— Определись четко — что ты хочешь. Развестись?
У Юли мгновенно высохли слезы.
— Нет.
— Ну вот, уже лучше. — Тамара помедлила, подбирая слова, чтобы не обидеть. — Надо разобраться: у Шурика твоего это разовая прихоть или он по жизни такой… гулена? Как думаешь?
Юля замотала головой:
— В том-то и дело, что не гулена. Не знаю, что с ним сейчас случилось. Мы уже больше двух лет вместе, на женщин внимание он, конечно, обращает, но не больше, чем другие мужики. Я хоть и дура влюбленная, но не идиотка, заметила бы. — Она взглянула на Тамару. — А ты как считаешь? Со стороны, говорят, виднее.
— Юль, — Тамара закусила нижнюю губу, — ты меня знаешь, я — твоя подруга, но врать не буду.
— Ну и говори!
— Как независимый эксперт?
— Как независимый.
— Правду?
— Конечно.
— Тогда не обижайся, если не понравится. В принципе я уже осторожненько высказывалась по этому поводу, но ты слышать меня не хотела. Шурик твой — нормальный мужик. Раньше у него была семья, в которой с ним никто не считался. Мать его, конечно, жалела, но она старая женщина, много лет болела. Жена и дочь — законченные эгоистки. Вот он и крутился. Матери лекарства и уход необходимы, дамочки его тоже свое требовали. На двух работах работал, чтобы всех обеспечить, не помогло, жена ушла к богатому господину.
— Про две работы я все знаю. Не понимаю, к чему ты ведешь?
— Сейчас поймешь. Когда появилась ты, ситуация в корне изменилась. Есть кому и за свекровью ухаживать, и с мужа пылинки сдувать. Дома — полный покой и благополучие. На сколько, ты говорила, Шурик сразу поправился?
— На двенадцать килограммов, — буркнула Юлька. — На человека стал похож. Сам жаловался, что еле ноги таскал, и это при его-то росте! С него брюки спадать стали, только на ремне и держались. Кот Васька…
— С него тоже штаны спадали? — не удержалась от улыбки Тамара.
— Не язви. От Васьки одна шкура да кости остались. Первое время он ел целыми днями, думала, лопнет. Да при чем здесь кот! — разозлилась Юля. — Ты серьезно говорить можешь?
— Я серьезно и говорю. Избаловала ты мужика. Забот никаких, он и… того, расслабился.
Юля наморщила носик:
— Выходит, я же во всем и виновата!
— Не во всем, но держать мужика в узде надо.
— Значит, сейчас я должна сделать вид, что ничего не произошло?
— Кто тебе про это сказал? — возмутилась Тамара. — Ни в коем случае!
Юля зашмыгала носом.
— Ну вот, опять… только успокоилась. Перестань реветь.
— Томка, ну что же делать, что?!
Тамара подошла к полке, вытащила бутылку и бокалы.
— Проучить мужика надо, давай думать, как. — Она разлила вино.
— Я не буду, — отказалась Юлька.
— А вот это зря. На трезвую голову здесь не разобраться. Ты сама-то как сейчас к нему относишься?
— Морду бы подлецу набила, — не задумываясь, ответила подруга.
— Тебе с ним не справиться, он здоровый, как холодильник.
— Тогда расцарапала бы, — вздохнула Юлька.
— Этим проблему не решишь.
Обе замолчали.
— Юль, ну что ты так убиваешься? Это происходит в девяносто случаев из ста, а может, и того чаще.
— С тобой такого не произошло, — вырвалось у Юли.
— Ты так думаешь? — помрачнела Тамара.
— Ой, Томик, прости, я не подумала… — Юля вскочила со стула. — Я имела в виду твоего Ярослава.
Тамара вздохнула.
— С Ярославом все в порядке.
Она надолго замолчала.
— Том… — Юля осторожно дотронулась до ее плеча. — Неужели еще помнишь… Сергея?
— Помню. — Тамара взяла бутылку и наполнила свой бокал.
— Тогда уж и мне, — махнула рукой Юлька. — Действительно, может, напиться? Тогда я своему муженьку все выскажу. И про дочурку, и про жену, и про шлюху интернетовскую.
— Не заводись. Все уладится. Еще и ребеночка Шурику родишь.
Юля болезненно сморщилась, она давно мечтала о маленьком.
— И рожу всем назло, я еще не старая.
— Конечно, — поддержала ее Тамара. — Я в сорок лет родила, и ничего.
