Счастье по рецепту

ГЛАВА 21

За остаток ночи я так и не сомкнула глаз. Движимая чем-то неведомым вытащила с полки лист бумаги и карандаш, села за стол и принялась писать. Кто-то когда-то говорил мне, что даже самые маленькие цели и желания нужно записывать, и тогда они обязательно осуществятся, правда, если не сидеть, сложа руки. Так что сейчас я писала по пунктам, чего бы я хотела в этой новой жизни.

Я бы хотела не думать о том, что у меня нет денег, и нечего будет есть совсем скоро. Я бы хотела, чтобы моя маленькая уютная пекарня прославилась, если не на все королевство, то хотя бы в Каане.

Я бы хотела сотворить свое счастье так же легко, как готовлю по рецептам.

Предрассветная мгла сменилась мрачным серым рассветом, а спустя пару минут первые солнечные лучи залили город янтарной краской. Я отложила свой “список желаний” и ушла на кухню прямо в пижаме и босиком.

Разговор с Создателем подействовал на меня так, как это было нужно. Не стану отрицать и то, что, возможно, Создатель меня… загипнотизировал или заколдовал. Он это умеет, я уверена.

Привычными движениями затопила печь, завела тесто. Вскоре испекла немного хлеба и два пирога, чтобы было что выложить на стеллаж. Для экономки леди Коваль я подготовила корзину круассанов, посыпанных мелкой сахарной пудрой. Я не думала о том, что и сегодня никто не придет, просто делала, что должна. Я не слабая и не нытик! Что бы ни говорил Создатель, я не такая.

Розовощекая полная женщина с приятной улыбкой навестила меня рано утром, щедро заплатила за “слоеные булочки” и, пожелав мне всего самого наилучшего, ушла.

В течении дня, не встретив больше ни одного покупателя, я лениво дочитывала книгу о водяных и кикиморах, лишь изредка бросая взгляд на распахнутую дверь. Время от времени мне казалось, что к кузнице кто-то подъехал, и тогда я с замершим сердцем бросалась к окну. Но мне лишь казалось.

Еще один день я провела за уборкой и чтением. Через два – отвезла подсохшие булки детям, поболтала с Элом и Браном, и вернулась домой, чтобы испечь новую партию. Где-то в глубине души ворочалось нехорошее предчувствие, но я, решившая больше никогда не унывать, глушила его смехом. Наверное, со стороны мое веселье выглядело жутковато, но меня ведь все равно никто не видел.

С той ночи, когда ко мне приходил Создатель, прошла неделя. В течении нее я трижды увозила невостребованный хлеб детям, и лишь один раз обслужила покупательницу. Женщина в драном платье и дырявых башмаках выложила на прилавок два медяка и просила продать ей кусочек хлеба или булочку. Я отдала ей две лепешки и батон, проводила взглядом до двери и с улыбкой пожелала хорошего дня.

Один из дней сделала выходным. Прогулялась по городу, поспрашивала местных, где купить дров, и мне подсказали, в какой стороне найти пилораму. Большая телега дров обошлась мне в восемь серебряных монет. Я рассчиталась сразу, а полешки привезли на следующее утро. Это была единственная радость за целых семь дней.

Я обещала себе не унывать и стойко держалась до тех пор, пока в очередное утро мальчишка-почтальон не бросил к моему пню, служившему крыльцом, газету. Как обычно, я в это время пила кофе, сидя на подоконнике. Так как в предыдущих газетах не было ровным счетом ничего интересного, то и эту начала читать неохотно, только лишь чтобы быть в курсе местных новостей.

Крупный заголовок на первой странице прочитала несколько раз. Дрожащей рукой отставила чашку с уже остывшим кофе, другой вытерла выступившие на глазах слезы.

“Леди Илона Коваль, чье состояние все еще оставляет желать лучшего после отравления, в очередной раз подтвердила, что в тот злосчастный вечер не ела ничего, кроме слоеных булочек, которые приобрела экономка в пекарне на Торговой улице в доме под номером семь.”

