Санта-Клаус, или Отец на Рождество

Глава 19

Герцог вернулся на яхту. Он не принял бы гостеприимства Джилли, да оно и не было предложено. К тому же ему нужно было предупредить команду и по-другому устроить койки в каютах, так как Грейс-Энн настаивала, что детям нужна их няня Шанна. Лиланд не мог не думать, что ирландская девушка будет несчастна вдали от дома и семьи, но девица заверила его, что никогда не покинет миссис Грейс после того, что она сделала для нее. Так и быть, Шанна может спать с мальчиками, а широкая койка вдовы будет наполовину пустой. Так же, как и его собственная, разумеется, если только, под влиянием какой-то гэльской магии, она не предпочтет спать там.

На следующий день Уэр почти не видел Грейс-Энн, так она была занята, укладывая вещи, поэтому он отправился вместе с мальчиками на прощальный тур по конюшням и паддокам. Интересно, знала ли Грейс-Энн, что любимым занятием близнецов на лошадиной ферме было наблюдать за тем, как жеребец-производитель делает свою работу? Дети были слишком обрадованы возможности отправиться в плаванье на корабле, чтобы сожалеть о лошадях, которых они покинут, особенно когда герцог описал пони, ждущих их в Уэре.

Лиланд нанял фургон, чтобы перевезти сундуки, сумки и коробки в док, и экипаж для Грейс-Энн, няни и мальчиков. Однако Уилли и Лес захотели ехать в фургоне с собакой, так что он подсадил их наверх, решительно приказав не вставать и крепко держаться на кочках, в то время как вдова и нянька усаживались в экипаж.

Пока Лиланд шел обратно к экипажу, он услышал странный звук. Он заглянул под колеса, чтобы посмотреть, не повреждена ли рессора. Нет, этот звук был совсем другого рода. Нахмурив брови, герцог распахнул дверь экипажа, а затем быстро закрыл ее, попятившись. Няня держала младенца у груди.

Грейс-Энн снова открыла дверь экипажа и спустилась на землю, но осталась рядом с ним.

– Я должна была сказать вам.

– Вы должны были сказать мне? – громогласно заявил Уэр. – Вам, черт побери, следовало упомянуть, что вы берете с собой незамужнюю девицу и ее ребенка на борт моей яхты! И какого дьявола вы вообще наняли…

Прежде, чем он смог развить эту мысль дальше, Грейс-Энн тихо проговорила:

– Ребенок не Шанны.

Если это не ребенок няньки… Господи Боже, подумал Лиланд, ребенок. Он отшатнулся от экипажа.

Грейс-Энн заглянула внутрь и взяла на руки маленький, завернутый в одеяло сверток. Она прижала сверток к себе, глядя на него с такой нежностью, что его сердце дало крен. Боже мой, ребенок.

Все еще глядя на младенца, Грейс-Энн сказала герцогу:

– Я должна была сказать вам, но боялась, что вы не захотите путешествовать с младенцем. Клянусь, она не доставит вам никаких проблем.

Лиланд не слушал. Он считал в уме. Сверток был такой крошечный, словно родился вчера, и когда именно это было – девять месяцев назад? Он не мог думать. Неужели она уже была беременна на Рождество? Уэр вспомнил бархатное платье, которое она надевала, отлично помнил, но оно было сшито по последней моде, с талией под грудью. Но к тому времени Тони был мертв уже несколько месяцев. Слишком много месяцев.

– Клянусь всем, что свято, женщина, как вы могли? – Его воспитанное, аристократическое безразличие уступило дорогу презренной душевной боли.

Грейс-Энн не заметила этого. Неужели он думает, что она должна была выбросить ребенка Пру на мусорную кучу?

– А что я могла сделать? – Она подняла голову и увидела отвращение на его красивом лице. Грейс-Энн крепче прижала младенца к груди. – Она моя, так что скажите сейчас, если вы не хотите признавать ее. Но клянусь вам, мы с мальчиками отправимся куда-нибудь в другое место, если вы не сможете принять Нину.

Все еще покачиваясь, Уэр автоматически ответил:

– Я могу заставить вас – или забрать близнецов. Законы…

– Но вы говорили, что не станете этого делать. Я заставлю вас сдержать слово. Нина – часть нашей семьи.