— Даже не поправилась, — вздохнула Юлька, сравнивая стройную фигуру Тамары со своей. — С завтрашнего дня сажусь на диету.
— Зря, тебе идет полнота. Ты такая пухленькая, аппетитная.
— Вот потому он себе эту дамочку и завел, для сравнения, наверное.
— Юлечка…
— Не надо меня успокаивать. Черт с ней, с полнотой, разберусь как-нибудь. Наверное, ты права, я его избаловала, к хорошему привыкают быстро. У нас на работе — бардак, так думала, хоть в семейной жизни радость найду, а тут такое… Всю душу в дом вкладывала, вот и получила по полной программе.
— Редакция по-прежнему утрясает штаты и перестраивается? — спросила Тамара, чтобы отвлечь Юлю от грустных мыслей.
— Да-а, — та махнула рукой, — в комитете неразбериха, им сейчас не до нас, функции делят. Мы за полгода с трудом один номер выпустили. Даже говорить не хочется.
— Юлечка, — Тамара, приобняв, стала тормошить подругу, — вспомни, какая ты была два года назад: глаза светились, не ходила, а летала. Я сразу поняла, что ты влюбилась, хоть и таилась до последнего, и что избранник твой, — Тамара улыбнулась, — мужчина, скажем так, не мелких габаритов.
— Интересно, почему? — удивилась Юля.
— Шерочка Мандрыкина на мысль навела.
— Да я с этой пиявкой никогда ничем не делилась. Она любую женщину симпатичнее себя воспринимает как заклятого врага. Так что там — про Мандрыкину?
— Привязалась к тебе в очередной раз, начала поучать. Раскритиковала твою новую сумку. С такой, говорит, только за картошкой ходить. Ну ты ей и ввалила. Лешакова, начальница, от изумления чаем подавилась, ты же у нас всегда такая смирная, воды не замутишь.
— И что я сказала?
— О, я это помню до сих пор, — не удержалась от улыбки Тамара. — Ты встала в позу и уверенно и дерзко бросила: «Не люблю маленьких сумок и мелких мужиков, у которых кое-что… под микроскопом не разглядишь». Анекдот еще рассказала.
— Какой?
— Женщина ахает, глядя на раздетого любовника. «И это все?» — возмущается она. «Зато без нитратов!» — гордо отвечает он.
— Иди ты, так и сказала?
— При этом ехидно хихикнула, глядя на Мандрыкину. Шерочку пришлось сердечными каплями отпаивать. Она тогда ухлестывала за мужиком из соседнего отдела, у которого было прозвище Кадастрат, а росточка он был совсем небольшого, но долговязой и нескладной Шерочке выбирать не приходилось. Мандрыкина восприняла твой выпад как оскорбление.
— Да, сейчас я вспомнила этот случай. Эта зараза всегда меня доставала. Огрызнешься — на время оставит в покое. Но как ты догадалась про Шурика?
— По тому, как ты себя уверенно держала, было ясно, что у тебя, в отличие от некоторых, сующих повсюду свой длинный нос, имеется настоящий поклонник. И не мелкий, — засмеялась Тамара.
— Хитрая ты, Томка.
— Не хитрая, а наблюдательная.
Пока они вспоминали Мандрыкину, резкая морщина на лбу у Юли разгладилась, но через минуту появилась вновь.
— Не могу ни о чем думать, кроме Шурки, — тихо произнесла она. — Будто шило в висок всадили. Лучше скажи, почему я такая невезучая, а? Старалась, из кожи вон лезла, а он… Разве это справедливо?!
— Перестань.
Она хлюпнула носом.
— Ты права: и про свекровь, которая много лет болела, и про бывшую женушку с дочкой. Шурик дома действительно раньше голос подать не смел. У кота Васьки больше прав было, он на крайний случай мог из дома удрать. А Шурка?.. От больной матери не сбежишь. — Юля покачала головой. — Все понимаю, но как представлю с ним рядом эту интернетовскую шлюху: холеную, красивую, уверенную, такая волна злости поднимается, что прибила бы всех! Я вообще по жизни веду себя неправильно, вот у меня ничего и не получается. Ты ведь знаешь, я была уже однажды замужем.
— Да, ты говорила.
— Говорила, да не до конца.
— Ты развелась с ним, — уточнила Тамара.
Юлька грустно усмехнулась.
— Это он со мной развелся, а попросту говоря — бросил ради другой. И что особенно подло…
— Юль, не надо, — попыталась остановить ее Тамара. — Зачем старое ворошить? Столько лет прошло.
