Глава четвертая

Я с трудом поднялась назад по лестнице. Когда я добралась доверху, мои ноги тряслись, словно я пробежала целую милю. Взволнованная миссис Чандлер вышла из моей спальни.

— Видите, я же знала, что вам нельзя спускаться вниз — слишком рано, вы белее снятого молока. Идите сюда и отдохните на диване.

Я была рада лечь и закрыть глаза — мне было невыносимо смотреть на нее. В ее беспокойстве я чувствовала осуждение.

— Он всего лишь хотел отыскать мисс Аннабел — леди Квинхэм, — сказала я. — Я должна была пойти и сказать ему, где она.

— Моя леди, я могла бы передать ему сообщение от вас, — голос миссис Чандлер был вежливым, но твердым. Конечно, она могла это сделать. У меня не было необходимости спускаться вниз. Но как я могла не пойти туда, если он прибыл из воюющей Франции, и всего лишь, на несколько коротких часов?

— Мне нужно немного вздремнуть, — устало сказала я миссис Чандлер. — Может быть, вам лучше спуститься вниз — я позвоню, если вы мне понадобитесь.

Она ушла. Как только дверь закрылась за ней, я потянулась к кроватке и вынула оттуда мою маленькую Розу, ища утешения в ее теплом тельце. Сила моих чувств так потрясла меня, что я почти жалела, что спустилась вниз. Я знала, что все еще люблю Фрэнка, хотя очень старалась не думать о нем. Я так старалась не выпускать его из клетки в моей голове, держа воспоминания за закрытой дверцей, но теперь встреча с ним освободила их, а я была слишком слаба, чтобы препятствовать этому. Пока я лежала на диване, они нахлынули вновь, золотые, как солнце, золотые, как, то лето, лето радости и надежды. Я снова видела Фрэнка в тот день в Гайд-парке, видела, как он вращает на указательном пальце ручку элегантного зонтика, вырезанную из слоновой кости, глядя на меня с улыбкой, сверкающей в синих глазах. Я снова ощущала его веселый смех, теплую силу его руки, сжимающей мою, когда он произносил эти магические слова: «Когда я снова увижусь с тобой, Эми?»

Вот так это и началось. Я должна была лучше понимать жизнь — моя бабушка объяснила мне, что хорошо, а что дурно. Но я думала, что Фрэнк любит меня, что я нужна ему, и отдала ему все — и согрешила. Так же, как в свое время согрешила и моя мать. На мгновение я снова стала ребенком и услышала дребезжащий, осуждающий голос бабушки: «Ты была, зачата во грехе и рождена во грехе. Ты — грешница». Я уткнулась лицом в подушку и заплакала.


Мисс Аннабел вернулась к чаю. Едва она вошла в дверь, как я увидела два розовеющих пятна гнева на ее щеках.

— Можете идти, миссис Чандлер, — резко сказала она. Как только за матерью Клары закрылась дверь, мисс Аннабел накинулась на меня с яростью фурии:

— Как ты могла, Эми, как ты могла? Ты знала, что я больше никогда не хочу его видеть — и все-таки рассказала ему, где найти меня! Он пришел в клуб, в столовую, сказал там, что будет обедать со мной — и, конечно, его впустили, — ведь мой муж вернулся с фронта. Я должна была сидеть и есть с ним на глазах у всех, делая вид, что ничего не случилось! — она подошла ближе, от ее гнева я вжалась в кресло. — Знаешь, что он посмел предложить мне? Чтобы мы оба все простили и забыли. Фрэнсис решил простить меня! В первую брачную ночь он подарил мне гонорею, которая безвозвратно погубила мое чрево, а теперь соизволил простить меня за то, что я вылечилась без его разрешения — какая наглость!

— Я уверена, что он никогда не хотел повредить тебе... Ее взбешенный голос оборвал мои слова.

