Счастье не приходит дважды

Глава 11

Первой Тамару встретила кошка Дуська. Она сидела на открытой веранде, щурясь от солнышка, и вылизывала свою замечательную трехцветную шкурку.

Три здоровенных мордастых кота, затаив дыхание, жадными глазами следили за каждым ее движением. Держались они в некотором отдалении, косясь друг на друга, и время от времени злобно завывали, чтобы отпугнуть конкурента.

Дуська никому не отдавала предпочтения и с видом благовоспитанной девицы продолжала наводить красоту на виду изумленной публики, измученной от сладострастного томления. Слабонервных не было, уступать не хотел никто. Бойцы яростно били хвостами, поджидая удобную минуту, чтобы померяться силами. Самым активным и, вероятно, наиболее сексуально озабоченным оказался полосатый. Утробно мяукнув, он прыгнул на веранду.

Тут же раздался возмущенный голос Аси:

— Брысь, проклятые! Совсем обнаглели!

В полосатого полетел здоровый, как колода, армейский ботинок.

Компания усатых ухажеров разбежалась в разные стороны.

Увидев Тамару, Ася пожаловалась:

— Не поверишь, что здесь творится каждый день. Замучилась совсем. Как заорут по ночам, завоют, хоть из дома беги. Так и держу под рукой что-нибудь тяжелое.

— Попала в кого-нибудь? — поинтересовалась Тамара.

— Как же, будут они сидеть, дожидаться! Проворные, заразы.

Дуська, не обращая внимание на Асино возмущение, продолжала тереть лапой мордочку.

«Уж такая я кр-расавица ур-родилась», — щурилась она и, мурлыкая, начала тереться о Тамарины ноги.

— Не подлизывайся, — буркнула Ася на кошку. — Кого ты к дому приваживаешь? Посмотри на этих обормотов нечесаных и на себя. Тьфу, срамота! — Ася возмущалась, как сварливая свекровь. — Сколько раз тебе говорила: не води сюда эту шоблу, выгоню всех, и тебя тоже.

«Не выгонишь! Я кр-расивая».

Своенравная Дуська хорошо знала, что у Аси на нее рука не поднимется. Она любила Тамару, терроризировала няню Оксану, та ее даже побаивалась, а к маленькой Серафиме относилась с пониманием. Ребенок он ребенок и есть. Когда Сима пыталась неловко схватить кошку, Тамара переживала, что Дуська может ее оцарапать. Потом успокоилась, умное животное — все понимала и, если ей что-то не нравилось, просто мягко освобождалась и уходила.

Асю Дуська уважала, но хозяйкой своей не считала. Могла посидеть на коленях, если приглашали, но при этом давала понять, что дальнейших фамильярностей сносить не намерена. Ярослава кошка терпела, понимая, что в доме должен быть мужчина. Она лишь в толк не могла взять, зачем он нужен постоянно. В ее интимной жизни самцы появлялись в определенные моменты. По этому поводу у нее были непримиримые разногласия с Асей.

— Всем хороша кошка, — твердила Ася. — Умна, чистоплотна, не ворует со стола, про мышей и говорить нечего — всех извела, ловкая, шельма, даже птичек ловит. Одно плохо. Не успеешь оглянуться — опять брюхатая. Что ты будешь делать!

Дуська при ее замечательной красоте конкуренток не имела, и возмущение Аси было справедливым.

Тамара сидела в деревянном дедовском кресле-качалке. Как только она приезжала сюда, сразу успокаивалась. Проблемы и недоразумения казались мелкими и незначительными.

— Хорошо-то как, спокойно. — Она, закрыв глаза, слушала скрип старого дерева. — Даже шевелиться не хочется.

— Подожди, матушка, сейчас я тебя озадачу. Ася подошла незаметно. По ее напряженному лицу Тамара поняла, что предстоит серьезный разговор. И не ошиблась.

— …Ты шутишь, — Тома вскочила из кресла. — Какой Рембрандт?

— Какой в музеях висит, — спокойно пояснила Ася.

Серафима Дмитриевна Вершинина была непростым человеком. Она переживала за внучку, боялась, как бы богатое наследство не вскружило ей голову. И приняла своеобразное решение. Часть наследства она решила до поры до времени скрыть. Даже придумывать ничего не пришлось. Она сама о тайнике узнала перед смертью мужа. Яков, умирая, рассказал ей о зеленой папке, которая была упрятана между слоями картона одной из картин. Находка обнаружилась случайно. Картина с двойным дном называлась «Ирисы, засыпанные снегом». Там хранились три рисунка Рембрандта.