— Мне тогда двадцать один год исполнился, — упрямо мотнула головой Юлька. — В двадцать два нас уже развели. Короткое счастье. Первого мужа тоже звали Сашей. Может, мне просто не везет на это имя, а, Том?
— Глупости не болтай.
Тамара поняла, что подруге надо выговориться, и больше не останавливала ее. Пусть говорит, лишь бы не плакала.
…Юля училась на третьем курсе института, когда в ее жизни появился он, Саша.
— Мы встретились на новогоднем вечере в ресторане, — начала Юля. — Меня туда знакомая привела. У нее оказался лишний пригласительный. Вечер был так себе. Взрослые толстые дядьки, сослуживцы моей знакомой, на вечер пришли без жен и оттягивались по полной программе. Сейчас такие мероприятия называются корпоративной вечеринкой. Я не помню, чем занималась контора, но она точно была не бедной. Я, проклиная все на свете, отбивалась от настырных подвыпивших мужиков. Молоденькая пухленькая девчонка, да еще и новенькая… Уже собралась сбежать, как появился он. Пригласил на танец. Я, обозленная на всех, надерзила и ему. Он заинтересовался. Вот тут-то я и рассмотрела, что он не похож на разомлевших дядечек в замшевых пиджаках и с непременными золотыми печатками на толстых пальцах. Помнишь, одно время такие пиджаки были в моде?
— Помню, их привозили из-за границы?
— Вот-вот. Мой партнер ядовито прошелся насчет счастливых обладателей модного прикида и их манер. Потом он сел за мой столик и не отходил от меня ни на шаг. Мы познакомились, выяснилось, что он здесь тоже оказался случайно. Нас потянуло друг к другу. День и час, когда влюбилась в него без памяти, я запомнила навсегда.
— Это случилось на вечере?
— Нет. Тогда он просто проводил меня до дома. Я дня три вспоминала о нем с легким сожалением и думала: встретила хорошего человека, с которым легко и интересно, но, как говорится, пообщались и расстались, значит, я ему не показалась. Он появился вечером 31-го декабря и пригласил встречать вместе Новый год. Я согласилась. А дальше… Мы не расставались три дня, родители бучу подняли, потому что я никогда без предупреждения не исчезала из дома. Мы были у него, и это время пролетело единым мигом. А потом каждую свободную минуту мы были вместе. Как я училась, сдавала какие-то зачеты, сама удивляюсь. Он ждал меня возле института с цветами, девчонки из группы жутко завидовали, а я летала, словно за спиной крылья выросли, и ничего не замечала вокруг.
— Он тоже был студент?
— Нет. Работал, у него незаконченное высшее. Учиться дальше не собирался. Первые споры начались именно из-за этого. Он жил вдвоем с матерью, которая смотрела на меня с любопытством, словно удивлялась выбору собственного сына. Мои родители от него не были в восторге, но вели себя дипломатично. Расписались мы через полгода. Его маменька присутствовала на свадьбе, но вела себя так, словно своим появлением оказывает всем большую услугу. Только потом я узнала, как она сопротивлялась женитьбе сына.
— Почему?
— Он получал приличные деньги. Невестка — любая — была ей не нужна. Она твердила, что расписываться ни к чему. Мы можем встречаться, а жить — каждый у себя. Это современная форма общения. Мне она заботливо говорила, что учиться надо, до диплома далеко, а тут семейные хлопоты, да вдруг еще рожать надумаю. Только наплевать ей было и на мой диплом, и на семейные заботы. Я тогда была настолько счастлива, что не замечала ничего.
— А Саша?
— Он не хотел ссориться с родительницей, но и меня любил. Тогда я это знала точно. Жить мы стали у меня. Он часто ездил к матери, то продукты ей надо купить, то еще чем помочь.
— Она пожилого возраста, если приходилось ее опекать?
Юля фыркнула.
— Скажешь тоже — пожилого! Она еще любовников имела, Саша мне сам жаловался, что мать никак не уймется, то одного в дом приведет, то другого.
— Она что, облегченного поведения?