— Как ты смеешь защищать его?! — мисс Аннабел замолчала на мгновение и вновь заговорила приглушенным, полным горечи голосом. — Наверное, тебе легче простить его — хотя и с тобой он обошелся в своей обычной безответственной манере, но, по крайней мере, твой ребенок жив. Ты все-таки осталась с ребенком. Но ты же знала, на что идешь, не так ли, Эми? Это была не первая брачная ночь — ты пошла к нему с открытыми глазами, — она, остановилась, гневно перевела дух и вновь начала обвинять меня. — Как же ты могла так бездумно зачать ребенка? Неужели ты даже не подумала о такой возможности? Что случилось бы с Флорой, если бы Леонидас не оказался человеком чести? — она не спускала с меня глаз, произнося эти слова. — Ответ мы знаем — потому что это постоянно случается. Тебя вышвырнули бы в работный дом, а ее отдали бы уличной нищенке!

Мне нечего было ответить. Каждое ее слово было правдой. Бросив на меня последний, презрительный взгляд, она резко повернулась и вышла. Я съежилась в кресле, слезы потекли по моим щекам. Фрэнк не хотел навредить ей, но навредил. Он был беспечным, он ни о чем не задумывался. Но я знала, что он никогда бы умышленно не повредил ей, потому что любил ее. Он всегда любил ее.

Когда Берта принесла мой поднос, я заставила себя есть и пить ради Розы, хотя все время переживала — как я расскажу об этом Лео? Но едва он вошел в мою комнату, я поняла, что в этом нет нужды — мисс Аннабел уже рассказала ему все. Его лицо было хмурым, как грозовая туча, он не сел, а остановился, нависая надо мной.

— Доктор позволил тебе спускаться вниз? — Лео знал ответ, но ждал, заставляя меня высказать его.

— Нет. Я...

— Так почему же ты пошла? — спросил он, сдерживая ярость.

— Он... лорд Квинхэм... он хотел узнать, где найти мисс Аннабел.

— Ты не имеешь права сообщать ему, где она бывает, если она не просила тебя об этом.

В панике я услышала собственные оправдания:

— Но она же — его жена.

Лео напрягся, заставив распрямиться, свои скрюченные плечи и сгорбленную спину. Каждое его слово полыхало гневом, когда он отвечал:

— Как... и ты... моя! — а затем горько добавил. — Несмотря на обстоятельства нашей свадьбы. — Лео замолчал, но только на мгновение, и вновь обвинил меня: — Ты разрешила ему видеться с Флорой.

— Он... он ее... — я не смогла закончить фразу, но невысказанное слово тяжело повисло в воздухе между нами.

— Она — моя дочь! — выкрикнул он. — По закону она моя! Я признал ее. У него нет никаких прав на нее. У них нет законного родства... — он оборвал речь, его лицо побагровело, потому что мы оба знали, что это неправда. По закону моя дочь была сестрой Фрэнка. Лео вдруг повернулся и заковылял прочь, хлопнув за собой дверью. Он даже не взглянул на Розу.

Меня трясло, не от его слов, а от силы его гнева. Я снова слышала ярость в его голосе, когда он кричал: «Она — моя дочь! По закону она моя!» Так и было, было — потому что он был моим мужем. Но я не переставала любить Фрэнка, как бы дурно это ни было. Вина отягощала и давила меня, потому что я поступила дурно, очень дурно — грешно. И этот грех был искуплен единственным человеком, который протянул руку помощи, чтобы спасти меня — человеком, который стал моим мужем.

Лео, не зашел ко мне вечером, но мисс Аннабел зашла. Она безостановочно двигалась по комнате, то, расправляя занавески, то, переставляя вазу с деревянными щепками для камина.

Наконец я нарушила молчание.

— Я очень сожалею, ужасно сожалею о том, что сказала ему, если вы не хотели, чтобы он знал...

Она обернулась ко мне.

— О, конечно, ты не удержалась, ты же влюблена в него до безумия. Ты всегда была от него без ума. Тем не менее, я не понимаю, как ты решилась уступить ему тогда. Ты никогда не была ветреной, не так ли, Эми? Я помню, мама одобрительно отзывалась о твоем поведении, пока не... — ее лицо застыло.