Яков Викторович перед смертью просил отдать рисунки в музей. «На наш век добра хватит». Серафима Дмитриевна не послушалась мужа, помня о том, сколько пришлось им пережить из-за привезенного добра. Кто-то жизнью поплатился, их семье еще повезло.

— Сначала лихих людей боялась. А при нынешней власти и слышать об этом не хотела, — покачала головой Ася, согласная со старой хозяйкой. — Говорила, что громадных денег, четыре миллиона этих, как их… евро, — вспомнила Ася, — они могут стоить, а теперь, может, и больше.

— А сейчас они где?

— Где раньше были, там и поныне, — спокойно ответила Ася. — Одно время Серафима Дмитриевна в домашнем сейфе их держала, а перед смертью опять между картоном упрятала.

— В «Ирисы»?

— Да. Мне велела через два года тебе про них сказать.

Тамара молчала. Ася, по-своему поняв ее молчание, вздохнула:

— Ты на бабку не сердись. Она как лучше хотела. Боялась, как бы богатым наследством неприятности на тебя не навлечь. Завистливых да злых людей много. Нотариус этот, Колбин, уж так вокруг нее финтил, так принюхивался, она и испугалась.

— Но ведь два года еще не прошло.

— Не прошло, — согласилась Ася. — Но… — Она пригорюнилась. — Сон мне плохой вторую ночь снится. А ну как, думаю, помру раньше времени, тогда как? Не-ет, я волю Серафимы Дмитриевны исполнить должна.

Тамара, потрясенная, продолжала сидеть в кресле. Преданность Аси не знала границ. Все это было совсем не похоже на то, с чем сталкивалась каждый день.

Сначала, как только переехала жить в квартиру бабки, она побаивалась Аси. Пыталась говорить ей «вы», но старушка ни в какую:

— Ишь, чего выдумала! Как Серафима Дмитриевна называла, так и ты называй. Привыкла я.

В Москву Тамара возвратилась под вечер. «Ярослав приедет — обалдеет!» — ликовала она, заранее предвкушая, как расскажет обо всем мужу.

Но он не собирался приезжать. Об этом Тома узнала поздним вечером. Муж позвонил сам.

— Завтра в шесть утра к тебе заедет Нина Ивановна с Олегом. Передашь ей папку с документами, которые взяла у меня в сейфе.

Мысли Тамары были заняты предыдущим разговором с Асей, и она не сразу поняла, о чем идет речь.

— Какой сейф? Ах, да, — вспомнила она. — Передам, конечно.

— Хорошо.

— Подожди, — запоздало поняла Тамара, — Значит, ты сам возвращаться не собираешься?

— Нет.

— Но ты говорил…

— Тамара, — перебил он, — у меня дела.

— Можешь сказать — какие?

— По телефону нет. Повисло нехорошее молчание.

— Сегодня утром я думала, что мы понимаем друг друга. — Она усмехнулась. — Твоя секретарша значит для тебя больше, чем я.

— Ты ошибаешься. Просто у меня проблемы, о которых по телефону говорить не хочется.

— У меня тоже возникла… — она запнулась, — скажем так — интересная ситуация, которую я хотела бы обсудить с тобой. И тоже — не по телефону.

— Приеду, и мы все обсудим. Извини, нет времени. Все вопросы потом.

— Как знаешь.

Она швырнула трубку. И это называется муж? Раньше он не был таким. Скоро станет деловым, как барон Козило, и будет вспоминать, брюнетка у него жена или блондинка.

— Ну и хрен с ними со всеми!

Она принесла лестницу и сняла со стены «Ирисы, засыпанные снегом».

Ей всегда нравилась эта картина, написанная немецким художником. Белый холодный снег и живые цветы. Здесь присутствовало настроение.

Тайник был сделан отлично. Если не знать о его существовании, невозможно догадаться. Она, следуя наставлениям Аси, стала осторожно отгибать первый слой картона. Показался угол зеленой папки.

Есть! Она услышала громкий стук собственного сердца. На журнальном столике лежали три прекрасно сохранившихся, бесценных рисунка. Затаив дыхание Тамара разглядывала их, боясь прикоснуться. Из середины XVII века на нее смотрел автопортрет, исполненный самым популярным живописцем Амстердама. Харменс ван Рейн Рембрандт!

