Я скучала по Лео, дети тоже — жаль, что он должен был вернуться в армию так скоро. Роза едва успела привыкнуть к нему, а Флора расстроилась и не переставала спрашивать, когда вернется папа. Когда я сказала ей, что он не появится до будущего лета, она ударилась в слезы. Утешая ее, я тоже всплакнула вместе с ней. Срок казался ужасно долгим — и неужели Лео пошлют во Францию?
Однако первое его письмо пришло быстро, разминувшись, с моим. — Лео снова послали в Нетли. Я с облегчением вздохнула. Вечером, в постели, я перечитала письмо, оно было сжатым и формальным, как и прежние письма. Я выключила свет и улеглась спать, но сегодня постель казалась мне слишком просторной и пустой.
Едва проснувшись утром, я вскочила с постели и подошла к окну — там снова было дождливо и ветрено. Мое сердце упало. Мистер Селби говорил, что пять лет назад была такая же плохая погода, одно из наихудших лет на его памяти, — но теперь была война. В те дни мы могли ввезти всю необходимую пшеницу, а на этот раз должны были вырастить ее сами. Мы ее и вырастили, но не могли собрать, пока не выглянет солнце. Я со вздохом отошла от окна и стала одеваться.
Внизу, в кабинете, мы вновь обсудили все приготовления. Матрацы, набитые сладко пахнущим сеном, стопкой лежали в углу читальни. Здесь мы временно поселили восемь солдат, а остальные были размещены в селе. Пожилые мужчины и женщины, у которых было место, согласились взять их на постой. Мод Винтерслоу поначалу отказалась, но затем передумала и уступила свою свободную комнату. Как рассказала Клара, бабушка Витерс говорила направо и налево, что Мод отказывается поселить мужчину в доме, так как боится не устоять. Мы обе засмеялись.
Солдаты питались в здании школы, потому что школа не работала до конца сбора урожая. Парты составили в угол, а на освободившееся место были поставлены столы на козлах. Миссис Картер готовила еду в Истоне и упаковывала огромные кастрюли в ящики с сеном, чтобы еда оставалась теплой. Мистер Тайсон и Джесси ставили их на повозку и везли солдатам. Сначала я попросила миссис Картер готовить только для солдат, размещавшихся в читальне, но она составила список продуктов на всех, сказав, что ей все равно, на сколько человек готовить — на восемь или на двадцать. Это оказалось к лучшему, потому что пожилые женщины занялись хозяйством вместо молодых, а те освободились для работы на полях. Так как солдат не хватало, мы были вынуждены привлечь к работе женщин, особенно теперь, когда уборка урожая задерживалась. У нас могло оказаться очень мало времени, когда наконец, настанет хорошая погода — вернее, если она настанет.
Джаэль тщательно подготовила сноповязалку и две жатки, поэтому мы могли жать сразу на трех полях, но жатки требовали гораздо больше рабочих, потому что снопы нужно было вязать вручную. Мы засеяли больше акров, чем в прошлом году, так неужели теперь потеряем часть урожая? Этого нельзя было допустить, потому что многие наши торговые корабли были потоплены подводными лодками, и их груз потерян. До обеда шел дождь, словно погода тоже воевала на стороне Германии.
Я пошла в утреннюю комнату и снова взялась за газету. За завтраком я едва успела, скрепя сердце, просмотреть списки военных жертв — имени Фрэнка там не было. Я увидела, что под Ипром разыгралось новое большое сражение. Был ли Фрэнк там, среди сражающихся.
После обеда приехала миссис Бартон и отвлекла меня от войны.
— Жаль, что я не застала Леонидаса, дорогая, но я не могла приехать раньше — мне нужно было оставаться с моей дорогой Джоан!
Я расспросила ее о сэре Джордже, а она расспросила меня о Флоре, а затем сказала, что младший брат того мальчика тоже заразился скарлатиной — и умер.
— Ох, леди Бартон, это ужасно! — я так и села, мои руки задрожали.
Как только она ушла, я поспешила в детскую и обняла Розу с Флорой. Я с трудом рассталась с ними, чтобы пойти в кабинет имения. Этим вечером я написала Лео, что помню, как он сидел со мной в комнате Флоры, когда она металась в горячке. Я написала ему, как рада, что он был со мной: «Я могла бы впасть в панику и навредить ей».