Илона Коваль. Сестрица Арреля – Илона! Но не это меня разозлило, а то, что она якобы отравилась моими круассанами. Совсем дурой надо быть, чтобы не понять, что Илона нарочно написала эту статью! Но почему?

– Невозможно отравиться круассанами, тварь ты редкостная, – плакала я, глядя на газету.

– Аня! – быстрые шаги приблизились к кухонному окну и в форточку заглянула Лилия, с такой же газетой в руках. – Что это такое? Ты отравила дочку главы города?!

– Да не травила я никого! – бросила зло, вытирая мокрые щеки. – Эта ваша леди Коваль мне просто мстит, вот и все.

– Ты с ней знакома? За что она так поступает?

– Понятия не имею. Тиммион здесь больше не живет, почему она ко мне прицепилась, не знаю. Мы виделись с ней всего раз, тогда она закатила Тиму истерику из-за того, что в его доме женщина!

– Пресвятой Создатель, – Лилия обхватила голову обеими руками. – Илона, конечно, та еще стерва, уж я-то знаю, давно для нее наряды шью, но чтобы настолько! А ты точно ее не травила?

– Как, по-твоему, можно отравиться свежим хлебом, а? Она специально написала эту статью, чтобы ко мне никто не приходил!

– И правда странно. Твои слоеные булочки всем моим клиенткам понравились, все обещали прислать своих служанок…

– Ага, вот только Илоне это невыгодно. Ей нужно, чтобы я отсюда уехала, судя по всему, хотя понятия не имею, что не так! Тиммиона нет уже больше недели, и он не вернется, возможно, никогда! Он ведь с ней? Так что нужно этой Илоне от меня?!

Лилия совсем по-матерински притянула меня к себе, прижала к груди и принялась гладить по волосам. Я ревела в голос, захлебываясь слезами, и за свою слабость мне стыдно не было.

Пекарне пришел конец, это было ясно как белый день. Дочь самого главного человека в Каане отравилась моими “булочками”! Кто-то вообще захочет после такого ко мне прийти? Разве что очередная пьяница с двумя медяками за куском хлеба.

Лилия ушла, залитая слезами не меньше меня. Пообещала помочь, если это будет в ее силах, поговорить со своими клиентками. Вот только нам обеим было понятно, что богатенькие дамочки не захотят рисковать и поверят скорее своей подруге, чем какой-то там швее, пусть и известной.

Я собрала всю выпечку и уже привычно отвезла ребятишкам в заброшенную типографию. Вернувшись домой, убрала колокольчик с прилавка в шкаф на кухне. Мне этот колокольчик больше не нужен, так же, как, собственно, и вывеска над дверью. Вот только ее я самостоятельно не сниму, дождусь или возвращения Тиммиона, или, может быть, Аррель приедет. Заодно и выясню у него, как и чем отравилась Илона. В жизни не поверю, что свежими круассанами!

Следующие дни тянулись медленно. Я сходила с ума от скуки, гуляла по городу в поисках работы, но никому не была нужна даже посудомойщица. Деньги все еще были, но я к ним и не прикасалась, все ждала, когда приедет Аррель, чтобы отдать их ему.

Вот только у судьбы были свои шутки. И в очередное утро, когда я уже скорее по инерции, чем из любопытства, читала утреннюю газету, новая статья от Илоны заставила меня усомниться в моем стабильном психическом здоровье.

– Аня-я-я! – к моему окну уже бежала Лилия с улыбкой до ушей и, едва не спотыкаясь, путалась ногами в юбке. – Читай скорее!

– Я уже прочитала, – фыркнула, закатив глаза. – Так и думала, что Илона просто напросто решила мне напакостить.

– Она пишет, что отравилась рыбой, вот смотри, – Лилия шлепнула газетой по подоконнику и, проведя пальцем по ровной строчке, прочитала вслух: – Илона Коваль подтвердила, что произошла ошибка, и на самом деле в тот злополучный вечер она ела еще и рыбу, которой и отравилась.

– Вот только с чего вдруг Илона передумала? – пробормотала я, хмурясь.