— Этого не может быть, — прошептала она, все еще не веря собственным глазам. Два других рисунка были фрагментами известных картин.

Она откинулась на спинку дивана. Серафима Дмитриевна была права, упрятав рисунки подальше. За такое наследство могли ограбить, убить, сжить со свету. Она еще раз взглянула на автопортрет гениального голландца. Завтра же отправится в банк и положит бесценные сокровища в ячейку депозитария. Очень жаль, что нельзя этого сделать сегодня.

И все же… Она загляделась на рисунки. Никогда не увлекалась собирательством. Судьба распорядилась так, что ей в наследство достались великолепные коллекции. Каждая была уникальна в своем роде. Старинное оружие, табакерки, гобелены работы фламандских и французских мастеров, картины. Но именно сейчас, глядя на великого художника и вдыхая пыль глубины веков, она, кажется, начала понимать, что движет людьми, которые всю свою жизнь посвящают собиранию предметов старины. Одно дело, когда смотришь на них, упрятанных за стекло, в музее, и совсем другое, когда вот оно, здесь, рядом. К ним можно даже прикоснуться руками.

Нынешнее состояние Тамары можно было выразить лишь одним словом — благоговение. Лишь полотна известных художников способны вызвать такое чувство. Это было то, вечное, что не подвержено сиюминутным настроениям.

Она осторожно захлопнула зеленую папку и заперла ее в домашний сейф.

— Как говорится, не захочешь, да выпьешь. Такое событие надо отметить. Жаль, что в одиночестве.

Тома не относилась к курящим дамам. Раньше она сигаретный дым на дух не выносила. Последнее время стала позволять себе изредка выкурить дорогую сигаретку. Так, баловалась от случая к случаю. Сейчас захотелось покурить.

— Черт, — она рылась в столе, — в верхнем ящике недавно видела…

Ярослав, находя у жены сигареты, немедленно их выбрасывал.

— А-а, — вспомнила она, — я сегодня в клубе пачку купила.

Вытряхнув все из сумочки, увидела Юрину визитку. Сергей… Теперь ее мысли потекли совсем в другом направлении.

Юра сказал, что Сергею плохо. Тогда почему не позвонил сам, ведь не врагами же они расстались?.. Если бы она была ему нужна, он давно объявился бы. Два года назад все было по-другому. Стоило только намекнуть, что у него сложности, как она мчалась к нему, забыв обо всем на свете.

— И ничего хорошего из этого не получилось, — мрачно констатировала Тамара.

А потом еще долго сидела в кресле, тупо уставясь в пространство.

«Может, Юре позвонить? — нерешительно подумала она и тут же возразила себе: — Нет!»

К чему нелепые уловки? Если ее интересует Сергей, значит, и разговаривать она должна с ним. Тома закрыла глаза. Чтобы позвонить Сергею, ей незачем заглядывать в записную книжку, потому что его телефон она помнила наизусть. Сколько раз за это время начинала набирать его номер и бросала трубку. Сейчас ее тоже что-то останавливало.

Тамара почувствовала, что жутко устала. Не надо сегодня никому звонить!

Она сидела на кухне, потягивая вино из бокала. Слишком много впечатлений для одного дня: поездка на фирму Ярослава, нервные переговоры с ним, посиделки в клубе, неожиданная встреча с Юрой, противная морда Стаса Наумова, который сидел за соседним столом, а рядом с ним — самодовольный красавец. Таких называют опасными типами. Почему у «братца» Стаса все дружки такие?

Она резко поставила бокал на стол. Это не ее печаль. Может, хорошо, что муж сейчас в Германии, вдруг подумала она, не надо ничего объяснять про Полковника. Ярослав с самого начала был против того, чтобы она воспользовалась его услугами. Тамара нахмурилась. Похоже, Ярослав, как всегда, был прав. Появление Полковника грозило неприятностями.

Она закрыла глаза. И тут же, как наяву, увидела три изображения великого художника. Суета сегодняшнего дня, волнения, встречи, разговоры — все казалось сейчас незначительным. Рисунки гениального живописца были вечными.

Надо же, Тамара опять вспомнила редко употребляемое слово и медленно произнесла его вслух:

— Бла-го-го-ве-ни-е!

Принесет ли счастье неожиданно открывшееся новое богатство?