«Нет, ты не навредила бы ей», — написал Лео в ответ, но я сомневалась в этом. На этот раз его письмо было душевнее. Он написал мне, что все еще находится под впечатлением от облегчения, которое испытал, когда я сказала, что все равно согласилась бы выйти за него замуж, если бы заранее знала, за кого иду. «Ты совершенно уверена в этом, Эми?» Да, я была совершенно, полностью уверена. Я желала бы только одного — догадаться об этом гораздо раньше, потому что и для меня это было большим облегчением. Все значительно упростилось, когда я поняла это — особенно теперь, когда я надеялась снова понести ребенка от Лео.
Однако этой ночью у меня начались крови. Я, конечно, знала, что так у меня было и прежде. Я знала, что отношусь к тем женщинам, у которых крови идут еще пару месяцев после зачатия, но мне так хотелось ребенка, не для себя, а для Лео. Я написала ему об этом, как и обещала, а он написал в ответе: «По-моему, это явление для тебя означает не обязательно то же, что и для других женщин. Пожалуйста, напиши мне, что будет через месяц».
Приближался конец августа, когда погода наладилась, и мистер Арнотт решил на следующий день начать уборку урожая.
— Не знаю, леди Ворминстер, как мы соберем все, если погода снова испортится — у нас не хватает рабочих рук.
После обеда я рассказала об этом Элен, и она предложила:
— Моя леди, моя кузина Бет охотно помогла бы убирать урожай, но у нее двое детей, слишком маленьких, чтобы брать их с собой на поле. Я подумала, а что, если...
И мы решили устроить в классной комнате детскую. Элен с Дорой распоряжались там, а Мод Винтерслоу и бабушка Витерс вызвались помогать. Всего набралось двадцать детишек, вместе с Розой и Флорой, и мы освободили четырнадцать женщин для уборки урожая. Даже морщины мистера Селби разгладились, когда он услышал об этом, хотя он тут же нашел другие затруднения:
— Арнотт, однако, сказал, что ему не хватает квалифицированных людей...
— Мы справимся, мистер Селби. Мы должны справиться.
На следующее утро мы с ним стояли на Хай Хэмс. Мистер Арнотт поплевал на ладони, взял косу, плавно взмахнул ею — и первая полоса золотых колосьев упала на землю. Начался истонский сбор урожая. Когда первая дорожка была открыта вручную, крепкие плечи лошадей навалились на упряжь и потащили сноповязалку по жнивью. Мистер Арнотт снял шапку, чтобы вытереть пот со лба, затем обернулся к женщинам и начал отдавать распоряжения. Убедившись, что каждая знает, что делать, он вызвал солдат и повел их на следующее поле.
Весь остаток дня я была очень занята. Мы считали, что продумали все заранее, но, конечно, многое не предусмотрели. Возникли проблемы, с которыми требовалось разобраться, решения, требующие принятия, ссоры, которые нужно было сгладить — от раздраженного высказывания Элен, сердито уставившейся на Марту и Мод: «Моя леди, эти две склочницы хуже всех детей, вместе взятых», до замечания мистера Арнотта: «Кое-кто из этих солдат думает, что явился сюда в отпуск. Взгляните-ка на этого чурбана — снял рубашку! Разве он не знает, что солома царапается, а солнце жжет?»
— Я пойду и поговорю с ним, мистер Арнотт. В крайности, у Клары есть смягчающая мазь.
После обеда у Танцора отвалилась подкова. Воздух вокруг мистера Арнотта накалился.
— Сайке отведет его в кузницу. Этот Танцор слишком норовист, чтобы доверить его мальчишке...
У нас было четыре лошади для сноповязалки, поэтому Сайке ушел с Танцором в кузницу, но напарник Танцора, Гордец, был жеребцом и тоже нуждался в твердой руке. Им вызвался управлять один из солдат, сказавший, что ездил верхом прежде. Мистер Арнотт успокоился, но ненадолго.
— Ездил верхом прежде! Вы только взгляните на него, моя леди!