– Почему передумала? Она ведь говорит, что просто перепутала и на самом деле ела еще и рыбу.

– И ты в это веришь?

– Не знаю, – пожала плечами Лилия. – Честно сказать, как-то неохотно. Зная Илону, могу уверять, что ничего она не перепутала, а специально сообщила газете то, что было выгодно именно ей. Но это ведь больше не важно, правда? Сегодня ко мне придут сестры Ирриоль со своей служанкой. Девочки недавно лишились матери, отец, чтобы заглушить боль потери, тратит на дочек гору денег!

– Умерла? – с ужасом спросила я.

– Нет-нет, просто ушла из семьи. Вот уж не знаю, что там произошло, но Кури Ирриоль никогда не казалась мне той, что может бросить свое семейство. Наверное, случилось что-то страшное, раз она так поступила, – Лилия говорила быстро-быстро, глотая слова, и все время жестикулировала. Потом подмигнула мне и умчалась домой, попросив испечь к обеду слоеные булочки.

Я спрыгнула с подоконника, судорожно закатывая рукава пижамной кофточки. Булочки… булочки для сестер Ирриоль должны быть вкуснее, чем я когда-либо готовила. Это мой шанс начать все заново, и я не могу его упустить.

Слоеное тесто было сделано быстро, отправлено в холодильный шкаф, и следующие два часа я нервно бродила по дому. Когда круассаны были готовы, унесла корзинку Лилии и вернулась домой.

Я снова начала печь. Хлеб, пироги, булочки… Сколько у меня же ушло продуктов – не счесть, благо, хоть не приходилось выбрасывать. Беспризорные детишки набирали вес, щеки их розовели, а улыбки, при моем появлении в пыльном заброшенном здании, становились все шире. Никогда бы не подумала, что мне будет доставлять удовольствие кормить бедняков! Теперь-то я поняла, почему люди так любят заниматься благотворительностью. Так приятно знать, что ты можешь улучшить чью-то жизнь хоть немного.

Но и о своей забывать не стоит. Поэтому я не отходила от печи до самого вечера, а следующим утром впервые за много дней встретила самых настоящих покупателей.

Я и глазам своим не поверила, когда служанки богатых господ потянулись к моей пекарне еще до того, как заглянули в молочную лавку.

Колокольчик снова был на своем месте и, услышав его звон, я бросилась в зал.

– Доброе утро, госпожа…

– Анна, – заулыбалась я женщине. – Меня зовут Анна.

Следом за дородной покупательницей в цветастом платье, с которой я уже успела поздороваться, в пекарню заглянула худосочная блондинка в черном форменном платье.

– Айза! – блондинка с улыбкой обняла свою знакомую. – Не ожидала тебя сегодня встретить.

– Господин вчера пригласил на ужин виконта Капрелли, и мы узнали такие новости! – Айза сделала страшные глаза. – Милли, ты даже не представляешь…

Я молча слушала диалог двух женщин, не зная, нужно ли что-то сделать, чтобы привлечь их внимание.

– Ой, да все уже знают, что Капрелли разорены, – отмахнулась Милли, перекладывая пустую корзинку с одной руки на другую. – Еще неделю назад лорд Уилл уезжал смотреть их дом, хотел купить и забрать меня с собой, чтобы я работала уже на него. Но что-то не сложилось, говорит, что дом не в лучшем состоянии. Вот уж и не знаю, как Капрелли его смогут продать.

– А что с ним? Поди плесень повсюду? Такое бывает, если не отапливать помещения, а у виконтов и дров-то поди уже нет.

– Этого я не знаю, но мне так жаль их детей! Ты видела их? Совсем еще малыши, а уже попали в такую грустную ситуацию.

– Зато когда район Каана, принадлежащий Капреллям перейдет молодому герцогу, есть надежда на то, что Топорную улицу наконец облагородят.

– Когда это будет! – закатила глаза Милли, фыркнув.

