когда-то в это время года в Уэр-Холде постоянно были приемы.

– Довольно, Пруденс. Его светлость приехал не для того, чтобы ему докучали всем этим девическим вздором, – упрекнул дочь викарий. А потом спросил: – У вас уже была возможность просмотреть мой отчет о ступенях церкви, герцог? Я уверен, вы увидите, что я был прав насчет сухой гнили.

Лиланд позволил бессодержательной светской беседе влетать в одно ухо и вылетать через другое, время от времени кивая или вставляя ни к чему не обязывающее замечание. Болтовню ни о чем он мог вести даже во сне. Между тем, пока объект его визита скрылась с его глаз, герцог огляделся вокруг. Нет, здесь не было никаких украшений, ни даже веточки остролиста. Меблировка была скудная и затасканная, обивка выцвела, обои отклеились. Не было слуг, которые стоили бы упоминания, и он оказался единственным, кто пришел на помощь миссис Уоррингтон, когда та вернулась с тяжелым подносом. Угощение выглядело крайне скудным: поданные лепешки были твердыми как камень, и такими же аппетитными на вкус, а чай обладал низким качеством. Лиланд заметил, как миссис Беквит быстро повернула чашку, чтобы не видна была отбитая ручка. Ее одежда и наряд Пруденс выглядели более элегантными, чем одеяние вдовы, но определенно были сшиты в деревне и из не самой лучшей ткани.

Уэр знал – до последнего шиллинга – сколько зарабатывает викарий. Несмотря на его репутацию прожигателя жизни, герцог при этом был отлично осведомлен обо всех деталях своих загородных владений. В его владениях, несомненно, не проживало ни одного обнищавшего священника. Было ясно, что преподобный Беквит не тратил свое щедрое жалование на семью. Возможно, этот человек – игрок, или у него есть какой-то другой тайный порок. Но какого дьявола вдова Тони изображает из себя нищую? Вот она сидит с вязанием в углу, словно бесцветная маленькая мышь, которой, как он знал, эта женщина не являлась. Лиланд не мог представить, в какую игру все они играют, если только это не план с целью выманить у него побольше денег. Ничего у них не выйдет!

– Я пошлю своего главного плотника изучить церковные ступени, – предложил он, одновременно вынимая из кармана банковский чек. – Между тем я принес вам мое ежегодное пожертвование в кружку для сбора в пользу бедных. В конце концов, это же время, когда нужно делиться с ближними. Должно быть, вы и сами щедро раздаете милостыню, преподобный. – Это был довольно прозрачный намек на то, чтобы выяснить, куда уходят деньги, и при этом не слишком неуместный.

– В известной степени, ваша светлость, – ответил Беквит. – Моя дочь вяжет перчатки и варежки для нуждающихся, как вы можете видеть. И никто не уходит голодным. Мы развозим корзинки к Рождеству и к Пасхе.

– Из тех денег, которые кладут в кружку для бедных, папа, – проговорила Грейс-Энн из своего угла. – Его светлость должен знать, куда пойдут его средства. – И куда не тратятся средства Беквита. Итак, у мышки все-таки прорезались зубки, и она вовсе не собирается защищать сыр Беквита. Любопытно.

– Разумеется, разумеется. Кроме того, я верю, что Бог помогает тем, кто помогает себе сам. – Это высказывание, должно быть, прозвучало резко для христианского священника, пусть даже и такого, как Беквит, потому что он резко переменил тему: – Но пойдемте, герцог, может быть, вам захочется увидеть мою коллекцию.

– Я уверена, что у его светлости есть более важные дела, папа. Мы не должны задерживать его. – Грейс-Энн была решительно настроена удерживать этих двух людей порознь. Ее отец был так же решительно склонен побеседовать с титулованным лицом наедине.

– Это займет всего лишь минуту. Человек с такой интуицией, как у вашей светлости, несомненно, будет заинтересован в исторической ценности коллекции.

Уэр оглядел комнату. Миссис Беквит бессмысленно улыбалась, Пруденс поджала губы, а миссис Уоррингтон портила шерсть, превращая ее в настоящий беспорядок. Почему, черт побери, она снова нахмурилась, глядя на него? Лиланд не хотел выглядеть напыщенным, в чем она обвиняла его, так что сказал, что может уделить немного времени, к удовлетворению викария.