Но я смотрела не на сноповязалку. Заметив, что Мэри Тайсон взглянула через поле и подтолкнула Джейн Чандлер, я проследила за их взглядами и увидела Фрэнка.
Он шел по жнивью прямо ко мне и улыбался, солнце сияло золотом на его волосах, голубые глаза на загорелом лице смотрели только на меня. Голос мистера Арнотта звучал рядом со мной, но, казалось, уплыл на сотни миль отсюда. Я слышала только один голос, сказавший:
— Привет, Эми, как дела? — улыбка Фрэнка стала еще шире.
Я что-то пробормотала в ответ, а мистер Арнотт приподнял шапку:
— День добрый, мой лорд.
— Добрый день, Арнотт. Как урожай? Вижу, вы завербовали на помощь группу амазонок, — Фрэнк заразительно засмеялся.
Мистер Арнотт хмыкнул.
— Они неплохо работают — но посмотрите вот на этого, — он показал на солдата, садящего верхом на Гордеце. — Сказал, что умеет ездить верхом! Может быть, он и может молоко возить на осле, но уж будьте уверены, на сноповязалке да с такими лошадьми от него нет толка. Будет просто счастье, если он кое-как продержится до возвращения Сайкса.
— Хотите, я возьмусь за это вместо него?
— Если можно, мой лорд, — обрадовался Арнотт. — Это была бы большая помощь.
— Держи, Эми! — фуражка Фрэнка перешла ко мне, а за ней — военный китель. Затем Фрэнк стремительно пошел по полю, мистеру Арнотту пришлось ускорить шаг, чтобы успеть за ним. Я смотрела, как он вскочил в седло, как уверенно взял поводья в руки, как его прямая, стройная спина стала удаляться от меня.
Солдат сконфуженно пробормотал:
— Прежде я всегда ездил со стременами.
— Это его светлость — но он может обходиться без них. Он умеет управляться с лошадьми, умеет.
И Фрэнк умел, умел. Я наблюдала за ним, сжимая жесткий козырек его офицерской фуражки так, словно не хотела никогда выпускать ее из рук. Затем я пошла под вязы и уселась в их тени. Нелла улеглась рядом со мной.
Я, оставалась там около часа, глядя, как Фрэнк правит сноповязалкой, медленно ползающей туда и обратно по полю. Я сказала себе, что должна остаться, потому что он оставил под моим присмотром фуражку и китель, хотя знала, что не это — настоящая причина. Я осталась, потому что не могла отвести от него глаз. В своем хаки он казался золотым под лучами солнца — если бы сам Аполлон спустился с неба, чтобы помочь с уборкой урожая, он выглядел бы точь в точь, как Фрэнк. Поэтому я и осталась, посмотреть на него.
Другие женщины тоже наблюдали за ним. Я видела, как они иногда разгибали спины и как бы случайно бросали взгляды на него — а затем на меня. Но я сидела в тени вяза, прижимая к груди его китель словно ребенка.
Мистер Сайкс пришел с Танцором, лошадей сменили, а взмыленную пару повели отдыхать. Мужчина с жатки взял жбан с сидром и протянул Фрэнку. Загорелая шея Фрэнка вздрагивала, когда он глотал, затем он вернул жбан и вытер рот тыльной стороной ладони. Слово, вспышка смеха — а затем он пошел к краю поля, где сидела я. Он уселся рядом со мной на траву и через мгновение растянулся в тени вяза.
— Вот я и нагулял аппетит перед ужином, на который ты пригласишь меня, Эми — потому что для чая уже слишком поздно.
— Будет только тушеный кролик и вареники.
— Боже мой, неужели твоя новая кухарка не могла приготовить ничего получше?
— Она очень занята приготовлением еды для сборщиков урожая, — то же самое будут есть и солдаты.
— Ну, раз я сегодня тоже сборщик урожая, то, наверное, должен есть их скромную пищу.
Перевернувшись за живот, Фрэнк сунул в рот соломинку и прищурился, скосив на меня взгляд.