— Да нет, просто любила дамочка пожить в свое удовольствие. Когда денежный приятель исчезал, принималась донимать сына, дескать, никому она не нужна, все ее бросили. Он приезжал смурной, в такие моменты я старалась его не тормошить. Понимала, мать есть мать. Что же делать, если она меня не любит! Думала, все утрясется, главное, чтобы мы понимали друг друга. У Саши был отходчивый характер, он быстро восстанавливался после поездок к маменьке. А я… Я вся без остатка растворилась в муже. Жизнь казалась чудесным раем. Облака наплывали лишь тогда, когда звонила свекровь и недовольным голосом требовала сына. Я, не видя ее, представляла сердитое, раздраженное лицо и ежилась. Какое счастье, что мы не жили под одной крышей! Дура наивная. Тогда я еще не знала, на что способна эта дамочка, чтобы вернуть сына.
Юля надолго замолчала. Тамара не тревожила ее. Захочет, сама расскажет.
— А потом я заболела. Двухстороннее воспаление легких — не шутка. Меня положили в больницу. Саша сначала приезжал почти каждый день, потом — реже. В больнице я пролежала месяц. Перед выпиской он пришел и сказал, что его отправляют в командировку. Я огорчилась. Говорят, что сердце влюбленной женщины должно почувствовать, когда мужчина от нее уходит. Ничего я не почувствовала! Это потом, когда все открылось, ужаснулась: где были мои глаза? Когда мама привезла меня из больницы, выяснилось, что Саша переехал жить к себе. Спрашиваю у матери: давно? Она глаза прячет, жалеет меня. Я взяла себя в руки, постаралась не волноваться и твердила себе, что ничего страшного не произошло, вот вернется Саша из командировки, и все будет хорошо. А слабость такая была, что с ног валилась, в меня ведь антибиотики кололи с утра до ночи.
Юля облизала вмиг пересохшие губы. Тамара разлила оставшееся в бутылке вино по бокалам.
— У меня тоже от твоего рассказа во рту пересохло.
— О чем я? Ах да, про антибиотики, которыми меня пичкали. Врач не хотела выписывать, я настояла, говорила, дома условия хорошие, долечусь. К мужу рвалась. Через неделю он появился. Поговорить, сказал, надо. А я, дура влюбленная, рада до смерти и не вижу, что он — как чужой. Кинулась к шкафу, свитер достаю. Вот, говорю, тебе связала, пока болела, ты всегда хотел меланжевый, бело-голубой. Как раз под цвет глаз. Он смутился, но ненадолго. Свитер отложил в сторону. А потом… потом сказал, что у него есть другая женщина.
Юля невидящими глазами уставилась в пространство. У Тамары от жалости защемило сердце.
— Есть такое выражение: свет в глазах померк, вот так и со мной было. Ушам не верю. А как же я, говорю, со мной как? Ведь ты — муж мне. Он в сторону смотрит и цедит сквозь зубы: мать предупреждала, нам не надо было расписываться. Что было дальше, помню смутно. Кажется, я умоляла его не бросать меня, говорила, что умру без него. Слезами заливалась, про любовь твердила. — Юля опять надолго замолчала и сжала кулаки. — И знаешь, что он мне на это ответил? Какая любовь, говорит, ты даже не знаешь, что это такое. Я ее люблю. Меня при одной мысли о ней от желания в дрожь кидает.
Внимательно слушавшая Тамара возмущенно встряхнула головой.
— Ну и сволочь, говорить такое собственной жене, которая от болезни не оправилась!
— Да наплевать ему на меня было. Я рыдаю, с ума схожу от горя, а он как камень. Вот тут я очнулась и посмотрела на него. Лицо — вылитое маменькино: злобное, недовольное. Еще бы! Он влюблен, а тут бывшая жена под ногами путается, мешает счастью. Время на меня приходится тратить и что-то объяснять. Я от обиды едва сознание не потеряла. А потом как цементом внутри схватило. Противно все вдруг стало. И безразлично. Ну что ж, говорю, решил, значит, так и будет. Не помню, как вещи его собрала. Новый свитер в сумку тоже положила.
— Неужели взял?
— Плечами пожал, вроде незачем, потом забрал. Господи, что свитер — тут жизнь рушилась! Я сделала еще одну попытку его остановить, за что потом себя ругала. Предложила не торопиться, не предпринимать ничего сейчас, но он от моих слов пришел в бешенство. Отмахнулся, как от надоедливой мухи. Не надо было унижаться, он все решил сам. Потом до меня слух дошел, что как только я заболела, свекровь стала искать варианты, чтобы нас развести. Нашла телефон его бывшей приятельницы и… Противно все, Том, мерзко и противно.
— Неужели сама в постель бабу подложила?