– Нина? – это был вздох умирающего человека.

– Антония Фэйт. Маленькая девочка, niсa. Нина.

– Вы назвали уб… э-э, ребенка… в честь Тони? Проклятие, женщина, неужели ваше нахальство не знает границ? Эта наглость, это совершенное бесстыдство!

Грейс-Энн расправила плечи.

– Тони понял бы меня. У него было щедрое сердце. – Не то, что у кое-кого другого, хотелось ей сказать, но она не сделала этого.

Щедрое сердце у Тони Уоррингтона? Уэр был уверен, что его сорвиголова кузен убил бы ее, Лайама, Джилли и всех лошадей на ферме. Лиланду самому хотелось сделать это. Он едва мог сдерживаться, чтобы не задушить эту распутницу.

– И вы надеетесь выдать это дитя за ребенка Тони?

– Никто не знает точную дату его смерти. Он ведь не погиб в какой-то определенной битве или что-то в этом роде. А расчет времени будет близок к возможному. Нина заслуживает этого, ваша светлость. Она так упорно сражалась.

– Что, она еще и больна?

– Просто у нее хрупкое здоровье. – Грейс-Энн приоткрыла головку младенца и протянула сверток ближе к герцогу, чтобы он мог посмотреть. – Она не создаст никаких проблем.

Все, что он видел – это розовато-красный оттенок мягких, как пух, волос на голове младенца. Как у Лайама. Или как у Джилли. Это уже достаточная проблема. Он отвернулся.

– И вы не кормите ее сами? – Уэр кивнул головой в сторону экипажа и ждущей няни. Нет, она не позволит кормлению младенца помешать ей найти нового покровителя.

– Конечно, нет. Как я могу? Послушайте, вы думаете…

Грейс-Энн опоздала. Лиланд уже забрался в фургон, сел рядом с мальчиками и приказал кучеру трогать.

Грейс-Энн отнесла ребенка обратно в экипаж, и грум поднял ступеньки. Они поехали. Грейс-Энн, вздрагивая, упала на подушки. Неужели Уэр такого невысокого о ней мнения? Она знала, что герцог никогда не рассматривал ее как леди собственного класса, но подумать, что она пала так низко? И он ни разу даже не спросил, просто с самого начала предположил, что она – настоящая мать Нины, осознала Грейс-Энн. Что ж, тогда пусть так и думает, решила она, вздернув подбородок, несмотря на подступавшие слезы. Пусть Уэр предполагает самое худшее, раз все равно настроен на это. Грейс-Энн Беквит Уоррингтон, дочь викария и вдова солдата, не собирается вымаливать прощение у его самодовольной светлости.

Возможно, путешествие по морю было не такой и хорошей идеей. Если прежде команда была готова протащить своего капитана под килем, то теперь они и вовсе мечтали покинуть корабль. Близнецов было трудновато удержать от неприятностей среди веревок, парусов и мачт, гамаков, баркасов и промасленных накидок. Лиланд ни на секунду не осмеливался спускать с них глаз, на тот случай, если один из них решит поплавать, порыбачить или повторить непечатные слова, произносимые моряками, когда мальчики путались у них под ногами.

От няньки не было никакой помощи. Когда она не кормила младенца, то съеживалась от страха на своей койке, предоставляя Грейс-Энн возиться с ребенком вместо мальчиков. Суеверная девица услышала, как один из моряков сказал, что понимает теперь, почему женщины на корабле приносят несчастье, и была уверена, что они утонут. А от собаки было еще меньше помощи. Герцог так и не научился держаться на ногах во время качки, и его тошнило как щенка – прямо на тиковую палубу «Серебряной Леди». Более того, собаку невозможно было приучить пользоваться ночным горшком или ведрами, предназначенными для подобных целей, так что пришлось отвести еще одну секцию тиковой палубы для собачьей уборной. Близнецы, с другой стороны, с восторгом направляли свои краники между перилами, особенно когда корабль проплывал близко к берегу или к другому судну.