— Как ты, Эми? Вижу, что красива, как всегда. Лето идет тебе — твои волосы выгорают до золотого оттенка, а глаза делаются такими теплыми и нежными. Ох, ты, она краснеет! — Фрэнк рассмеялся. — Кажется, мне очень легко разрумянить тебя, мой спелый, золотистый персик!
Он сел на корточки, затем мгновенным движением поднялся на ноги и подал мне руку.
— Вставай, Эми. Я попросил Сайкса позже привести мою лошадь к особняку, поэтому провожу тебя домой, а там ты организуешь мне ванну — или я не захочу ужинать тушеным кроликом и варениками.
Я выпустила руку Фрэнка сразу же, как встала на ноги — мне вообще не следовало бы принимать ее. Кроме того, за нами наблюдали женщины. Он шел рядом со мной, широким, легким шагом, пока мы не дошли до тропинки.
— Мы пройдем этим путем — на дороге толпятся телеги, — сказал Фрэнк. Мы с Неллой послушно последовали за ним. Когда тропинка пошла под гору, он спросил меня: — Помнишь, Эми, как мы по утрам встречались с тобой в парке?
— Да, помню.
— Тогда ты тоже всегда приходила с собакой. Давай притворимся, что Нелла — это Граф. — Нелла трусила позади меня — это было похоже на топот больших лап Графа. — И давай представим, что ты снова шустрая горничная леди — сколько же лет тебе было тогда?
— Семнадцать, восемнадцатый шел.
— Ты и сейчас не выглядишь старше, здесь даже и притворяться не нужно. А мне было двадцать два, и весь мир лежал у моих ног — один длинный, сплошной путь веселья, восторгов и наслаждений. Давай притворимся, Эми! — Фрэнк улыбнулся мальчишеской улыбкой того золотого лета. Увидев ее, я снова стала семнадцатилетней, когда мы оба были свободными от груза грехов и сожалений, свободно гуляли вместе, свободно смеялись вместе — и свободно любили друг друга. Фрэнк, вспоминая, рассказывал мне о приемах, балах и крикетных матчах, а я слушала и с обожанием глядела на него. Так мы шли по тропинке, пока не дошли до ограды.
— Боже, поставили ограду, как в Гайд-парке! — ухватившись за перекладину, он одним движением перемахнул через нее, а затем повернулся ко мне. — Залезай, Эми! — Я вскарабкалась на нижнюю перекладину, а Фрэнк протянул руки и подхватил меня за талию. — Сейчас мы ее одолеем, — он поднял меня, перенес через перекладину и осторожно поставил на землю по ее другую сторону. Не выпуская моей талии, Фрэнк смотрел на меня сверху вниз, его лицо было так близко, глаза сияли голубизной — но это были глаза не того смеющегося юноши, и я уже не была той девчонкой.
Я вырвалась из его рук и позвала: «Нелла, Нелла!» Она подбежала ко мне, а я нагнулась и обняла ее за шею. Не поднимая глаз на Фрэнка, я прошептала:
— Слишком поздно, слишком поздно притворяться.
— Да, — мягко сказал он. — Мне и тогда не следовало притворяться — это была моя первая ошибка. Как поживает Флора, Эми?
И я рассказала ему, как она болела скарлатиной, как я переживала за нее, а Фрэнк молча слушал, пока мы не дошли до дома. Пока он принимал ванну, Клара помогала мне чистить его форму. Она ничего не говорила, но по ней было видно, о чем она думала.
— Лорд Квинхэм помогал убирать урожай, — объяснила ей я. — Танцор потерял подкову, а Гордецом нелегко управлять, поэтому лорд Квинхэм вызвался... — я понимала, что говорю так, словно оправдываюсь.
Когда я замялась, она спросила:
— Он останется ночевать, моя леди?
— Ох, он не говорил. Я не думаю... я не знаю... Клара фыркнула. Когда я поднялась в детскую, Элен не фыркнула, но было заметно, что ей хочется это сделать. Так как сначала я побывала в кабинете имения, Фрэнк раньше меня пришел сюда и сидел у окна с Флорой. Мы оставались здесь, пока не раздался звонок одеваться на ужин.
— Ты останешься на ночь? — спросила я в коридоре.
— У Этти Бартон, но я сказал ей, чтобы меня не ждали к ужину. Увидимся позже, Эми.