— Говорят, да. Ни в какую командировку он тогда не ездил, просто время тянул, смелости набирался, чтобы со мной объясниться. Мне было очень плохо после того, как он ушел. Мать с ума сходила, опасалась за меня. Несколько раз я порывалась позвонить ему, но не сделала этого. Вот когда я похудела без всякой диеты. Как-то взвесилась на улице — сорок девять килограммов, вместе с одеждой.
— С кольчугой, — поправила Тамара.
— Что? — не поняла Юлька.
— Так говорят: сорок девять вместе с кольчугой.
Юля грустно улыбнулась.
— Ну да. Учебу я сначала забросила, а потом взяла себя в руки. Надо же было что-то делать! Академический отпуск предлагали по болезни, но я отказалась. Все «хвосты» в институте сдала. И все время ждала его, думала, если вернется и попросит прощения, прощу.
— Не пришел?
Юля хмыкнула.
— Пришел. После развода.
— И?..
— И — ничего. Поняла, что он мне не нужен. Разлюбила, наверное.
Тамара с удивлением уставилась на подругу.
— Странно, правда? — усмехнулась Юлька. — Сама тогда удивилась. Перегорело, видно, все. Решила и как отрезала. Когда сходила с ума от тоски, в глубине души все равно надеялась, что он вернется. Вот тогда, думала, припомню ему свои обиды. А пришел — у меня даже злости к нему не было.
— Про «африканскую страсть» спросила?
— А как же! Просто интересно было, из-за какого такого неземного чувства он меня бросил. Сказал, что это страшный человек, они давно расстались, а у самого вид жалкий, несчастный. Я даже было дрогнула.
— Пожалела?
— Да. Но вовремя опомнилась.
— Он-то тебя не пожалел!
— Дело не в этом. Просто поняла, что не могу начать все сначала. Ничего нельзя вернуть. Да и зачем?
— Моя бабушка Серафима Дмитриевна говорила: в один день по две радости не живут. Любовь не по судьбе.
— Верно.
Они надолго замолчали, каждая думала о своем.
— Счастье не приходит дважды, — вздохнула Юлька. — Вот такая печальная история.
— Вы больше не виделись?
— Случайно столкнулись на улице. Он шел в обнимку с девицей, пьяный, непромытый какой-то. Я даже не узнала его в первую минуту. Партнерша тоже не первой свежести. Было неловко на них смотреть. Потом долго места себе не находила. И из-за этого человека мне жить не хотелось?! Не поверишь, но все равно было его жалко. Очень хотелось встретиться с маменькой и спросить: зачем она разрушила нашу жизнь? Неужели такой Саша ее устраивал больше? Наверное, надо было бороться за него, а я сразу отступила.
— Бороться можно, когда любишь.
— …а не когда тебя бросают, — добавила Юлька. — Все так нелепо устроено в жизни.
Пока рассказывала, она допила вино и задумалась. Тамара незаметно наблюдала за ней. История подруги задела ее за живое.
— Мы, бабы, жуткие дуры, — вдруг сказала Юлька не вполне трезвым голосом. — Шурика я этой крашеной стерве не отдам!
Она неожиданно засмеялась.
— Ты что? — не поняла Тамара.
Она знала, что мало пьющая подруга могла захмелеть от одного бокала. Напоить Тамару было непросто. У нее была повышенная стойкость к алкоголю. Иногда она думала об этом с сожалением.
Юлька продолжала хохотать. Тамара всполошилась не на шутку, только истерики сейчас не хватало. Черт бы побрал ее мужей! Что один, что другой — оба хороши.
— Я вспомнила. Когда мы с Шуриком садимся ужинать, то у нас со второго этажа такой обзорчик открывается… — Юля вытерла набежавшие от смеха слезы. — Ты у нас дома была, знаешь, что вокруг сплошные заросли.
— И что? — Тома не сразу поняла, какой дом имеется в виду. Она все еще боялась, как бы не случилось истерики.
«С Шуриком, — сообразила она, — значит, речь о втором муже. Первого она Сашей называла. И то хорошо».
— Мы за стол, а народ… это… ну, словом, нужду справляет. Уголок укромный, глянешь из окна, а в кустах чья-то голая задница обязательно торчит. Клянусь! Ни стыда ни совести. Средь бела дня усядутся, а уж вечером — обязательно. Нашли хорошенькое местечко! А с виду вроде бы приличные люди. Мы уж и стыдили их на весь двор, и водой поливали — толку никакого. Представляешь картину?