– А ты разве не слышала? – Айза прикрыла рот ладошкой, всего на миг. – Старший Лабердан при смерти! Младший проводит с ним дни и ночи вот уже две недели как…

Я кашлянула в кулак, смущенно улыбаясь. Мне, конечно, было очень интересно послушать местные сплетни, но на пороге пекарни появилась еще одна женщина с корзинкой.

– Ох, простите, Анна, – Айза наконец обернулась ко мне. – Мы узнали о вашей пекарне из газеты. Свежий ли хлеб на ваших прилавках?

– Свежий, испекла этой ночью.

– Илона Коваль сообщила, что отравилась вашей выпечкой, – громко зашептала Милли, – но мы так удивились! Разве можно отравиться хлебом? Но все же решили не рисковать. А вчера вечером Винилла, экономка из дома Ирриоль, сказала, что малышки принесли домой целую корзинку ваших слоеных булочек.

Я бросила короткий взгляд на молчаливую посетительницу, стоящую в дверях и ожидающую своей очереди, и взяла со стеллажа пирог с малиновым вареньем. Тут же надела тряпичные перчатки, поломала пирог на кусочки и пододвинула на бумажном пакете ближе к гостьям.

– Вы можете попробовать совершенно бесплатно, а если понравится, то уже купить что-то еще.

Женщины суетливо потянулись к кускам пирога. Откусили по крошечке, вновь возвращаясь к обсуждению неизвестных мне Капреллей и Ирриолей. Но когда пирог был доеден, обе попросили продать им по лепешке и по булке хлеба.

– Знаете, совсем не успеваем с вечера подготовить тесто! – расстроенно вздохнула Милли. – А господа так любят мягкий хлеб с маслом на завтрак.

– Это все из-за того, что солнце поздно садится, – закивала Айза. – Вечерами хочется прогуляться у пруда, но никак не заводить тесто на хлеб. Вот зимой совсем другое дело! В морозы и на улицу-то выходить нет желания…

Переговариваясь, Айза и Милли вышли из пекарни, а к прилавку подошла та, что все это время стояла на пороге.

– Солнечного вам утра, – поздоровалась она, улыбнувшись. Морщинистая рука удерживала маленькую корзинку, рыжие кудрявые волосы выбивались из-под платка на голове, а платье, простое, словно сшитое из тюли, на подоле было чуть запачканным.

– Желаете попробовать пирог? – спросила я, указывая на еще один, последний, лежащий на стеллаже.

– Нет, – женщина мотнула головой. – Я бы хотела купить слоеные булочки, о которых все говорят.

– У меня осталось всего четыре штучки, хватит ли вам?

– Думаю, моему хозяину будет достаточно и четырех.

– Отлично, – обрадовано ответила я, ища на полке бумажный пакет с круассанами. – Так, вот они… Четыре серебряных с вас.

Я внимательно взглянула на женщину. Испугается ли стоимости? Но нет, она протянула руку к мешочку, висящему на поясном ремне, и выложила на прилавок четыре серебрушки.

– А вы тоже чья-то экономка? – спросила я, скорее для того, чтобы вести аналитику тех, кто ко мне приходит.

– Мой хозяин мастер Тень, – ответила женщина тихо.

Забрала пакет и ушла, провожаемая моим ошарашенным взглядом. Служанка мага! Вот это гостья!

Обычное утро в Каане стало совсем необычным для меня. Я обслужила трех покупательниц, вырученные деньги унесла в спальню и, вернувшись в зал, с трепетным ожиданием стала поглядывать на дверь.

Но время шло, и служанки уже разъехались по домам, а из местных так никто ко мне и не торопился. Хотя, я как раз ждала именно их, и уж точно не экономок богатых господ.

А еще немного – Тиммиона. Его я ждала каждый день. Все надеялась, что вот-вот послышится скрип несмазанных колес его повозки, а следом и сам Тиммион так привычно перелезет через подоконник на мою кухню и попросит приготовить для него завтрак.

Мои надежды таяли, как дым. С каждый новым днем я все реже вспоминала, как растягиваются в улыбке его тонкие губы, как он запускает в волосы пальцы и треплет пряди, о чем-нибудь задумавшись. Тиммион медленно, но верно, покидал мои мысли, и только на душе становилось чуточку тоскливо.