Я пошла к Кларе, чтобы сообщить об этом.
— Очень хорошо, моя леди. Что-нибудь еще? Когда я вышла из ее комнаты, Фрэнк уже дожидался меня в холле, чтобы идти на ужин. Он не сводил с меня глаз, пока я спускалась по лестнице.
— Мм-м, одежда несколько строгая — но признаю, ты не нуждаешься в приукрашивании, — Фрэнк элегантно предложил мне руку, я оперлась на нее кончиками пальцев. — Не бойся, Эми, я вряд ли укушу женщину, даже когда голоден. Так идем?
— Элен рассказала мне, что старик только что уехал, — сказал он, когда мы сели за стол.
— Двенадцать дней назад. Он был здесь в отпуске по ранению.
— Да, я знаю об этом — ходили слухи. Тем не менее, он, наверное, выздоровел полностью, раз вернулся на службу. Неужели ему показалось мало? Я уверен, он мог бы выхлопотать отставку.
— Нет, — покачала я головой, — он не хочет уходить в отставку, пока война не кончится.
— Если она кончится, — резко заметил Фрэнк. — Давай не будем говорить об этом.
— Ты надолго в отпуске?
— Как обычно, на две недели. Не разгуляешься, конечно — с этим всегда надувают. Я приехал еще вчера, но у меня было кое-какое... хм... дело, задержавшее меня в Лондоне.
— А сегодня ты приехал повидаться с Флорой? — поспешно спросила я.
— И с тобой, Эми, — я почувствовала, что мои щеки загорелись. — А теперь, когда я увиделся с тобой, не сказать ли мне то, что я собирался сказать? — голос Фрэнка звучал беспечно.
— Что?
— Что я люблю тебя, Эми — безгранично, отчаянно, — на этот раз голос Фрэнка был совсем не беспечным.
— Нет! Ты не должен...
— Боюсь, с этим ничего не поделаешь, — Фрэнк улыбнулся над моим смущением. — Нет, неправда, я нисколько не боюсь этого и не хочу ничего делать с этим. Это же чудеснейшее ощущение на свете — быть влюбленным, — он наклонился вперед, серьезно глядя на меня. — Знаешь, когда Аннабел бросила меня, я не переставал вспоминать, что чувствовал, влюбившись в нее, и думал, что никогда уже не буду испытывать подобного чувства к женщине. Но сегодня, увидев тебя на поле, с золотыми от солнца волосами и симпатичным, розовеющим носиком, я подумал — я люблю ее, я люблю ее! Я едва удержался, чтобы не перебросить тебя через плечо и не убежать с тобой куда-нибудь далеко отсюда. И наконец, все в мире встало на свои места. Безумие, правда? Ты вышла замуж за другого, он присвоил моего ребенка, вокруг идет эта богомерзкая война — а я, сидя на том коне, был счастлив как король!
Наконец я обрела голос:
— Ты не должен, ты не должен, я — жена Лео!
— Я знаю, — свет в глазах Фрэнка угас. — Но его здесь нет, и он не скоро здесь появится, если учесть последние известия о том, как пошла эта заварушка. Поэтому не бойся, Эми, я пока продолжу игру. Я буду законченным британцем и выдержу характер до конца войны, но затем превращусь в ярого француза, приду и отобью тебя у него! — я открыла рот, но Фрэнк все еще говорил помрачневшим голосом: — Если выживу, конечно, что в настоящее время не кажется слишком вероятным. Вряд ли я сумел бы держаться, если бы не было тебя, Эми, если бы я не думал о тебе. Мужчине нужно о чем-то мечтать, когда он вдали от дома.
И я придержала язык.
Фрэнк осушил бокал вина.
— Ты ведь смотрела на меня, когда я был на поле? — сказал он. — Я видел тебя. — Жар залил мое лицо. Фрэнк продолжал: — Я видел, что эти старые мымры, следили за тобой. Не секрет, что истонский воздух — за пределами твоей чистой, окружающей тебя атмосферы — насыщен осуждением. Не могу сказать, чтобы это беспокоило меня, но, — он пожал плечами, — я не хочу, чтобы они доводили тебя до слез, стоит мне уехать отсюда, поэтому не загощусь здесь. В любом случае, я собирался поехать в Шотландию на охоту.