Беквит повел его по коридору к запертой двери – первой запертой двери, которую Уэр увидел в доме викария, потому что подобного не было даже в лондонских трущобах, где он бывал с благотворительными визитами. Если у священника нет веры в человеческий род, то тогда у кого она появится?

Заметив потрясение гостя в то время, пока он возился с ключами, Беквит объяснил:

– Сатанинские отродья шныряют повсюду.

Господи, Лиланд полагал, что этот тип всегда был религиозным фанатиком, но сейчас стало очевидным, что в молитвеннике Беквита отсутствует парочка страниц.

Но викарий знал свою Библию. Собранная Беквитом коллекция религиозных текстов была громадной. Некоторые тома были очень древними, большинство – очень ценными. Герцог не испытывал желания читать большую их часть, но смог признать цену этих книг. Здесь был даже иллюстрированный манускрипт, в еще одном запертом застекленном шкафу, который он с гордостью добавил бы к собственной библиотеке редких изданий. Не удивительно, что семья сидит на голодном пайке, если учесть, каким страстным коллекционером оказался Беквит, и на это указывало собрание книг. И если священник предпочитал именно так тратить деньги, то у Уэра не было никаких причин для недовольства, пока этот человек исправно крестил и хоронил местную паству. И до тех пор, пока дети Тони не сидят на хлебе и воде, чтобы поддерживать хобби Беквита. Герцог резко прервал лекцию викария.

– Может быть, теперь я смогу увидеть детей? – спросил он, когда они вернулись в гостиную. С таким же успехом Лиланд мог бы объявить, что у него оспа, судя по тому, как лицо миссис Уоррингтон лишилось немногочисленных красок, а все остальные предпочли чем-то заняться. Миссис Беквит объявила, что безделушки нужно помыть перед праздниками, так что она сложила себе на колени всех фарфоровых пастушек перед тем, как ее кресло выкатили из комнаты. Преподобный вспомнил, что его рождественская проповедь нуждается в доработке. Странно, но он взял с собой оловянную кружку, чашу с орехами и деревянную резную коробку для табака. Также викарий прихватил две миниатюры в рамках с круглого столика.

– Мои родители, – вот и все, что он произнес.

Даже Пруденс оказалась не против оторваться от Уэра.

– Если вы собираетесь развлекать маленьких зверенышей в гостиной, то я пойду учить свою роль в Рождественской пьесе. Вы ведь придете, не так ли, ваша светлость? В этом году я снова буду играть Марию. – Она тряхнула кудряшками для особого эффекта. – Конечно же, я достаточно взрослая для детской пьесы, но папа настаивает на том, что если мы хотим поставить инсценировку в церкви, то все должно быть величественно. Он не хочет видеть никаких маленьких девочек, которые будут хихикать и стесняться, так что я предложила свою кандидатуру.

– И я уверен, что вы будете выглядеть праведно и скромно. – На самом деле, Лиланд был уверен, что маленькая кокетка будет в восторге от выступления на сцене, пусть даже и в церкви.

Перед тем, как выйти, Пруденс положила свои журналы и рабочую корзинку матери на каминную полку, а потом опустила крышку пианино. Она забрала с собой две кружевные подушечки, сказав напоследок:

– Я попрошу Мэг немедленно привести их вниз.

Лиланд подумал, что все они немного не в себе, особенно когда миссис Уоррингтон, которая, как он полагал, была единственной из этой компании, обладавшей здравым рассудком, поднялась, чтобы передвинуть экран у камина. Затем она начала гасить свечи и перенесла масляную лампу на и так уже загроможденную каминную полку. Потом вдова снова передвинула экран, загнав его почти в сам камин. Наконец-то на ее щеках появилось немного краски, с восхищением заметил герцог, даже если она покраснела из-за странностей, творившихся в этом доме. Или от усилий, так как Грейс-Энн снова передвинула чертов экран. По крайней мере, розовый оттенок на ее щеках не имел ничего общего с банкой румян.

Однако весь румянец, преобразивший лицо Грейс-Энн сбежал с ее щек, когда минуту спустя вернулась Пруденс. Юная девушка неуверенно сделала реверанс Уэру, а затем зашептала что-то на ухо сестре. Он смог расслышать, как миссис Уоррингтон охнула, а потом прошептала в ответ:

– Но когда я сказала им, что хочу, чтобы везде было чисто для гостей, я не имела в виду камин в детской!