Тамара невольно засмеялась вслед за Юлькой и успокоилась. Все в порядке. Если хохочет, значит, отошла.
После второго бокала Юлька окончательно захмелела.
— Пусть… поищет лучше, — бормотала она. — Чтоб знал…
Это опять про второго мужа, сообразила Тома.
— Ох, и надеремся мы сегодня с тобой, душа моя, — произнесла она.
— Душа… — услышала Тамара шепот Юльки, — душа болит.
Она отвела подругу в комнату и уложила на диван.
— Спи, спи. — Тома укрыла ее пледом. — Никуда твой Шурик не денется, прибежит как миленький и будет прощения просить.
— Запью, загуляю, — еле слышно твердила Юлька. — Пусть…
— Конечно, запьешь. — Тамара поправила плед. — И непременно загуляешь. Как только, так сразу.
Она вернулась на кухню. Кто бы говорил такое, только не Юлечка! Она и пить-то толком не может, с десяти капель с ног валится. Это не Ирка Устинкина, которая могла ведро вылакать. И еще приговаривать: сколько кофею ни пей, не выходит юбилей.
Тома подперла ладонью щеку и мрачно уставилась на полупустую бутылку.
Когда мужик загулял, это нехорошо, но в принципе понятно. А вот когда женщину не те мысли одолевают…
«Надеремся», — сказала она сейчас Юльке. Рассказанная ею история про первого мужа настроения не улучшила. У каждого есть повод надраться.
Все это уже было, когда рассталась с Сергеем и маялась от обиды. Помнит, как от отчаяния хлестала водку по ночам, такое не забывается. А походы за спиртным в ночные магазины… Везучая, видно, была, никто не прибил, не ограбил. Даже сейчас при воспоминании об этом мурашки по коже побежали.
Когда Юлька упомянула Сергея, у Тамары дух захватило. Все последнее время она думала только о нем. Не признавалась в этом себе, но сколько можно таиться? От себя не спрячешься.
Чего ей не хватает — неприятностей?
Она, обожаемая жена своего мужа, от которого у нее ребенок и который с нее только что пылинки не сдувает, не должна вести себя подобным образом. Не должна. А ведет! Не поехала с Ярославом в Германию, вот и мечется по городу, места себе нигде не находит. Была бы при деле, на дурные мысли меньше времени оставалось. Недавно заехала к Галке Недосекиной. Лишь заикнулась о своих настроениях, как та, знавшая в подробностях о ее прежних отношениях с Сергеем, выпалила:
— Ты с ума сошла! А я гляжу и понять не могу, в чем дело. Оказывается, вот оно что… Очнись, ненормальная! На тебя смотреть больно. Ты как потерянная. Если бы не хватало чего, а то ведь все есть. Даже слушать про твоего Сергея не хочу! Ты про Ярослава с дочкой подумала?
— Не читай мне нотаций, — вспылила Тамара. — Я к тебе как к подруге, а ты…
— Какие нотации, — устало опустила плечи Галка. — Подумай хорошо, прежде чем разрушать что-то.
— Я ничего не собираюсь разрушать.
— Том, может, ты просто устала от благополучной жизни? Все слишком легко и просто, жизнь катится как по рельсам. Неприятностей не хватает? Ты мне, конечно, подруга, но я очень хорошо отношусь к Ярославу. Еще со времен вашего студенческого романа. Не делай глупостей хотя бы сейчас.
Гнев Галины был справедлив. Некрасивая Галка замужем никогда не была, сына воспитывала одна, наследства не получала.
— Господи, тут не знаешь, куда побежать и в какой угол забиться, а ты… С жиру бесишься. Любит тебя один мужик — нет, подавай другого! Я себя насчет Николая не оправдываю, цену ему знаю, но у меня ведь в жизни, кроме него, никого толком и не было. Ни мужа, ни любовника, а я тоже человек и имею право на женское счастье.
Тамара тогда еле успокоила разбушевавшуюся Галину. Все правильно, но тоска на сердце от этого не уменьшилась. Где-то она вычитала, что надо научиться жить без прошлого, но разве это возможно?
Вернувшись в комнату, еще раз взглянула на Юльку. Спит. Пусть отдыхает, завтрашний день наверняка будет нелегким.
Она осторожно прикрыла дверь в комнату и услышала телефонный звонок.
— Кого там несет? — удивилась Тамара. Старый мобильник звонил не часто. — Может, Шурик спохватился, что жена пропала, и трезвонит по всем известным номерам.
Но это был не Шурик.