— Это далеко.
— Да, но я поеду в спальном вагоне — и не буду терять времени на сон, потому что одна ловкая молодая актриса навязалась мне в спутницы. Видишь, Эми, я ничего от тебя не скрываю. Ты все равно понимаешь, что я из себя представляю. В этом, наверное, кроется большая доля твоего очарования. Ты знаешь все мои недостатки, но все-таки любишь меня, так, Эми? — Я боролась со слезами. Фрэнк ласково сказал: — Ладно, не расстраивайся, можешь не отвечать. Твои глаза уже дали мне ответ, я читал его там с самого полудня. А теперь, если ты больше не хочешь этого супа, я позвоню Тимсу, и мы продолжим наш вежливый, приличный ужин. Затем ты напоишь меня кофе, и я вернусь к Этти — она сказала, что, конечно, будет ждать меня. С утра, я уеду в город — можешь сообщить это своей прислуге. Разве я теперь не хороший мальчик, Эми?
— Хороший, — улыбнулась я ему. Фрэнк улыбнулся в ответ.
— Забавно, что война делает с людьми, — сказал он за кофе. — Жажда любви вместо жажды крови — дьявольская разница, по-моему. А теперь, расскажи побольше о моей дочери. Она учится ездить верхом? Кстати, Эми, мне хотелось бы иметь ее фотографию, — он взглянул мне в лицо. — Пожалуйста, Эми, это очень помогло бы мне.
Я пошла к своему секретеру и достала одну из фотографий, сделанных в Тилтоне для Лео, где мы были все трое. Фрэнк улыбнулся, получив ее:
— Как ты догадалась, что я хотел попросить и твою? Спасибо дорогуша, — он вынул свой кожаный бумажник и, аккуратно уложив карточку внутрь, положил его в карман мундира и застегнул на кнопку. Я почувствовала себя виноватой, подарив ему такую же фотографию, как и Лео, но у меня не было других фотографий Флоры. Фрэнк огляделся вокруг: — Не слишком веселая комната, даже летним вечером, правда? Тебе не кажется, что она несколько угнетает?
— Я обычно пью кофе наверху, в своей гостиной.
— Но мне туда нельзя? — я почувствовала, что краснею. — Разве ты не доверяешь мне, Эми?
— Я... нет!
Фрэнк зашелся смехом.
— Это хорошо, а то бы я подумал, что больше не волную тебя. Ладно, пусть будет скучная респектабельность большой гостиной, — он откинулся в кресле. — Черный, милая Эми, без сахара.
За кофе мы говорили о Франции — не о военной Франции сегодняшних дней, а о Франции его детства. Я завороженно слушала, а Фрэнк, забывшись, перешел на французский. Когда я ответила на том же языке, он засмеялся и поддразнил меня:
— Моя крестьяночка, прямо из деревни. Когда-нибудь, Эми, я научу тебя правильно говорить по-французски, а затем возьму в Париж и накуплю тебе шляп — шикарнейших шляп во всем мире! Боже, который час? Мне давно пора уходить, иначе Этти будет беспокоиться. Проводи меня наверх, взглянуть напоследок на дочь.
Я повела Фрэнка в детскую и постояла рядом с ним, пока он вглядывался в личико спящей Флоры.
— Она красива, как и ее мать, — нежно выдохнул он. Я почувствовала себя Иудой.
Он пошел переодеваться в форму, а я спустилась вниз, чтобы дождаться его там вместе с мистером Тимсом. У двери Фрэнк взял мою руку и официально пожал:
— До свидания, леди Ворминстер, было очень приятно поужинать с вами, — затем он понизил голос: — Аи revoir, ma cherie, — его пальцы погладили мою руку.
Спускаясь по ступеням, Фрэнк оглянулся через плечо: — Я навещу тебя перед отъездом в армию, — он подбежал туда, где мистер Тайсон держал его лошадь, вставил ногу в стремя и одним грациозным движением вскочил в седло. Взяв уздечку в одну руку, другой он махнул мне на прощание, и уехал.