После обеда на пороге дома появилась Лилия.

– Смотрю, все наладилось? – улыбалась она, приближаясь к прилавку. – Видела сегодня утром Милли и Айзу выходящих из твоего дома.

– Не знаю, наладилось ли, но отравиться они уже точно не боятся.

– Вот и замечательно. Я же говорила, что все будет хорошо!

– Если бы не ты, – вздохнула я. – Даже не знаю, как тебя благодарить за помощь.

– Да брось, – отмахнулась соседка. – Мне приятно знать, что женщины все чаще начинают зарабатывать на своем любимом деле, а не на кухнях в богатых домах или того хуже – в тавернах.

– Я на самом деле не знаю, уместна ли моя радость. За утро было всего три покупательницы, боюсь, как бы я не начала снова верить в чудо, которого никогда не произойдет. Опасаюсь, что вот-вот решу, что достойна большего, и снова все пойдет прахом.

– Милая моя Анна, знаешь, как я начинала? Я шила при свете лучины – у меня не было денег даже на обычную свечу или масляный фонарь. В комнате, где помимо меня жили еще три моих младших сестры. Знаешь ли ты, что такое три маленьких девочки, которые почти никогда не спят? Они носились вокруг меня до тех пор, пока не устанут, а этого, надо сказать, не происходило! Я в это время подгоняла рукава или собирала оборочки на юбке, а уши, – Лилия указала на свои уши указательными пальцами обеих рук, – приходилось затыкать ватой, чтобы не сойти с ума от шума!

– Как же ты справилась? Мне-то казалось, что ты всегда… ну… – я мямлила, не зная, обижу ли соседку тем, что ей помог кто-то из мужчин.

– Была богата? Нет, никогда. Моя мать осталась вдовой сразу после рождения четвертой дочери, работала в поле в теплые сезоны, а зимой мы ели то, что заготовили на огороде летом. Я шила одежду для служанок за жалкие медяки, и денег хватало разве что на то, чтобы покупать ткани.

– Но сейчас к тебе ходят аристократки…

– Долгие годы упорного труда, – Лилия вздернула подбородок. – Богатенькие леди только пять лет назад стали интересоваться у своих камеристок, кто шьет им платья, и потом они приезжали ко мне по ночам, чтобы никто вдруг не прознал, что они одеваются там же, где их слуги.

Я рассмеялась, представив крадущуюся в ночи Илону с рулоном ткани в руках. Лилия поддержала мое веселье.

– Ну а потом я переехала в этот район, открыла ателье на деньги, полученные от платежного помощника, и повысила цены в сотни раз. Теперь леди хвастаются друг другу, что их наряды шьет сама Лилия Вивиен!

– А твоя мама и сестры? Они где живут?

– Я купила им дом в Мельсоне, потому что моей младшей сестре выпал шанс поступить в академию. Да и мама всегда мечтала жить в столице.

– Все говорят о столичной академии как о чем-то таком, куда может поступить только, – я хмыкнула, – избранный. Что за академия такая?

– А ты разве не знаешь? В столичной академии могут обучаться только дети из знатных родов. Беднякам и даже обычным, пусть и богатым, людям, в нее вход запрещен. Но иногда главы городов выдают стипендию особо одаренным детям, живущим в подчиненном им городе. Вот, например, в Каане это дочка тавернщика Ивона. Рита проходила собеседование у господина Коваля перед советом, и совет единодушно согласился, что девочка гениальна. В будущем могла бы стать помощником артефактора, исследователем, капитаном корабля или вовсе историком! Но Ивон… Ну, да не будем о нем.

– Жаль девочку, – я поморщилась, вспомнив грустные глаза подавальщицы. Отец ей загубил карьеру, не ведая, что творит.

– Я пойду, Ань. Мне привезли просто немыслимое количество ткани для нижнего белья, надо разобрать.

Мы попрощались, и Лилия убежала. Я еще долго думала над ее рассказом о том, как она стала известной швеей, и надо сказать, воспряла духом. У меня тоже все получится!