— Я знаю, что поступила дурно, — покорно согласилась я, — но, мисс Аннабел, в конце концов, я же не нарушила ни одну из заповедей. То, что я сделала — внебрачная связь, а не прелюбодеяние, не нарушение супружеской верности.

Голос мисс Аннабел звучал жесткой насмешкой, когда она отпарировала:

— Ты предала свое скромное происхождение, Эми. А к этому греху общество относится гораздо менее снисходительно.

Я вздрогнула, но продолжала защищаться.

— Но это же была всего одна ночь. И если бы вы не поссорились, если бы вы не вернули ему обручальное кольцо, я никогда бы не позволила ему сделать то, что он сделал тогда.

Ее лицо чуть смягчилось, затем она сказала уже спокойнее:

— Пожалуй, ты не позволила бы.

— А прежде, в Лондоне, — настаивала я, — я думала, что он ухаживает за мной. Я не знала тогда, что он был вашим лордом Квинхэмом — он разыгрывал меня, назвавшись мистером Дунном. Я была дурочкой и поверила — позже он говорил мне, что думал, будто я догадываюсь о правде.

— Правда? Он так сделал? — недоверчиво спросила она. — Как я уже говорила, Эми, ты доверчивее, чем я. По-моему, он наслаждался каждым мгновением этого обмана. Теперь, когда ты сказала мне это, я поняла, что он провел целое лето, подсмеиваясь исподтишка над нами обеими.

Мисс Аннабел подошла ближе.

— Эми, давай не будем из-за него ссориться. В конце концов, мы обе расплатились за то, что любили его. Теперь я чувствую только одно — мы не должны и дальше расплачиваться за это. Я-то, конечно, не буду — я усвоила урок. Любить Фрэнсиса больно, это ранит больше, чем я могла даже вообразить. Поэтому я никогда, никогда не повторю этой ошибки. — Я едва выдержала ее взгляд, когда она воскликнула: — Да, я любила его, но теперь я ненавижу его! — ее голос стал тише, она добавила: — Если у тебя есть разум, сделай то же самое.

— Нет! Я не могу...

— Даже после того, как он бросил тебя в беде?

— Нет, он никогда не намеревался этого делать, потому что знал, что я была помолвлена с Джо, Джо Демпстером, — я горестно покачала головой. — Он не предполагал, что я расскажу Джо правду. Он думал, что я выйду замуж за Джо как можно быстрее, — и Джо, не догадается, откуда взялась Флора.

— Так вот какое будущее ожидало бедняжку Флору! Он подвел и свою собственную дочь, — гнев внезапно исчез из голоса мисс Аннабел. — Жизнь порой бывает очень странной, не так ли? Я думала, что буду ненавидеть Флору, но этого нет. Наверное, потому, что она похожа на Фрэнсиса, когда тот был еще юным и невинным, — она улыбнулась — прежняя, юная мисс Аннабел на мгновение предстала передо мной. — Я рада, что Леонидас женился на тебе, чтобы спасти ее. Леонидас — хороший человек, Эми. От своей жены, он заслуживает большего, чем преданность. Я надеюсь, что ты поймешь это.

Когда она ушла, я заплакала рядом со спящей Розой.

Лео пришел ко мне вскоре после ужина. Он был задумчив и сердит, и даже отказался от кофе, который я робко предложила ему. Тогда я подала ему Розу, он немного подержал ее на руках и ласково поговорил с ней. Возвращая ее мне, он сказал, что я, уеду в Истон сразу же, как только закончится мой послеродовый месяц. Я не возражала, потому что теперь в Лондоне я боялась за своих дочерей.

Я боялась за них из-за того, что мне рассказала этим утром миссис Джонстон, домоправительница. Она невзлюбила меня с тех пор, как я впервые появилась в Истоне служить горничной у леди Квинхэм. Миссис Джонстон издавна вела дом в своей манере — медленно и лениво. Кроме того, она обожала выпить — поэтому ей не понравилось, когда на сцене появилась мисс Аннабел. А когда я вернулась туда, как леди Ворминстер, она вознегодовала еще больше — она и ее закадычная подруга миссис Проктер, повариха, которая умела хорошо стряпать, но обычно не утруждала себя этим.