Распределение спальных мест тоже было далеко от удовлетворительного. Миссис Уоррингтон настояла на том, чтобы младенец был с ней, так как Шанна спит очень крепко и может не услышать плач ребенка. После первой ночи Лиланд предположил, что даже глухой проснулся бы от воплей младенца, как проснулся он сам, да и вся остальная команда. А девочка была такой крошечной! Когда Шанну разбудили, чтобы она покормила это наказание, то выяснилось, что мальчиков нельзя было оставлять одних – на тот случай, если кто-нибудь из них проснется и выберется на палубу. Так что вдова делила свою прекрасную кровать с хнычущим младенцем, а герцог Уэр в роскошных капитанских апартаментах съеживался в постели с двумя маленькими мальчиками, которые ворочались всю ночь. А кормилица, чертова кормилица, была единственной, кто располагался в каюте в одиночестве.

Было еще кое-что, что Лиланд считал неудобным во время путешествия по морю – это невозможность избегать пассажиров. Если бы они поехали в экипаже, то он мог бы ехать верхом рядом, или взять в руки поводья. Но яхта даже такого приличного размера, как «Серебряная Леди», не предполагала особых возможностей для уединения. Но герцог делал все, что от него зависело, потому что при взгляде на нее – особенно с ребенком на руках – у него что-то переворачивалось в желудке, а ведь он никогда не страдал морской болезнью. К счастью, Грейс-Энн не нравилось выносить ребенка на палубу из-за ветра и солнца, так что она по большей части оставалась в элегантно обставленном пассажирском салоне. Лиланд по большей части оставался на палубе.

Но было и одно благое дело, произошедшее во время плавания: в первый день Лес упал и рассек подбородок о поперечную планку. Теперь Лиланд смог отличать близнецов друг от друга.

Грейс-Энн безмерно наслаждалась плаванием. Герцог так внимательно следил за мальчиками, что ей не приходилось беспокоиться об их безопасности, и он так старательно избегал ее компании, что она могла только радоваться. Ему было неуютно в ее присутствии? Отлично. Чем меньше она видит этого подлеца, тем лучше.

И на этот раз ей не нужно было заниматься готовкой или уборкой. У повара едва не случился удар, когда Грейс-Энн вошла в загроможденный маленький камбуз и предложила помочь. На яхте находились стюард, единственной работой которого было выполнять пожелания пассажиров, и юнга – для всего остального. Но самое лучшее – это то, что Нина становилась крепче. Теперь малютка даже выражала свое недовольство громче, чем просто хныканьем. Никогда еще плач младенца не казался таким прекрасным. Грейс-Энн довольствовалась тем, что держала Нину на руках, пела ей и планировала ее будущее. Она не была уверена в том, где они будут жить, промурлыкала Грейс-Энн младенцу, но она обещает, что они будут жить долго и счастливо, как в волшебных сказках.

– Жизнь – это не фантазия, мадам, и вы оказываете дурную услугу ребенку, пытаясь научить ее иному. – Лиланд снял промасленный плащ и сел так далеко от Грейс-Энн и малютки, насколько это было возможно в пассажирском салоне. Близнецы находились в его каюте и наконец-то задремали – он будет настаивать на том, чтобы они спали днем, по меньшей мере, до четырнадцати лет, – а юнга охранял дверь. А так как на палубе разыгрался шквал, принесший летний дождь, то Уэру некуда было больше идти. – Возможно, нам следует сейчас обсудить, где вы и дети будете жить.

– Да, вы говорили, что мы сможем решить это на борту яхты. Мальчики уже спрашивали.

Он поднялся и начал ходить.

– На самом деле обсуждать нечего. Мы отправимся в Лондон. – Сначала, во время путешествия в Ирландию, Уэр представлял себе идиллическое лето с семьей в Уорике, с пикниками и простыми сельскими удовольствиями. Затем, планировал он, все они поедут в Лондон на осенний малый Сезон. У близнецов будут няньки и наставник, а у Грейс – новый гардероб. Как только она перестала бы носить траур, герцог облегчил бы ее вхождение в жизнь высшего света. Потом, если бы она смогла найти свое место в мире…

Лиланд никогда не позволял своим планам зайти дальше того убеждения, что вдова Тони заслуживала красивых платьев и развлечений.

Но теперь? Лето почти закончилось, а деревенские жители Уэрфилда никогда не примут испорченный товар. И нельзя было предугадать, с кем она может сбежать в следующий раз. В Лондоне он сможет не спускать с вдовы глаз, и так как она упрямо притворялась, что все еще в трауре, то ему не придется представлять ее обществу, которое может быть еще более строгим в нравственном отношении.