В это утро миссис Джонстон настояла, чтобы ей позволили зайти ко мне в комнату, под предлогом, что ей нужно посоветоваться со мной, хотя никогда ранее со мной не советовалась — она слишком презирала меня. Более того, однажды, заметив, что я поблизости, она сказала миссис Проктер: «Во времена первой леди Ворминстер, святые времена — та была настоящей леди, та была...» — а затем обернулась ко мне в притворном удивлении: «Ох, я и не видела, что вы вошли. У вас ко мне дело... — и после долгой паузы нарочито подчеркнула: ...моя леди?» Поэтому я удивилась, что она пришла, и не сразу поняла, зачем.

— Немецкие цеппелины опять были здесь — они убивают людей каждую ночь с тех пор, как родилась дочь его светлости, — сказала мне миссис Джонстон.

— Как, в Лондоне?! — воскликнула я.

— Они бомбят Лондон, — покачала головой она. — Один из них даже был сбит нашими стрелками и упал в море, весь в огне. Несомненно, они прилетят опять, — она злорадно наблюдала за мной, потому что знала, что я трусиха.

Позже я спросила мисс Аннабел, правда ли это.

— Безусловно, — подтвердила она. — Они летают и в другие места — Шотландию, Норфолк. Восточная Англия пострадала больше — видимо, границы Восточной Англии, уязвимее. Но Леонидас взял с меня клятву молчать и приказал миссис Чандлер и остальной прислуге не говорить тебе ни слова. Он думал, что ты можешь испугаться.

— Я испугалась, — вздрогнула я.

— Боже, Эми, в Лондоне четыре миллиона человек, — засмеялась мисс Аннабел. — Почему ты воображаешь, что немцы попадут в тебя? — ее улыбка увяла. — Вспомни, насколько хуже несчастным раненым солдатам, которые даже в собственной столице не чувствуют себя в безопасности. Но тебе нечего беспокоиться, как только твой послеродовый период закончится, ты вернешься в Истон. Леонидас заботится о детях, и правильно — их незачем зря подвергать опасности.

— Он тоже вернется в Истон?

— Наверное, нет. Он записался добровольцем в Красный Крест и не может просто так порвать с ним.

— Но розы, его розы, они ведь скоро начнут расти...

— Эми, как ты можешь думать, что Леонидас бросит свое дело для того, чтобы провести лето, ухаживая за розами! — резко сказала мисс Аннабел. — Разве ты его совсем не понимаешь? По семейным традициям, если бы он был нормальным, то пошел бы служить в армию, едва став взрослым. Если бы даже он вышел в отставку по возрасту, то немедленно вернулся бы туда, как только разразилась эта война. Прошлым вечером, когда мы беседовали за ужином, он показал мне длинный список имен, где были все, с кем он учился в Итоне. Сейчас они все в униформе. Некоторые даже на десять лет старше его — они могут быть только в запасе, но и они сейчас служат королю и отечеству. Все, кроме бедного Леонидаса. Мне так его жаль! Какое унижение для человека с его родословной — не поддержать короля в такое время.

— Лорд Квинхэм в армии, — осмелилась сказать я.

— Конечно. Я перестала бы носить его имя, если бы его там не было, — лицо мисс Аннабел напряглось, в голосе послышались нотки гордости. — Фрэнсис исполняет свой долг и храбро сражается. Я не сомневаюсь на этот счет, — ее голос стал жестким. — Его патриотизм безупречен — порочна только его мораль.

— Но он любит вас, — сказала я.

Гнев и сожаление смешивались в голосе мисс Аннабел, когда она ответила:

— Эми, может быть, ты еще веришь в сказки со счастливыми концами, но я не верю.

Загрузка...