– Я предпочитаю деревню, ваша светлость. Так будет полезнее для Нины.

– Почему? Вы сказали, что она не больна.

– Ей уже лучше, просто у нее хрупкое здоровье.

Что-то в ее голосе заставило Лиланда замедлить шаги и в первый раз внимательно приглядеться к младенцу.

– Боже, если это хрупкое здоровье, то мне не хочется видеть того, кого вы назовете больным. – У малютки было измученное выражение лица и синеватый оттенок кожи. Она дрожала и конвульсивно дергала ручками. – Клянусь Юпитером, мы должны были поехать в экипаже.

– Нет, я думаю, так было бы еще хуже – со всей этой пылью, сквозняками и тряской. Яхта обставлена намного лучше, чем большинство гостиниц, в которых мы останавливались.

Уэр кивнул и снова зашагал по салону.

– Уэр-Хаус в Лондоне еще комфортабельнее. Будет легче распустить слухи о том, что этот ребенок – посмертный дар Тони.

Грейс-Энн настойчиво повторила.

– Мы с детьми будем намного счастливее в деревне.

– Но у меня есть дело, которым я должен заняться в Лондоне, и обязанности перед Министерством иностранных дел, так что именно туда мы и поедем. – Чтобы подчеркнуть свои слова, он ударил кулаком по штурманскому столу, карты с которого разлетелись в разные стороны.

– Я знаю, в чем дело, – обвинительно произнесла Грейс-Энн. – Вы затягиваете путешествие, надеясь, что Нина умрет прежде, чем вам придется признать ее!

– Боже мой, женщина, неужели у вас такое мнение обо мне!

– Не хуже, чем ваше мнение обо мне, я уверена, – крикнула она в ответ.

– Я никогда не желал смерти ребенку! Как вы смеете обвинять меня в чем-то подобном!

– Тогда почему вы даже не взглянули на нее?

– Я только что взглянул! И если бы я уже не решил отправиться в Лондон, то передумал бы. Доктора там намного лучше.

– Нине не нужен доктор; ей просто нужно время и любовь. До этого вы ни разу даже не побеспокоились взглянуть на нее. Как вы можете знать, что ей нужно? – Теперь уже Грейс-Энн поднялась и начала ходить, чтобы успокоить младенца, закапризничавшего при звуках сердитых голосов.

– Это потому, что все, что я видел – это ее рыжие волосы.

– У моей матери были рыжие волосы. Все в Уэрфилде вспомнят об этом.

– У меня все равно дела в Лондоне.

– Вздор, я отлично представляю себе ваши дела. Кто это будет на этот раз, восточная императрица? Позвольте нам уехать без вас. Если не в Уэрфилд, то в какое-то другое тихое место. Не может быть, чтобы вы хотели иметь полный дом детей, вмешивающихся в ваши «дела» в городе.

– Нет! – крикнул Уэр, отчего младенец снова заплакал. – Мои подопечные останутся со мной.

– Тогда вот, – выкрикнула Грейс-Энн, вложив сверток с красным личиком в его ничего не подозревавшие руки и направляясь к двери, – это ваша самая младшая подопечная. Привыкайте к ней.

Сержант Роули прибыл в Уиклоу в Ирландии несколько недель спустя. То, что он услышал о миссис Уоррингтон, заставило его сломя голову мчаться обратно в Англию, не отдохнув ни дня. По словам Халлорана, это «щедрый» герцог приехал, чтобы забрать вдову майора вместе с ребенком, о котором Роули ничего не знал, за исключением того, что, без всякого сомнения, его отцом не мог быть майор. Майор Уоррингтон не приближался к своей милой юной жене почти шесть месяцев до того, как подхватил лихорадку, которая убила его. Разве Роули не надоедал ему все это время, предлагая навестить жену? Тогда крошка не была беременна, и, черт возьми, не могла оказаться в интересном положении за время пути домой из Португалии. Кажется, что леди в самом деле были нужны услуги Роули, и не только в качестве сопровождающего.

Он взял королевский шиллинг [25] – и отдал свою руку; но даже без денег миссис Уоррингтон, Роули сумеет устроить этому герцогу хорошую взбучку.